О, наконец-то, дом, думает Тсунаеши, возвращаясь в свои комнаты в особняке, и, да, именно это он называет домом, несмотря на то, что даже запертые двери не остановят его Хранителей, если им нужно будет дое… достучаться до своего босса.
Его кабинет, спальня и ванная. Прекрасно. А в спальне еще и этот маленький холодильник, он предназначался для выпивки, но пить Тсунаеши не любит, а вот иногда вкусно перекусить — с радостью. Поэтому сладкие роллы или итальянские десерты прятались там и ожидали своего часа. Савада даже приободряется, представляя, как сейчас разденется — уже начал стягивать пиджак — рухнет на кровать и съест какой-нибудь огромный тирамису, а затем уснет, план прекрасен, план одобрен, можно выполнять.
Он взбодряется окончательно, когда видит ну очень знакомый женский силуэт на
его кровати. Брюнетка поднимает голову на него, приветливо взмахивает рукой и…
— Ты что тут делаешь?
— Отдыхаю, — отвечает не кто иная как Реборн, затем косится на стеклянную розетку — о, да, она не тронула тирамису — с чем-то кремово-розовым. — Ем.
— Почему у меня? — у Тсуны очень четкое желание прямо сейчас выйти, а затем снова войти, и чтоб все, что сейчас происходит, было лишь плодом его воображения.
— Мне захотелось? — проговаривает она с такой же интонацией. Отличная аргументация, ничего не скажешь. — Кстати, классная ванная, я думала, будет нечто вычурное, но нет.
— Ты… — запинается Савада. — Ты залезла в особняк королевской семьи мафии, в комнату босса сквозь всех охранников, приняла душ и теперь лежишь на его кровати, сжирая его еду — это как вообще понимать? — обреченно заканчивает мужчина, наконец скидывая на кресло пиджак и стаскивая за пятки строгие туфли.
— Понимать как-то, что здесь херовая охранная система, — Реборн наблюдает за тем, как выпрастывают рубашку, расслабляют верхние пуговицы и манжеты, и даже пододвигается, чтоб можно было комфортно рухнуть в складки одеяла. «Я не буду с этим разбираться», — бурчит лицом вниз Тсунаеши, поглядывая одним глазом на женщину и подмечая до сих пор влажные волосы. Недавно притащилась, значит. — Вот влезут к тебе какие-нибудь громилы-недоумки, тогда посмотрим.
— Пока что ты вообще единственная, кто сюда пролез, учитывая камеры и гиперопеку некоторых моих Хранителей.
— Ты даешь мне очередной повод для гордости, спасибо большое, — Реборн разочарованно смотрит на съеденное лакомство, но прежде, чем она вообще думает о том, чтоб забрать что-нибудь из этого маленького холодильничка, Тсунаеши, перебирая ногами, как какая-нибудь сороконожка, запутавшаяся, где лево, а где право, подползает по простыням к нему и забирает так желаемое весь этот день тирамису. И совершенно спокойно укладывается обратно под пристальным ироничным взглядом.
— То есть, тебе было мало того, что один из твоих Хранителей пытался меня подстрелить, того, что я тебя выдернула из-под несущегося автомобиля, так ты еще и поесть мне нормально не даешь?
Леон выбирается из-под подушки и рокочет что-то на своем хамелеоньем, подставляясь под пальцы хозяйки.
— Нормальная еда — это явно не сладости. И вообще, ты всегда будешь мне это припоминать?
— Конечно всегда, — жмет плечами женщина. — Покажи мне место, где я смогу спокойно поесть, не думая о том, что какой-нибудь мудак захочет присвоить мой статус в мире мафии себе.
— Для той, что обещала меня самолично убить, ты вообще слишком сильно печешься о моей сохранности… — выдыхает Савада, массируя виски. Реборн хмурится, постукивая ложечкой по стеклянным краям.
Она же сказала, что самолично займется вопросом его смерти, это означает, что никто другой не смеет на этого мальчишку покушаться, что неясного-то?
— В пригородах Рима наверняка много кафешек, куда не заглядывают те, кто хочет спихнуть тебя с законного места, — добавляет Савада спустя какое-то время, и у Реборн в груди какая-то непонятная радость за то, что Дечимо Вонгола признает то, что она достойна своего места. Хотя смешно: кто бы рискнул при ней не признать.
— Смешно, туда еще добраться надо.
— Легче влезть в охраняемый дом.
— Я уже высказалась по поводу охраны.
Тсунаеши рассматривает развалившуюся на его кровати женщину, которую вообще-то было бы неплохо привязать к Вонголе — и к себе, давай, мальчишка, признавайся честно — и пододвигается ближе. От нее несет
его шампунем, и это смущает. Самую малость. К тому, что она расстегивает рубашки более, чем на три пуговицы, он уже успел смириться за пару месяцев их близкого знакомства, для него заключавшегося лишь в двух правилах: выживать и не залипать так сильно на ту, что тебя в несколько раз старше. А, на этот раз черное белье, ага.
И глаза обычно черные, которые точно подмечают, куда сместился взгляд, искрятся желтым весело-весело. Тсунаеши уже даже взгляд смущенно не отводит. Просто отводит. Потом смущается. Ушами и шеей.
— Могу показать одну, если тебе самой лень искать.
— Маленький Вонгола приглашает на свидание? — усмехается брюнетка, прищурившись. — Все для того, чтобы я случайно не оказалась в твоей кровати?
— Это звучит отвратительно, — морщится Тсунаеши, и не понимает, то ли обижает этим высказыванием, то ли веселит. Возможно, и то и другое.
Она все равно оказывается в его кровати, заснув. Открывая глаза каждый час и на каждый подозрительный звук. Савада закрывает окно в приступе заботы, вытаскивает себе отдельное одеяло и подушку и укладывается на другой стороне кровати лицом к затянутой в рубашку спине, вздымающейся от вздохов. Реборн не шевелится во сне, замерев. Интуиция все так же считает, что быть рядом с ней — душно.
Реборн под утро смеется, видя, какие мешки появились под глазами Десятого Вонголы.
Есть дом, а есть просто место, которое может исполнить желание побыть в спокойной обстановке подальше ото всех разборок. Когда в Реборн, вновь забравшуюся в окно, неожиданно прилетает самолетик и даже заставляет пошатнуться, у нее и у Савады одновременно возникает мысль, что об этом никому нельзя говорить. Бумажки испугалась, пф. Она разворачивает его, вчитывается в дату и время — и переводит на него взгляд:
— Ты чего, серьезно решил мне ту кофейню показать?
У нее высоко приподняты брови, отведена повыше шляпа и в общем явное недоверие на лице. От этого самую малость обидно, он же говорил, что собирается сделать и еще вроде ни разу своего слова не нарушал.
— Мы же вроде обсудили мое нежелание видеть, как систему охраны обставляет раз за разом один-единственный человек.
— И поэтому ты решил выделить мне время и свозить поесть? Легче было бы сказать вашим инженерам, что они в очередной раз проебались, — Реборн сворачивает бумажку вчетверо, соскакивает с подоконника и подходит к пачке с заданиями на устранение, рассматривая. Имеет право, впрочем, же подписала контракт на одностороннее сотрудничество. — Что? — хмурятся темные брови, когда Тсунаеши тихо посмеивается.
— Все это выглядит так, словно ты боишься.
— За такие предположения можно получить в морду.
— Я ее сам подставлю, если надо, — жмет плечами мужчина. — Так ты придешь?
— Савада, ты пьян? — она подходит ближе, наклонившись и помахав ладонью на себя. — Да вроде нет. Просто долбанутый? — задумчиво хмурится, приложив к подбородку пальцы.
— Да что не так-то? — упирает руки в бока Тсунаеши, потому что ему совсем не нравится ощущать себя ниже под все тяжелеющим взглядом самых опасных глаз. Кажется, рядом с разъяренным Занзасом было проще стоять нежели с ней, которая сжимает руки в кулаки, сдерживая себя, чтобы не впечатать один в аккуратный азиатский нос.
— Да правда, Савада, что не так-то, приглашать лучшую в мире убийцу поехать черте куда, чтобы поесть. Тебя вообще ничего не смущает? Я слежу за тем, чтобы моя еда не была отравлена, не хватало мне еще и за твоей присматривать!
— Мне казалось, Пламя Солнца перерабатывает все яды в организме носителя? — Реборн морщится, отводит взгляд — и сразу становится понятно, что есть те, которые не подвластны и ей. — И я в силах проследить за своей тарелкой.
— Ты до сих пор не можешь сказать, чтобы починили эту гребаную камеру на углу, чтобы я не могла сюда проходить! — взъяряется женщина. — Что вообще в силах сделать мальчишка едва ли старше двадцати
нормально?
Тсунаеши скрещивает руки на груди, чего-чего он сегодня ожидал, но явно не оскорблений в свою сторону. (А надеялся вообще на такое, томное согласие и улыбку — пошире, поискреннее и помягче, потому что Реборн в основном улыбалась откровенно издевательски.) И вообще: он за бессонную тогда ночь продумал, куда именно, когда можно и когда можно, если Реборн занята, и когда можно, если Реборн будет занята и во втором варианте; какие бы цветы подарил, чтоб если что букетом били не так больно, и блюдо какого размера стоит заказать, чтобы если что им можно было прикрыться на манер щита.
— Реборн, прости, что напоминаю, но это я сразился с Бермудой и придумал способ снять с вас всех проклятие, — мерно проговаривает Савада. И на всякий случай отступает назад, потому что стремительно желтеющие глаза, когда не произнесена ни одна шутка, а наоборот, падает тень на лицо, — это о-о-очень дурной признак.
Эта женщина, конечно, за словом в карман ради саркастического или циничного замечания не лезет и ведет себя нарочито самоуверенно и бесстрашно, но она терпеть не может, когда оказывается, что кто-то умнее ее, сильнее или ловче.
Намекнуть на яды — один удар.
Намекнуть на силу Бермуды — второй.
Третий — сказать, что он в свои двадцать гораздо умелее ее в ее… сколько-то. Самоконтроль рушится, интуиция чуть ли не задыхается, Савада жмурится, потирает пульсирующие виски — и ему отчетливо кажется, что сейчас Реборн исполнит свое обещание.
Когда он открывает глаза, то никого в комнате нет, лишь окно, которое не потрудились закрыть. Слышится паника охраны, которые наконец заметили вторженку — наверняка же сама прошлась так, чтоб нельзя не увидеть! Тсуна роняет лицо в ладони, вздыхает, но не отменяет бронь столика, хоть ему и говорили, что незачем бронировать-то, итак людей мало, точно место будет. Реборн же нельзя посадить на какое-то обычно место, ей нужно, чтоб и спина была прикрыта, и обзор на выход, чтобы ее профессиональная паранойя не сгубила вечер.
Он не отменяет бронь, так, на всякий, хотя вечер уже сгублен, не начавшись. Даже выходит к машине за пределы поместья. До встречи минута. Обиженные и разочарованные на встречи не приходят, но Савада готов простоять здесь и час и два, ожидая. Прокатиться по ночной Италии из центра до провинции все же особое удовольствие.
— Ты за руль не сядешь, — ровно в восемь вечера, как только секундная стрелка щелкает, звучит голос. Тсунаеши оборачивается, наверное, слишком порывисто, но он правда рад. Правда… Реборн сейчас светловолосая, с непонятным каре, смуглее, чем обычно, худее, чем обычно, одета словно не сама называла это все свиданием, но он твердо уверен, что за всеми этими преображениями скрывается киллерша. — Я видела твой стаж, легче Скаллу довериться, чем тебе, — она забирает из рук ключи, снимает сигнализацию, разблокировывает двери и уверенно садится на водительское сидение. Мужчина спешит занять место рядом, не в силах унять слишком уж довольную улыбку. — Чего так пялишься? — хмурится она и на незнакомом лице проступают слишком уж характерные черты.
— Просто рад, что ты пришла, — губы растягиваются до ноющей боли в щеках.
— Надеюсь, я об этом не пожалею, — фыркают в ответ, поворачивая ключ и сжимая пальцами обивку руля. — Давай, показывай дорогу.
Реборн водит уверенно и, в отличие ото всех итальянцев, не выжимает из машины все, что можно, даже на трассе, где разрешено так делать, и Тсунаеши, выросший в Японии и привыкший к нормальной для всего мира езде, благодарен за это. Он откидывается на спинку кресла, посматривая на женщину сквозь полуприкрытые веки, потому что, ладно, он соврал, не ради вида вечерней Италии хотелось проехаться.
Реборн в это время изумленно поглядывает на ноги, которые он держит на нормальном, чтоб его, расстоянии, и не верит, что такие мужчины могут существовать.
— Серьезно? Это? — они останавливаются перед действительно маленьким зданием с вывеской «У Альфонсо».
— Это, — кивает Савада, закрывая дверь. И проходит вперед первым, невежливо, зато хорошо показывает безопасность. Реборн все равно входит медленнее и осторожнее, и Тсунаеши самую малость бесит то, что даже в таком… неправильном, некрасивом образе женщина притягивает взгляды.
И самую малость радует, что они не видят ее настоящую. — Ну как?
Реборн довольно устраивается спиной к углу здания, пододвигает уверенным жестом к себе ближе за стул, чтобы якобы не загораживал обзор на зал, и вскидывает брови:
— Меня обычно пытаются подкупить не забегаловками, а брюликами.
— По тебе не видно, что ты любишь дорогие украшения, которые выбираешь не сама.
— И ты первый, который мне это говорит. Радоваться, что ли, что у тебя есть эта хваленая гиперинтуиция.
Реборн не договаривает, что Тсунаеши отличается от виденных ранее мужчин, потому что не заслужил. И еще ни один мужчина не начинал к ней подкатывать после того, как увидел ее на работе и вне ее. Прямо-таки сборник исключений.
— Что будешь?
— Сам заказывай.
Савада смотрит, как Реборн разваливается, растекается по гладкой столешнице, и невольно улыбается. И заказывает что-то слишком сытное, но, учитывая, сколько она подъедает у него, должно сойти.
И сходит. Реборн ест, не жалуется, молчит и прикрывает на пару мгновений глаза, слушая музыку, — высшая степень доверия. После долгих дней с Хранителями и в переговорах и советах Тсуна тоже не прочь помолчать и, в общем-то, это довольно уютно.
— Что делает какой-то узкоглазый рядом с такой женщиной?
Весь уют должен разрушаться в какой-то момент по закону жанра. И Савада поднимается с места устало, подозревая, что словами тут ничего не решить, хрустит пальцами и вздыхает.
Его останавливает женская рука на запястье.
— Сиди.
Когда Реборн выносит нескольких стероидных качков, Тсунаеши в который раз убеждается в том, что делает верный выбор, а сама женщина — что ей попался совсем чокнутый, но это даже мило.
***
— Ненормальный, — тыкает его пальцем в лоб брюнетка, теперь брюнетка, а в мусорке остались измученные краской светлые волосы. Тсунаеши наверное совсем идиотски улыбается, раз его не продолжают понукать. Хотя, он согласился на то, чтобы влезть в свою спальню через окно и теперь сидит кормит стрекочащего Леона апельсином. Наверное, правда ненормальный.
— Но он же ест! — отвечает с веселой улыбкой Савада, уже почти не реагируя на то, что она полуобнаженная и в одном лишь этом банном халате, который был приватизирован недели как две.
Не реагируя, если она не будет вот так вот склоняться над ним, чтобы самое приличное, на чем он может удержать взгляд, становились ключицы.
— Я в курсе, что он ест, — Реборн смотрит очень выразительно, а Тсуна не может смотреть выразительно в ответ, он краснеет от такого взгляда. — Что-нибудь еще? — она переступает с ноги на ногу, и в этот момент внимание само переключается на сильные бедра.
— У тебя отличный хук слева, — сглатывает мужчина, чувствуя, как в его колено уперлось чужое.
— Это я тоже знаю, — Реборн ждет. Долго ждет. Вздыхает, отстранившись, подходит к двери, дергая ручку на себя, и только Савада хочет заметить, что дверь закрыта, делает еще один поворот ключа. — Что-нибудь еще?
— Может, намекнешь?
— Если с этого раза не поймешь, я подумаю, что переоценила тебя, — полотенце падает на пол.
Ебать.
— О. — Очень тупо реагирует Савада, потому что ладно, он видел ее в полотенце, она спала на соседней половине кровати, но… — О. — Он не может отреагировать иначе, когда она самоуверенно подходит ближе — кто вообще складывает руки на груди, когда пытается соблазнять.
— Доходчиво? — Реборн хмыкает смешливо, нависает сверху — и Тсунаеши ничего не остается как опрокинуться на спину под ее весом. И невольно залипнуть на смуглые груди. Женщина следит за его взглядом и иронично вскидывает бровь. — Почему мужчины всегда смотрят на сиськи?
— К-красиво… — выдавливает через силу шатен, тяжело выдыхая от весьма ощутимого веса на уровне бедер. — Реборн, мне кажется, или это то, чего не стоит делать?
— Трусишь? — она расстегивает пуговицы на его рубашке безо всякого сомнения и стеснения (что можно говорить о смущении обнаженной женщине).
— Нет-нет, просто, знаешь, первое свидание, все такое…
— Я уже спала у тебя в кровати.
Он закрывает лицо ладонями, мыча, что это совершенно не то, что вообще-то он хотел поводить ее по всяким ресторанам и красивым местам, и Реборн откровенно веселится:
— Еще успеешь, если действительно хочется.
— Вообще-то это ты на меня лезешь! — возмущается Тсуна, приподнимаясь на локтях.
— А ты строишь из себя недотрогу… Вау! — одобрительно кивает она, когда они меняются местами, и надавливает коленом на уже ощутимую выпуклость под штанами. — А может быть и не строишь.
— Ты сейчас издеваешься? — спрашивает мужчина и чуть не задыхается, когда из простого давления выходят ритмичные поглаживания. — Реборн!
— Нет, Никчемность, я хочу с тобой переспать, а потом может быть хорошо позавтракать, и я надеялась, что ты не против, — обреченно и недовольно шипит женщина, пытаясь отползти, но замирает, невольно улыбаясь, когда поцелуй обжигает шею.
— Не только завтракать, — шепчет он, сверкая рыжими глазами сквозь короткие ресницы. — Хорошо?
— Посмотрим, — фырчит Реборн, ероша волосы на затылке, уходящем все ниже и ниже, от шеи до пупка идет влажный прохладный след. — Ого, а ты серьезно настроен, чтоб я осталась!
— О, боже, заткнись, — Савада опаляет ее жаром между ног, и Реборн внезапно подчиняется просьбе.
Ей просто интересно, на что он готов пойти, и готов ли он пойти хоть на что-то, чтобы это не кончилось просто сексом.
***
— Если ты не скажешь этим за дверью, чтоб они заткнулись, я их перестреляю и не посмотрю на законы Омерты.
— Ты все равно уже не спишь, — «в отличие от меня» зависает в воздухе. Тсунаеши пытается разлепить глаза, пока Реборн уже в… шесть тридцать сидит чистой в выглаженной одежде и опять что-то стащила из его тайника с едой.
— Джудайме! — стучит уж очень настойчиво правая рука, Тсунаеши потягивается, трет веки, напяливает хотя бы брюки и идет открывать:
— Да? — распахивает дверь мужчина, заставляя всех отшатнуться (вот что значит единственный раз в жизни встать на полчаса позже). — Что случилось?
— Тсуна, — озадаченно рассматривает его Ямамото. — У тебя, того… засосы…
— И как вы попали в комнату, Джудайме! — как будто не спрашивает, а просто орет Хаято.
И только Колоннелло немо открывает и закрывает рот, смотря поверх их голов. Реборн замечает его взгляд и машет издевательски рукой.
— Т-т-т-т-т-тыыыыы?! — вскрикивает экс-аркобалено. — Ты что здесь забыла?!
— Да ладно вам, мы уже давно вместе спим, — Леон согласно и довольно стрекочет под аккомпанемент громкого крика.
Тсунаеши просто фейспалмит.
Он ни о чем не жалеет.
Кстати, она ведь собиралась его убить…
Не факт, что она забыла.
