о ночных кошмарах;

«Отпусти. Больно», – говорит выжженная зелень, но в ответ в неё – прохладный, голубой океан, в котором читается: «Уходи. Не держу». Внутри надламывается что-то, ебучей болью отравляя жизненно важный орган. Сердце, только не остановись. Не сейчас, когда от тебя, униженного, отреклись, будто ненужная вещь, неживая, чувствовать не способная. Позволь сделать несколько шагов, чтобы, тремор скрывая, закрыть за собой дверь. А потом, когда твой обладатель в подъезде на холодный бетон опустится, делай что считаешь нужным. Останавливайся, если больше не можешь. Но только не сейчас, когда океан – в выжженную зелень, когда нужно по крупицам собрать своё достоинство и гордо, с честью, уйти. Антон ни за что и никогда бы не подумал, что всё закончится вот так, спонтанно, грубо, быстро, с треском и неебической болью внутри грудной клетки, с этим дурацким, невозможным чувством, когда от тебя отрывают огромный, мать вашу, кусок, выворачивают душу наизнанку, чтобы кровоточила и рыдала, умоляя вернуть всё назад. Как было. До того, как были совершены ужасные, непростительные ошибки, до того, как любовь сломалась под натиском извечных ссор и обид. До того, как она, блять, вообще зародилась. Нет, поправляет себя Антон. Как бы больно сейчас ни было, он счастлив, что любил и знал Арсения. Что прожили вместе столько лет, что именно друг с другом узнали, каково любить по-настоящему, что ссорились и мирились, разочаровывались и восхищались, – в этом своём мирке, одном на двоих, не впуская больше никого. Счастлив, – внушает он себе, пока через силу растягивает губы в улыбке, неосознанно хватаясь за бледную ладонь, как утопающий – за соломинку. Счастлив, – произносит одними губами, проводя пальцами по усыпанному родинками предплечью. Счаст... – осекается, когда лицо перед ним искажается гримасой брезгливости, а рука, которую Шастун так любовно немыслимыми узорами невесомо очерчивал, смахивает его пальцы, как нечто мерзкое, грязное... отвратительное. Антон ведь и сам хотел уйти. Отношения имеют свойство себя исчерпывать, любовь – угасать, терпение – лопаться, подобно воздушному шарику. Парень чувствовал, что больше не находит сил цепляться, и хоть взглядом молил отпустить, в глубине себя надеялся: Арс не отпустит. Соберёт по кусочкам, прижмёт к себе крепко и скажет, что ещё не всё потеряно, что место Антона – рядом с ним. Потому что ещё есть за что бороться, с перебитыми ко всем чертям сердцами хвататься за каждое мгновение вместе. — Уходи. Убеждать себя в том, что встреча с Арсением была счастливой, стало в одно мгновение так тяжело, что захотелось лишь возненавидеть его и всё, что с ним связано. Сорвать нить, что их связала, с запястья, вместе с венами, жилами, и сдохнуть прямо здесь с проклятьями на губах в луже собственной крови. Однако на ненависть не хватает сил. Ни на что уже сил не хватает. Глаза цвета выжженной зелени в океан – преданно и преданно заглядывают, но отныне не находят отклика. И тогда Шастун понимает, что уже умер. Только что, когда понял, что в пепелище обратилось всё самое лучшее, что в них оставалось. Не осталось ни любви, которая держала на плаву, ни тоски по ушедшему счастью. Нихуя не осталось. Одна лишь пустота. И так чертовски страшно, так больно становится, что хочется закричать. И Антон кричит, но голоса собственного не слышит. Только видит, как двигаются губы Арсения беззвучно. «Антон». Снова и снова, будто мантра. Картинка блёкнет, Арсений, подобно миражу, растворяется прямо перед глазами. Будто из-под толстого слоя ваты, Шастун начинает слышать знакомый голос, вновь и вновь повторяющий его имя, всё требовательнее с каждой секундой. Антон дёргается, словно от мощного разряда тока, ноги путаются в толстом одеяле, по вискам и лбу стекает холодный пот, а лёгкие горят от судорожных, глубоких вдохов. Шастун затравленно водит взглядом вокруг, не соображая, где находится, и только спустя несколько секунд осознаёт: он у себя в спальне. Арсений держит его за плечи и обеспокоенно всматривается в лицо парня сквозь темноту. — Антон... Всё нормально? Тебе кошмар приснился? Смаргивая с глаз пелену, Шастун по-рыбьи открывает и закрывает рот, с шумом втягивая воздух. Арс отстраняется на долю секунды, чтобы протянуть руку к прикроватной тумбочке и включить ночник. Свет хоть и не яркий, но режет глаза так, будто Антон не видел его долгие месяцы. — Всё нормально? — вновь повернувшись к парню, взволнованно переспрашивает Попов. Шастун жмурится, закрывая глаза ладонью, и нерешительно приоткрывает один глаз, глядя на мужчину сквозь пальцы. Беспокойный океан, тёплый, окутывающий, залитый солнечными лучами. Взгляд – до одури знакомый и родной. И в нём нет ни намёка на пустоту или безразличие. — Кошмар, — не веря самому себе, выдыхает Антон и опускает ладонь, вновь зажмуриваясь. Как камень с души. — Просто кошмар. Блять, Арс... Это всего лишь кошмар. — Антон чувствует, что со стороны выглядит как помешанный, но в данный момент его это ничуть не беспокоит. Главное, что Попов, – не пустой, небезразличный, любящий, в конце концов, – рядом. Антон, как испуганный ребёнок, оплетает длинными руками плечи Арсения, подаётся к нему ближе, носом тычется в горячую шею, усыпанную родинками, и удовлетворённо выдыхает. И так крупно дрожит, впервые за долгое время беззастенчиво показывая свою слабость. Это был всего лишь кошмар. — Антош, — сдавленно усмехается Арсений и уверенно опускает ладони на спину трясущегося, напуганного комка, каким Шастун очнулся после кошмара. — Ну ты чего? Я рядом. И так спокойно становится. Так хорошо. Так легко на душе. — Ни за что тебя не потеряю, — хрипит Шастун, касаясь пересохшими губами шеи замершего от такого заявления Арсения, поднимаясь поцелуями к его скуле. — Ни за что, блять, от тебя не уйду. И тебе уйти не позволю. — Да куда я уйду от тебя, глупый... — шепчет Попов, успокаивающе поглаживая Антона по спине. Его так и подмывает спросить, что же именно парню снилось, но он не решается. Чувствует, что сейчас не время. — Не уйдёшь... — Антону настолько спокойно в родных руках, что он чувствует, как усталость после выматывающего кошмара наваливается с новой силой, как он снова постепенно проваливается в сон. Но, прежде чем окончательно забыться, тихо спрашивает: — Всё ещё любишь? — Люблю. Что за глупые вопросы? Антон засыпает в его объятиях с улыбкой на губах.