* * *
Когда за полторы недели до Рождества они встречаются — уже в Тинмуте, безыскусно, но мило украшенном к праздникам, — в их приветствиях сквозит какая-то аура неуверенности. Свободнее всех, кажется, себя чувствует Элль: чмокает Дома в щёку и бежит обниматься со всеми остальными, а вот улыбка Мэтта, выбирающегося из машины следом за ней, немного растерянная. Дом улыбается ему и хлопает по напряжённой спине. Мэтт даже на приветствие отвечает что-то невпопад, но ситуацию немного спасает Крис — закидывает им обоим руки на плечи и настаивает немедленно пойти смотреть центральную площадь, которую, клянётся он, не узнать. Крис с самого начала лучше всех относился к идее приехать сюда, и неудивительно, что в итоге захотел оказаться здесь на три дня пораньше остальных, так что в знакомой по далёким годам атмосфере уже успел освоиться. Дому же в первые минуты чертовски непривычно. Облик городка сильно, казалось бы, изменился, но стоит подольше остановить на чём-то взгляд, и становится ясно, что всё это наносное и незначимое, и из-под слоёв свежей краски и современной рекламы упорно вылезают и сокровенные моменты, и старые шрамы. По пути они проходят старый дом Мэтта, и Дом, мельком скользнув взглядом по тусклым окнам, уже не может отвести его. Память тут же услужливо вываливает ворох ощущений: неровно наклеенный скотч по краям потрёпанных жизнью гитар, который Мэтт всё время бессознательно начинает отдирать, обведённые чёрным маркером вены Мэтта, напоминающие не то струны, не то натянутые провода, холод, подползающий к спине во время репетиции на неотопляемом чердаке, и готовность наорать на любого, кто посмеет заявиться и сказать, что они мешают своими дикарскими звуками. Крис тоже поворачивает голову и с улыбкой щурится на отражающиеся от стёкол солнечные лучи, а вот Мэтт отводит взгляд, засовывает руки в карманы и сухо усмехается. Доминику бросается вдруг в глаза, что он буквально не вписывается в окружающую действительность: опускает лицо в воротник слишком тёплой куртки, хотя не так и холодно и вообще погода стоит скорее осенняя, и выделяется своим изменившимся, более коренастым силуэтом на улицах, где бродил тощим угловатым подростком. Молчание становится неловким, и Дом хватается за первое, что приходит в голову: — Мэтт, что там в итоге с сетлистом? Они, конечно, обсуждали это после того, как закончился тур, и закидывали друг друга совершенно противоположными идеями, и даже пару раз собрались, чтобы попробовать сыграть что-то из хорошо забытого старого, но к единой концепции так и не пришли, и Мэтт пару недель назад попросил дать ему время подумать. Мэтт, не поднимая взгляда, неопределённо хмыкает. — Да так, почти готово. Хотел обсудить пару моментов с вами или, может, что-то оставить на выбор публике, — звучит он не слишком уверенно, но Дом, переглянувшись с Крисом, решает списать это на его явно неважное настроение. — Ладно, после интервью расскажешь, что там и как. Радио Тинмута, естественно, не собирается упустить выпадающий раз в десятилетие шанс и отпустить местных героев, не записав передачу. На деле, впрочем, всё оказывается лучше, чем ожидал Дом: ведущий — молодой энтузиаст и, кажется, огромный их фанат, и определённо, несмотря на неопытность, с талантом к своему делу. Вопросы он задаёт, конечно, довольно стандартные, но всё равно умудряется вести беседу в хорошем, достаточно неторопливом темпе, и с душой, и незаметно мастерски раскручивает их на истории о Тинмуте, которых у них, конечно, не счесть — только начни вспоминать. Но Мэтт даже здесь нехарактерно для себя молчалив и мрачен. Дом сначала думает, что он, как всегда, втянется и начнёт тараторить так увлечённо, что им с Крисом и слова вставить не удастся, но проходит пять минут, а потом и десять, а Мэтт так и ограничивается короткими замечаниями и кивками, и ведущего это явно беспокоит. Дому даже становится его жаль — парень вовсю старается выдать первоклассное интервью, и, наверное, вышло бы, если бы это зависело только от его усилий. — Мэтт, на ваш концерт придёт толпа местной молодёжи, — тот решает, видимо, вовлекать витающего в облаках фронтмэна в разговор напрямую, раз уж иначе не выходит. — Случай всё-таки особый. Ты что-нибудь им скажешь, что хотел бы сказать себе двадцать лет назад? Мэтт, вздрогнув, поднимает взгляд, и молчит достаточно долго, чтобы Крис успел открыть рот, намереваясь, скорее всего, отделаться чем-то вроде «вот на концерте и узнаете», но наконец улыбается одними губами: — Честно говоря, понятия не имею. Я вернулся сюда впервые за столько лет и пока немного растерян. Я даже не знаю, что мы будем на этом концерте играть, какие уж там мудрые слова. Ведущий смеётся вместе с Мэттом и подхватывает, как он вполне ожидаемо уверен, шутку, а Дом краем глаза косится на Криса и видит на его лице отражение собственной обеспокоенности. И непонятно даже, есть ли у неё основания, — Мэтт сегодня такой странный, что даже им сложно понять, что он говорит серьёзно, а что — от раздражённой скуки. О тревоге, впрочем, приходится временно забыть, потому что ведущий начинает немилосердно выпытывать у них планы на следующий альбом. — Пошли возьмём по кофе и окончательно определимся с песнями? — предлагает Крис на выходе из тесноватого, но после недавнего ремонта вполне уютного здания радиостанции. Дом про себя соглашается, что это звучит тактичнее, чем «это правда, что у нас нет никакого плана?». Но тактичность их и губит — потому что даёт пути к отступлению. — Я что-то устал, — виноватое лицо Мэтта даже не выглядит наигранно, но вот устало — вряд ли. — Извините, окей? Я немного пошатаюсь по округе, подышу свежим воздухом. Крис растерянно взмахивает ему вслед рукой, пока спина Мэтта уже скрывается за ближайшим поворотом, и оборачивается к Дому, хмурясь. — Тебе тоже кажется, что что-то идёт не так, да? — Можно и так сказать. Крис, конечно же, думает о том же, что и он сам — о том, что Мэтта иногда, беспричинно или не очень, заклинивает на вещах, которые, казалось бы, вообще не представляют проблемы. Почти готовая песня, которую всем уже не терпится записать, — и тут начинаются мучения с тремя почти не отличающимися вариантами случайной её строчки из середины или чем-то перестаёт устраивать завершающий аккорд. Примерный список городов, которые предстоит объехать в ближайшем туре — и почему-то непомерно важным становится, поедут они в Кёльн до или после Берлина. Выбор нового инструмента — ох, даже не начинайте, хотя тут они все хороши. А главная проблема — Мэтт не хуже окружающих понимает, что его заносит в нелогичность, и, видимо, злится на себя, и выход из ситуации эта его молчаливая злость не ускоряет. За кофе, похоже, даже идти не придётся: от угла к ним бодро шагает Элль, непостижимым образом удерживая в руках три стаканчика, и вопросительно поднимает бровь — Дом только виновато разводит руками. — Спасибо, — он осторожно забирает у неё свой латте, стараясь ничего не разлить в процессе. — Выбор тут ограниченный, но я постаралась взять что-то похожее на то, что вы любите, — отмахивается она и, освободив руки, поспешно поправляет сползающую с плеча сумку. — Куда вы Мэтта дели? — Он намекнул, что у нас нет сетлиста, и сбежал «дышать свежим воздухом», — разводит руками Дом. — Ты не знаешь, правда это или он сегодня в настроении для опасных шуток? — Скорее правда, — закатывает глаза Элль. — Сколько ни выпытывала у него, что вы собираетесь играть, уходил от ответа. Честно говоря, это даже на конспирацию не тянуло, — фыркает она. — И что, насколько это катастрофа? Дом и Крис одновременно досадливо морщатся. — Мы, конечно, можем быстро составить что-то из основных хитов… — …Но ведь суть была как раз в том, чтобы сделать что-то особенное. — Так найдите Мэтта, прижмите к стенке и… — пауза, намеренно или нет, повисает в удачный момент, — …чёрт, да это вам лучше знать, как его вытаскивать из творческого ступора, — Дом согласно хмыкает. — Где искать-то? — Элль корчит им рожу, и Крис смеётся. — Тинмут, конечно, маленький, но не настолько же… — У меня есть идея, — кивает Дом: прослеживает глазами направление, в котором ушёл Мэтт, и снова в голове всплывает — белёсые камни, на которых даже трава растёт блёклая, плеск волн, тепло опущенной на плечо головы. Как будто Тинмут не оставался на все эти годы бесконечно далёким неряшливым куском прошлого, а затаился где-то у самой поверхности памяти: пусти небольшую рябь — и даст о себе знать. — О, серьёзно? Тогда идём прямо сейчас? — Крис оживляется, но Элль за его спиной на секунду меняется в лице и тянет за локоть. — Морган просил тебя вернуться, что-то там с аппаратурой не так. — Понял-понял, всё у нас не так, — с напускной мрачностью ворчит Крис, поворачиваясь за ней. — Будет чудо, если не рухнет крыша зала. — Да ты оптимист, — она пихает его кулаком в плечо и, обернувшись, зачем-то подмигивает Дому. — Дом разберётся с Мэттом, ты — с техникой. Я изображаю координатора. Всё под контролем. — Да, мэм, — Крис поднимает руку, чтобы отсалютовать, но Элль успевает её перехватить. — Дом, ты ему… — запинается и косится на Элль, — убедительно объясни, что до концерта пять дней, и тянуть дальше уже нельзя. — Само собой. Максимум убедительности, — Дом усмехается им вслед и разворачивается в противоположную сторону. В лицо тут же бьёт порыв холодного ветра, заставляя поднять воротник пальто. В конце концов, там, куда он пойдёт, задувать будет ещё сильнее. В каждом, наверное, таком городке, как Тинмут, есть место, куда сбегаются все влюблённые парочки и едва закончившие школу склонные к драматизму личности, раздираемые непониманием со стороны мира. Вот и здесь — на полпути от пляжа к маяку, с раскинувшимися сзади неухоженными деревьями, претендующими на звание парка, узкая полоска камней и песка с уныло-живописным видом на залив. Ракушку там найти затруднительно — те немногие, что приносят волны, моментально уходят на романтические сувениры, — но саркастичная местная легенда гласит, что если найти, то в ней вместо шума моря будет играть радиохэдовская Exit Music, впитавшаяся во всё вокруг из-за постоянного её прослушивания на этом месте. Дом про себя считает, что уж скорее эта точка притяжения всех страдальцев пропиталась чувством собственной ничтожности и неловкой подростковой романтики. Мэтт, конечно же, не там. Если пройти дальше, за маяк и к станции проката лодок, растительность почти полностью исчезает в бетоне, но и людей в дневные часы почти не встретишь, а типичные местные известняковые валуны пусть и возвышаются над водой на гораздо более скромную высоту, но зато изломаны самыми причудливыми формами, и несколько из них прекрасно подходят, чтобы уместиться вдвоём, не подставляясь пронизывающему ветру с залива. Знакомую фигуру Дом замечает на полпути вниз по склону ещё издалека. Мэтт горбится и почти полностью подбирает ноги под себя и на секунду со спины кажется, что ему ни днём не больше двадцати. Но Дом опускается рядом, и иллюзия пропадает: Мэтт, вздрогнувший и удивлённо на него щурящийся, определённо из настоящего. — Как ты меня нашёл? — Элль сказала «найдите» так уверенно, что я вспомнил, что это место существует. — А Крис? — А мы вообще когда-нибудь таскали сюда Криса? — По-моему, когда он пришёл спасти нашу группу от распада и небытия, стало некогда ходить сюда и грустно бездельничать. — Вот именно. — Мне всё-таки придётся решать, что мы играем, да? — Если только не хочешь, чтобы на тебя смертельно обиделись Элль, Крис, Том и, вероятно, фанаты. — А ты? — Я ещё не решил. Зависит от того, почему это вообще стало проблемой. — Если коротко, — Мэтт пытается поудобнее откинуться на камнях и потирает затылок, ударившись им о какой-то выступ, — играть старое странно, потому что, ну, оно о том, как сильно мы ненавидели этот город… — Five thousand houses burning down, no one is gonna save this town? — усмехается Дом. — Ага. Согласись, не зайдёт. А новое — тоже странно, потому что мы делаем это вроде как в поддержку Origin of Muse… — М-м. Да, дилемма. — О чём и говорю. Интуиция подсказывает не давать Мэтту снова погрузиться в размышления и просто нести всё, что придёт в голову — в конце концов, предыдущие четверть века это работало. — Как думаешь, если бы мы снова попробовали записаться здесь, что бы вышло? Мэтт фыркает, но, кажется, серьёзно обдумывает ответ, разглядывая грязно-серые облака. — Что-то ужасно корявое и полное неприязненной ностальгии, — он неопределённо поводит рукой. — Но, возможно, людям бы понравилось. Кто не любит истории про возвращение?... — Вот мы и пытаемся им её дать, — толкаем его локтем Дом. — Знаю, знаю, я невовремя раздолбайствую. Но просто… — он сбивается на полуслове, досадливо качает головой и продолжает с видимым усилием. — Дом, там ведь действительно будут все эти местные дети, ждущие от меня какого-то невероятного напутствия. Что я должен им сказать? Не могу же посоветовать не забывать, откуда они родом, если для меня это место никогда не ощущалось родным, или сказать «идите за своей мечтой» — сколько тут было групп до нас, одновременно с нами, после нас?... — Сотни, наверное. — Наверное. И кого из них ты сейчас видишь на большой сцене? — Заносчиво как-то звучит, — хмыкает Дом, — но да, только нас. — Ещё как заносчиво, — смеётся Мэтт и с недовольным вздохом двигается ближе к нему, когда особенно сильный порыв ветра доносит до них холодными иглами капли воды. — Да, про мечты выйдет высокомерно, — тоже вздыхает Дом, начиная проникаться некой тупиковостью ситуации. Но Мэтт всё равно хорош — не мог будто выложить всё это раньше. Мэтт, чуть склонив голову набок, всматривается куда-то вдаль, и в голове невольно мелькает — неужели он настолько хочет вырваться отсюда, едва приехав. — Тебя послушаешь, так наши тинмутские годы были адом на земле, — Дом едва подавляет желание дёрнуть его за прядь волос, растрёпанных ветром. — Давай вспомним, что было хорошего, и будем от этого отталкиваться. — Я начинаю думать, что когда ты стал ударником, в тебе умер психолог. Мог бы сейчас стучать по мозгам клиентам, — Дом всё-таки дёргает за эту прядь, и Мэтт возмущённо охает. — Ладно, а если серьёзно… Всё хорошее, что было в тинмутские годы, было никак не связано с Тинмутом, — он разводит руками. — И после того, как мы отсюда свалили, оно просто осталось. Наша музыка. Люди, которым она нравилась. Вы с Крисом. — О, и мы тоже чего-то стоим? — поддразнивает Дом, потому что это легче, чем признать, что он растроган. Мэтт косится на него и приподнимает уголок рта, и на секунду Дому кажется, что он вот-вот скажет что-то ужасно сентиментальное, чтобы всё-таки его смутить, но тот, выдержав паузу, улыбается шире и опускает голову ему на плечо. Да, точно — совсем как они привыкли сидеть здесь в юности. На том, другом месте, излюбленном у потерянной в собственной голове молодёжи, их бы, конечно, заметили и с лёгкостью затравили. А здесь можно было делать, что хочется, не опасаясь ничьих взглядов и не вешая на самих себя ярлыков. Дом разворачивается вполоборота, чтобы им обоим было удобнее, и рука Мэтта опускается на его колено, ощутимо холодная даже через ткань джинс. — Вот если ты заболеешь, это реально будет катастрофа, — недовольно бормочет он и лезет в карман за своими перчатками, чтобы отдать, но Мэтт удерживает его руку. — У меня и свои есть. — Так какого чёрта? — Больше нравится без них, — Дом только устало фыркает. — Может быть, — после недолгого молчания предлагает он, — это и сделаем отправной точкой? — Что? — Что — что. Ты сказал, что Тинмут никогда не был родным, а через минуту признался, что зато родной была группа, — косится на Мэтта краем глаза: да, конечно, отводит взгляд, ну и правильно — теперь его очередь смущаться. — Составить сетлист из песен о дружбе? — Да, я в курсе, что звучит так, будто мы собираемся на детский утренник. Но песни-то в любом случае будут классные… — А ещё меня упрекал в заносчивости. — Да-да. В общем, дело за малым — красиво это завернуть в… приветственном слове. — У меня ужасно получится, — фыркает Мэтт ему в плечо. — Слишком не наш формат. — Значит, займись песнями, а со словами попроси помочь… кого-нибудь, — Мэтт поднимает на него посветлевший взгляд. — Нет, не меня, — наигранно вздыхает, но у Дома уже есть действительно хорошая идея. — Попроси Элль. — Потому что она, в отличие от нас, сама пишет посты в инстаграме? — Потому что у неё получше с переводом чувств в слова, чем у нас. Но да, посты тоже. — Я умею выражать чувства! — Не в песнях? — Ну, так нечестно… — разочарованно тянет Мэтт и возмущается тем, что плечо Дома начинает трястись от смеха, но голову с него, однако, не поднимает и едва ли в ближайшее время собирается.* * *
Больших залов в Тинмуте, понятное дело, не водилось никогда, поэтому шоу получается камерное, не больше чем на тысячу или полторы человек. По кругу ходит шутка, что хорошо ещё, что не в здании их старой школы, но нет — зал хоть и маленький, но приличный (и конечно же, построенный от силы лет пять назад). Пустяк по сравнению с толпами, к которым они по три раза за неделю выходят в стадионных турах, но Мэтту за полчаса до начала концерта уже катастрофически не сидится на месте: сначала наматывает круги за сценой, потом набрасывает первую попавшуюся под руку куртку и идёт на воздух, хотя никто не упрекал его в мельтешении перед глазами. Дом и Элль почти одновременно подскакивают с мест, собираясь идти следом, но, переглянувшись, медленно опускаются обратно. — Всё в порядке, — она откидывается на спинку кресла, приподнимая уголок рта. — Я думаю, он просто хочет немного сосредоточиться. Всё и правда, если оценивать рационально, теперь в порядке — сетлист составлен и отрепетирован столько раз, сколько было возможно за эти несколько дней, и вступительное слово Мэтта, хоть он и отказывается показать текст, готово — Дом безоговорочно верит в этом Элль. Но если притихнуть, слышно оживлённый гул голосов в зале, и от его звука Дом тоже заражается безотчётным беспокойством. — Что Мэтт собирается говорить? — он умоляюще смотрит на Элль. — По секрету, а? Элль смеётся и решительно качает головой. — Никаких спойлеров. — Даже нам? — с жалобной интонацией подключается Крис. — Особенно вам. Дом подчёркнуто тяжело вздыхает, потому что менее интересно и тревожно от её ответов совершенно не становится. Не залечены, всё-таки не залечены связанные с Тинмутом раны — столько лет на сцене за плечами, а именно здесь и сейчас не даёт покоя а вдруг нам не удастся их зацепить и всё провалится. Хочется сверлить взглядом Тома, как главного виновника этой затеи, но он предусмотрительно куда-то отошёл пару минут назад. Мэтт возвращается через боковую дверь с покрасневшим от холода лицом — снег так и не лёг, но в преддверии Рождества всё-таки похолодало, — но значительно прояснившимся взглядом, и это немного успокаивает. — Порядок? — он ловит по очереди взгляды Криса и Дома и, дождавшись коротких кивков, чуть заметно улыбается — Дому кажется, что с предвкушением, и любопытство берёт с новой силой. Но времени на догадки почти не остаётся, а то, что ещё есть, пролетает будто за пару секунд, и вот они уже выходят на сцену — Дом машет рукой в ответ на радостные приветственные крики и привычно направляется за установку. Крис занимает позицию поудобнее слева от него, а Мэтт кладёт руку на микрофон — зрителям вряд ли видно, а вот Дом замечает, что он сжимает его до побелевших костяшек, — и выдерживает небольшую паузу. — Добрый вечер, Тинмут, давно не виделись! — снова замолкает, дожидаясь, пока стихнет волна возгласов в ответ, и откашливается в сторону. — Знаете, меня несколько дней назад на интервью спросили, что я собираюсь вам сказать перед концертом, и это застало меня врасплох: я как-то не подумал, что вы хотите, чтобы я разговаривал, — смешки в первых рядах. — Но раз уж так, я задумался, что могу вам сказать, так что потерпите пару минут, мы честно начнём после этого играть, — снова смех. — Прозвучит, будто мы совсем древние, но глядя на многих из вас в зале, — машет в чью-то сторону, — мы действительно вспоминаем себя четверть века назад. Жуть как много. За столько лет может измениться, и не раз, город, страна, образ жизни, профессия и даже ваши мечты. Поэтому здорово, когда что-то всё-таки не меняется. Мэтт на секунду прерывается, и Дом только сейчас обращает внимание, какая неслыханная для концерта и оттого даже жуткая тишина вокруг. — В моей жизни не поменялись вот они, — Мэтт разворачивается вполоборота и, широко улыбаясь, обводит жестом пространство позади себя. — И надеюсь, что так будет и дальше. Дом, Крис, Том — я знаю, что ты стоишь прямо за сценой и слушаешь, — Морган, — тот скромно улыбается и машет из-за синтезатора. — без вас я бы не стоял здесь. Я люблю вас, ребята, — и Дом одинаково сильно уверен, что эти слова написаны рукой Элль и что Мэтт произносит их абсолютно искренне. А ещё — приходится подавлять желание спрятаться за своей установкой от восторженных криков из толпы и светящегося взгляда Мэтта. Крису, стоящему впереди, деваться и вовсе некуда, и он закрывает лицо рукой. — Я люблю вас, — повторяет Мэтт, чуть повышая голос, чтобы перекричать шум. — Эта песня — о вас. Как и все песни, которые мы сыграем сегодня. Спасибо. Первая гитарная нота застаёт врасплох, и Дом только благодаря многолетней привычке сжимает палочки и готовится отбивать ритм. Ясно теперь, почему Мэтт загадочно отмалчивался, неясно только, хочется его за это задушить в объятиях или просто задушить — развёл, чёрт его возьми, сентиментальность, и бросил в таком состоянии играть. А Мэтт начинает петь, так и стоя вполоборота, чтобы видеть их с Крисом, и злость на него тут же пропадает: в глазах читается, что ему и самому не легче. Ладно — тонуть, так вместе. Дом выстукивает размеренно-пафосный ритм — кажется, чуть сильнее, чем стоило бы. Перед припевом только набирает побольше воздуха в грудь, но всё равно оказывается не готов к тому, как Мэтт надрывно выводит хорошо знакомые, но обретающие сейчас особое значение слова. — During the struggle they will pull us down, but please, please let’s use this chance to turn things around… Ох, нет, всё-таки Мэтту не поздоровится за то, что кто-нибудь из них того и гляди пустит слезу прямо на сцене. Дом зажмуривается, но в ушах, естественно, всё равно мощным резонансом отдаётся: — And tonight we can truly say together we’re invincible. И отражается от стен таким оглушительно звенящим эхом, что дальше ни на секунду не покидает уверенность, что они и правда неуязвимы, и не вздохнуть до самого анкора, а Мэтт и вовсе неизвестно каким чудом успевает между песнями кричать благодарности, не задыхаясь при этом. Когда они на пару минут уходят со сцены, Мэтт, видя, что на него готовы обрушиться то ли с благодарностями, то ли с проклятьями, улыбается, качает головой и прижимает палец к губам, и они, переглянувшись, безмолвно признают его правоту: вечер не окончен, и терять ту сумасшедшую волну, на которой они сейчас, не хочется. Не хочется даже затопить ей всех собравшихся в зале: когда-то, наверное, хотелось бы, но сейчас — только поднять вместе с собой на её гребень головокружительным рывком. И, если можно судить по вздоху, прокатывающемуся по залу, когда они выходят обратно и берут первые аккорды Butterflies&Hurricanes, сделать это удаётся сполна. После отгремевших последних нот и с большой неохотой стихших оваций со сцены они уходят бесспорными победителями, и за остальных Дом не ручается, но ему самому сейчас это место кажется если не родным, то приветливым и уютным точно. За сценой их встречают чересчур довольными улыбками: на лице у Тома написано совершеннейшее а я же говорил, и Элль победно задирает нос, а вот Мэтт, поцеловав её и обернувшись к ним, имеет совесть выглядеть немного виноватым. — Эм… Да. Извините за конспирацию. Но классно же вышло? — уголок рта ползёт вверх. Дом и Крис переглядываются и, кивнув, шагают к Мэтту с двух сторон. — Ох. Групповые обнимашки, да? — Можешь не сомневаться, — это, конечно, не в их привычках, но не одному же Мэтту устраивать сегодня неожиданности. Со смехом на них троих сзади наваливаются Элль, Морган и Том. — А я же говорил, — всё-таки бормочет вслух последний. — Вот ты и проставляешься, — парирует Мэтт где-то над ухом. — Ну и пожалуйста. Как будто тут можно найти действительно дорогой ресторан. Снова смеясь, они кое-как выпутываются из рук друг друга. Дом ловит взгляд Элль и незаметно кивает в сторону — они отходят к стене. — Ну что, спойлеры того стоили? — дразнит она. — Даже слишком. Когда ты помогала Мэтту это писать, твоей целью было заставить нас расклеиться во время выступления? — поддерживает он перепалку. — А почему сразу я — может, Мэтт сам так написал. — Ох, да ладно, — он качает головой. — «Я люблю вас, ребята» явно было твоей идеей. — Что, настолько не в характере? — Дом неопределённо поводит рукой, и Элль вздыхает. — Я понимаю, конечно, что вы можете чуть ли не телепатически друг с другом общаться, но некоторые вещи иногда хорошо и вслух сказать. — Но зачем ты?... — А разве это неправда? — Дом не находится с ответом и ловит промелькнувшее в её глазах веселье и совсем чуть-чуть — торжество. — Что он любит вас? Тебя? А ты — его? — Тебя совсем затерроризировали фанаты «беллдома», что ли? — осторожно интересуется Дом, и Элль смеётся так внезапно и громко, что Крис поворачивает голову в их сторону. — Какие там фанаты, если я вас каждый день в реальности вижу. — Я запутался, — признаётся Дом, и Том, что-то увлечённо печатающий в телефоне на другом конце комнаты, поднимает голову и кричит «я тоже!», явно не имея ни малейшего понятия, о чём идёт речь. — Нам с Мэттом замечательно вместе, — пожимает Элль плечами, — но я его знаю несколько лет, а ты — полжизни. — Крис тоже. — Да. Но всё-таки всё начиналось с вас двоих, и, мне кажется, у вас особая связь. Которую вы никак не называете, потому что, видимо, предпочитаете не пользоваться словами. — Потому что не знаем, как назвать! — вырывается у Дома прежде, чем он успевает остановиться, и Элль только улыбается. — Если вас, мальчики, так смущает «любовь», давайте «телепатия». — Даже не знаю, что хуже. — Неисправимые, — она толкает его в плечо. — Иди, пообменивайся с ним телепатическими волнами, — Дом оглядывается, поняв, что пропустил момент, когда Мэтт снова куда-то ушёл, и Элль кивает на боковую дверь. — Только не пропадайте надолго, а то мы уйдём отмечать и бросим вас здесь… — Элль? — Да? — она поднимает посерьёзневший взгляд. — Спасибо — с «пользоваться словами», похоже, и правда сложно, потому что он не может сформулировать, за что именно, но вроде бы она понимает. — Пожалуйста, — быстро обнимает его и подталкивает в спину к выходу. Дом, натягивая куртку, захлопывает за собой скрипучую металлическую дверь — и на секунду замирает, и в неверии вытягивает руку, на которую действительно, обжигая холодом, опускаются снежинки. Мэтт оборачивается на его шаги по ступенькам и широко улыбается. — Снег пошёл, а? За три дня до Рождества. Дом спускается с крыльца, едва не поскользнувшись, и встаёт рядом с ним, с приоткрытым ртом глядя в небо. — Охренеть. — Здесь ведь обычно хорошо если ближе к концу зимы пару раз метель случится. — Ага. За углом здания слышно, что со стороны фасада начинают выходить, оживлённо переговариваясь, люди, но сюда долетает только невнятный гул, а кроме него — беззвучно оседающий на плечах снег, облака пара от их дыхания и шелестящие голыми ветками деревья, высаженные вдоль ограды. Когда-то они любили гулять по невзрачным тинмутским улицам допоздна, даже в холодное и тёмное время года, находить какие-нибудь непримечательные на первый взгляд тихие улицы и тупиковые проезды, останавливаться там и болтать обо всём и ни о чём, потому что слушать друг друга было приятнее, когда их голоса не тонули в потоке повседневного шума. — Мэтт, — зовёт Дом просто так: чтобы послушать тишину, сильнее выделяющуюся после звука собственного голоса, но Мэтт, конечно, косится на него в ожидании продолжения, и он выбирает самое очевидное и правдивое. — Сегодня было классно. — Я не перестарался? — приподнимает он уголок губ. — Только если чуть-чуть. Но Элль считает, что всё правильно. — Веский аргумент, — задумчиво кивает Мэтт. — А то ж, — Дом осекается, с наслаждением вдыхает морозный воздух и набирает его в грудь побольше. — И мы тоже тебя любим, — хочет добавить если это вдруг было неочевидно, но передумывает. — Ты и твои остальные пять личностей? — Мэтт театрально озирается по сторонам, и Дом смеривает его выразительным взглядом. — Крис, Том, Морган, Элль, я… И мои остальные без-понятия-сколько личностей. — Стареем мы, да? — Мэтт поспешно отворачивается, но Дом прекрасно видит, что он краснеет и моргает. — Приезжаем на историческую родину признаваться друг другу в любви… — Да хоть бы и так, — Дом, тронув его за плечо, протягивает руки, и Мэтт, шагнув ближе, отвечает на объятие и снова устраивает голову на плече Дома, когда тот крепче прижимает его к себе. В волосах у Мэтта уже сплошные снежинки, но пошевелиться, чтобы смахнуть их, сил не находится. Пожалуй, думает Дом, стоило игнорировать существование Тинмута столько лет и чувствовать себя не в своей тарелке по возвращении, чтобы обниматься сейчас под первым снегом, напоминая самим себе сбежавших с уроков дурных подростков. Впрочем, такими они ведь и были?... — Что теперь? — Дом удерживает Мэтта за плечи, когда тот отстраняется. — Обратно в Штаты как раз к праздникам? Мэтт задумчиво хмыкает, рассеянным движением стряхивая с плеч Дома снег, и поднимает на него расслабленный взгляд. — Знаешь, я подумал, — улыбается он, — раз мы всё равно так удачно собрались все вместе… Можно и задержаться здесь на Рождество.