Всё, что необходимо.

      Человек-паук. Отважный, бескорыстный, добрый и славный малый, верно? Он герой — герои должны быть справедливыми, благородными рыцарями, которые спасают всех и вся, нуждающихся в помощи, не взирая на их статусы. Тогда почему он сейчас от злости и обиды сжимает кулаки до побеления костяшек, впиваясь ногтями в ладони. Почему он яростно сжимает зубы, сжимает губы, хмурится и смотрит с такой жгучей накопленной ненавистью, что измерить её будто невозможно. Почему сердце колотится в бешеном темпе от, казалось бы, бессилия, но чёрт! Какое бессилие? Он бы показал им всем, насколько он сильный, сильный! Ясно? Что он не какой-то манекен для битья, не мусорка для оскорблений. Почему он не слышит ничего из-за бурлящей в ушах крови и собственного разъярённого дыхания? Потому что кто он без маски? Обычный нудный ботаник, перед которым безумно и нахально скалится Томпсон в вот уже который раз. Обычный неудачник, которого вновь сбил капитан футбольной команды, расшвыряв его многочисленные тяжёлые книги по всему коридору. Неуклюжий ничтожный подросток, который никогда не даёт сдачи.       Человек-паук не такой. Человека-паука любят. Уважают. Герой всегда может постоять за себя. Герой бережёт свою честь, свой авторитет. Он ловкий, забавный, интересный и остроумный. Он сильный и, должно быть, тот ещё везунчик, раз судьба повернулась к нему с распростёртыми объятиями. Собственно, должно быть, и в жизни у этого юного Геракла всё хорошо. А Питер и не Человек-паук вовсе. Это его сейчас окружает толпа старшеклассников. Это сейчас ненавистный ему и обожаемый всеми Флэш Томпсон смотрит на него так осуждающе, с прикрытыми тёмными глазами, казалось бы даже совершенно спокойно и самоуверенно, но Питер видит столько презрения и животности, что по морде хочется вмазать так, чтоб не было больше этих эмоций, чтобы не смог больше строить такую мерзкую и отвратительную физиономию. Сломать к чертям челюсть, чтобы не лыбился так себялюбиво и нахально. Разбить в кровь нос, чтобы не дышал так шумно и самоуверенно. Это Питера сейчас окутывает блевотное отвращение, — Питера Паркера, — а не Человека-паука.       — Ну что-о-о… — отвратительно-мерзко тянет Томпсон, кривя губами, всё так же выбешивающе спокойно прикрыв веки. — Последнее слово, пенис-Паркер? Толпа гудит. Чего, казалось бы, смешного, хотя бы чуточку забавного? Этот чмошник даже новое обзывательство придумать не способен за полгода. И всё, вроде бы, как обычно: сейчас у Питера слезятся глаза от обиды и переполняющих чувств, может даже адреналина. Сейчас Питера ударят в нос или скулу так, что он оступится. Но Питер слышит громкий, сиплый удушающий смех позади толпы стада подростков, почти истеричный и явно фальшивый настолько, что мурашки по коже пробегают, и желудок неприятно выворачивает, заставляя морщится.       — Ты тако-о-ой забавный! — тянет мужчина высоким женским голосом, прикладывая руку ко рту и подходя ближе к движухе, которая вот-вот начнётся. — У меня аж челюсть сводит от твоего остроумия! — толпа в миг замолкает, пропуская наёмника в полной экипировке в центр круга на всеобщее обозрение. — А знаешь, что сейчас у тебя сводить будет? — переключается он на грубый полурык, угрожающе сводя брови к переносице, и щёлкает предохранителем. У Питера в лёгких что-то жжётся, а голова кружится слишком сильно, и он перестаёт дышать на какое-то мгновение, отступая на шаг назад. Флэш раздражённо хмурится и хмыкает.       — Кто привёл сюда этого клоуна?! — возникает капитан команды, громко цокая, всем видом показывая своё отвращение. Как этот гандон ещё не лопнул от своего раздутого эго, думает Уилсон, склоняя голову, а потом театрально оглядывается, озираясь по сторонам.       — Ох, так ты про себя, что ли? — линзы маски Дэдпула округляются. И выглядит это столь комично, что толпа тихо посмеивается. О да, он выставит этого подонка тем ещё клоуном.       — Ты идиот?! — плюясь, кричит Флэш. От прежнего самоконтроля и следа не осталось. Он с силой машет кулаком на Уэйда, но промахивается, поддаваясь вперёд. Уилсон спиной направляется к Питеру, совсем незаметно. — Проваливай отсюда, или…! Мужчина в мгновение становится перед Томпсоном. Перед лицом подростка возвышается его сильная грудь, а потом Уэйд наклоняется к нему, почти стукаясь лбами. Уилсон одной рукой берёт его за скулы, сильно сжимая. Подросток вопит и дёргается как животное — безрезультатно. Уилсон на мгновение замирает, смотря через линзы точно в душу, пугающе и прямо, точно насквозь. Он медленно склоняет голову, щуря глаза. И ни одна его мышца не дёргается.       — Или что? — говорит он вполголоса. Толпа глазеет, затаивает дыхание, прислушивается, как на душещипательном представлении. Холодок проходит по коже. У Флэша лоб взмок от испарины. Уэйду становится мерзко. — Позовёшь своего папочку и скажешь, что плохой дядя тебя обижает? — жалостливым голосом тянет Уэйд, грустно изгибая надбровные дуги. — А твоему папочке есть, кому пожаловаться после тебя? Если он успеет, конечно, — шипит наёмник. — На таких обконченных сопляков даже пули тратить жалко, — он швыряет подростка к толпе, и та ахает. Уилсон выпрямляется и кажется ещё выше и мощнее, чем есть на самом деле. — Представление окончено! Валите к своим мамочкам, — Он вытягивает руку и убирает палец со спускового крючка. Пуля летит прямо в источник света над «сценой». Свет гаснет. — Занавес… — почти шепчет Уэйд, но так, чтобы было слышно. Кто-то визжит, слыша резкий бьющийся звук стекла, звонко падающего прямо на плитку школьного коридора. Зрители с визгом разбегаются. А Уэйд слышит сдавленный вдох позади своей спины.       Он вмиг оборачивается, швыряет ствол на пол и подбегает к ошалевшему Питеру, который чуть шатается из стороны в сторону, больно пропуская кислород через горло. Уэйд опускается на колени, держит его за плечи и мягко поглаживает тёплой широкой ладонью. Глаза Питера влажные, лицо бледное, вмиг становится красным, и моргает он слишком часто.       — Солнце, ты в порядке? — дрожащим голосом спрашивает Уилсон, осматривая оголённые участки лица и шеи мальчишки. Он нежно проводит пальцами по загривку, осторожно поправляя воротник клетчатой зелёной рубашки, и прижимается к нему, может, даже слишком сильно. Питер жмурится, стараясь прийти в себя и сосредоточиться на ласковом хрипловатом полушёпоте, судорожно цепляясь дрожащими руками за его широкие плечи. — Этот уёбок тебя трогал? Нужно сломать ему палец? Руку? Обе? Питер рвано дышит. Он вдыхает знакомый запах его костюма. Сегодня кровью от него не пахнет. Питер немного успокаивается.       — Я в порядке, — хрипло говорит он, прижимаясь к Уэйду плотнее. Он заботливо целует его куда-то в изгиб шеи через маску, вплетая пальцы в пушистые кудряшки и прислушивается к восстанавливающемуся биению сердца. — Спасибо, — тихо бормочет Паркер, медленно отстраняясь и благодарно смотря через линзы в глаза. — Я, наверное, плохой Человек-паук… — нервно усмехается он и неловко изгибает брови. Уэйд хмурится.       — Что за бред? — странно, наверное, слышать такое от него. — Булочка, ты самый лучший Чувачок-паучок на свете! — серьёзно говорит Уилсон, всё ещё не поднимаясь с колен.       — Я чуть его не ударил… — лицо Питера становится отчаяннее, — герои не должны размахивать кулаками налево и направо.       — Этот мудак и уёбок даже взгляда твоих прекрасных глазок не достоин! — рычит Уилсон, поджимая губы. Питер немного верит. — Как называется мудак и уёбок одновременно? Мудёбок? Уёдак? — Питер фыркает, морща нос и оголяя ровный ряд белых зубов.       — Мудоёбок?       — Точно! Питер хихикает.       Уэйд собирает учебники мальчишки, аккуратно складывает их в рюкзак, разглаживая некоторые страницы. Он закидывает сумку себе на плечо, и предлагает смыться, пока не появились учителя или директор. Питер без раздумий соглашается, цепляясь за его тёплую руку и переплетая пальцы.       Сейчас они пойдут в «ТакоБэлл», Уэйд закажет с двойным острым соусом, а Питер с сырным. Потом они незаметно прокрадутся к Питеру в комнату и будут объедаться мороженым за марафоном «Звёздных Войн».       И это всё, что им необходимо.