Когда малыш болеет

Ощущение, что Хванун заболел, приходит к нему не сразу. Все начинается с фестиваля, когда для выступления на улице им приходится снять куртки. Ёнджо сообщает, что если все пройдет удачно, то участие в конкурсе им обеспеченно, и Хванун старается не жалея своих сил. Потому что, во-первых, конкурс — это святое. Во-вторых — об этом сказал Ёнджо. Не то чтобы младший как-то его выделял из всех или чувствовал за ним лидерство, нет. Просто слова Кима всегда имели над ним какую-то силу. И даже если Хванун этого не признавал, то его сердце утверждало обратное. И каждый раз стоило Ёнджо повернуться к нему, обнять, взять за руку — сознание младшего тут же куда-то уплывало, и думать уже не хотелось ни о чем, кроме как о прикосновениях хена. Они заканчивают свой танец общей позой, Хванун произносит последние слова из песни и резко заглатывает холодный воздух так, что легкие обжигает. Он чувствует, что задыхается от потраченных усилий и выступления на улице, но старается сдерживать себя, ведь микрофон включен, и убрать от своего лица он его не может. Они вместе кланяются и спускаются со сцены, и прежде, чем нога Хвануна касается последней ступеньки, он рывком срывает с себя всю аппаратуру и заходится в сильном кашле. К каждому члену группы подходит стафф и помогает все снять, поэтому Хванун тихо радуется, что его минутной слабости никто не заметил, и мысленно вознаграждает себя заслуженным сладким за такую хорошую конспирацию. Через пару дней приходят результаты, которые торжественно им сообщает Ёнджо: они прошли. И после этого каждый почему-то считаем своим долгом подойти и ударить Хвануна по спине, отметив при этом его хорошую работу. И все бы ничего, ребята постоянно так делают, но легкие младшего и без того горят огнем, так еще и старшие добавляют новую порцию боли.

***

Хванун меряет температуру и видит там 37.5. И это выглядит для него как самый ужасный кошмар, потому что самое страшное — это когда ты подводишь всю свою команду, а они верят в твои силы, тем более, что младший почти везде держит центр, и если он свалится перед самым выступлением, то заменить его не сможет никто. Они собираются вместе на тренировке, где нужно заново все прогонять. Хванун прижимается к стене и очень старается с ней слиться, лишь бы никто не заметил, насколько ему плохо сейчас. Он прикрывает глаза и прикладывает холодную бутылку ко лбу. Приятные ощущения приходят не сразу, но как только он начинает растворяться в этом чувстве, рядом появляется Гонхак, в глазах которого если и читается беспокойство, он о нем не говорит. — Начнем? — спрашивает тот, на что получает утвердительный кивок головой от Хвануна, и они оба проходят в центр зала. Репетиция длится час, но Хвануну кажется, что вечность. Каждая клеточка его тела ноет от прикладываемых усилий. Он чувствует, как пот стекает по вискам, но в то же время ему так холодно, что тело бьет озноб. И это его собственное проклятье. Парни о чем-то перешёптываются прежде, чем выйти из зала, а младший кидает им в след, что останется еще позаниматься. Насколько удачной получилась его маленькая ложь — Хванун не знает, его ноги уже не держат. И как только за Гонхаком закрывается дверь, парень оседает на колени, чувствуя, как уплывает сознание. Последнее, что ему удается услышать, это тихое: — А я все думал, когда же ты наконец сдашься… Дальше все почему-то обрывками: сначала много света, потом, наоборот, абсолютная темнота. Мягкие руки и жесткий диван. Прохлада на лбу и жар в голове. И это бессилие, которое качается где-то на границе сознания, последняя мысль, которая держит его в реальности. — Ты нас не подвел, все хорошо, — шепчет до боли приятный голос прямо над ухом. Потом чужая рука отодвигает волосы ото лба и нежно целует младшего. Глаза получается открыть не сразу. За окном темно, а в общежитии слишком тихо. Хванун слышит только тиканье часов и чье-то размеренное дыхание над своей головой. Он осторожно тыкает человека сверху в щеку и просит воды. Свет включается, и в поле зрения появляется обеспокоенное лицо Гонхака. Он своей ладонью трогает лоб младшего и поджимает губы: Хвануну лишних слов не надо, он по себе чувствует, что температура у него и не думала спадать. — Давно ты здесь? — спрашивает младший чуть хриплым голосом, жмурясь от яркого света. — Нет, — улыбаясь, произносит Гонхак и подносит к губам больного стакан с водой. Хванун чуть приподнимается на локтях и медленно делает глоток. Горло жжет, тут же наружу просится кашель, но младший упорно сдерживает его, пытаясь казаться сильным. — А где все? — произносит он чуть сдавленно, опускаясь обратно на подушки. — Неужели я их так напугал, что они разъехались, боясь заболеть? — Хванун пытается пошутить, но по лицу Гонхака видно, что это ему не особо удалось. — Сейчас три ночи, они все спят. У тебя просто уши заложены, вот ты и не слышишь этого жуткого храпа, а тебя было решено положить в гостиной, чтобы ты и соседа своего не заразил. — Вот как, тогда ты чего не спишь у себя? — Моя очередь за тобой приглядывать. — Понятно, — шепчет Хванун, морщась от головной боли. Он бы поговорил еще с другом, но нет сил. Да и Гонхак не в лучшем расположении духа, поэтому он просто говорит: — спасибо, что приглядывал. — Поблагодаришь лучше за это Рейвена завтра, — говорит напоследок старший и выключает свет. Слова смешиваются с тиканьем часов в голове Хвануна, и он снова проваливается в сон. Утро снова почему-то оказывается слишком тихим. Но этот раз рядом никого нет. И в общежитии тоже пусто. Сейчас Хванун уверен, что он тут один, поэтому решает, что ему надо хотя бы сходить в душ, ведь после тренировки он так этого и не сделал. Почему-то принять такое решение оказывается легче, чем его осуществить: ноги подкашиваются буквально при первой попытке встать, но Хванун упорно пытается добиться желаемого. С трудом доползает до стены и, медленно передвигаясь по периметру комнаты, направляется в ванную. Его хватает только на то, чтобы умыться — перед глазами все снова плывет и хочется обратно лечь. Но путь до дивана представляется слишком сложным, поэтому Хванун прямо здесь усаживается на корточки и прислоняется больной головой к холодной раковине. — Скажи, тебя можно хоть на пять минут оставить одного? — недовольное бурчание Рейвена над ухом заставляет Хвануна подняться. Младшему не хочется выглядеть в его глазах слабаком. Но как только он выпрямляется, сознание тут же начинает его подводить, и в следующий миг вокруг тонкой талии обвиваются сильные руки старшего. — Какой же ты еще ребенок, Уни. Куда пошел один? — В душ, я грязный, — хнычет младший, утыкаясь носом куда-то в шею Ёнджо. В ушах раздается напряженный вздох, а в следующую секунду его тело с легкостью поднимают и относят обратно на диван. — У тебя температура тридцать девять, а ты тут разгуливаешь. Совсем глупый? — Хванун искренне не понимает, как ему реагировать на эти слова, потому что не обидно вовсе. И да, возможно, что он чуть-чуть глупый раз довел себя до такого состояния. Он надувает губы и начинает по-детски всхлипывать. — Продолжишь вести себя как маленький, и я сделаю то, что тебе не понравится. — Ну так сделай, а не то… — фраза младшего остается незаконченной, потому что его губы накрывают чужие. Это всего лишь одно осторожное и нежное прикосновение, длившееся буквально мгновение, но Хванун теряет дар речи. Он смотрит на покрасневшего Рейвена, видит, как тот пытается безуспешно спрятать свое смущение от изучающего взгляда младшего. И улыбается. Так предательски солнечно, что Рейвену безумно хочется повторить, но не сейчас. — Сделал бы ты это раньше, и я бы не заболел, — шепчет Хванун и тянет свои ручки к лицу старшего, — можно еще? — Нет, — произносит строго Ёнджо, но тут же смягчается под грустным взглядом Уни, — вот поправишься, и я подумаю. — Тогда пока что будешь спать с грязным мной, — Хванун хватает своего хена за шею и притягивает к себе. Старший теряет равновесие и падает головой ровно на подушку рядом с Хвануном. Этот маленький ребенок обвивает его талию и закидывает на Ёнджо все свои конечности, приковывая к себе, а Рейвену не остаётся ничего иного, кроме как накрыть их обоих одеялом и дать своему яркому солнышку поспать еще. Наверное, когда остальные вернутся после записи, то будут немного (или много) удивлены. Но Ёнджо подумает об этом после, сейчас главное, чтобы Уни поспал. И выздоровел. И не забыл своей просьбы, ведь Рейвен уж точно не собирался ему отказывать.