***
Сделка, ради которой Камуи прибыл, назначена на поздний вечер в старом поместье, затерявшемся среди когда-то шумных улиц. Теперь же, проходя по ним, увидишь разве что редких прохожих, норовящих перейти на другую сторону или свернуть за поворот, лишь бы не контактировать лишний раз с аманто. Вглядываясь в закатное солнце, красно-рыжей расплывшейся кляксой повисшее на горизонте, почувствуешь ни больше ни меньше как бренность бытия. Камуи начинает казаться даже, что дышит он какой-то заразой; она проникает в его лёгкие, в его кровь через отравленный воздух и несётся по организму, обещая погибель. Но это лишь мысли, навеянные удручающей картиной. И он предпочитает задвинуть их куда подальше. В поместье Камуи заходит через парадное, не встречая никаких препятствий. Дом кажется пустым и заброшенным, хотя он отчётливо слышит, как задвигаются за ним сёдзи по мере его пути, видит, как мелькают за тонкой бумагой тёмные силуэты. Но инстинкты молчат, Камуи не чувствует от них никакой угрозы, и потому принимает эти тени за расторопных слуг, без которых, похоже, просто не может обходиться его заказчик. Какая-то шишка в правительстве. Кичится своей властью, должно быть. Когда Камуи добирается до нужной комнаты, и сёдзи за ним словно по волшебству закрываются в последний раз, он останавливает взор на фигуре сидящего перед ним за маленьким столиком человека. Это женщина в традиционном кимоно. Если она хотела принять его, поразив местным колоритом, то явно почти не старалась над этим. Женщина указывает на ворох подушек, куда ему следует опуститься; в остальном комната выглядит ужасно пустой. Подумать только, она даже охранников не оставила. Или они притаились где-то рядом и лишь дожидаются своего часа? Не важно, прямо сейчас он их не слышит. Пламя свечи в ночнике дрожит неровно, когда пират садится, и его свет оттого на краткий миг падает женщине на лицо. Чёрт возьми, она ещё так молода; должно быть, не старше Кагуры. Только в уголках губ скопились морщинки, которые едва ли можно убрать или спрятать. Жизнь на Земле нынче не сахар; а жизнь на политической арене явно требует дополнительных ресурсов и отнимает лишние годы... Точно ли он пришёл по адресу? Эта женщина казалась ему смутно знакомой. — Добро пожаловать, Камуи-сан, — традиционно приветствуют его, но пирата не волнуют формальности. — Так вот он какой, человек, ищущий встречи с Харусаме, — размышляя вслух, говорит он. — Признаться, я удивлён. Женщина напротив, в свою очередь, как-то странно на него смотрит. — Разве вы не знали, с кем отправляетесь на встречу? — интересуется она с лёгким недоумением. — Должна ли я в таком случае представиться? Тот, кто кинул весточку Харусаме, кое-что поговаривал. Информация не отличалась большой содержательностью, и пиратам самим пришлось наводить справки. — В этом нет нужды, — улыбается Камуи. — Лучше перейдём к главному. Надеюсь, причина, по которой дорогой заказчице понадобились Харусаме, не состоит в каком-нибудь пустяке. — Отнюдь, — с этими словами она подвигает в сторону Камуи бумагу, на которой написано всего несколько слов. Он берёт её и, пробежавшись глазами, принимается вертеть в руках. — Вам что-нибудь известно об этом препарате? — спрашивает она. — Не так уж много, — нехотя признаёт Камуи. — Не ожидал, что о нём наслышаны в здешних краях. — Всё верно, данный препарат широко используют в медицине планет из системы звезды Тесла. В малых количествах он есть в бортовых аптечках большинства космических кораблей; правда, только в составе обеззараживающего. Мне же он нужен в чистом виде. — Планеты системы Тесла? Уж не идёт ли речь о медицине адэйцев? — интересуется Камуи и вздыхает, когда получает утвердительный кивок в ответ. — Я слышал, раса они очень закрытая, и делиться своими секретами не хотят. Даже торговля с другими планетами их не слишком привлекает. Так почему же всё-таки они? — Камуи-сан, — вместо прямого ответа начинает его собеседница, — вы никогда не задумывались о том, что белая зараза, поразившая Землю только спустя несколько лет после войны, имеет в себе внеземные корни? Не спорю, к нам и раньше попадали странные вирусы с других планет, но вакцину к ним находили достаточно быстро, потому что мы знали, с чем имеем дело. Теперь всё иначе. Даже используя земную медицину и прежний опыт борьбы с внеземными вирусами, наши учёные всё равно никак не могут справиться с болезнью. Небольшой прорыв в исследованиях случился недавно, когда они обратились к незнакомым медикаментам, доставшихся нам с неисправных кораблей повстанческой армии. Поэтому именно указанный здесь препарат, — заказчица указала на листок в пальцах Камуи, — интересует наш научный центр. Возможно, на его основе удастся создать лекарство. Без этого люди продолжат умирать. — Что ж, я знаю одно место, где торгуют чем угодно. Вероятно, я смогу достать препарат, — признаёт Камуи после некоторого раздумья, — но вот заявленные объёмы... Пират ещё раз смотрит в бумагу и усмехается. — Зачем так много? Ваши учёные уверены, что это сработает? — Прежде чем собеседница успевает ответить, Камуи решает уточнить. — Конечно, не в моих интересах задавать такие вопросы или иным способом подвергать сомнению требования заказчика, вот только, раз уж речь зашла о внеземной медицине, спрошу прямо. Ваши учёные, врачи наверняка в курсе, что согласно межгалактической медицинской декларации все известные в космосе разумные живые организмы по своим физиологическим особенностям разделены на группы, и в соответствии с ними к ним применимы те или иные общие лекарства. Медикаменты, которыми снабжают космические корабли, также имеют подобные деления. Так вот, насколько мне известно, ято относят ко 2-ой группе, адэйцев не то ко 2-ой, не то к 3-ей. И потому лекарства, изготовленные для адэйцев, могут, в принципе, подойти ято. Точно так же лекарства для ято могут сгодиться для адэйцев. Но люди... Они, по-моему, относятся группе эдак к 7-ой. Разве это для вас не слишком, дорогая заказчица?! Если лекарство окажется чересчур сильным, оно будет для людей всё равно что яд. Неужели ваши учёные знают это, ты знаешь это, но всё равно хочешь получить препарат? Воцарившаяся тишина мутным облаком ложится на плечи двух собеседников, прерываемая лишь насекомыми в саду. Только они, похоже, остаются столь же живучими в эти трудные для землян времена. Камуи усмехается невольно, сравнивая насекомых с людской расой. Раздавить их ничего не стоит, но они всегда берут количеством. Женщина напротив не улыбается, сохраняет серьёзность, если не сказать сосредоточенность. Смотрит будто на него, изучая, а будто – куда-то сквозь; в полутьму комнаты. — Да, он нам нужен, — говорит она через минуту. — Несмотря ни на что. Камуи лишь слегка приподнимает брови. — Пусть даже это может привести к гибели? — спрашивает он, улыбаясь всё больше. Происходящее вызывает его интерес. — Жертвы.. могут быть, — признаёт его собеседница после небольшой заминки. — Почему, вы думаете, препарат у нас запретили? Но пусть лучше будут жертвы, чем и дальше оставлять всё, как есть. Мы должны пробовать, должны что-то делать. Если ничего не менять, люди всё равно продолжат умирать. — И ты, дорогая заказчица, готова взять на себя эти жертвы? — любопытствует пират, тон его такой беззаботный, что это может сбить с толку. Но женщина всё-таки отвечает: — Готова! — А~а~ах! — вздыхает Камуи. — Власть имущие – такие страшные люди! Его собеседница не успевает измениться в лице, как губы Камуи трогает недобрая улыбка. — Очень хорошо, — кивает он сам себе, хлопнув по своим коленям. — Я понял. Считайте, препарат уже у вас. Осталось договориться об оплате. — Конечно, — поспешно отвечает женщина, продвигая к Камуи другую бумагу. Взглянув на обещанную сумму, пират решает, что они с его таинственной заказчицей, пожалуй, отлично сработаются. А возможные жертвы... Почему они должны его волновать? Это уже проблемы землян. Камуи находит Абуто в дешёвом баре-погребке, служившем частым местом встреч людей и пришельцев разного сорта, от мошенников до перелётных птичек вроде пиратов. Лишних вопросов здесь не задают, зато в наличии имеется выпивка и какой-никакой отвратный, но всё же обед. Спускался он туда без особой охоты, — в забегаловке вечно воняло чем-то кислым, да ещё удушливо табаком, — зато в приподнятом настроении. Абуто сидит за крайним столиком так, что замечает появление капитана сразу и чуть поднимает руку, обозначая своё присутствие. Изучив взглядом небогатый заказ своего помощника, состоящий из какого-то незнакомого пойла, Камуи оценивающе цокает и садится напротив. — Что ты пьёшь, Абуто? — спрашивает пират, осуждающе качая головой. — Закажи что-нибудь получше. Так недолго и отравиться. — Ценю вашу заботу, капитан, — усмехается мужчина, но не спешит отставлять кружку в сторону. — А в честь чего такая щедрость? Никак сделка прошла удачно? — Конечно, — отзывается Камуи, — разве ты во мне сомневался? «Не сомневался я лишь в том, что у вас слишком странные критерии отбора наших партнёров и союзников», — хочется сказать Абуто, но он знает, что раздосадованный чем-либо капитан куда менее разговорчивый, чем довольный собой, и потому говорит совсем другое. — Слышал просто, у вас уже был опыт общения с политиками, причём не самый удачный. Для них. — О, волнуешься за нашу заказчицу? — в тоне Камуи едва различима снисходительность; слишком привычен он к тому, что Абуто – тот ещё ценитель хорошеньких женщин. — Брось, ей ничего не грозит, если только она сама всё не испортит. — Скорее, волнуюсь о том, чтобы вы ненароком не нажили нам нового врага, если наше партнёрство с ней как-то не заладится, — хмыкает Абуто, прихлёбывая из кружки. — Если земляне встанут на ноги, а эта девочка найдёт способ усидеть на своём месте, она может обрести большое влияние. Кое-какими силами она и теперь обладает. Сами должны были слышать. По абсолютно непроницаемому лицу капитана старпом не может понять, что тот об этом думает, согласен с ним или нет, пока его вдруг не посещает страшная догадка. — Капитан, — начинает Абуто, нерешительно посмеиваясь, — вы ведь заглядывали в отправленный нам файл, прежде чем пойти на встречу? Ответ его капитана неутешительный, а ещё — вполне ожидаемый. — Вот когда вернёмся на корабль, тогда и ознакомлюсь. Можно же иногда обойтись и первым впечатлением. У Абуто с языка так и просится стон. «Ну почему мой капитан всё такой же дурак?!» А Камуи уже надоело сидеть не у дел, и он высматривает, куда там запропал хозяин забегаловки, чтобы тоже сделать заказ. Наконец, тот появляется за стойкой, и молодой пират поднимает два пальца, чтобы привлечь его внимание, но Абуто говорит ему под руку. — Я-то думал, данные о нашей заказчице пришлись бы как нельзя кстати именно до заключения сделки; на случай торгов, к примеру, — старпом брюзжит, как старый дед, но всё-таки не достаточно громко, чтобы его мог услышать кто-то, кроме Камуи. — Что ни говори, а с дома Токугавы во все времена можно было стрясти приличную сумму, если браться за дело умеючи. Рука капитана опускается, так и не дождавшись внимания хозяина забегаловки. Очень хочется пошутить о въевшейся в Абуто меркантильности, но вместо этого мозг подкидывает в голову совсем иные образы. А ведь верно, данные могли ему пригодиться, потому что Камуи, как и говорил его помощник, кое-что слышал о политике Токугаве Соё. Слышал, да только видеть её в этой роли ему не доводилось. И потому он и подумать не мог, что именно она окажется его заказчицей. Камуи почти готов засмеяться. Токугава Соё, да? Женщина, что прибрала к рукам места в правительстве и получила большинство. Женщина, что борется за благополучие своей погибающей страны, но заключает тайную сделку с преступниками. Женщина, что готова пойти по костям, прививая больному населению непроверенный и рисковый препарат. Девчонка, в которую он когда-то пустил пулю. А он её даже не узнал.***
На Акеохе, куда после всех окольных путей и перестрелок с патрулём высаживаются Харусаме, всё так же пыльно и грязно. Народу в порту и на прилегающих к нему небольших улочках хоть отбавляй; прибытие нового корабля, если только на нём не было опознавательных знаков межгалактического патруля, производило на местных не больше впечатления, чем какая-нибудь драка возле питейного заведения или грязная ругань не поделивших что-то торговок. Закрытые одежды, которые здесь носили из-за частых песчаных бурь, и которые также можно было увидеть на приезжих, помогали скрывать личность. Сам Камуи не сильно-то любит разгуливать по этой планете, но они здесь по делу, и потому никуда не деться. С Акеоха пираты забирают не только ценный груз. В одном из злачных местечек Абуто находит молодого паренька ято лет шестнадцати. Судьба его помотала, прежде чем закинуть на Акеох, планетку, надо признать, почище, чем Ракуё. На родине Камуи одно время хотя бы могли жить гражданские; на Акеохе же с этим гораздо сложнее. Поэтому работал тот паренёк кем-то вроде вышибалы. Забирал долги у тех, на кого ему указывали пальцем. Как только ещё не попал в тотализатор? Ведь все и всегда хотели использовать силу ято. Да только Абуто паренька того вытащил, и привёл на корабль к капитану. — Хочешь на меня работать? — спрашивает Камуи, не боясь предлагать. Возможные проблемы с акеохскими громилами его не страшат. Парень не мнётся, не виляет, но смотрит упрямо и с вызовом. — А отчего бы и нет? Терять ему всё равно нечего. Кроме собственной жизни. А её он хочет продать подороже. Да хотя бы за попытку быть со своими соплеменниками. — Отлично. Тогда иди к Ханзо, он тебе всё объяснит; заодно и заселит. Парень непонимающе таращится на него, и Камуи, спохватившись, указывает. — Это воо-о-он тот мужик без глаза. Давай, бегом. Когда мальчишка уходит, к Камуи тут же подступает Абуто. Его распирает. Немного от гордости, но больше – от радости. — Ну как, ничего шкет? — интересуется он. — Хорош? — Поглядим ещё, хорош или нет. В битвах-то, поди, не бывал. — А чёрт его знает, — потирает шею Абуто. — Говорит, приходилось. Там увидим. Может, бахвалился только. Прям как некоторые в юности. Лицо Абуто разрезает ехидная усмешка, и лишь чуть помрачневший взгляд командира заставляет её стать менее явной. Но это всё отступления. Радость Абуто неподдельная, когда он говорит: — А у паренька-то этого, представьте только, на запястье имя есть! Не то Ханна, не то Канна. Не даёт посмотреть; стыдится, видно. Абуто негромко смеётся, перед ним словно проносятся дни его собственной юности. — Кого-то он мне всё же напоминает. — Захлопнись, — огрызается Камуи, но говорит это совсем без злости. Ему и самому отчего-то радостно, что для их рода ещё есть надежда, ещё не всё потеряно. — Ты присмотри за ним, если что, — как бы невзначай бросает он. — Если опять на засаду нарвёмся... Или ещё что... Но указания тут излишни, Абуто и сам прекрасно всё понимает. До Земли команда Камуи добирается через долгих два с половиной месяца; корабль пришлось ремонтировать дважды; всё патруль виноват. Один раз их даже едва не поймали. За это время заказчица, оставленная не у дел, могла подумать о них всё, что угодно; могла попытаться найти других дилеров. Поэтому Харусаме не спешат грузить товар на оговорённый ранее склад. Камуи ещё должен выяснить, в силе их сделка или нет. Но все направляемые Токугаве запросы остаются без ответа; заказчица не выходит на связь, хотя за те дни, что Харусаме оставались на орбите Земли, по новостным каналам через доходящий до них сигнал пару раз мелькнуло её лицо. Тогда Камуи лично отправляется к «принцессе». Теперь-то он знает, кто перед ним, и потому новая встреча должна пройти гораздо интересней. Но ожидания его слишком далеки от реальности. Девчонка — теперь у него не выходит думать о ней иначе — заподозрила что-то, она больше не верит ему, не верит его слову, не верит в их сделку. На встречу соглашается неохотно: ей попросту не оставили выбора; за спиной её на этот раз стоят два рослых мужчины в тёмных деловых костюмах. Камуи скалится-улыбается, весь его вид просто сочится издёвкой. «Что, решила указать кому-то его место? Припугнуть вздумала? Свою власть показать? Смешно! Детские выходки! Пробуй-пробуй!» Но вместо этого говорит только: — Что же это, дорогая заказчица? Ты не желаешь говорить со мной наедине? Нам нужны свидетели? Комната, в которой его принимают, это её рабочий кабинет. С дубовым столом, шкафами, полными книг, с двумя креслами перед кофейным столиком и небольшим диванчиком. В одном из этих кресел сидит сама хозяйка. Но вся обстановка совершенно ей не идёт! Она будто кричит о том, что принадлежала раньше совсем другому человеку, вписывавшемуся сюда куда больше. Да и весь этот дом, куда он посмел заявиться — такой новый, будто его недавно отстроили в самом центре города, — нравился Камуи ещё меньше, чем тот полупустой, в котором они беседовали в первый раз. — Я не думаю, что этот разговор принесёт кому-то из нас пользу, — отзывается Соё. Она всё ещё держится холодно и настороженно, словно не видит, что лучше бы ей не злить его. Если разговор с ней не может принести Камуи пользу, он точно сможет доставить ему удовольствие. Она ведь хочет остаться живой, правда? Стоит ли ей тогда так опрометчиво расторгать соглашение и обесценивать все усилия, которые он и его команда приложили, чтобы добраться сюда? Камуи смотрит на неё неотрывно, и его шаг в сторону свободного кресла расценивается верными псами девчонки неверно. Каждый из них тянется к кобуре под пиджаком. Мужчины профессионалы, их движения быстры и отточены, но для Камуи они всё равно чертовски, отвратительно медлительны. Он уже подлетает к одному и рубящим ударом бьёт по шее, на стену и паркет летят брызги крови, будто ято орудовал тесаком. Второму мужчине везёт чуть меньше: сперва Камуи ненароком ломает ему руку, выбивая оружие, а уж потом дырявит его насквозь своим излюбленным способом. За это время Соё не успевает даже вскрикнуть, её запоздалая попытка сбежать тоже оказывается неудачной. Камуи валит девушку обратно в кресло, вдавливая её в обивку своим телом; рука его закономерно ложится на её шею. — Какая досада, принцесса, — шепчет, нет, почти шипит Камуи ей в самое ухо, сжимая шею. — Твоя охрана никуда не годится. Смотри, не продержалась против меня и минуты. Он откровенно глумится, возвышается над ней, смотрит на содеянное его руками. — Как же так вышло, что ты ещё жива? — Быть может, потому, что я слишком удачливая? — тихо хрипит она, пробуя одной рукой ослабить его «тиски», и Камуи даже приходится вновь наклониться, чтобы услышать. Но сверкнувшее в свете лампы лезвие заставляет его вовремя отпрянуть. Оно задевает лишь щёку пирата, а должно было порезать шею. Перехватывая её руку с танто, который девчонке чудом удалось извлечь откуда-то из-за пазухи, Камуи сжимает её с такой силой, что клинок из её ладони выпадает. — А ещё очень подлая, принцесса, — подсказывает пират, усмехаясь. — Ничего не поделаешь, — произносит она с трудом, вдыхая воздух вперемешку с хрипами: давление на её шее возросло, — самые лучшие всегда уходят первыми, остаются же такие, как мы. Вероятно, это её последние слова, думается Соё. Говорят, перед глазами в такие моменты проносится вся жизнь. Но ей отчего-то вспоминается её дорогой брат, павший жертвой заговора; вспоминается Нобуме, отчаянно пытавшаяся защитить, когда люди, не желавшие видеть Соё в парламенте, организовали на неё покушение; вспоминаются люди, погибшие от белой заразы. Очень многие гибнут от неё и теперь, гибнут в самом расцвете лет, хотя совершенно того не заслуживают, а некоторые мерзкие политиканы в то время думают лишь о том, как бы урвать кусок побольше в этом загнивающем мире. Что ж, если теперь всё для неё закончится, пускай, она слишком устала. Но Камуи не торопится. Он давит в себе смешок. Может, в чём-то она и права, но это едва ли ставит их на одну ступень; у него, в конце концов, есть сила, у неё – хитрости, уловки и подлые приёмчики. Но они уж точно её не спасут, всё в его руках, она в его руках. Камуи замечает, как посинели её губы, как напряглись руки, инстинктивно впившиеся в его ладонь. Она так долго не протянет, а потому он её отпускает. Избавиться от неё сейчас означало бы полный провал операции, а это вовсе не то, зачем он явился. Соё всё ещё сипит, кашляет, но с жадностью набирает в грудь воздух, трёт осторожно шею, та теперь ужасно болит. А рука Камуи от шеи медленно опускается к её груди — туда, где бьётся сердце — и застывает всего в нескольких сантиметрах. Он раздумывает. Если девчонка не даст нужный ему ответ, не будет ничего зазорного в том, чтобы убить её. Она захотела выйти из сделки, и потому поплатится. Вдобавок, её убийство послужит предупреждением всем, кто только задумается использовать или обмануть Харусаме. — Так что там насчёт нашей сделки? — спрашивает Камуи. — Могу я узнать, почему наше партнёрство вдруг стало столь нежелательным? Или мне всё из тебя придётся тащить клещами? Соё смотрит на него зло, возмущённо, на место страху словно пришла безоглядная и отчаянная дерзость. — Харусаме – очень ненадёжные партнёры, — смело отвечает она, — вы пропустили все сроки, из-за вашего промедления... Соё тяжело вздыхает, берёт себя в узду и уже спокойней говорит: — С самого начала я предпочла бы иметь дело с Кайентаем. Слышала, они теперь торгуют на чёрном рынке, и на них можно положиться. — Но вот незадачка, — смеётся Камуи. — Их флот разбил Межгалактический патруль; остатки выживших отправили под суд. Только Харусаме смогут прорваться через все кордоны патрулей; признай это. — Я признаю, — соглашается Соё. — У меня не такой уж большой выбор... Но это дела не меняет. Харусаме нельзя доверять. — Вот заладила, — вздыхает Камуи, отодвигаясь от неё и усаживаясь прямо на стол. — Груз на орбите, ждёт своего часа. Проблема лишь в получателе, то есть в тебе. Собираешься вообще платить? Собираешься дальше с нами работать? — Ты должен убедить меня, — заявляет Соё, вонзив в него прямой взгляд своих острых глаз. — Убедить, что больше не подведёшь; убедить, что я смогу получить заказанное в срок, а задержки не будут критичными; не такими, как теперь. Если ты сможешь всё это гарантировать, я готова вести дела с Харусаме. Камуи смотрит на девушку перед ним, что в защитном жесте сжимает ворот дзюбана; смотрит на то, как под ноги ей натекает кровь, и думает. Камуи вполне мог оценить риски; он всегда брался за то, что мог выполнить, и потому все эти новые и абсолютно лишние оговорки его совсем не устраивали. Ха, сроки! Камуи бы сам не стал нарушать их, если б не обстоятельства. Обговаривать такие нюансы он жуть как не любил, но эта сделка сулила слишком большую прибыль. — Я готов к диалогу, — с лёгкостью отвечает пират, и Соё ещё раз внимательно в него вглядывается, размышляя, позволено ли ей теперь двигаться. В итоге, углядев в спокойствии Камуи положительный ответ, она поднялась с коротким «не здесь», и пират встаёт за ней следом. Тела её охранников угнетают Соё. Обойдя кресло, она приседает сперва рядом с одним мужчиной, потом с другим. У каждого проверяет пульс, но помочь им уже нельзя; насмешливый вид Камуи тому подтверждение. Он словно говорит ей о том, что за свою выходку она отделалась ещё малой кровью. Не желая на него смотреть, Соё подходит к Камуи и указывает на одну из дверей. И они скрываются за ней, оставляя за собой кровавые следы. На следующий день ящики с заветным препаратом попадают на склад. Принесёт ли лекарство спасение землянам, сократит ли оно их численность, Камуи совсем не волнует. Главное, что дело улажено.***
Расставленные в общении с заказчицей акценты помогают. Торговля с тех пор, действительно, идёт между ними достаточно гладко, а сам процесс проходит теперь по заведённому порядку. Доставка препарата, его отгрузка в складские помещения, за которой Камуи наблюдает лично (проблемы ему не нужны), а после этого он отправляется к Соё, чтобы рассказать ей, как всё прошло. Оставлять эту миссию её людям кажется ему большим упущением с его стороны. Он планирует поддерживать контакт с заказчицей хотя бы для того, чтобы она вновь не вздумала отказаться или банально обмануть его. Каждую их встречу Камуи старается отследить настроение Соё, вызнать её цели, взгляды, принципы ведения дела, уловить малейшую перемену в отношении их партнёрства, будь она положительной или нет. На это уходят силы. Времени на их беседы Камуи тоже тратит вне сравнения больше, чем рассчитывал изначально, но они развлекают его и кажутся совсем не лишними, когда он бывает на Земле. Привычный порядок нарушается, когда Камуи приводит к Соё непредвиденное дело, и причина тому лишь одна – Кагура. Эта полоумная дура, на чьей руке так же, как у большинства знакомых ему ято, нет имени предначертанного, посмела по собственной воле вернуться на Землю, где властвовала белая зараза. Посмела после того, как Камуи сам забирал её отсюда, забирал силой. Их родителей больше не было в живых, и теперь он отвечал за неё, хотел защитить, уберечь; но эта упрямица упорно возвращалась вновь и вновь, потому что вздумала любить человека. Несчастливца, заражённого белой болезнью, и это лишь увеличивало риск, что Кагура могла заразиться сама. И потому, сбившись с ног в попытке отыскать сестру в тех местах, где она часто бывала или могла быть, Камуи вдруг слишком отчётливо кое-что вспоминает: Кагура и Соё когда-то дружили. Быть может, они дружат до сих пор, а он ничего не знает. И если Соё вздумала помогать этой дурёхе, его сестре, то, будь они хоть трижды партнёрами, ей несдобровать. Когда Камуи врывается в знакомый кабинет, чуть не сшибая на пути двери, ему едва хватает терпения для того, чтобы проверить, одна ли Соё теперь; и как только он понимает: одна, дверь с хлопком отворяется. Без лишних слов Камуи проходит прямо к столу, садится напротив; всё его спокойствие держится на паутинке. — А теперь давай начистоту, — предлагает он, и Соё, удивлённая его внеплановым визитом, не находится, что ответить, забыв в растерянности убрать в сторону бумаги. Камуи же не даёт ей рта раскрыть, наседает: — Ты ведь прячешь её, правда? Помогла спрятаться. Не отпирайся. — Да о чём ты говоришь? — спрашивает она, теряя терпение. Всё, что их связывало когда-либо, это их сделка. Она исправно платила Харусаме, они – поставляли товар. Так чего же он от неё требует, чего добивается? Соё теперь так далека была от прежних, относительно безмятежных и даже в меру счастливых дней её юности, что совсем позабыла: кое-что ещё их связывало, один «человек», Кагура... И когда это имя звучит из его уст, сердце Соё болезненно сжимается. — Не понимаю, о чём ты... — преодолевая себя, с трудом произносит она. — Я очень давно не получала никаких вестей от Кагуры. Я думала, она покинула Землю. — Покинула, — соглашается Камуи, — да только, как видно, приползла обратно. И если ты помогаешь ей прятаться... Соё встаёт, встревоженная его словами, задетая поставленным тоном. — То есть ты обвиняешь меня?! Вот так просто! Без всяких доказательств?! Она начинает нервно шагать по кабинету, и Камуи разворачивает стул, продолжая прожигать её фигуру взглядом. — Пока ещё не обвиняю, предупреждаю... — цедит он сквозь зубы; по лицу его ходят желваки. — И что? Что с того, если бы я что-то знала? Какое тебе дело до Кагуры, до того, какие у нас отношения, помогаю я ей или нет? Ты не думаешь разве, что всё это никоим образом не касается нашей сделки?! Только она важна между нами, а всё остальное личное. Камуи вскакивает в одну секунду и оказывается подле неё, хватая за руку. — Не играй со мной, — предостерегающе шепчет он. — Если уж мы партнёры, что такого, что я прошу у тебя содействия в этом деле?! — Не просишь, требуешь, — Соё бросает ему свой упрёк прямо в лицо. — Хорошо, требую, — не уступает и он тоже. Главное сейчас – узнать правду, узнать хоть что-то! Скрывать свои мотивы Камуи не намерен; пускай девчонка поймёт, насколько ему нужна информация; быть может, тогда побоится лгать. Соё некоторое время молчит, ей нечем крыть; она понимает, что даже их сделка теперь отошла для пирата на второй план. — Ну же! — торопит Камуи, и Соё приходится ему ответить. — Я ничего не знаю, говорила ведь! Он не доволен её ответом, не верит до конца и пытается прочесть, лжёт ли она. В людях Камуи кое-что понимает, но читать иных бывает весьма сложно; Соё как раз из такой породы. Прямо сейчас он выбирает поверить, что девчонка пока не настолько безрассудна, чтобы в открытую врать ему. Камуи готов отступить, когда Соё вдруг произносит: — Вот оно как, господин пират. Выходит, личное превыше сделок, договоров, своего слова... И рука, готовая минутой ранее отпустить Соё, теперь до боли сжимает её запястье. А ей мало, она продолжает: — Столь равнодушный к белой заразе, к тем людям, что страдают от неё, смотрите, нынче он сам её испугался. — Я не боюсь! Камуи сжимает челюсти, в нём разгорается гнев вперемешку с удивлением. «Зачем она это делает? Уж не хочет ли в самом деле умереть?» После того случая, когда их партнёрство могло оказаться на грани срыва, когда Камуи был близок к тому, чтобы прибавить к двум трупам на полу кабинета третий, их беседы никогда больше не приближались к столь открытому противостоянию, к столь явному недовольству друг другом. И всё-таки раз за разом Камуи ловил себя на мысли, что его провоцируют, очень мягко, крайне ненавязчиво, так тонко, что всё это он вполне мог списать на собственное воображение, на чью-то неприязнь или банально – на манеру общения с таким, как он. С преступником, дерзнувшим угрожать; обагрившим руки кровью на её глазах; отнявшим жизни её людей. Камуи ни разу с тех пор не спросил у неё, что она сделала с телами; как объясняла всё общественности, если до той дошли слухи; как выкрутилась... Он доставил ей неприятности и теперь был осторожен, а вот она – нет. И если раньше все его догадки казались пустыми, теперь, когда Соё так на него смотрела, всё обретало совсем иные, такие ясные смыслы. Она сейчас так явно, так открыто смеётся над ним, хотя губы её – две упрямые линии, что изломаны в невесёлой, горькой улыбке; а глаза – два острых лезвия; пронзают насквозь, и ты это почти чувствуешь. Камуи выдыхает и отступает назад. — Я вернусь, если ты меня обманула, — звучит от него как угроза. «Не обманула, тоже вернусь», — походит на обещание, которое он не высказал вслух. На следующий день Соё возвращается домой рано: ей нужно собрать чемодан для деловой поездки. Её спальня находится всего через комнату от кабинета, и в ней — на собственной кровати, если выражаться точнее — она застаёт непрошеного гостя. Камуи спит. Вероятно, он ждал её ближе к вечеру. И этот его визит полностью отличается от всех их прежних вечерних посиделок. Быть может, Соё думала, что спящий зверь не так опасен, потому что у неё в один момент напрочь отшибает чувство опасности. Она подходит к пирату для того, чтобы тронуть его за плечо, чтобы получить хоть какое-то объяснение новому вторжению, но её руку перехватывают даже прежде, чем она успевает хоть что-то предпринять. И Соё не вырывается, но садится рядом. — Что это? — спрашивает она, вглядываясь в лицо Камуи. — С каждым разом господин пират позволяет себе всё больше и больше. — Но тебя, я смотрю, это не сильно заботит, — теперь он идёт в ва-банк, но волнения нет, как и сомнений. То, что Камуи почувствовал в ней тогда, никуда не делось. Они партнёры, и потому, убеждает себя пират, могут быть честны друг с другом в своих желаниях. Камуи больше не держит её, когда, приподнимаясь на локтях, садится и оказывается против неё. Соё не уходит и не бежит, когда он придвигается ближе, хотя в её праве остановить всё это в ту же секунду. Камуи касается её не спеша, целует медленно, точно пробу делает и пытается понять, насколько это приятно, насколько желанно и стоит ли продолжать. Ему отчего-то весело, и в крови гуляет азарт, а ну как Соё теперь запоёт, и будет ли всё так же острить. Но её податливость, готовность ответить ему и то, как она дотрагивается до него, признаться, нравятся ему не меньше. Камуи не знает, чем руководствуется Соё. Хочет ли она его, или это новый способ взять всё под контроль, залезть ему под кожу и получить над ним некоторую власть. Ему сейчас и не важно; играть в эту игру можно вдвоём, но пока не ясно, кто выйдет из неё победителем. Главное, он не против, совсем не против узнать своего партнёра ещё и с этой стороны. Камуи не считал себя любителем поболтать в постели, но его разморило. Он чувствует, что столь необходимые ему на сон дневные часы он катастрофически недобрал из-за одной коварной женщины. — Ты нашёл сестру? — как ни в чём ни бывало спрашивает она, повыше натягивая простыню. — Нет, но у меня появились зацепки. Соё чуть поднимает бровь, вздыхает и почему-то спешит сменить тему. — Знаешь, на самом деле лекарство помогает заражённым. В восьмидесяти процентах случаев у больных наступают улучшения. Есть даже первые выздоравливающие. — К чему ты клонишь? — хмурится Камуи. — Хочешь сказать, теперь я не должен искать сестру лишь потому, что есть захудалая вероятность, что её в случае заражения вылечат?! Я не собираюсь так рисковать. Соё улыбается снисходительно и успокаивающе гладит его по руке. Будто ребёнка какого, в самом деле! Камуи зол, но ситуация, когда он лежит в постели голышом, абсолютно не располагает к устрашению. — Я не об этом, — говорит она. — Очень скоро производство лекарства наконец лицензируют, и тогда я больше не буду нуждаться в поставках. Об этом Камуи в такой момент отчего-то не подумал. На лице его появляется привычная уже улыбка, когда он говорит: — И тогда наше сотрудничество закончится. Как и всё остальное. Соё кивает. Объяснять ей не надо. — Но следующие партии... Возможно, две или три... — просит она. — Как обычно. Хорошо? Камуи не отказывает, выгодное партнёрство всегда лучше продлить немного. Но из кровати он всё-таки вылезает, начинает одеваться. Нельзя забываться. Уходя от Соё в тот вечер, он кое-что знает. На её руке, как и на его, нет имени предначертанного. От белой заразы погибло так много людей... Возможно, среди них был и предначертанный Соё?***
Ято всегда были более сильными, более ловкими бойцами, искусными в сражении и даже привычными к нему, и потому на поле боя они погибали чуть реже остальных. Камуи видел смерть множество раз, и в какой-то момент её холодный оскал ему уже надоел. Кроме того, по большей части Камуи оставался собранным в схватках и чаще всего знал, чего ждать как от своих врагов, так и товарищей, оставшихся позади. Только очередная поставка препарата едва ли тянет на ситуацию, в которой от бойцов ято требуются все их навыки. Напротив, всё так буднично. Камуи стоит в тени склада, наблюдая за разгрузкой и попутно предвкушая свою встречу с Соё. В воздухе пахнет солью и потом работающих мужчин, но примешивается ко всему и какой-то иной знакомый запах, которого здесь быть никак не должно. Камуи, уже привыкший к тому, что данный этап сделки всегда проходит без сучка без задоринки, едва ли может отдать себе в этом отчёт. Точно так же, как члены его команды. В грузовиках ято остаётся лишь треть означенного груза, когда невидимый враг даёт о себе знать. Облава, полиция. А после напрасных предложений сдаться, на которые, разумеется, никто не собирается отвечать согласием, копы открывают огонь. Камуи наблюдает, как от дома Соё отъезжает подержанная грязно-серая машина, прежде чем проникнуть внутрь. Он не знает, кто это, но вполне может статься, что ЕЙ уже давно сообщили о случившемся. Полиции не удалось никого задержать, им остались лишь трупы; скрывшиеся ято об этом позаботились. Но скоординировать их дальнейшие с Соё действия, решить вопрос с поставками — это то, ради чего он здесь. Если нити с тех складов выведут полицию на его партнёра, вполне естественно перед ними встанет необходимость досрочного прекращения их сотрудничества. Но сейчас его волнует не это. Мыслями Камуи всё ещё остаётся возле тех складов. Видит выгнутое в неестественной позе тело, коричневые пятна крови, впитавшиеся в пыльный грунт. Среди тех ято, что занимались передачей груза, ни один не пострадал, ни на одном не было лишней царапины. Так почему? Почему среди всех копы смогли достать того самого?! Самого особенного среди них! Хотелось отплатить им, воздать кровью за кровь... Почему же он этого не сделал? Он был тогда там. Соглашение? Бред... Когда Камуи заходит, Соё с кем-то говорит по телефону; советуется, небось. Вон, отошла при его появлении к самому окну, старается закончить беседу. Камуи не считается с её нуждами и, вместо того, чтобы не мешать, мечется из стороны в сторону, точно раненый зверь. — Ты ведь уже знаешь, да? Тебе сообщили, — говорит он уверенно, когда её руки опускаются вниз вместе с трубкой. Соё не отрицает, ей нет нужды скрывать это, но во взгляде сквозит непонимание. Камуи неспокоен, он весь – напряжение, весь – натянутая струна; она могла бы подумать, что дело в сорвавшейся передаче груза, но Камуи не тот, кто открыто покажет, что подобная неудача его задевает. Должно быть, здесь что-то другое. Но что? Не связано ли это с Кагурой? Соё охает невольно, и Камуи бросается к ней, будто только этого и ждал. — Ну! Что?! Говори! Что ещё стряслось?! — торопит он, получается резко. Только Соё видит, что волнуют его совсем не её проблемы и даже не их общие, эта вспышка – лишь способ выпустить эмоции, и теперь она уверилась в этом окончательно. Что-то стряслось у него. — Кагура, — выдавливает она еле слышно, и он тут же меняется в лице. — Что-то с Кагурой... Соё произносит это неуверенно, смотрит на пирата внимательно, ожидает ответа. Только Камуи не слышит вопроса в её дрогнувшем голосе. Страх уже поднял свою голову, он затыкает ему уши, почти отключает мозг. — Что-то с Кагурой?.. — повторяет он, хватая её за плечи. — Что с ней? — Это я у тебя спрашиваю! — срывается Соё, пытается достучаться до него из последних сил. — Если дело не в Кагуре, почему ты такой?! Что произошло?! А у Камуи внутри словно что-то отпускает. Он разжимает пальцы. Повторяет про себя «дело не в Кагуре», но потом сквозь отступившую панику до него доходят слова Соё, и они запускают в нём новый виток раздражения. — Со мной? — его ложь сейчас была бы слишком очевидной; вздохнув, он отвечает только «не важно; это к делу не относится; я здесь не за этим». Медленно, потихоньку он, кажется, начинает владеть собой. Садится в кресло. Да, именно так и надо, следует успокоиться. Но с раздражением Камуи замечает, что у него чуть дрожат руки, когда кладёт их на подлокотники: слишком себя накрутил. С досадой он складывает руки на груди, стараясь спрятать под плащом. Соё замечает это, замечает и молчит. К нему не приближается, но обходит стол и остается стоять подле него, шагах в двух от Камуи. Соё много себе позволяет в последнее время, она не желает ему подыгрывать, но вместо этого лезет, куда не просят, потому что произносит: — Что-то серьёзное случилось на тех складах? Я должна об этом знать? Камуи мерит её недовольным взглядом; он ведь уже сказал, что нет! — Твоим «людям» удалось уйти, — продолжает она, — серьёзных потерь, кажется, нет. Только одному не повезло... «Надо же! Одному не повезло! Твоих людей положили почти всех, но тебя это не тревожит! Как интересно!» Камуи так и хочется съязвить, но, в конце концов, слышать подобное из его уст, по меньшей мере, нелепо. Он отлично понимает, что злится совершенно напрасно. Злится на эту нелепую смерть! Злится за отнятую надежду! — Скажи мне, кем был тот погибший... — просит Соё, и Камуи будто соскальзывает в состояние серой отрешённости. А почему бы, собственно, и нет? Почему не ответить ей?! — Никем особенным, если честно... — говорит он с напускным равнодушием. — Просто мальчишкой... Соё осторожно кивает, но в её глазах всё ещё плещется непонимание. Ну, естественно, она не может поверить в то, что пират, побывавший в стольких сражениях, видевший смерть в самых разных её проявлениях, может пожалеть погибшего только потому, что тот ещё не возмужал. И эта её проницательность жутко его раздражает. Она так смотрит, будто ждёт продолжения, будто говорит «что же, и это всё?!» И Камуи продолжает. — У него была метка... Но вот теперь Соё явно озадачена ещё сильней, не видит, в чём кроется загвоздка. Она не способна его понять, даже когда он обнажил перед ней душу, и это её вина. Только Камуи всё равно почему-то покорно ей объясняет, решив идти до конца. — Тебе что, Кагура никогда не рассказывала? Или у вас здесь как-то по-другому об этом говорят? Если у какой-то расы почти поголовно перестают появляться эти самые имена, предвестники встречи с соулмейтом, значит она близка к вымиранию. Соё осторожно подходит, садится в кресло напротив. — Но иногда соулмейты просто умирают, — говорит она просто. — Когда случается война или какая-то страшная эпидемия. Тогда ведь имя предначертанного всё равно исчезает... — Так случилось и с тобой? — в ответ на собственную откровенность спрашивает Камуи, указывая на скрытое рукавом запястье Соё. — Белая зараза унесла и твоего предначертанного? Поэтому ты так возишься с этим лекарством? Соё глубоко вздыхает и откидывается на спинку. — Нет, это случилось во время первой войны с аманто, — сообщает она, и в голосе её нет ни тоски, ни сожалений. — Мне тогда было года три-четыре. Имя просто исчезло. Утром я встала, а его не было. Я не успела расстроиться, не успела почувствовать хоть что-то. Даже чёткого осознания не было. Я будто и жила всю жизнь без него. Как и ты, верно? Камуи кривит губы в неприятной усмешке. — Верно. Только в отличие от тебя, росшей на родной планете в окружении себе подобных, где метка была у каждого второго – поправь меня, если ошибаюсь, ладно? – мы с Кагурой жили иначе. Мы видели метки у родителей и думали: далеко-далеко на других планетах, где ещё остались горстки других ято, дело обстоит по-другому. Но это не так. Процесс исчезновения, как видно, давно был запущен. За всю мою жизнь этот мальчишка стал третьим ято с меткой, которого я видел... Соё ёжится. Окна и двери закрыты, но кажется, будто по кабинету гуляет сквозняк. — Не думала, что это может тебя волновать, — найдя в себе силы хоть что-то на это ответить, произносит она. Камуи даже смеётся, коротко и нервно, но резко обрывает себя. — Ты права, — признаёт он, — я задумывался об этом разве что в раннем детстве, и только. Не знаю, что нашло на меня теперь. Должно быть, один оссан плохо на меня влияет... — Сомневаюсь, что дело в этом. Вряд ли чужие убеждения смогли бы так легко прорасти на плохой почве, — замечает Соё, рассматривая его так, будто видит впервые. — Может, на того юношу ты перенёс часть своих детских желаний, а теперь, когда они неосуществимы... Камуи становится не по себе. Он больше не хочет вести с Соё этот разговор; не хочет, но всё же... — Что теперь? — он спрашивает на удивление спокойно, хотя чувствует, как внутри него что-то поднимается. Не то тревога, не то ноющее чувство разочарования. — Скажи, ты испытываешь разочарование? — Разве что разочарование от того, что говорю об этом с тобой, — язвительно замечает Камуи, не в силах совладать с собой, но Соё будто не слышит. — А страх? Но если Камуи и чувствует вдруг накативший на него ужас, то, конечно, ничего не говорит. Его словно закидывает в прошлое, в тот самый день, когда он первый раз побывал в настоящей схватке, не на жизнь, а на смерть; когда отнять чужую жизнь ещё не казалось столь просто; когда от чужой крови на руках и вида органов, лежавших в пыли, собственные его внутренности словно выворачивало наизнанку. Но вместо поверженного в прах противника он видел на земле то убитого сегодня мальчишку, то себя. Да что с ним? Почему именно эта смерть так на него действует? Камуи резко поднимается, и кресло за его спиной отъезжает в сторону, царапая ножками по паркету. Соё вздрагивает. Она, похоже, ожидала от него какой-то грубой выходки за свои слова, но он произносит только: — Мне нужно в ванную... — Ты знаешь, куда идти, — взглядом Соё указывает на дверь, и Камуи безошибочно находит санузел. Он включает кран и смотрит в зеркало. Выглядит ято неважно, точно призрака увидел. Но так, в сущности, и есть. Тот до сих пор маячит перед ним. Призрак заката его расы. Камуи несколько раз плещет водой себе в лицо, трёт его, сильно надавливая. «Очнись. Просто приди в себя. Ничего особенного не произошло. К этому всё шло уже давным-давно», — уговаривает самого себя. На то, чтоб унять тремор рук, у него уходит ещё какое-то время. Спокойствия в нём по-прежнему нет, но первое потрясение и так слишком затянулось. Камуи использует полотенце из шкафчика над раковиной и, вытерев им лицо, бросает на бортик ванной. «Пора», — повторяет ещё раз и выходит. Вот только сцена, которую Камуи застаёт в кабинете едва ли лучше той, у складов. Соё сидит в кресле, поджав под себя ноги. В правой руке её нож для распечатывания писем, по другой стекает кровь, падает ей на колени, впитываясь в ткань хакама, и раскрашивает край рукава в тёмно-красный. Камуи застывает на месте, уставившись на неё и уже ничего не соображая. Когда Соё замечает его, то откладывает нож в сторону и жалуется. — Это больно, Камуи. Очень больно. И только тогда он реагирует. Хочется снести ей нахрен голову (ну что она творит?!). Или отвесить пощёчину, но его голос, холодный и злой, справляется лучше любой пощёчины. — Что за цирк ты устроила? Соё манит его, «сюда, ближе, давай», кровь из раны уже закапала журнальный столик и немного пол, и Камуи приходится подойти. — Может, это тебя успокоит? — говорит она, улыбаясь, показывает руку. Камуи не разбирает, что с ней; насколько серьезны повреждения. — Твоё имя на чужом запястье... Ято хватает Соё за пораненную руку, дёргает вверх, заставляя подняться. Если у неё хватает сил болтать, как ни в чём не бывало, с ней точно всё в порядке. С ума сошла, наверно. Камуи через сжатые челюсти выдавливает из себя жёстко: — Мне этого не надо. — Правда? Разве это не успокоит тебя? Не даст утешения? — Что ты хочешь сказать? — Почему ты такой недогадливый? — удивляется Соё. — У несчастного убитого мальчика всегда был кто-то, встречу с кем он торопил; быть может, то имя, что он носил на своём запястье, давало ему надежду... Камуи смотрит на неё скептически, на губах появляется усмешка. — Но это же всё ненастоящее... — А тебе так страшно сделать выбор, отличный от того, что прописала тебе судьба? Так страшно самому строить свою жизнь? — Вот ещё, именно этим я и занимаюсь! — горячо возражает он. — Но чего-то всё равно не хватает, правда? Камуи остаётся нем, он устал с ней спорить. Устал отрицать то, что Соё пытается до него донести. Хорошо, быть может, именно этого ему и не хватает. Он берёт ее руку, залитую кровью — на ней по-прежнему ничего не разобрать — подносит рану ко рту, пробует на вкус, старается очистить. Когда он вновь смотрит на запястье Соё, то невольно вскидывает брови. — Но здесь только... — Только первый иероглиф, — соглашается она. — Я же говорю, это очень больно. Кровь из порезов не идёт больше, выступает одна сукровица. — Так что, — спрашивает Соё, — ты поможешь мне? Напишешь остальное? Камуи хмыкает. — Это очень походит на обещание, — произносит он, задумавшись. — Верно, — кивает Соё, — поэтому выбор за тобой. Согласишься ты или нет? Камуи не отвечает, но шевельнувшуюся в его ладони руку сжимает покрепче и тянет на себя, а потом берёт нож.