Можешь звать меня Рони

       Говорят, когда намечаются перемены, вернуться к былому образу жизни становится крайне проблематично. И не врут. В этом Реджина Миллс уже неоднократно смогла убедиться на собственном опыте.        Вот уже который день ранее размеренное и тихое утро Реджины начиналось не с тишины и горького горячего кофе, смакованного мелкими глотками за чтением газеты, а с полноценного завтрака, стакана свежевыжатого сока и громкого детского смеха, которым радовал ее Генри.        И вместо того, чтобы неспешно собираться на работу, слушая тихую классическую музыку, Реджина спешила. Теперь она была не одна. Прежде чем отправиться в офис, ей еще нужно было успеть отвезти веселого Генри, постоянно перебрасывавшего через плечо тяжелый рюкзак и тепло улыбавшегося ей, в школу.        Но трудно Реджине не было. Возможно, дело было в Генри, казавшимся ей самым замечательным ребенком на свете и очень взрослым.        Он был серьезен не по годам — это Реджина поняла практически сразу же. Чего стоило только предложение Генри отпускать его одного, чтобы он добирался до школы на автобусе, как и остальные дети.        Реджине пришлось поспорить с ним, чтобы доказать ему, как ей необходимо быть рядом с ней. А Генри, нахмурившись, слушал ее, не перебивая, и с каждым мгновением все больше напоминал ей своим поведением невыносимую мисс Свон, от которой он, видимо, унаследовал это ошеломляющее упрямство.        Но Реджина тоже была не так проста, как могло показаться на первый взгляд. И она умела быть хитрой, когда это нужно. Подкрепляя свою речь весомыми аргументами и для подстраховки прикрывшись обещанием, данным Эмме, она, выиграв спор, взялась отвозить Генри в школу.        Может, Генри, по взгляду которого Реджина просекла, что он не в восторге, и стал бы спорить с ней дальше, но одно лишь упоминание об Эмме заставило его смиренно принять свою участь. Поворчав себе под нос, он, скрепя сердце, согласился, а она, обрадовавшись крошечной победе, с энтузиазмом взялась за реализацию своего предложения.        И об этом Реджина ни разу не пожалела. По дороге до школы они, следуя появившейся у них недавно традиции, слушали радио или рассказывали друг другу об разговорах с Эммой, а потом вновь спорили о предстоящем обеде или ужине.        Генри настаивал на вредной и вкусной еде, а Реджина тщетно пыталась одержать верх еще и в этом «бою», уверяя мальчишку, корчившего недовольные рожицы после ее нравоучений о том, что ему, как и Эмме, нужно начать чаще есть то, что не напичкано всякой гадостью.        Как часто бывает после небольших разногласий, они все же неустанно приходили к компромиссу, когда Реджина, отчаявшись и осознавая, что так близка к поражению она не была никогда, все же находила выход: предлагала приготовить Генри его любимое блюдо, если перед этим он обязательно съест то, что любит она.        Нужно отдать Генри должное — он соглашался каждый раз, правда, с тяжелым вздохом. Однако держался так, словно был самым настоящим мужчиной, произнося с обречением короткое: «Хорошо», а после, не выказывая больше никаких претензий, первым выбирался из машины и ждал ее, чтобы продолжить болтать.        Прощание тоже стало для них особенным ритуалом. Каждый раз Реджина парковала машину недалеко от школы, и они с Генри проходили пешком пару метров, обговаривая, чем займутся, когда он освободится.        И пока Генри строил уйму планов, с энтузиазмом подпрыгивая от нетерпения, она неустанно возвращала его на землю, напоминая о домашней работе, которую ему предстоит сделать сначала. До того момента, как они начнут развлекаться или отправятся на прогулку.        У широко распахнутых ворот они снова останавливались, пропуская торопившихся на занятия гомонящих школьников, которые, робко здороваясь с мэром и Генри, быстро проскальзывали мимо, украдкой бросая на них наполненные искренним детским любопытством взгляды.        И всякий раз внешне собранная и строгая Реджина, сердце которой исступленно трепетало в груди и будто сжималось в те мгновения, когда ей приходилось прощаться с Генри, переживала, пытаясь решить, как лучше проститься с ним, чтобы ненароком не смутить его перед ровесниками или не оттолкнуть поспешностью.        Иногда она нежно касалась теплой ладонью его щеки и улыбалась, но чаще всего заключала Генри, ласково похлопывающего ее по спине в ответ, в крепкие объятия и сжимала, что есть силы. Разумеется, Реджина бы не осмелилась поступать так, если бы он сам не позволил ей.        Реджина отчетливо запомнила их первый день, когда она привезла его в школу и, пытаясь поддержать, присела перед ним на корточки. Дотронувшись руками до плеч Генри, она выдавила несмелую улыбку и пыталась подбодрить его, ласково пообещав, что Эмма обязательно скоро вернется к нему, а пока они с ней должны постараться подружиться, ведь, возможно, его матери не будет всю эту неделю.        Генри же, взглянувший на Реджину сияющими от счастья глазами, подарил ей очередную ослепительную улыбку и, помедлив пару секунд, крепко обнял на прощание.        — Какая же ты замечательная! — воскликнул он, отскочив от нее, и, не прекращая улыбаться, махнул ей, опешившей от его неожиданной выходки, рукой. Генри был просто потрясающим в этот миг.        От его решительности и обескураживающей искренности Реджина впервые за все это время даже немного растерялась. Но пока она переводила сбившееся дыхание, стараясь выдавить хотя бы слово, Генри поспешно ретировался.        Скрывшись в толпе школьников, он уверенно зашагал вперед, ни разу не обернувшись, а она так и осталась стоять — растерянная и воодушевленная одновременно. Уже давно никто не говорил ей подобных слов.        В тот день Реджине показалось, что ее привычный мир покачнулся, закружившись на огромной карусели. Однако это были еще не все перемены.        С началом каждого нового дня она изредка ловила себя на мысли, что ее мир вращается все быстрее, меняя свои былые мрачные декорации на ослепительно яркие и потрясающие моменты, которые дарил ей только один человек, — Генри.        Реджина была готова ручаться: такого с ней не происходило уже давно. Наверное, в последний раз она чувствовала себя такой счастливой и вдохновленной, когда собиралась сбежать с Дэниэлом или в те редкие минуты своего злодейского прошлого, когда ей удавалось насолить ненавистной Мэри Маргарет и наблюдать за ее страданиями.        Но все же Реджина понимала: даже слезы Снежки, которые та охотно проливала, радуют ее не так сильно, как время, проведенное с Генри. И отчасти Реджина была права. С появлением в ее жизни Генри она и правда стала счастливой. По-настоящему.        Но кое-что все же осталось прежним: ее характер. Реджина была готова собственноручно придушить любого, кто осмелился бы разрушить идиллию, царившую в их взаимоотношениях с Генри.        Однако посягательств на их хрупкий мир, так бережно созданный ей для него, Реджина так и не увидела. Конечно, наблюдая за всем своим новым окружением и выискивая любую потенциальную опасность, она не могла не замечать, как местные учителя, часто встречавшие учеников у школы, перешептываются друг с другом и бросают на нее настороженные взгляды, однако и эта крошечная деталь не выбивала ее из привычной колеи.        Возможно, причина была в том, что Реджина рассуждала трезво, как и всегда, отбросив все эмоции, которые казались ей лишним проявлением слабости. Вот поэтому она и сохраняла леденящее душу спокойствие, решив, что, вероятно, учителей, как и всех остальных горожан, всего лишь поражала беспечность Эммы, которая оставила сына с ней.        А может, у них просто закончились темы для разговора, вот они и перемывали кости самой известной злодейке Сторибрука, по воле случая возившейся с чужим ребенком.        Как и бывает в таких случаях, подозрения Реджины были вовсе не беспочвенны. Она не ошиблась и в этот раз. Правда, не учла другого: своей меняющейся в глазах общества репутации.        Если сначала учителя, украдкой поглядывая за ней и Генри, действительно собирались вмешаться и пресечь их общение, но у них не было весомого повода — упрекнуть мэра им было нечем.        Реджина, хоть и не была в их глазах образцовой матерью, все же оказалась идеальным опекуном для Генри, который рядом с ней казался самым счастливым ребенком на свете.        Если до этого шокирующего открытия учителя и собирались с духом, чтобы пресечь любое их взаимодействие, то, глядя, как Генри, позабыв обо всем, несется навстречу мэру в элегантных костюмах, широко распахивающей для него объятия, они, посовещавшись, решили: Реджина изменилась. По крайней мере, для Генри.        Уже через пару дней новость о том, что мэр стала немного добрее, была самой обсуждаемой — ее передавали друг другу все, кому было не лень. Все чаще Реджина, прогуливаясь по городу во время обеденного перерыва, чтобы забрать Генри из школы после занятий и перекусить с ним по дороге до ее офиса, замечала, что горожане тихо обсуждают ее между собой.        Правда, все разговоры прекращались, стоило ей приблизиться. Люди, встававшие плечом к плечу, поспешно меняли тему и принимались деланно спорить обо всяких пустяках, не придавая появлению мэра никакого значения.        Никто из них не спешил с ней здороваться, однако она замечала, что никто из них теперь не горит желанием выплеснуть негатив и обвинить ее в неблагопристойном поступке из прошлого, как делал это раньше.        Впрочем, такому отношению Реджина нисколько не удивлялась. Она слишком долго была потрясающим руководителем города, как и жестоким тираном, загубившим на корню надежды и желания многих наивных горожан, которыми она умело манипулировала в своих корыстных целях.        Наверное, в Сторибруке не осталось ни одного человека, которому бы она не умудрилась испортить жизнь, включая ее саму.        Но все же главным для Реджины в этот раз было даже не то, что будут думать о ней люди или попытаются сделать, а доверенный ей ребенок — Генри — и его благополучие, поэтому она и старалась появляться на улицах вместе с ним как можно меньше и старательно выведывала у него каждый вечер, как прошел день и не обижали ли его одноклассники.        Реджина могла поклясться: до этого момента ей было плевать, что могут сотворить глупые люди, теперь же она с крышесносным успехом могла написать книгу с огромным списком рекомендаций «Как начать загоняться из-за любого слова».        Переживая, что грубые слова или неоднозначные высказывания жителей о ней, могут как-то отразиться на эмоциональном состоянии Генри или на его дружбе с другими детьми, она, верная своему обещанию Эмме защитить его любой ценой, практически не появлялась с ним в городе, не считая тех моментов, когда провожала в школу или встречала из нее.        Конечно, Реджина могла бы поступить так, как делала всегда, — запугать, угрожать и манипулировать горожанами, добившись от них беспрекословного повиновения, но, глядя в сверкающие искренним счастьем глаза ребенка, она не осмеливалась разрушать детские мечты и предавать доверие Генри, который твердо верил: «Злая Королева» — самый замечательный и интересный персонаж.        Вот Реджина и предпочитала скрываться, оставаясь в тени и со скрытой тревогой наблюдая за общительным Генри, который, казалось, был знаком с каждым жителем Сторибрука.        Реджина хотела, чтобы мнение Генри о ней оставалось неизменным. Пусть уж лучше он считает, что она и правда чего-то стоит. Опасаясь навредить Генри, неизменно оставалась в стороне, наблюдая за ним, чтобы не настроить жителей Сторибрука против него.        Ведь Генри как отметила Реджина про себя, каким-то удивительным образом удалось добиться того, чего она так и не смогла сделать за долгие годы, — любви горожан.        И пряталась бы так Реджина еще долго, если бы не откровенный разговор с Эммой, надоумившей ее наплевать на мнение других и жить так, как и прежде. Хоть Реджина и колебалась поначалу, но, вскоре узнав от Киллиана о решительных действиях Эммы и ее попытках сблизиться с ним, подумала, что она тоже должна внести свою лепту, ведь обещала же хотя бы попытаться.        Рассудив, что ничем не хуже этой «выскочки», как иногда Реджина называла про себя наглую Эмму, она принялась действовать и жить так, как и раньше. И сдержала свое слово — они с Генри стали появляться на улице вечером и неспешно прогуливаться до кафе «У Бабушки» или участка шерифа, чтобы встретиться с «Крюком».        Иногда они заглядывали в библиотеку. И пока воодушевленный Генри с энтузиазмом выбирал себе сказки, бережно перелистывая толстенные книги и болтая с Белль, приветливо улыбавшейся ему и охотно разъяснявшей тонкости каждой сказки, Реджина, думая о своем, бродила среди стеллажей.        Рассуждая здраво, Реджина не могла не отмечать: жизнь постепенно налаживалась, а уверенность и внутренняя сила Эммы, поддерживающей ее во всех начинаниях, лишь заложили первый кирпичик в фундамент становления «новой» версии «Злой Королевы».        И вот, набравшись решимости и перешагнув через все сомнения с высоко поднятой головой, Реджина вновь была готова биться. Правда, теперь не только ради себя, но и ради всех ее новых друзей.

***

       Это утро ничем не отличалось для Реджины, всю ночь читавшей отчеты и исправлявшей в них ошибки, от предыдущих. Однако, вопреки обыкновению, эту долгую и скучную ночь она провела не одна, а в компании Сидни, отправившегося домой лишь под утро.        И была этому его поступку весьма весомая причина — не так давно мистер Гласс, к огромному восторгу Генри и неподдельному удивлению Реджины, изъявил желание помочь ей разобраться с бумагами, вот и оставался в ее кабинете до первых лучей зимнего солнца.        Украдкой наблюдая за Сидни, она отметила для себя, что он, изменяя всем своим старым привычкам, в ее компании был тактичен и немногословен. Гласс выглядел свободным и независимым, не нервничал, как прежде, не пытался угодить и не льстил. Напротив, он держался с невиданным ей ранее достоинством и вел себя, как истинный джентльмен, изредка уточняя, не нужен ли ей отдых.        Поглядывая на него, Реджина решила, что этот Сидни ей нравится намного больше, чем тот пронырливый журналист, который был готов на все, чтобы угодить ей и добиться похвалы. Выходит, не так уж плохо оказалось влияние Эммы Свон.        Подумав, что было бы здорово как-нибудь сказать об этом Эмме, ведь она наверняка удивится, услышав от нее комплимент, Реджина, не сдержавшись, прыснула в кулак.        Сидни, раскладывающий перед ней папки, замешкавшись, с изумлением взглянул на нее, высоко приподняв брови, однако так и не сказал ни слова.        А Реджина и не настаивала. Ей было достаточно того, что она уже видела. Теперь, благодаря Сидни, она поверила, что люди могут измениться, если захотят. И, возможно, была готова дать шанс еще одному человеку. Правда, Реджина хотела посоветоваться с Эммой, прежде чем принимать решение.        Время, как и всегда, летело. Они с Сидни провозились с бумагами всю ночь, изредка устраивая небольшие передышки. В такие моменты Сидни, покашливая в кулак, вытаскивал из кармана клетчатого пиджака трубку и, извиняясь перед Реджиной, выходил на улицу, чтобы, как он выражался, снять напряжение и хоть немного расслабиться перед дальнейшей работой.        А она, оставшись одна, нетерпеливо постукивала каблуками лакированных туфель по полу, тщетно пытаясь взбодриться и не написать Эмме, которая не так давно заявила, что теперь звонить первой будет сама — у нее появилась весомая зацепка, которая не давала Реджине, прокручивавшей в голове слова о том, что совсем скоро Эмма, если не идет по ложному следу, скрутит обеих мерзавок, покоя.        Пытаясь отвлечься и успокоиться, Реджина погрузилась в работу, даже не услышав, как тихо скрипнула дверь. Опомнилась она, когда услышала едва слышный стук, — Сидни осторожно поставил на ее стол белоснежную чашку с горячим кофе.        Вскинув брови, Реджина резко подняла голову, однако он даже не посмотрел на нее. Надев очки, пожилой журналист, сощурившись, старательно изучал документы, не отрываясь, поэтому Реджине пришлось делать первые шаги самой.        — Спасибо, — негромко произнесла она. Сидни, обернувшись к ней, часто заморгал, явно не понимая, о чем говорит Реджина.        Реджина же, кивком головы указав ему на кружку, вернулась к бумагам, которые, как ей казалось, никогда не закончатся, так и не увидев неподдельного изумления Гласса.        Но в жизни все устроено намного проще: даже если кажется, что чему-то нет конца, это вовсе не значит, что он не наступит. Вот так за монотонной работой и пролетело время. И вскоре, отложив последний проверенный отчет, Сидни, потягиваясь, осторожно привстал с кожаного дивана.        Бросив в окно быстрый взгляд, мужчина, встрепенувшись и осознав, что просидел у мэра всю ночь, заторопился домой. Наскоро собравшись, он хотел было выскочить из кабинета, но она, встав из-за стола и живо отодвинув кипу бумаг, вызвалась проводить его.        Спускаясь по лестнице за торопившимся домой Сидни, Реджина думала только об одном: как же сильно он изменился после знакомства с Эммой. Каким-то невероятным образом несносной Эмме удалось преобразить не только ее, но и этого робкого и запуганного человека.        Учтиво приоткрыв дверь перед Сидни, неловко накинувшим на плечи теплое серое пальто, Реджина, получив от него в ответ кивок — молчаливую благодарность, замявшись лишь на долю секунды, окликнула поспешно спускавшегося по ступеням Сидни и медленно, словно бы не желая этого говорить, произнесла:        — Благодарю за помощь, мистер Гласс. Без вас я бы не справилась с этими отчетами так быстро.        Услышав ее слова, Сидни вдруг обернулся, а Реджина, выпрямившись и расправив плечи, бесстрашно взглянула ему в глаза, все четче ощущая: вот он — тот самый миг, чтобы изменить те отношения, которые давно были испорчены ей.        — Спасибо, — чуть мягче добавила она, прижав руку к груди. Ее взгляд, стоило ей вспомнить, как сильно помог ей Сидни, смотревший на нее сейчас с непритворным изумлением, смягчился. Реджина улыбнулась тепло и нежно, не находя слов, которые помогли бы ей выразить ее благодарность словами.        Она знала одно: без Сидни она бы провозилась с накопившимися отчетами не одну неделю. И, наверное, у нее совсем не осталось бы времени для Генри. Как ни странно, однако бывший подопечный с ответом не замедлил.        — Не за что, Реджина. Я помогал не только вам, но и Эмме с Генри, — отозвался высоко приподнявший брови Гласс, окинувший ее, стоявшую в легкой белой блузке и штанах на пороге ее дома, взволнованным взглядом.        Реджина тут же закивала. Она прекрасно понимала, почему Сидни предложил ей свою помощь — он догадывался, как много сил ей нужно, чтобы следить за Генри, а еще, похоже, он хотел отблагодарить Эмму хотя бы так.        Гласс молчал, буравя ее изучающим взглядом. Казалось, он силился понять, что же в ней изменилось и, перебросив через плечо небрежно накинутый на шею шарф, он вдруг пристально вгляделся в лицо Реджины в последний раз, чуть прищурив глаза.        — Вы точно хорошо себя чувствуете? Может быть, я могу быть полезен вам еще? — после небольшой заминки осведомился Сидни, неуклюже взмахнув руками, а она, вопреки обыкновению, поймала себя на мысли, что в его голосе больше нет той заискивающей интонации, с которой он обращался к ней каждый раз, когда спрашивал о чем-то или просто пытался заговорить.        Теперь Сидни был уверенным и самодостаточным, в чем, впрочем, ее заслуги не было совершенно. Здесь, скорее, потрудилась Эмма Свон, сама о том не подозревая.        Вновь приписав нахальной Эмме, испортившей ей преданного слугу беспардонным вмешательством в чужую жизнь, еще один плюс в список достоинств, сохраняя спокойствие и прежнее дружелюбие, Реджина ответила на вопрос:        — Благодарю, Сидни, но я чувствую себя хорошо. Мне показалось, я должна поблагодарить вас. Пожалуйста, хорошо отдохните, после выходных вы будете мне нужны.        Больше объяснений, как ни странно, не потребовалось: проницательный Сидни понял все сам.        — Как скажете, мэм, — учтиво поклонившись ей, отозвался он, сняв свою потертую серую шляпу в знак признательности. Реджина, не ожидавшая от него подобной выходки, ведь Сидни не делал так уже давно, так и замерла с приоткрытым от изумления ртом.        — Всего хорошего, — заключил тем временем Сидни, от которого не укрылся ступор Реджины, но он, поступая, как истинный джентльмен, не стал акцентировать на этом внимание, помня: с ней лучше не шутить.        — Если вам понадобится моя помощь, я всегда к вашим услугам, — договорил Сидни и, не задерживаясь, размеренным шагом побрел по усыпанной снегом узкой дорожке.        Реджина, оставшись одна, усилием воли поборола желание поделиться потрясающей новостью с Эммой и, засомневавшись, а стоит ли дергать ее по сущим пустякам, все же написала ей сообщение, попросив перезвонить сразу же, как появится свободная минутка.        Все же желание рассказать о своей маленькой победе оказалось сильнее хваленой независимости. Быть может, дальше будет только лучше.       

***

       Реджина умылась ледяной водой и со вздохом взглянула в зеркало. Да уж, время не щадит никого. Однако унывать и размышлять о смысле жизни ей было некогда — скоро должен был проснуться Генри.        Бросив быстрый взгляд на настенные часы, Реджина поспешила на кухню, чтобы успеть приготовить завтрак для Генри, который оказался невероятно пунктуальным ребенком.        От маленького мальчишки она, если быть честной, такого не ожидала, но по Генри можно было смело сверять часы — он был слишком пунктуальным.        Генри, помня о своем обещании соблюдать установленные Реджиной правила, появлялся утром на кухне аккурат в установленное время — в пятнадцать минут восьмого.        Вот и сегодня Генри, следуя уже привычному утреннему ритуалу, охотно продемонстрировал ей почищенные зубы, вымытые руки и причесанные волосы, а Реджина, пытавшаяся притвориться строгой, едва сдержала смех — слишком уж милым он был, когда пытался быть серьезным и взрослым.        Впрочем, ей было неважно, как Генри будет себя вести — она понимала, что любит и принимает его любым.        А Генри, окинув ее взглядом, без лишних вопросов забрался на стул и, с аппетитом уминая тосты с джемом, с воодушевлением принялся рассказывать ей о своем сказочном сне.        Она, присев рядом с ним и вяло ковыряясь вилкой в омлете, слушала с легкой улыбкой, как он тараторит, и думала, как же сильно изменилась ее жизнь с появлением в ней Эммы и Генри. Особенно с Генри, который позволил ей почувствовать себя нужной и любимой.        Реджина была уверена: с ним все стало намного лучше, чем было. И она нисколько не торопила события, делая такие выводы. С Генри она была счастлива. Он заставлял ее почувствовать вкус жизни ярче, чем кто-либо другой. И, пожалуй, Реджина бы хотела, чтобы так было всегда.        Она, признаться, уже даже подумывала попросить Эмму разрешить ей видеться с ним чаще. Встречать его из школы, посылать ему подарки на праздники и просто так, разговаривать долгими вечерами, водить в кино, в библиотеку, на выставки, посещать театры и музеи.        Словом, Реджина поймала себя на мысли, что мечтает обзавестись семьей или, если получится, усыновить ребенка. Пока она была с Генри, успела осознать, как ей хочется дарить кому-то свою любовь и заботу.        Если бы об этом узнали бы ее старые знакомые и жители Сторибрука, они бы, наверное, решили, что настал конец света. Иначе как еще объяснить, что нелюдимая и злая Реджина вдруг захотела чувствовать себя нужной и любимой.        Наверное, так бывает со всеми, кто долго оставался один и был вынужден противостоять всему миру. Внезапный щелчок — любовь и забота — и все меняется.        Вот так и Реджина, привыкшая к одиночеству, вдруг обнаружила, что теперь ей совершенно не хочется коротать время в компании грустных воспоминаний из прошлого и ненависти ко всему живому.        Не сомневаясь, что Эмма точно не откажет ей в маленькой просьбе — для начала хотя бы приходить к ней вместе с Генри хотя бы раз в неделю, Реджина тщательно продумывала, что скажет и как попробует убедить ее, если упрямая Эмма вдруг заартачится.        Впрочем, Реджина была готова поставить на карту все: Эмма не откажется. Она не такая. Эмма, напротив, обрадуется и станет частым гостем в ее доме, который обязательно притащит не только Генри, но еще и вредную еду.        Представив, как Эмма, уминая крекеры, ввязывается с ней в перепалку из-за какого-нибудь пустяка, Реджина, к огромному своему удивлению, обнаружила, что уголки ее губ дрогнули, растянувшись в легкой улыбке.        Она знала и верила: Эмма сделает для нее все. Было бы здорово пригласить еще кого-нибудь, но сомневалась, что кто-нибудь, кроме Генри и Эммы, захочет стать желанным гостем в ее доме. Конечно, можно попробовать позвать Киллиана Джонса и Сидни Гласса, но, а вдруг они не захотят?        Погруженная в свои противоречивые мысли, Реджина испуганно вздрогнула и широко распахнула глаза, услышав громкий стук вилки о тарелку. Но, к счастью, в этот раз реальность оказалась куда радужнее предстоящих перспектив и требовала ее немедленного возвращения.        Потирая виски, Реджина улыбнулась и ласково, едва уловимым касанием, погладила Генри по щеке.        А Генри, как раз закончивший с завтраком, живо отодвинул свою тарелку в сторону и устремил на Реджину полный наивного воодушевления взгляд.        — Чем займемся? Сегодня выходной! Я уже выучил все уроки, а больше мне ничего не нужно делать! — воскликнул он.        — Выходной? — растерянно переспросила Реджина, в планы которой входил долгий и убийственно крепкий сон после ночных посиделок в обнимку с документами, разумеется, после того, как она отвезет Генри в школу.        — Да! — подтвердил он. — Чем займемся? — беспечно повторил Генри, невинно хлопая глазами.        Прочный пол вмиг выскользнул из-под ног. Она не представляла, чем может поразить Генри. Нужно отдать ей должное — хоть Реджина внутренне содрогнулась, однако внешне осталась совершенно спокойной.        — А чего хочешь ты? — осторожно поинтересовалась она, опасаясь разочаровать Генри, который, наверное, уже успел настроить планы на этот день, ведь знала, как долго он ждал этот злосчастный выходной.        Однако Генри оказался необыкновенно смышленым. Пожалуй, он был куда умнее множества взрослых и состоятельных людей, с которыми ей приходилось иметь дело.        — Хочу, чтобы сначала ты отдохнула, а потом мы сходили за бургерами! — выпалил Генри и, засучив рукава, охотно схватился за тарелки. — Я все помою, ты отдыхай, — добавил он, составляя посуду в раковину и жестом пресекая попытку Реджины ему помочь.        — Я сам, — непреклонно заявил Генри, невольно напомнив ей интонацией Эмму. Все-таки он многое перенял от нее.        С легкой грустью улыбнувшись, Реджина подперла голову руками, не отрывая глаз от Генри. Однако он был так занят, что не заметил, как странно она на него смотрит.        А Реджина, приоткрыв рот, так до сих пор не находила в себе сил, чтобы отблагодарить его. Она не знала, как выразить все то, что чувствует. Но была готова говорить всем: Генри — замечательный ребенок.        — Спасибо, милый, — едва слышно прошептала Реджина, ощутив в горле комок мешающий дышать. В глазах тут же предательски защипало из-за подступающих непрошеных слез.        Украдкой смахнув кончиками пальцев кристальную слезинку, стекавшую по щеке, Реджина широко улыбнулась. Давно она не испытывала ничего подобного. О ней заботились по-настоящему, не ожидая ничего взамен.        В этот момент Реджина всей душой была благодарна Эмме, которая решила довериться ей и оставить Генри у нее на свой страх и риск.

***

       — Осторожно, милый, не спеши! — окликнула Реджина выскочившего из машины Генри. Он тут же остановился, перебросив через плечо рюкзак и удерживая в одной руке огромную увесистую книгу сказок, медленно повернулся к ней.        Не изменяя привычкам, Генри в этот раз, как и всегда, собирался быстро заскочить в кафе, чтобы взять для себя жареный сыр и самый большой бургер, а ей принести легкий салат и стакан кофе, чтобы они смогли перекусить в машине, а потом вернуться домой.        Глядя на Реджину, он озадаченно нахмурился и, склонив голову на бок, окинул женщину изучающим фирменным взглядом, пытаясь понять, почему она позвала его. А Реджина, не торопясь, выбралась из машины и, аккуратно ступая по едва слышно поскрипывающему снегу, приблизилась к нему.        — Я что-то сделал не так? — вздрогнув от неожиданности, спросил Генри, встревоженно вглядываясь в сосредоточенное лицо нахмурившейся Реджины, раздумывавшей, как рассказать ему о том, что в этот раз они останутся в кафе.        Реджина, помня о своем обещании Эмме, решила попробовать. В конце концов, она, подумала и решила, что ничего плохого уж точно не произойдет, если она постарается хорошо провести время. В крайнем случае — всегда можно уйти. Только вот как рассказать об этом Генри?        Пожалуй, больше всего Реджина боялась реакции непосредственного ребенка, который, как она уже успела отметить для себя, делил мир только на черное и белое, не различая едва заметных граней и полутонов, — сказалось влияние волшебных сказок, которые он так сильно любил читать.        — Нет, милый, — ласково отозвалась Реджина, сжав в руках ручки черной лаковой сумки. — Просто я подумала, что было бы здорово поесть в кафе, а не в машине, согласен? — порывисто вздохнув, поинтересовалась она, не отводя глаз от лица Генри, прикусившего губу и сдвинувшего брови.        Но он оказался на редкость сообразительным и легким на подъем — ее предложение пришлось ему по душе.        — Правда? — воскликнул Генри, живо подскочив к ней. Его губы растянулись в широченной улыбке — он был по-настоящему счастлив. Возможно, потому что ему действительно нравилось «У Бабушки», а теперь у него появилась уникальная возможность провести время с человеком, который стал ему дорог.        — Я думал, тебе не по душе такие заведения, — сдвинув брови, все же сказал Генри, кивком головы указав ей на кафе. Реджина с шумом втянула воздух. И в кого он такой догадливый? В Эмму? Однако времени размышлять об этом у нее не было. Генри смотрел на нее, не отводя глаз.        — Я не люблю шумные сборища, — с притворным вздохом ответила Реджина. — А еще у меня достаточно напряженные отношения со многими жителями… — задумчиво добавила она, присев перед ним на корточки и, посомневавшись с секунду, протянула свои руки, чтобы сжать его ладошку.        — Все слишком сложно, чтобы объяснить это вот так… — чуть мягче произнесла она, не представляя, какие еще слова подобрать, чтобы ненароком не задеть чувства впечатлительного Генри, иначе Эмма, рассвирепев, уж точно прибьет ее.        Но Генри, удерживая книгу подмышкой, серьезно посмотрел на нее и неожиданно кивнул, будто действительно понимал, что она пытается донести до него:        — Понимаю. Ты ведь «Злая Королева». Многие сказочные жители тебя не любят.        Реджина, переведя дыхание, открыла было рот, чтобы возразить и переубедить его, однако заставила себя остановиться. А разве то, что он сказал — ложь? Едва ли. Если хочет верить, что она — злой сказочный персонаж, пускай так и будет. Главное, чтобы ему было проще понять ее.        — Но я полагаю, что это нормально, — подумав, уверенно выговорил Генри, пожав плечами. — Мама говорит, что мы не можем нравиться всем, — сознался он, застенчиво улыбнувшись женщине, кивнувшей ему в ответ. — Правда, вот Клео, например, уверяет всех, что с пистолетом понравиться другим намного проще.        Приподняв брови, Реджина едва сдержала непрошеный смешок. А Клео Фокс — тот еще орешек. Теперь понятно, от кого Эмма переняла ужасное чувство юмора и полнейшее отсутствие такта. Однако не ответить Генри она так и не смогла.        — Думаю, ты прав, — согласилась Реджина, ободряюще улыбнувшись Генри и заглянув ему в глаза. — Поэтому я надеюсь, что ты не обидишься на меня, если вдруг я предложу тебе уйти?        — Нет, — покачал головой Генри, охотно кивнув. — Но я очень рад, что ты согласилась приехать сюда ради меня. Если ты уверена, что хочешь зайти, то, может, поспешим? — поинтересовался он, переминаясь с ноги на ногу от нетерпения.        — Конечно, милый, — ответила Реджина. Улыбаясь Генри, она жестом указала ему, что он должен идти вперед, а она пойдет за ним.        Бережно отряхнув пальто, Реджина, заметив, с каким энтузиазмом он бросился в кафе, встала и последовала за ним по протоптанной дорожке, мысленно умоляя себя не ввязываться ни в какие конфликты.        И когда Генри юркнул в кафе первым, громко сообщив всем, что он вернулся и готов съесть столько вкусного, сколько в него влезет, она, собравшись с духом, чтобы тоже зайти, уже было потянула за ручку старой двери, чтобы открыть ее, как в распланированный день вмешался, вероятно, сам фатум.        — Берегись! — громко взвизгнул тонкий детский голосок. Резко обернувшись, Реджина едва успела удивленно вскинуть брови и сообразить, что ей в лицо летит огромный комок снега, наверное, запущенный каким-нибудь шаловливым мальчишкой в своего приятеля.        Но, по воле случая, счастливой жертвой не прекращавшегося снегопада и его последствий, — снежка — выпало стать ей, а не тем двум озорникам, которых и след простыл, стоило им смекнуть, на кого они только что могли нарваться.        Кто знает, что сделала бы им после Реджина, если бы им «повезло» подвернуться под ее горячую руку, однако пока что, застыв на месте, она впервые за всю свою сознательную жизнь не знала, как поступить. Угроза была неминуема, а ее хваленая выдержка оставляла желать лучшего.        Нет, она не закричала, не взвизгнула, но, осознавая, что уклониться так и не успеет, уж было намеревалась встретиться с опасностью лицу к лицом. Точнее, получить от опасности по лицу, если так и ничего не сможет предпринять.        И вот, растерявшись, всегда собранная и строгая Реджина, вопреки излюбленной манере, даже не постаралась сориентироваться за считанные секунды, чтобы снежный комок не достиг своей цели. Опешив, она так и стояла, наблюдая за снежком, целеустремленно летевшим ей навстречу.        Наверное, если бы не нелепая случайность, Реджина бы действительно опробовала на себе все прелести этого знакомства. Однако, как только она подумала о том, что это будет ужасно, в этот же миг с оглушительным свистом снежок был сбит и раскромсан на части меткой стрелой с перьевым наконечником, мастерски запущенной, судя по всему, издалека.        Едва не подскочив на месте, Реджина, плотно сжав челюсти, обернулась и проследила за стрелой, которая пронеслась мимо нее с зычным свистом. Увлеченная наблюдением, Реджина не удержалась на подкосившихся ногах и, не сводя глаз со стрелы, воткнувшейся в дерево и сколовшей часть заледеневшей коры, упала прямиком в снег.        Поджав губы, Реджина мысленно выругалась про себя. Надо же, какой отвратительный день! Так неловко ей уже не было давно. Тем более, жители города, обожавшие сенсации, выбрались поглазеть за удивительным зрелищем, которое, разумеется, разворачивалось прямо на их глазах.        Правда, для них это стало не таким сильным потрясением, как для нее: у невозмутимой Реджины в буквальном смысле жизнь поделилась на «до» и «после», как и в начале их знакомства с Эммой.        Только в этот раз она чувствовала себя по-настоящему шокированной. И если бы у нее спросили, кто довел ее до белого каления быстрее: Эмма или таинственный стрелок, она бы, не тушуясь, поставила на второго.        Едва переведя дыхание, Реджина, заставившая себя трезво мыслить, оторопело уставилась на то, что вполне могло бы претендовать на ее голову, если было бы направлено в другом направлении — на стрелу, пусть и сбившую этот ужасный комок снега, но все же оставившую у нее уж точно не один седой волос.        — Господи! — запоздало сообразив, что только что произошло, выдохнула Реджина. А таинственный спаситель, явно обожавший риск, опасности и неприятности со своим появлением не замедлил.        Правда, она сначала даже не обратила на него внимание, сфокусировавшись на произошедшем с ней и пытаясь прийти в себя. Поэтому и испугалась, услышав приятный баритон, прозвучавший рядом с ней.        — Вы в порядке? — резко вздернув голову, Реджина, пытаясь взять себя в руки и никого не придушить впервые за долгое время, с раздражением взглянула на подоспевшего ей на помощь незнакомца с колчаном стрел наперевес и деревянным луком, в спешке переброшенным им через плечо.        Она видела его впервые. Небрежно распахнутая серо-зеленая куртка, черный шарф, едва ли прикрывающий шею. Прищурившись, Реджина отметила, что у него светло-каштановые волосы, борода, ослепительная улыбка и ямочки на щеках.        Кем бы ни был этот загадочный спаситель, он явно появился в Сторибруке не так давно. Иначе не посмел бы дерзнуть и приблизиться к ней, если учесть, что стрела, как определила она по торчавшим наконечникам из колчана, принадлежала именно ему.        — Позвольте помочь вам, — тем временем продолжил он и протянул застывшей Реджине, прожигавшей его взглядом, наполненным неподдельной неприязнью, руку в кожаной перчатке.        — Обойдусь без вашей помощи, — огрызнулась Реджина, не без труда поднявшись самостоятельно. Он лишь пожал плечами.        — Ваши старания? — подчеркнуто холодно поинтересовалась она, чуть сузив глаза и взмахом руки указав ничуть не смутившемуся мужчине на стрелу.        Он, вскинув брови и с пониманием взглянув на нее, открыл было рот, чтобы оправдаться, или, возможно, заявить, что все было не так, как она успела подумать, как из кафе выскочил встревоженный Генри.        — Ты в порядке? — бросившись к Реджине и заключив ее в крепкие объятия, воскликнул Генри.        Обхватив Реджину за талию двумя руками, он уткнулся носом в ее пальто и прошептал:        — Я так испугался, что с тобой что-нибудь случится.        Реджина устало вздохнула. Меньше всего она хотела бы, чтобы Генри волновался из-за нее или, что еще хуже, рассказал об «удачном» падении Эмме, которая наверняка бы принялась выпытывать подробности и, возможно, обзавелась бы парочкой идиотских подколов, чтобы просто досадить ей.        — Я в порядке, милый, — присев на корточки и коснувшись кончиками пальцев его подбородка, проговорила Реджина, подарив ему самую обворожительную улыбку, на которую только была способна в этот момент.        — Как видишь, мне уже помогли, — поднимаясь, злобно процедила она, стиснув зубы и с вызовом вскинув подбородок, чтобы уничтожить этого несчастного, появившегося так не вовремя. Но ее спаситель, ухмыльнувшись, принял вызов не хуже Эммы.        — Всегда к вашим услугам, — не растерялся он, склонившись перед ней в поклоне и игриво подмигнув задорно рассмеявшемуся Генри, который, обрадовавшись, что Реджина цела, теперь полностью сосредоточился на новом знакомом.        — Не припомню, чтобы я просила о помощи, — ледяным голосом отчеканила Реджина, одной рукой приобняв Генри, а второй яростно взмахнув прямо перед носом мужчины.        — Вы могли попасть в меня, — прошипела она, испепеляя его взглядом, а он, рассмеявшись, лишь покачал головой.        — Увольте, миледи, я еще ни разу не промахивался. И, уж поверьте, проще было выстрелить, чем заслонить вас собой. Я бы не успел перебежать через дорогу, чтобы банально прикрыть вас, — разведя руками, заключил он. Его слова звучали убедительно. Впервые за все время Реджина не нашла, что ответить.        Его самоуверенный ответ и вовсе заставил ее умерить пыл, в какой-то степени даже осадил — ей было нечем крыть. Нахмурившись, Реджина вдруг поймала себя на мысли, что именно сейчас хотела бы повести себя так же, как и Эмма, — отпустить пару крепких словечек и пожеланий долгой и счастливой жизни этому местному «Робин Гуду», как окрестила она про себя своего вынужденного защитника.        Но, вспомнив о том, что сейчас она не одна, а с Генри, не стала опускаться до шантажа или неприличных слов. Лишь с раздражением мотнула головой и подарила своему спасителю еще один презрительный взгляд, на который он отреагировал так спокойно, будто уже давно к этому привык. А может, Реджина его просто не пугала, как остальных жителей, напряженно ожидавших развязки.        — Робин Локсли, — уверенно представился он, протянув Реджине руку для рукопожатия, а она, скривившись, лишь мотнула головой, дав ему понять: знакомиться они не будут.        Собравшись выдавить из себя слова благодарности и увести Генри в кафе, Реджина, оглядываясь по сторонам, старалась произнести хоть что-нибудь хорошее, чтобы не расстроить стоявшего рядом Генри, однако больше всего в этот момент ей хотелось стереть с лица Робина Локсли дружелюбную ухмылку.        Он должен был понять, с кем связался, ведь Реджина всегда грамотно расставляла приоритеты. Правда, поглаживая Генри по голове, она рассудила, что было бы лучше обойтись без оскорблений хотя бы в этот раз. Ради Генри, которого ей не хотелось подводить — он же считал, что она — замечательная.        Приоткрыв рот, Реджина, все же подобрав пару любезных фраз, чтобы отблагодарить, хотела уже положить конец этому знакомству, которому так и не суждено было бы состояться, если бы Генри вдруг, едва не заплясав на месте от охватившего его восторга, с ажиотажем не полюбопытствовал, обратившись к Робину:        — А может, у тебя еще и татуировка со львом есть?        Реджина тут же наградила Генри хмурым взглядом. Она пыталась зарубить это бесполезное знакомство на корню, а он, судя по всему, планировал обзавестись новым другом.        — Ты как самый настоящий Робин Гуд. Только татуировки не хватает! — просияв, воскликнул Генри, помешав ей вставить хотя бы слово.        Робин, польщенный наивным детским комплиментом, ласково улыбнулся ему, чуть склонившись перед ним в поклоне.        Реджина, не удержавшись, выразительно закатила глаза. Надо же, совпало. А с прозвищем она, как и когда-то в свое время с советами для Эммы, не ошиблась.        Робин посмотрела на нее и мягко рассмеялся, присев перед Генри на корточки.        — Откуда узнал? — только и спросил он.        — Лук, стрелы, и то, как ты спас Реджину, — выпалил Генри, довольно ухмыляясь. — А если у тебя еще и татуировка со львом есть, значит, нам сегодня повезло, — завершил он, искоса взглянув на Реджину, стоявшую рядом с ним с непроницаемым выражением лица.        — Правда? — рассмеялся Робин и, стянув перчатку, продемонстрировал воодушевленному Генри татуировку с небольшим львом на правой руке. — Такая?        — Да! — восхитился Генри, хлопнув в ладоши и подпрыгнув от распиравших его чувств. — Ты — самый настоящий Робин Гуд. Даже твое имя совпало! А еще ты — ее судьба, — указав пальцем на застывшую на месте Реджину во второй раз, Генри лукаво улыбнулся и тихо хихикнул.