даня абсолютно точно не любил клубы. куча потных, опьяненных алкоголем и наркотиками тел, богомерзкая музыка из огромных колонок и рябящая светомузыка. даня абсолютно точно не собирался идти туда. даня абсолютно точно не повелся на «слабо» одноклассников. нет, конечно же, нет. он просто решил провести хоть один вечер в роли нормального подростка, который в итоге закончился черт знает чем.
музыка долбит по ушам, в дергающемся потоке людей невозможно стоять спокойно. особенно после нескольких стопок чего-то не приятно горького и согревающего. знакомые лица одноклассниц давно потерялись из виду. впрочем, так ли они нужны мальчишке?
у вани все как обычно — клуб с дурной славой, куча миловидных и тупых, как пробок, девиц, самая дорогая выпивка из самого дешевого бара и абсолютно ахуенные волосы, в которые он зарывается пальцами, массируя кожу головы. дома снова неразбериха. отец снова орет, а мать давит слезу, защищая. надоело. он не понимал этой чрезмерной опеки. считал себя взрослым. самостоятельным. и именно поэтому прожигал вечера в убогих клубах, где даже паспорт не проверяют.
на танцполе душно. удушающе. но дане так плевать. его тело само по себе двигается в такт бессмысленной музыке. это гораздо легче, чем он думал. вот так вот просто влиться в водоворот из кричащих, смеющихся, пьяных тел и танцевать, прыгать, кричать в унисон, даже не понимая зачем, просто потому что кто-то одобрил поставленную «композицию» или что-то еще.
у вани все в глазах рябит от привычных лиц, которые не сменяются здесь день ото дня. будто эти вечно пьяные тела обитают тут круглосуточно — вьются темной дымкой под потолком, а в ночь спускаются для бессмысленных плясок.
у дани глаза цепляются за длинные волосы и скучающий взгляд.
у вани сердце трепещет, когда что-то неизведанное проскальзывает прямиком перед ним. кто-то.
он двигает бедрами в такт, укладывая руки на чужую талию. оглаживает расслабленное тело сквозь тонкую ткань футболки. податливый, словно теплый пластелин. у ивана искры в глазах обращаются феерверками, а в собственных штанах предательски тесно.
у дани в голове — ветер, а на щеках — багрянец. и сердце бешено клокочет в такт музыке и чужим бедрам.
чужие губы на собственной шее он принимает с положенным гостеприимством, откидывая голову назад и вбок, давая больше пространства.
и глаза у дани такие вау, что ивану просто сносит крышу. такие доверчивые и игривые, смущенные, с собранием всех звезд в зрачках и поволокой опьянения.
и губы он закусывает пиздецки горячо, словно с огнем играет. с пожаром.
ваня тянется выше, пытаясь сорвать поцелуй, но получает лишь смущенный, смазанный тык куда-то мимо. недоволен, но не напорист. продолжает выводить руками невидимые круги на ребрах, на бедрах, спине, иногда, ягодицах, полностью отдаваясь тошнотворной музыке.
и даня просто наслаждался, беря от прикосновений все самое лучшее.
дышать невыносимо тяжко. от незнакомца пахнет тяжелым парфюмом, сигаретами и чем-то еловым. и еще что-то необъяснимое. что-то теплое и тягучее, словно патока. закатывает глаза в наслаждении, когда горячая рука забирается под футболку, царапая короткими ногтями костяшки таза. тихий стон теряется в какафонии звуков и света.
— идем, — голос незнакомца низкий, хриплый и чертовски возбуждающий. заставляющий все тело покрыться дурацкими мурашками.
и ведь даня, как последний имбицил, плетется сквозь толпу, хватаясь вдруг слабыми руками за чужую. здравый смысл наконец-то звучит где-то на закорках разума, пытаясь взвыть о том, что все это — плохая затея. да чего уж там — отвратительная.
но хоть сейчас, под давлением непривычно крепкого алкоголя и музыки, он мог ослушаться? хоть разочек?
в туалете никого, но пахнет, так будто кто-то сдох. по глазам бьет неприятный белый свет, а исписанные стены вызывают отвращение похлеще музыки, доносящейся из-за закрытой двери.
в одной кабинке на двоих — тесно. чертовски. и близко. до одури. да так, что ване не составляет труда запомнить каждую частичку чужого лица перед тем, как нагло стукнуться губами в приоткрытые губы. громкий и влажный чмок в уголок. совсем смазанный. может, даже нежный. куда-то выше. в ямочку над губой. в другой уголок и, наконец, в самые губы.
тягуче, кисло-сладко и запоминающееся. запоминающееся потому что это — первый. и совершенно не такой, каким его представлял себе даня. не романтично, не по любви, да, черт побери, не с девушкой.
да и плевать. к черту.
у незнакомца слишком мягкие волосы и слишком приятный голос, чтобы думать об этом.
откидывает голову назад, слегка ударяясь о дверцу кабинки. стонет тихо, вызывая со стороны темноволосого полурык.
наверное, сейчас осознание окончательно пробудилось и теперь орало во всю глотку — беги, дебил. да вот только тело не слушалось, таяло под чужими касаниями и влажными поцелуями.
руки на плечи и ближе. ближе. вжимаясь так, что почти сливаются.
целуется даня абсолютно неумело, но по-блядски развязанно и до чертиков мило. запоминающееся.
футболку иван задирает высоко, проводя по животу, безо всякого пресса, ладонью, вызывая табун мурашек на чужом теле. язык его горячий и влажный толкается внутрь, скользя по чужому небу. оттягивает губы, кусаясь и зализывая, пока «незнакомец с щенячьими глазками» что-то постанывает прямо в губы. отрывается нехотя, чувствуя, как давит в груди от нехватки воздуха. кажется, кто-то зашел в соседнюю кабину, но разве трахающиеся в туалете подростки такой уж нонсенс?
иван льнет губами к шее, спускаясь ниже, минуя чертову преграду из задравшейся футболки. очерчивает языком горошины сосков, чувствуя, как чужие руки перебирают и оттягивают пряди его волос.
у дани окончательно крышу сносит, когда он слышит бряканье ремня и звук расстегивающейся ширинки. пусть и звучит двусмысленно в подобном месте.
у вани руки ловкие, юркие и в штаны они пробираются незаметно, проводя вдоль возбужденного члена через ткань трусов.
даня что-то невнятно шипит, чувствуя приятную тяжесть внизу живота и сердце бьется где-то в глотке.
снова шуршания и тело уже не сковывает лишняя одежда. он даже не спрашивает, когда его отворачивают лицом к холодной кафельной стенке, исписанной всякой непотребщиной и номерами телефонов. невольно даня даже задумался, а есть ли на этой стене номер незнакомца?
— эй, — куда-то в шею, опаляя дыханием, а затем, когда чуть разворачивает голову, чтобы видеть чужое лицо, в самые губы, — тебя хоть как зовут?
— даня, — что-то едва различимое. что-то чтобы отвлечь себя от чужих пальцев в собственном теле.
— ваня, — второй палец и поцелуй куда-то в бусины позвонков. — приятно познакомиться, — третий и легкое касание губ на пояснице.
— блять, — шипит в стену, когда парень несколько раз двигает рукой, прежде чем заменить длинные пальцы членом.
у дани нет определенных слов чтобы описать все то, что он сейчас чувствовал. хотя, собственно говоря, что там мог чувствовать отличник, «ботаник» и тому подобное, который сейчас трахался в туалете клуба с незнакомцем. причем добровольно. ну, почти. конечно, в трезвом состоянии он бы и близко не подошел к этому рассаднику похоти. никогда. нет. ни-за-что.
верно же?
***
— это
иван, — «мама» указывает на высокого парня с длинными волосами.
—
данила, — другая, как бы то странно не звучало, мама указывает на него самого.
— приятно познакомиться.
«блять».
***
и вообще-то они оба все прекрасно помнили. вот только краснел почему-то лишь данила, в то время, как иван даже в его сторону не смотрел.
а хотелось. пиздец, как хотелось.
потому что глаза у него нереальные и губы отвратительно мягкие. и от волос пахнет чем-то сладким.
у вани на душе каждый раз что-то дергается, когда они остаются одни, когда у дани в глазах плещется страх и тягучая неизведанность. когда не можешь почувствовать чужое дыхание на своих губах. не можешь услышать чужой стон в поцелуе. не можешь…
он не спит уже вторую ночь. не спит, потому что чертовы глазюки, словно щенячьи, так тоскливо зыркают и все ищут отклика. как псина, которую жалко выгнать с постели.
и на сердце угрюмо ноет.
а все из-за этого дани. точне из-за снов. таких грязных и зацикленных. дешевый клуб, поздний вечер (даже не ночь), дрянной алкоголь и тупорылая музыка, туалет, со стойким запахом мочи и его сперма на чужой спине.
от всего этого дыхание спирало. так, словно его воспоминание о чужой спине — лучшее из человеческих творений. то, на чем стоило зацикливаться.
а у дани на языке всего один вопрос крутился постоянно «не помнишь, да»? и однажды ведь слетело с губ, на что получил лишь вопросительный взгляд и «че?» в ответ. «забей».
ваня все еще притворяется, что совсем не помнит податливого мальчишку, а у дани глаза с каждым днем все больше пропитываются необъяснимой тоской и смущением. все больше собирают звезд со всех галактик.
