***
когда белов и паулаускас идут в один и тот же номер, никто даже и не думает удивляться, эти двое даже в типичной для всех жеребьёвке не участвуют: никто их даже упрашивать поменяться не будет, все и так знают, что эти двое всегда вдвоем, иначе уже не бывает. возможно, тут дело еще и в том, что мало кто ( а точнее только белов ) вытерпит все эти разговоры модестаса о его родине, о литве. (а, возможно, дело лишь в том, что ни литовец, ни сергей не могут видеть кого-то, кроме друг друга на протяжении такого длительного времени). в номере отеля модестас не может сдержаться, поэтому сообщает все свое недовольство насчет «ужасных отелей, еды/воды, поведения у русских» прямо в лицо белову, но сергей, кажется, уже привык, очень привык, он уже даже знает в какой момент товарищ решит еще раз возмутиться или настойчиво приподнять бровь, показывая всю глубину своих эмоций. — мне с вами душно, понимаешь? — у модестаса вырывается почти неосознанно, а у белова вообще обычно никаких претензий к нему нет, но этот случай немного особенный. с каких это пор он, сергей белов, тоже стал входить в число тех, с кем душно? что вообще хочет сказать модестас, когда громко заявляет: «вы» прямо в лицо товарищу ? — со мной тебе тоже душно? — сергей правда не хочет звучать обиженно, но, кажется, что вышло именно так, ведь паулаускас смотрит слегка виновато, будто осознав свою непростительную ошибку. — нет, ты-то мне друг. — говорит литовец. (— ты-то мне родной. — литовец этого не говорит, но почему-то только это в голове и вертится.)***
гаранжин знает, что рядом с беловым модестасу можно говорить, что угодно: так уж у них повелось, а тренер не любитель нарушать традиции, существующие уже так много лет. тренер говорит внятно и по делу, мол, следят за паулаускасом, и вообще следует ему осторожнее быть, если хочет уходить, то лучше уж сейчас, когда до игры с американцами пару дней и есть время для того, чтобы наконец-то уехать в «прекраснейшую литву, на родину, там где любят и ценят». и да, модестас готов ровно до того момента, пока гаранжин не спрашивает так чётко и внятно, что вечно саркастичный литовец слегка теряется, не понимая самого себя. — вот, ты мне скажи, что для тебя самое главное в жизни? — гаранжин вообще не фанат всех этих вечных вопросов о жизни и целях, но сейчас ведь нужное время, правда ведь? если не сейчас, то уже, наверное, никогда, не так ли? — родина. — и, черт возьми, литовец уже сам не знает, что такое для него «родина», и почему именно сейчас он смотрит в сторону белова. ( а гаранжин, кажется, теперь точно знает, что модестас в команде точно останется, хотя бы ради родины)***
— не ушел? почему? американцев хочешь победить ? — я здесь ради родины.