Звезды на коже

За окном выл ветер, в желтом вальсе кружились осенние листья. Блеск луны, проскользнувший через открытые шторы, освещал комнату. Ричи было холодно. Если верить календарю, сейчас середина октября. Не самое позднее время года да и погода, на удивление, с утра до самого вечера радует жителей города яркими, согревающими лучами солнца. Но Ричи все равно чувствует, как его тело с каждым днем все сильнее покрывается невидимым инеем, внутри и снаружи. Поэтому он пьет. В руке зажат уже не первый стакан янтарной жидкости. Тозиер залпом выпивает остатки бурбона, чувствуя как алкоголь покалывает язык, медленно, обжигающе течет по горлу, расползается по телу приятной теплотой. На минуту Ричи становится не так паршиво, но ощущения быстро проходят, холод вскоре возвращается на свое излюбленное место. Рука сама тянется к бутылке, стоящей на кофейном столике. — О чем задумался? Бархатный голос заставляет придти в себя, оповещая, что в комнате мужчина теперь не один. Ричи улыбается собеседнику. — О твоей ма.. — Не продолжай, — Эдди закатывает глаза и усмехается, присаживаясь в кресло напротив него. На столе появляется второй стакан, в ту же секунду щедро наполненный крепким напитком. — Так что, большой Бен сделал Бев предложение? — Ричи решает вернуться к новости, которую Эдди сообщил ему примерно час назад, решив удивить друга прямо с порога. — Да, вчера вечером. — Давно пора. — Согласен. Они решили это пока особо не афишировать, так что не оправдывай свое прозвище, Балабол. — Ставлю сотню и детское шампанское, что уже к концу недели об этом будут знать Билл с Майком, — Эдди награждает его одним из своих ироничных взглядов, поэтому Ричи добавляет, — И не по моей вине. В глазах Эдди блестит веселье, и Ричи чувствует, как пальцы немеют, словно он стоит на морозе без перчаток. Рука со стаканом вновь поднимается ко рту. Каспбрак, следуя его примеру, нерешительно отпивает из своего бокала. — Боже, как ты можешь пить это, — он морщится, но секунду спустя делает еще один глоток, немного больше предыдущего. Они собирались так раз в неделю. После самого ужасного “отпуска” в жизни Ричи, целые и почти невредимые Неудачники по одному начали уезжать из Дерри. Тозиер решил задержаться, ожидая полного выздоровления Эдди. Провести в родном городке лишние недели было не самой приятной наградой за победу над Пеннивайзом, но палитра эмоций, окрасившая лицо Эдди, когда Ричи встретил его у порога больницы, во весь голос напевая “We are the champions”, того стоила. Тозиер хохотал до колик в животе, когда Каспбрак, жутко краснея, схватил его за руку и поволок подальше от умиленно глядящих на них медсестер. Но уже по пути домой, сидя в машине, когда Эдди решительным голосом объявил, что собирается развестись, Ричи стало не до смеха. Он проклинал себя за то, что в тот момент в его душе появилась гребаная надежда. И надежда эта росла и росла, становясь больше при каждом звонке Эдди, при каждом его смс, при каждой встрече. Надежда почти затопила Ричи, когда Эдди, решивший оставить все воспоминания о не самом счастливом браке в прошлом, перебрался поближе к Тозиеру. Но на этом все и остановилось. Те отношения, что были между ними на протяжении всей жизни, с тех пор не сдвинулись ни на миллиметр. Мужчина пару раз, будто невзначай, предлагал другу стать соседями, оправдывая свое предложение тем, что “этот дом слишком большой и пустой для меня одного, а у нас с твоей матерью были такие отношения, что ты мне почти как сын”. За эту фразу он получил подзатыльник и целую лекцию о том, что Эдди не собирается стеснять Тозиера своим присутствием, ведь у каждого человека должно быть свое личное пространство. Ричи, конечно, расстроился, но виду не подал. По правде говоря, Тозиер до жути боялся сделать первый шаг. Тогда, в Дерри, ему казалось, что между ними что-то есть. Когда он на руках вынес из последних сил цепляющегося за него Эдди из дома на Нейболт-стрит, когда он как сумасшедший гнал к больнице, боясь, что астматик истечет кровью прямо у него в машине, когда он каждый день приходил к нему в палату, и они держались за руки до самого вечера, пока врачи не выгоняли его, Ричи в самом деле казалось, что их ждет счастливое совместное будущее. Но вместо счастливого будущего он получил холод, сковывающий легкие, и встречи раз в неделю, за стаканом отличной выпивки. Он понимал, что ему бы сейчас стоило радоваться, ведь Эдди выжил, а он, Ричи, наконец-то вспомнил, чего, а вернее кого, ему не хватало долгие-долгие годы. Но почему-то каждый раз, думая об этом кареглазом чудике, таком раздражающем, но чертовски, чертовски родном и любимом, тело охватывал озноб, а в голову заползали неприятные, горькие мысли. Простой дружбы теперь, после пережитых событий, после потерянных десятков лет, казалось ничтожно мало. Ричи хотел бы держать его за руку, целовать, прижимать к себе, трепать черные мягкие пряди, но кто-то сверху решил показать ему огромный средний палец. Не заслужил, мол. Что ж, по крайне мере, мечтать не вредно. Мечты у него уж точно никто не отнимет. Эдди в этот момент допивает второй стакан бурбона, совсем переставая морщиться. От алкоголя стало тепло, почти жарко, и он скинул кофту, аккуратно складывая и оставляя ее висеть на спинке кресла. Ричи присматривается и видит румянец на его щеках, покрасневшие губы, пелену легкого опьянения в глазах. Эдди пить никогда не умел, поэтому уже сейчас, после пары глотков, его тело полностью расслабилось, и он умиротворенно устроился на мягкой обивке. Смотреть на него было сплошным удовольствием. Ни для кого не секрет, что Ричи обожал выводить Эдди из себя, лишь бы поспорить с ним, лишь бы увидеть азартные искры в чужих глазах. Но такой спокойный Каспбрак нравился ему ничуть не меньше. Да ему вообще любой Каспбрак нравился. Злой, сонный, уставший, нервничающий, радостный. Даже вечно ворчащий и читающий нотации. Ричи не нравилось видеть разве что грустного Эдди. Плачущего Эдди. Истекающего кровью, умирающего Эдди. Несмотря на то, что Пеннивайз облажался и не смог убить никого из них, образы смертельно раненого друга часто преследовали Тозиера в ночных кошмарах. Бледное, безжизненное лицо астматика взирало на него стеклянными глазами, и Ричи подскакивал с кровати, заливаясь слезами, крича имя друга в темноту своей комнаты. После таких видений он долго лежал без сна, чувствуя на теле мерзкий, холодный пот, из-за которого футболка липла к телу, но сил, чтобы подняться и пойти в душ, у него не было. Поэтому он валялся так до самого утра, боясь уснуть и снова увидеть разорванную грудь и пустой взгляд когда-то любимых глаз. Возвращаться к этим воспоминаниям сейчас совсем не хочется, поэтому Ричи чуть встряхивает головой, пытаясь прогнать назойливые мысли, и делает большой глоток. Эдди в это время, как оказалось, рассказывает какую-то историю с работы. Ричи обращает на него взгляд. История, судя по легкой улыбке и активным жестикуляциям, наверняка веселая и интересная, но Ричи интереснее разглядывать объект своего обожания. Румянец с щек переполз на шею, покрывая нежную кожу бледно-розовой краской, из под широкого ворота футболки выглядывают острые, соблазнительные ключицы, темные волосы растрепались, образуя на голове легкий беспорядок, из-за чего Эдди выглядит сейчас так по-домашнему уютно. Где-то в районе сердца чувствуется ледяной укол. Каспбрак шевелится, садится в более удобную позу, не прекращая рассказ, и либо бурбон ударяет в голову, либо это дело рук удачного ракурса и света от настольной лампы, смешанного с сиянием луны, но Тозиер отчетливо видит звезды на его коже. Ричи готов поклясться, что в эту секунду на скулах и щеках астматика загорелись маленькие созвездия, совсем недавно находившиеся там, на небе за окном. Проходит какое-то время, прежде чем до мужчины доходит, что он сейчас откровенно пялится на веснушки своего друга. Как же ты влип, Тозиер, думает он. Эдди, продолжающий говорить, начинает смеяться, и Ричи подхватывает его смех, от чего улыбка на лице Каспбрака становится шире, образуя вокруг глаз солнечные лучики. Как же ты, сука, влип. Да, они собирались так раз в неделю, но это всегда было странно для Ричи. Потому что вместе с Каспбраком в его квартиру залетал сквозняк, приносящий с собой все новые и новые чувства. Сквозняк укрывал Тозиера с ног до головы, ложился рядом, сворачиваясь под его боком клубком, мурлыча себе что-то под нос. Затем Каспбрак уезжал к себе домой, а сквозняк, полный чувств, оставался. Продолжал лежать рядом, вместо тепла даруя ему лишь морозный холод. Тело покрывается волной мурашек. Ричи ежится. Ему хочется подойти сейчас к шкафу и достать от туда самый теплый свитер, но Эдди, на шее которого из-за духоты блестит бисеринка пота, его явно не поймет. Тозиер не знает, сколько еще продержится. Не знает сколько длятся его странные приступы ледяного одиночества и закончатся ли они вообще. Или он так и умрет, лежащим в пустой квартире, с бокалом согревающего алкоголя в руке и с мыслями о своем лучшем друге. Ричи кажется, что он ужасно болен. Потому что видеть Эдди, слышать Эдди, чувствовать его на расстоянии вытянутой руки приятно, но просто невыносимо. Потому что нельзя одновременно хотеть находиться рядом и бояться этого. Потому что ненормально каждый раз следить за своими руками, чтобы не прикасаться слишком часто, ведь тогда он узнает. — Ты молчаливый сегодня. — Зато ты слишком разговорчивый, — это должно было стать их обычной дружеской перепалкой, но прозвучало слишком грубо. Эдди недоуменно сводит брови к переносице, тут же меняя свою расслабленную позу. Нужно пошутить, сказать что-то глупое, перевести тему, но Тозиер устал от всего этого. Странно, клоуна они убили, но цирк продолжается. — Я могу уехать, если ты хочешь. — Эдс, ты такой умный, но такой тупица, — Ричи грустно вздыхает. Он боялся, что Эдди узнает о его чувствах, но этого никогда не случится, ведь Эдди попросту ничего не замечает. Ему и в голову не придет подумать о том, что Тозиер, сюрприз-сюрприз, сохнет по нему с двенадцати лет. На чужом лице снова сияют звезды, и Ричи встает с кресла, желая проверить, осталась ли хоть одна из них на небе. — Это еще почему? — Каспбрак хмурится, ставит стакан с недопитым бурбоном на стол и медленно подходит к своему другу. Мужчина не поворачивается, продолжая смотреть в окно. — Небо сегодня красивое. — Только попробуй пошутить эту дурацкую шутку, приплетя сюда мою мать. — А знаешь, что еще красивее? — Ричи его будто не слышит. — О Боже блять... — Звезды на твоей коже. Звенящая тишина. Вот как бы Ричи описал реакцию Эдди. В ответ на его слова послышалась звенящая, оглушительная тишина. Каспбрак застывает на месте. В его голове со скрипом крутятся шестеренки, пытаясь осмыслить только что сказанное. Ему ведь просто послышалось? — Что ты сказал? — Мамка. Мамка твоя красивая, — Тозиер отмахивается от него, словно от назойливой мухи. Не стоило этого говорить, не стоило. Ричи чувствует, как щеки начинают гореть. Сраный боже, он не краснел лет с пятнадцати! — Нет, объясни, — Эдди подходит вплотную, кладя руки на чужие плечи. На секунду Тозиеру кажется, что от его прикосновений на коже останутся ожоги, такими горячими они казались. Свет от фонаря, стоявшего на улице, слабо освещает лицо астматика, теряясь в его больших карих глазах, всегда казавшихся Ричи печальными, а и без того чуть загорелая кожа под оранжевыми лучами кажется бронзовой. Зрелище было поистине завораживающее. — Ты так и не ответил, — Каспбрак решает вернуться к прошлой теме, чувствуя, что на этот вопрос ответ он не получит. — Ты хочешь, чтобы я уехал? — Это больно, что ты здесь! — Ричи начинает внезапно даже для себя. — Я безумно рад видеть тебя. Здесь, в моем доме. Живого и здорового. Но это причиняет мне... такую боль, Эдс. Потому что ты снова уедешь. Я люблю тебя, а ты уедешь. Признание срывается с губ быстрее, чем Ричи успевает заткнуться. Он не хотел, чтобы Эдди узнал об этом так. Ладно, честно сказать, он вообще не планировал, что Эдди об этом узнает. В Дерри, когда астматик валялся в больнице, Ричи думал, что обязательно расскажет ему обо всем. И в его мечтах Каспбрак всегда отвечал взаимностью, затем они перевозили все его вещи в квартиру Тозиера, заводили собаку и жили долго и счастливо. Наивно, конечно, но хей, это же мечты. На деле все оказалось намного сложнее. Признание все откладывалось и откладывалось, пока Ричи не решил, что он трус. Что он трус и никогда не сможет сказать Эдди правду. Он любил его слишком сильно, чтобы тремя словами разрушить их многолетнюю дружбу. И вот теперь он стоял в своей комнате и начинал потихоньку закипать. Где-то в глубине души нарастала паника вперемешку со злом. Он злился на себя, на Дерри, даже на гребаного Пеннивайза. Из всех Неудачников Ричи был, пожалуй, самым главным. К горлу начинает подступать ком, паника загорается в груди яркой, горячей вспышкой. Тозиер тяжело вздыхает, поднимая взгляд на друга. Эдди закрывает и открывает рот, пытаясь сказать что-то, но слова застревают в горле. Он быстро хлопает ресницами, и Ричи кажется, что астматик сейчас так ими дохлопается, что взлетит, словно на крыльях. — К-куда я уеду? — спустя пару секунд, наполненных самой неуютной тишиной в их жизнях, Каспбрак все же обретает голос. Случайно или нет, но часть с признанием в любви он оставляет без внимания. — Забудь, — Ричи снова отмахивается. — Последний стакан бурбона явно был лишним. — он ухмыляется, кивает головой на вышеупомянутый стакан, все еще поблескивающий между его пальцев, но ухмылка выходит горькой. — Ричи... — Нет, Эдс, я идиот, неудачная вышла шутка. Извини. Давай просто... Давай забудем, хорошо? Посидим еще немного, а потом ты поедешь к себе домой, и все будет как прежде, — Ричи захлебывается словами, стараясь скорее увести разговор в другое русло. Эдди снова замолкает, размышляя над только что сказанным. Он молчит и молчит, а Тозиер боится смотреть ему в глаза, с притворным интересом разглядывая деревья за окном. Но молчание затягивается, и в конце концов он все же переступает через свой страх, поворачиваясь к астматику. Взгляд Эдди не казался ему осуждающим. Он не впивался в тело Ричи тысячью иголок и не испепелял его, словно лазер. Нет, чужой взгляд чувствовался скорее как любимый плед, мягко укутывающий его, притягивающий в теплые объятия. В нем не было ни отвращения, ни злости, ни чего-то подобного. Эдди смотрел скорее... взволнованно? — Как давно? — губы Эдди вдруг размыкаются, произнося два простых слова. — Что? — Как давно ты любишь меня? Молчание. — С двенадцати лет, — Ричи произносит на выдохе. Отпираться больше нет смысла. — Хотя, нет. Скорее всего, всегда любил. Еще с тех пор, как мы познакомились. Но понял я это, когда нам было двенадцать. — И ты молчал все это время? Кто еще из нас тупица, — Эдди вдруг начинает смеяться. Глаза Ричи против воли расширяются от удивления. Он недоуменно смотрит на астматика. От этого разговора можно было ожидать чего угодно, но... но не этого ведь. Тозиеру хочется снять с себя очки и протереть линзы, как делают в фильмах, чтобы убедиться, что Эдди, искрящийся весельем, не плод его воображения. Какого хуя? — Какого хуя? — последнюю мысль он решает озвучить. — Знаешь, я приезжаю сюда каждую неделю и до сих пор ни разу не пожаловался на то, какой у тебя здесь бардак. Ты мог бы догадаться, — голос Эдди мягкий и говорит он почти шепотом. Тозиер никак не реагирует. В голове проносятся мысли, но их слишком много, чтобы он мог зацепиться хоть за одну. Ему хочется сделать хоть что-то, но он страшно нервничает. Ричи боится, что понял все неправильно. Тогда Эдди приходится сделать шаг в его сторону, подходя совсем близко. Он поднимает руку, аккуратно проводит по волосам Тозиера, приглаживая их, очерчивает контуры лица и останавливается на щеке мужчины. — Ты мне так в ответных чувствах признался? — Ричи прокашливается, но хриплый голос все равно выдает его волнение. Эдди кивает, несмело улыбаясь. — Я тебя сейчас поцелую. Эдди кивает интенсивнее, готовясь произнести свое согласие вслух, но Ричи наклоняется к нему, сокращая расстояние. Губы соединяются в легком поцелуе. Стакан с недопитым бурбоном летит на пол, расплескивая содержимое по паркету. Руки Тозиера взлетают вверх, все еще неуверенно обхватывая ладонями чужое лицо. Эдди мягкий и аккуратный, Ричи обводит контур его губ языком и не чувствует ни трещинки, ни одного изъяна. Конечно, Каспбрак наверняка следит и ухаживает за ними, мажет гигиенической помадой или еще какими дурацкими мазями. В голове Тозиера возникает образ астматика, стоящего перед зеркалом, старательно водящего по губам целебной помадой. Не самое подходящее время для таких глупых мыслей, но Ричи сейчас просто не может себя контролировать. Забавный образ друга развеивается, а вместо него загорается неоновая вывеска, яркими буквами кричащая "этого не может быть". И Тозиер с ней абсолютно согласен. Не может быть, что Эдди сейчас здесь, отвечает на его поцелуй, а не вытирает губы и в спешке покидает чужую квартиру. Но горячее дыхание, опаляющее лицо, и холодное прикосновение пальцев к своей шее заставляют все сомнения исчезнуть. До Ричи вдруг доходит, что они стоят прямо напротив окна. Устраивать соседям шоу он не планировал, поэтому, обняв Каспбрака за талию, делает пару шагов вбок, припечатывая его к стене. Эдди улыбается, прерывает поцелуй и, цокнув языком, берет Ричи за руку, ведя его в сторону спальни. Тозиер бредет по своей квартире, словно в тумане. Голова начинает немного кружиться, но он почему-то уверен, что виной этому не выпитый алкоголь, а мужчина, идущий впереди и нежно поглаживающий его пальцы. Эдди падает спиной на мягкие подушки, утягивая Ричи за собой. Губы встречаются в новом поцелуе. Тозиер нависает над другом, чувствуя как щеки и кончики ушей начинают гореть. Жарко. Как же, блять, жарко. Холод, растущий в груди, испарился, не оставив после себя ни следа. Кое-как нашарив замок от кофты, Ричи вжикает молнией, отбрасывая ненужный предмет одежды в сторону. Он опускается чуть ниже, теснее прижимаясь к Каспбраку. Хочется чувствовать его каждой клеточкой тела, каждым открытым участком кожи. По рукам ползут мурашки, жар сползает с лица, плавно растекается по шее, бежит вниз, тяжело оседая в паху. Ричи приходится сдерживать себя, чтобы не поддаться бедрами вперед. В темноте комнаты все чувства обострились, каждое прикосновение становилось ярче, волнительнее. Раньше Ричи не любил тьму, она приносила только ночные кошмары, наполненные мертвецами. Эта темнота была не такой. Эта темнота укрывала их от всего остального мира, прятала от всех невзгод, позволяла делать друг с другом все, чего они так давно хотели. Мысли все еще не желали приходить в порядок. Неоновая вывеска на секунду затухает, чтобы снова загореться, крича теперь другу фразу. Я целую Эдди Каспбрака. Ричи резко останавливается, прерывая поцелуй. Ему просто необходимо увидеть лицо Эдди, убедиться, что это не сон и не фантазия. Глаза еще не привыкли к отсутствию света, но это не мешает ему увидеть Каспбрака, лежащего под ним, явно недовольного внезапной паузой. Он такой же раскрасневшийся, с горящими глазами, кажется, что еще чуть-чуть, и засияет точно как рождественская ёлка. Ричи счастливо улыбается, возвращаясь к манящим губам. Эдди входит во вкус, закидывает ногу на бедро Тозиера, заставляя того придвинуться еще ближе. Ричи смелеет, проводит ладонью по скулам, щекам, дотрагивается до губ, немного надавливая большим пальцем на нижнюю. Астматик понимает все без слов, послушно размыкает губы, и Ричи проскальзывает языком в чужой рот. Он сжимает ладонью бедро мужчины, проводит языком по небу и слышит, как Эдди в ответ хнычет. Тозиер чувствует себя подростком. Потому что нельзя в почти сорок лет целоваться так жадно, словно через минуту весь мир исчезнет. Потому что в его годы нельзя терять голову от ощущения чужих губ на своих. Но с Эдди, казалось, возможно все. Его хотелось просто до одури. До искр перед глазами, до трясущихся пальцев, до оглушительного гудения крови в ушах. Хотелось трогать Каспбрака везде, до куда только могут дотянуться руки, хотелось ласкать его всю ночь, заставляя выгибаться на смятых простынях, стонать, выкрикивать своими идеальными губами его, Ричи, имя. Но спешить некуда. Теперь у них есть время. — Блять, кажется пора притормозить, — Эдди немного отстраняется, жадно ловя открытым ртом воздух. Ричи падает рядом с ним, заводя руки за голову. Он так же тяжело дышит, часто моргая, пытаясь наконец разглядеть комнату. Через секунду до него доходит, что на нем нет очков. Кажется, они сняли их, когда ложились на кровать. Ричи был слишком увлечен происходящим, чтобы заметить это. — Ого, сквернословим. Мой маленький Эдди-Спагетти вырос в настоящего Эдварда-Спагедворда. — Какой же ты дурень. Они смеются. Громко, беззаботно, совсем как в детстве. Тозиер поворачивает голову в сторону друга и натыкается на большие карие глаза, смотрящие на него с нежностью. Ричи знает, что смотрит в ответ точно так же. Он пододвигается ближе к Каспбраку, утыкаясь носом ему в шею. — Я твой дурень. И всегда им был. — Ты мой. А я твой, — Эдди согласно кивает, выдыхая слова ему в волосы, ласковыми пальцами принимаясь массировать голову. Неоновая вывеска снова загорается, повторяя его последнюю фразу. Ты мой. А я твой. Тозиер блаженно вдыхает запах чужой кожи и спокойно закрывает глаза. За окном выл ветер, в желтом вальсе кружились осенние листья. Блеск луны, проскользнувший через открытые шторы, освещал комнату. Ричи больше не было холодно. Ричи согревал уютно сопевший под боком Эдди и его сияющие звезды на коже.