Жизнь может начаться заново. Я непременно вернусь, чтобы найти тебя, любить, жениться и жить, не зная позора. Я просто начну все заново. "Искупление"
Когда Чарльз вновь начал выпивать, Хэнк взвыл диким зверем, не имея ни малейшего понятия о том, что ему делать. Стены школы сотрясались каждую ночь от криков, мозги учащихся плавились под ментальными атаками Профессора, мучимого кошмарами прошлого, и Зверь был готов снова отправить молодых мутантов по домам. Джин отчаянно пыталась пробиться сквозь защиту, выстроенную Ксавьером в моменты его уязвимости, однако всё казалось напрасным. Чарльз закурил, прекратил вести лекции и всё чаще запирался в своём кабинете – эпицентре хаоса из книг и бумаг, тарелок с нетронутой, но уже испорченной едой, пустых бутылок и переполненных пепельниц. Время от времени Профессор просил Хэнка сопроводить его в Церебро, но никогда не разрешал своему другу оставаться в комнате, а все записи механизма с особой тщательностью скрывал. Чарльз тенью слонялся по опустевшим тёмным коридорам особняка, и лишь едва различимый скрип колёс выдавал его присутствие в доме. Он казался, нет, он был болен, и Хэнк смутно догадывался о причинах его болезни друга, однако его рука помощи ни разу не была принята. − Я его не слышу… − бормотал Ксавьер, теряясь в бесконечных коридорах дома и своего сознания. – Не слышу… Одним вечером Хэнк нашёл его в гостиной, сидящим перед шахматной доской, фигуры на которой, казалось, так и не сдвинулись с места. Лицо Чарльза осунулось, и ярко-голубое бескрайнее небо в его глазах будто бы померкло, тонкие пальцы его перебирали единственную отсутствующую на доске фигуру – чёрного ферзя. Хэнк устроился в кресле напротив друга, но тот будто бы не заметил, не сводя взгляда с какой-то отдалённой точки в темноте за окном. − Ты как? – сам вопрос казался Зверю глупым, но он не знал, с чего ещё он мог бы завести разговор, необходимый скорее ему, чем Профессору, который вдруг сжал фигурку в руке и, наконец, посмотрел на друга. − Я никогда не хотел верить в цикличность жизни, знаешь? Несомненно, я говорил о цикличности миропорядка в своих научных работах, когда рассматривал причины возникновения мутаций, однако… Мне казалось, что замкнутый круг, по которому приходится ходить людям в течение всех их жизни – выдумки неудачников, попытки оправдать себя и свои личные неудачи. Виски? Хэнк принял протянутый Чарльзом стакан и добавил в него пару льдинок, моментально растворившихся в напитке – Ксавьер ненавидел холодный виски, в шутку называя Хэнка извращенцем, разбавлявшим талой водой такой изысканный напиток. Но сейчас он молчал, и вакуум из окружившей их тишины казался пыткой. Профессор пригубил из своего стакана и запрокинул голову, шумно выдохнув, но затем вновь внимательно посмотрел на Зверя: − Ты для меня открытая книга, друг. Я могу прочитать всё, что ты так надёжно хранишь в своей голове. Твои страхи, твои мечты, стремления и воспоминания, я могу сделать тебе больно, выудив из твоих мыслей всё, что так тебя беспокоит. Я могу заставить тебя забыть о тех, кого ты любишь всем сердцем. Мне ничего не стоит отправить тебя на смерть, забыв об инстинкте самосохранения. Однако мне этого не нужно. Мне достаточно уцепиться за твоё сознание, чтобы понять, что ты в безопасности, это меня успокаивает. Осенний ветер за окном усилился, кружа сухую пожелтевшую листву, шелест которой сливался с тихим воем стихии. Хэнку казалось, что они вернулись в прошлое, когда всё только начиналось, и эта гостиная всегда была наполнена смехом и разговорами о грандиозных планах, смехом и шутками, дискуссиями на самые разные темы от точных или естественных наук до литературы и даже политики. Всё изменилось, кто-то присоединился к ним, кто-то оставил их навсегда, но Профессор будто так и остался на месте, только мягкое викторианское кресло было заменено инвалидным. − Но его я не слышу. Я обещал ему не лезть в его сознание, но мне всегда нужно знать, что он не натворил глупостей. Я каждый раз отпускаю его с верой в то, что больше наши пути не пересекутся, ведь мы будто созданы для того, чтобы держаться на расстоянии друг от друга. Я спас ему жизнь, чтобы потом он предал меня, оставил меня на твоё попечение, будто тебе было нечего делать. Я согласился вытащить его из Пентагона, чтобы он вновь чуть не устроил геноцид, но всё равно отпустил его. Я хотел быть ему поддержкой в моменты его искушённой слабости перед Апокалипсисом, чтобы вновь пожелать ему удачи на прощание. Но я всегда ощущал его призрачное присутствие. Сейчас я чувствую пустоту, всепоглощающую и давящую. − Может, он снова решил воспользоваться шлемом? − Хэнк положил очки на журнальный столик, и устало потёр глаза. Профессор осушил свой стакан и вновь налил в него виски, прежде чем ответить. В его движениях больше не было той вдохновляющей силы и резвости, которая заставляла окружающих забывать о своих проблемах, он не светился добродушием или даже спокойствием, круги под глазами сделались темнее, выявляя все несовершенства, пришедшие с возрастом. Ранее все эти морщинки казались Хэнку своего рода украшением, но теперь они прибавляли к возрасту Чарльза добрых десять лет. Вымученная улыбка проскользнула на его лице, и он, наконец, поставил ферзя на доску, будто бы только о нём вспомнив. − Хотелось бы в это верить. − Чарльз, я знаю, как ты любишь всё контролировать, ты хочешь защитить всех, но так не выйдет, ты не всесилен даже с Церебро. Даже если ты найдешь с десяток таких же медиумов, как Джин, тебе не удастся остановить то, что должно произойти. Если он что-то задумал, мы очень скоро об этом узнаем. Если ему грозит опасность, то, пожалуй, он сам за себя постоит. − Но если он мёртв? – Чарльз вздрогнул от произнесённых им же самим слов, но ответа не на них не ждал. – Если все мои попытки спасти его, образумить и вернуть домой были напрасны? А вдруг игра закончилась, и мне больше не придётся с ним прощаться? «Тогда я вздохну спокойно». Зверь напрасно понадеялся, что его мысли не будут тотчас же прочитаны, но реакцией на них послужил горестный смешок. У них хватало проблем в школе, столько молодых мутантов нуждались в их поддержке и наставлении, общественность требовала доказательств о том, что все эти дети не опасны и заслуживают право на полноценную жизнь со всем её добром и злом. Рейвен будто бы разделила давние мечты своего названного брата о создании лучшего мира так же, как и многие их давние союзники. Но лидером этого движения всегда оставался Чарльз, который стоял в авангарде, принимая на себя все удары противников. Весь этот стресс должен был рано или поздно подкосить его и без того переполненный чужими мыслями мозг. Хэнк боялся, что вновь наступит тот день, когда Ксавьер обратится к нему с просьбой прогнать голоса из его головы, однако до сих пор они справлялись и без лекарства. И теперь Профессор сдался. Не потому, что ноша его была слишком тяжёлой или плата за неё была слишком высока. Просто за их спинами оказалось слишком много лет, слишком много борьбы, войн и конфликтов, что они забыли о том, что жизнь дана им не только для посвящения её другим. Иногда следовало бы побыть эгоистами, чтобы почувствовать хотя бы толику счастья. И именно в этом нуждался Чарльз Ксавьер. − Мы можем попробовать отыскать его с помощью Джин, девочке давно пора бы потренировать свои силы. Возможно, задача окажется ей по зубам, если Эрик блокирует только тебя. − Я думал об этом, но мы не знаем, что задумал Эрик, − Чарльз всё доливал виски в стакан, его речь становилась менее связной, а сам он терял бдительность, утопая в кресле. – Мы можем подвергнуть её опасности, сам понимаешь. − Ты постоянно тренируешь её, она способна выдержать угрозу, если понадобится. Просто дай знать, когда ты сам будешь готов к этому, когда признаешь, что сам ты в этот раз бессилен. Они проговорили ещё некоторое время, пока бутылка с алкоголем не опустела и Чарльз не начал клевать носом. Хэнк погасил свет в комнате и взялся за ручки кресла, чтобы отвезти своего друга в его спальню, как он делал это много лет назад. Будто всего этого не было, будто они всё ещё так же молоды и амбициозны, способны перекроить мир, переписать историю и покончить с бесконечными распрями между людьми и мутантами. Он аккуратно перенёс Чарльза в постель, снял с него одежду и укрыл одеялом, про себя усмехаясь – как будто укладывал спать своего ребёнка, которому не суждено было появиться на этот свет. Окинув комнату усталым взглядом, Хэнк счёл нужным убрать из неё всё лишнее: пустые бутылки и пачки из-под сигарет он выбросил в мусорную корзину, книги вернул на полки, а одежду сложил в небольшую стопку на стуле у изголовья кровати. Подойдя к столу, Зверь аккуратно разложил бумагу и ручки, прежде чем заметил перевёрнутую рамку с фотографией и взял её в руки. Они были так молоды – Чарльз и Эрик – когда Рейвен сделала это фото. Усталость от изнурительных тренировок тенью легла на их лица, однако они улыбались, приобняв друг друга за талию. Чарльз не смотрел в объектив, его глаза цвета переливающегося лазурита были устремлены на Леншерра, который что-то говорил фотографу сквозь смех. Такие счастливые. Почему Хэнк не замечал этого ранее? Почему не видел, как сильно его единственный друг нуждался в сумбурном упрямце, разделившем их мир на до и после? Возможно, он просто не хотел в это верить. Возможно, не хотел.***
Побережье Кубы будто бы не изменилось, только лишь опустело: никаких обломков техники, никаких людей или мутантов, лишнего шума, и лишь тёплый морской бриз, приносящий с моря сладковатый запах драгоценных воспоминаний. Чарльз направил кресло ближе к морю, песок лип к резиновым шинам, что затрудняло движение, однако не доставляло слишком много неудобств. Солнце клонилось к горизонту, раскрашивая небо и воду в огненный цвет, оно отражалось в глазах Ксавьера. Он не услышал приближающихся шагов, но обернулся тотчас, как услышал знакомый голос: − Если я умру, ты первый узнаешь об этом, мой старый друг, − Эрик скрестил руки на груди и мягко улыбнулся. Льняная мятая рубашка свободно развевалась по ветру, тёмные джинсы мешковато висели на бёдрах, седина разбавила непослушные волосы, завитки которых торчали в разные стороны, заросшие скулы, усталая улыбка на потрескавшихся губах – в этом был теперь весь он, Эрик Леншерр. − Мне удалось пробраться в твой сон? Или я снова создаю тебя из клочков своих собственных воспоминаний? – палец Чарльза коснулся рычажка на кресле, но внутренняя тревога останавливала его от того, чтобы заставить себя сделать первый шаг. − Не поверишь, но я воспользовался услугами одной своей знакомой. Она телепат, поэтому ей не составило труда подселить меня в твой уставший, а оттого уязвимый мозг, − неуверенное движение Эрика сократило расстояние между ними, но он не думал останавливаться. – Знаешь, тебе абсолютно не идёт лысина. У тебя вроде есть деньги, почему бы тебе не сделать какую-нибудь операцию? Или, не знаю, ты можешь найти мутанта, который может тебе волосы на голове нарастить, всякие ведь способности бывают. В крайнем случае, купи себе несколько шляп и шапок, застудишь голову, начнешь своим маразмом людей уничтожать. Чарльз лишь хмыкнул и вновь обратил свой взгляд к морю. Он не мог до конца поверить в то, что Эрик был реальным. Хотя бы относительно, хотя бы в его сне. И дело было не в том, что Леншерр не мог найти способного телепата, а в том, что ему попросту незачем утруждать себя всеми этими ухищрениями. Однако сама мысль о том, что Ксавьер даже не почувствовал присутствие блокировки ещё одного мутанта, казалась ему абсурдной, выходящей за рамки какой-либо логики. Эрик к тому моменту приблизился к нему вплотную и присел рядом с ним на корточки, сложив руки на согнутых коленях. Искоса Чарльз с теплотой в сердце отмечал новые морщинки на загорелом лице, чувствуя искушение тотчас же утонуть в серо-голубом омуте насмешливого взгляда. − Если хочешь, я могу помочь тебе сесть на песок. У нас предостаточно времени до заката, и есть много всего, чего бы каждому из нас хотелось сказать, − конечно, Чарльз никогда бы не позволил, чтобы кто-нибудь помог ему слезть с кресла, но это был лишь сон, поэтому лёгким кивком он заставил своего друга поднять себя и затем мягко опустить на влажный песок. Некоторое время они молчали, наслаждаясь видом. Ксавьер опирался на руки, и острые края ракушек впивались в его ладони, что заставляло его постоянно перемещать их в поисках идеальной позиции. Заметивший это Эрик придвинулся к другу поближе, предлагая ему опору, от которой Профессор не смел отказаться. Искусственная тишина в созданном их сознаниями сне не напрягала, однако вопросы один за другим собирались на языке каждого из них, готовые обрушиться на второго. − Зачем тебе понадобился телепат? Зачем ты заблокировал от меня своё сознание? Ведь я не лезу в твои мысли, мне лишь иногда нужно удостовериться, что у тебя всё в порядке, − Чарльз не смог скрыть раздражение, а потому вдруг показался сам себе избалованным мальчишкой, у которого забрали любимую игрушку. − Мне просто захотелось немного поразвлечься. Я и не знал, что это вызовет такой резонанс, Профессор. Безусловно, я всегда был твоим слабым местом, как и Рейвен или Хэнк, но алкоголь, сигареты и этот твой щенячий грустный взгляд выводят из себя так, что я еле поборол желание отправиться к тебе и хорошенько врезать. Пришлось закругляться с фокусами, иначе ты бы действительно прикрыл свою образовательную лавочку, а она необходима для защиты таких же, как мы. − Сколько раз за всё время нашего знакомства мне хотелось сказать, что ты идиот, Эрик, − Ксавьер хмыкнул, чувствуя руку Леншерра на своём плече, тонкие пальцы между собой пропускали мягкую ткань водолазки, и Чарльз будто ощущал исходящее от них тепло. – Это совершенно не весело, ты сам понимаешь. Столько раз мы сталкивались лбами из-за твоей излишней самоуверенности, поэтому любые такие выходки могут стоить нам драгоценного времени для подготовки к любой угрозе. Исходящей от тебя или направленной в твою сторону. − Мне не нужна твоя помощь, Чарльз. За собой лучше следи, − резкая вспышка раздражения была подавлена Эриком мгновенно, но он опасливо поглядел на своего давнего друга, будто бы удостоверившись в том, что не перегнул палку. – Никогда ещё я не скрывал от тебя ничего того, что могло бы стоить жизни мне или тебе. Не спорю, иногда я был слеп, иногда слишком горд, однако моя больная вера в тебя ни разу не позволила мне отправить тебя и твою шайку на верную смерть. И я бы мог сказать, что всё дело в филантропии, но надо быть честным с самим собой – мне нет дела до людей, мне нет дела до мутантов, каждый день сотни тысяч умирают повсеместно. Но… Наверное, я не прощу себе, если из-за меня что-то снова случится с тобой. На берегу вдруг замигали образы их прошлого: падающая подводная лодка, потерявший управление самолёт, со свистом разрезающие воздух ракеты, бездыханное тело Шоу, раскинувшего руки, словно в распятии, испуганные взгляд Мойры, летящие пули. Чарльз вздрогнул и зажмурился, отгоняя неприятные наваждения, но Эрик не отвёл задумчивого взгляда от вспышек воспоминаний – никто из них точно не мог сказать, чей мозг проецировал эти эпизоды, но теперь они казались лишь фантазией минувших дней. − В этом все мы, друг мой. В этом наша жизнь. Тебя воспевают в газетах, а мной пугают детей перед сном, − гримаса боли на мгновение омрачила лицо Леншерра. – А в итоге мы оба эгоисты, каждый в чём-то своём. И в своём эгоизме мы прячемся от того, что действительно может принести нам покой. Ты скрываешь всю свою боль за всей этой мишурой из светских раутов, за вечерними телефонными разговорами с президентом, за многочисленными интервью и лекциями. Да, Чарльз, я не живу на необитаемом острове, мне тоже иногда как-то нужно узнавать, что с тобой происходит. И всё-таки, окружив себя повышенным вниманием, ты пытаешься доказать себе, что тебя всё устраивает, что ты добился всего того, что хотел. Но ты ошибаешься. Только погляди на меня, ведь раньше мне тоже казалось, что в борьбе за свои идеи я обрету счастье. Позже я послушал тебя, решил, что попытка сосуществования с людьми может быть допустимым исходом в моих поисках, но снова не попал, а теперь я здесь. Нахожусь чёрт знает где, окружённый невесть кем, но абсолютно уверенный в правильности своих поступков. Вот мне кажется, что мы с тобой пережили достаточно и знаем, из чего состоит этот мир, можем противостоять его напастям, преодолевать многие трудности, выживать в самых критических ситуациях. Но кое-чему мы всё-таки не научились… Слова были излишни, ведь они оба признавали свои ошибки глубоко в душе, но были слишком горды, чтобы говорить об этом вслух. Реальность открывала им столько возможностей, но никто из них не был готов принять дары судьбы в силу своего упрямства – вечного союзника и в то же время врага счастья. Чарльз поёжился, прижимаясь к Эрику в поисках эфемерного тепла, которое способно было согреть лишь его тело, но никак не душу. Уют сна, несмотря на все эти разговоры, поддерживало отсутствие в его голове лишних мыслей, и это помогало ему наконец-то подумать о себе, а не о выгоде, которую он смог бы выудить из всего того, чем он занимался в мире, где не было места для Леншерра. − Почему ты не остался тогда? − Ты ведь мог заставить меня остаться, но не сделал этого, ведь так? – Эрик повернул голову в сторону Чарльза, едва коснувшись губами его виска – движение настолько неуловимое, странное, но такое правильное, будто в нём не было ничего противоестественного. – Ты мог сделать всё, что захочешь, ведь тогда я был открыт для тебя, беспомощен против твоей силы. Всё же, мы ещё не пришли к тому моменту, когда я смогу быть рядом. − А нужен ли этот подходящий момент? Быть может, всё дело в страхе сделать тот самый шаг навстречу? − Почему ты не хочешь прочесть мои мысли? – ещё одно касание, более смелое и настойчивое, более продолжительное. − Возможно, я боюсь правды, Эрик. Всё-таки я человек, мне свойственно иногда чувствовать страх. Я не хочу знать, если сейчас ты просто меня обманываешь, не хочу даже думать о том, что все эти декорации – лишь способ отвлечь моё внимание от чего-то более важного. Нам нравится играть, нравится выбирать стороны, делать ходы согласно правилам нашей с тобой игры, и нарушать их бессмысленно даже сейчас, когда перемирие между нами подобно пороховой бочке. Однажды нам придётся решать: укрепим ли мы это перемирие, либо нарушим, воюя до тех пор, пока кто-то из нас не уничтожит другого. Эрик хмыкнул, прикрыв глаза, и Чарльз будто ждал своего приговора. Солнце неумолимо клонилось к горизонту, его огненный цвет отражался в тёмном море сотнями оттенков от жёлтого до кроваво-красного, и их время обращалось в песок подобно тому, что лёгкий ветер гонял по берегу. − Я видел будущее, − вдруг произнёс Эрик. – Одна девушка встретила мутанта, способного переносить её сознание в прошлое. И она пришла ко мне, чтобы помочь исправить всё то, что предстоит нам с тобой натворить. Столько боли, которую я не был бы готов выдержать, если бы не одна маленькая деталь. Все эти потери стоят того, к чему они приведут, Чарльз, поэтому нам придётся придерживаться наших ролей ещё некоторое время. Пора сыграть ещё одну партию, первый ход в которой будет сделан не нами. Ради той награды, которую мы заслуживаем. Ради тех, кто остался позади. Соблазн нарушить обещание вдруг показался невыносимым, и Ксавьер едва сдерживал своё желание вытянуть нужные нити воспоминаний из сознания своего друга. Он всегда доверял Эрику, сколько бы тот от него ни отворачивался, как бы ни предавал, Чарльз слепо следовал своим принципам, ощущая правду в каждом его слове. Он сжал руку Леншерра в своих, и попытался отметить каждую деталь в той едва осязаемой идиллии, когда Эрик вдруг слегка отстранился и тихо произнёс: − Время летит так быстро, а в твоих прекрасных глазах до сих пор отражается небо той Кубы, в которой, мне казалось, я потерял тебя навсегда, − высвободив руки, Эрик обхватил ими лицо Чарльза, большими пальцами гладя его скулы. И Ксавьер мог почувствовать шероховатую кожу его тёплых ладоней, погружаясь в бесконечный лёд его задумчивого взгляда. Их поцелуй казался невесомым, сдержанным и робким, утопающим в шуме тёплого прибоя, криках низко парящих чаек и шорохе листвы на деревьях. Мимолётное видение, столь же невероятное, сколь отрезвляющее, лишающее веры в то, что этот сон мог быть создан для двоих. Но даже если так, то просыпаться совершенно не хотелось, лишь бы продлить такой желанный момент близости с тем, кто стремился к свободе, но обретя её, так и не почувствовал в ней счастья. Признать, что попытки обязать себя перед всем миром, стали лишь тяжёлым грузом на изломанной душе. Чарльз мягко оттолкнул от себя Эрика, борясь с тоскливым отчаянием, повсеместно разливающимся в его груди. Солнце практически скрылось в морской бездне. − Как долго нам осталось ждать? Леншерр улыбнулся, напоследок мазнув губами по щеке Ксавьера: − По сравнению с тем, сколько мы уже ждём, совсем немного. Побережье Кубы погрузилось во тьму.***
Хэнк привёл Джин в кабинет Чарльза после того, как время занятий по расписанию закончилось. Молодая девушка, подающая большие надежды ученица, робко сжимала в руках учебники, в которых толком не нуждалась. Едва переступив порог, Зверь замер в удивлении: Профессор с улыбкой на лице увлечённо обсуждал что-то с Питером, развалившемся в кресле. − Чарльз? Ксавьер перевёл взгляд на своего друга и резво направился в его сторону: − Привет, Хэнк! А мы тут как раз спорили с Питером, сможет ли он обогнать наш самолёт. Я считаю, что он на такое способен. Как ты думаешь? Поражённый, Зверь глянул на Джин, а затем вновь обратился к Чарльзу, наплевав на табу и запреты: − Он связался с тобой? Кроткий кивок. − Всё в порядке? Ещё один кивок. − Значит… − Значит, нам остаётся только ждать. Ждать и верить, что нам хватит сил выдержать надвигающуюся бурю, − Чарльз развернулся и направился за своё рабочее место, стараясь скрыть укол тревоги, поражавший его каждый раз, когда его мысли возвращались к предзакатной Кубе. Он не слышал Эрика, не чувствовал его присутствие где-либо, не тянулся к его мыслям, теряясь в догадках о его местонахождении. Но теперь он был уверен, что всё будет хорошо, осталось лишь подождать. Придержаться своих ролей. Сыграть ещё одну партию. Ради награды, что они заслужили. Ради тех, кого с ними нет. Он был готов к этому, оставляя сердце на берегу Кубы.