Сюжет второй: Место встречи изменить

Солнечные лучи залили мягким светом все вокруг — их отражали капли ночной росы, покрывавшей деревья и кустарники, ранние посевы и цветения, играющие всеми оттенками зеленого; ими любовалась даже соседская собачка Лейли, радосто тявкая, приветсвуя новый день; щедрые дети солнца, пронзив насквозь, озарили душу Вельвеллы, сидящей на крыше одноэтажного катеджа. Она миловалась со светилом, подставляя ему то розовые ладошки, то худенькие плечи, нежно прикрытые ажурной вуалью. Имя Вельвелле досталось еще от прабабушки, когда-то славившейся необъятной любовью к всему роду человеческому и означало оно — «волчица». Очень кстати — даже пыльно-розовое нежное платице, слегка прикрывающее золотистые туфельки на высокой шпильке, припудренные щечки и алые губки не могли скрыть в ней жесткость характера и жажду расправы. Вельвелла чувствовала себя аристократкой и честно сказать, особа была на редкость важная и самодовольная, но та самая чуткая сентиментальная изюминка, отражающая дерзкий характер девушки через блестящие глазки, согревала холодное сердце. На внешность особа была настоящей красавицей — той, которой гордяться родители и за которую дерутся парни: короткие кудрявые волосы придавали ей сходство с мальчишкой, удравшим с уроков; в горящих лазуритовых глазах внезапно могла вспыхнуть искра безумия; высокомерно вздернутый кверху носик указывал на аристократское происхождение; пухлые губки, растягивающиеся в безупречной улыбке, открывали посреди белого ряда зубов один золотой — мама девушки предпочитала держать детей в строгости и ослушаться ее не смел никто в семье Берковичей; худенькая шея, на которой Вельвелла беспристанно носила кулон с изображением ее давно помершего дедушки — он-то и вселил в нее знатный дух. Вельвелла очень любила дедушку и на всю оставшуюся жизнь запомнила момент, когда предок торжественно украсил ее шею кулоном с автопортретом. Вельвелле было тогда лет пять, а может и все шесть — она уж и сама не помнит, — но в памяти навсегда запечатлелась та радость, то изумление, с которым она приняла подарок. Свою левую руку она обматывала белой атласной лентой, в тяжкие времена меняя ее на черную. Девушка старалась пользоваться только правой рукой, никому не показывая цвет сегодняшней ленты — она считала это «личным делом», должным быть известным только ей. Вельвелла никогда не позволяла себе появляться на глаза людям в обычной повседневной одежде — ее гардероб составляли исключительно роскошные платья и туфельки только на высоком каблуке или платформе. Даже дома Вельвелла держалась властно, но перед матерью робела, как и все ее шесть сестер. Сестры Вельвеллы были совсем не похожи на нее и изредка даже посмеивались над редкой девушкой. Самая старшая среди семи сестер была Нэхама Беркович, которой на тот момент стукнуло двадцать два. Четырнадцатилетняя героиня нашей повести числилась уже седьмым незапланированным ребенком и завершала бесконечный круг. Одевались девочки модно, радуясь университетской вольной жизни. Одна восьмиклассница Вельвелла все мечтала присоединиться к ним, закончив наконец ненавистную школу. Она желала поскорее забыть строгий свод школьных правил, запрещающие ей чувствовать себя собой. Хотя шестеро девчонок напротив, считали сестренку странной и потому редко обращали внимание на резкие перепады настроения, которые случались порой с нею. — Вельвелла! Ах, ты зачем мою вуаль надела, дряная девчонка?! А ну марш домой, слезай оттуда. Вельвелла с недовольным лицом спустилась с крыши катеджа и проследовала за матерью. — Еще и туфли мои напялила! Кто тебе разрешает носить такие каблуки? Вселился бес в тебя что-ли? Привил этот старый сыч любовь к этим важным штучкам! Ну ничего, ничего, я из тебя эту аристократскую дурь выбью, подожди! Значит, еще раз я увижу твои больные прихоти, покажу тебе, как девки пляшут. А ну марш за мной, сказала! " Разоралась, ворчунья.» — думала Вельвелла, плетясь за розоволосой женщиной. «Она еще у меня не такую песнь запоет. Прав дедушка, многое она о себе возомнила, как будто сама от важных людей происходит. Дедушка-то у меня по ПАПИНОЙ ЛИНИИ…» — Ты еще и накрашена??? — обернувшись проверить, ступает ли дочь за ней и увидев ее пылающее макияжем лицо, г-жа Беркович взбесилась до предела, — что скажут мои знакомые? «Что о себе возомнила твоя девка малолетняя? " Что они подумают? Что я плохая мать, а ты — ПРОСТИТУТКА ГУЛЯЩАЯ? Я тебе разрешаю брать мою косметику? Вельвелла глядела на разъяренную мать из-под косо взлетающих вверх четких окрашенных бровей и сердито хмурилась. — Не смотри на меня из-подлобья! Я тебя спрашиваю, отвечай мне. Я тебе разрешаю трогать мои вещи? Надо сказать, что Вельвелла рассматривала мисс Беркович как средство для получения удовольствия, плотно сжав две губы, сияющие розовым блеском для губ. — Если ты мне сейчас не ответишь, я тебе дам хорошенько по этим мертвым губищам. — Нет. — хмуро ответила девушка. — А какого… Какого ЧЕРТА! КАКОГО ЧЕРТ ПОБЕРИ, ХРЕНА ТЫ МЕНЯ ЗА ЧЕЛОВЕКА НЕ СЧИТАЕШЬ? Я твоя МАТЬ! «Надоела, честное слово» — думала Вельвелла, изо всех сил пытаясь сдержать слезы и убрать эмоции с каменного лица, ни в коем случае не подавать обиженного вида. Впрочем, обида была легко подавлена — девушке удалось взять власть над матерью, хотя бы в соем сознании. Вдруг, она спохватилась. «До свидания, Изабелла»!