Драбблы по SGU

Первая чужая планета. Потом будет "видел одну - видел их все", но первая чужая планета - навсегда первая. Ещё одна планета, и первый чужой город. Руины. - Миллионы лет? Серьёзно? - спрашивает Илай, разглядывая с холма расстилающуюся внизу равнину. - Нет, вряд ли такое возможно. Всё бы давно разрушилось. - А "Судьба" как же?.. Она-то не разрушилась. - Там космос. Тут - атмосфера. - Но датировка... - Ты и физику в школе прогуливал? Фамилия Эйнштейн о чём-нибудь говорит? Илай хмурится. Да, конечно, он помнит. Понятие общей шкалы времени отсутствует, если мы говорим о планете, которая за горизонтом событий от нас. Не за прозаичной "лужей" Звёздных Врат (стоп, когда это она стала прозаичной?). За той воображаемой поверхностью, что придумали физики старых времён, когда представляли себе бесконечность - ту, что лежит дальше всех возможных траекторий световых лучей. "Скорость света является предельной скоростью распространения любых взаимодействий, так что никакая информация не может распространяться быстрее". Учили, знаем. Для двух точек, лежащих по разные стороны горизонта событий, отсутствует понятие синхронности. А значит, и датировки. Вот только Илай может стоять на этой планете, вдыхать её воздух. И это сильно изменяет точку зрения. До неузнаваемости. *** - Мы как бы движемся в обход не только регулярного пространства, но и времени, - руки доктора Джексона описывают сложную кривую в воздухе, будто так понятнее. - Повод на самом деле думать о пространственно-временном континууме как, - Джексон чуть смущённо улыбается, - о континууме. Чём-то протяжённом. Понимаешь? - Понимаю. Мы разрываем эту протяжённость. Здесь, в точке перехода. В гиперточке, на самом деле, - Илай обводит фломастером гиперточку, изображающую Врата "Судьбы" на диаграмме. Он на Земле. В чужом теле. - Да, - с удовольствием говорит Джексон. - Приятно, когда кто-то улавливает суть аллегории. Таким образом, мы видим, что... *** "Эйнштейн и представить себе не мог". Планета реальна. Космос вокруг реален. Дышащее, движущееся пространство. "И мы в нём летим". Светящийся экран, траектории, символы... "Вот то, для чего я был рождён". Мир превращается в задачки, формулы, цепочки чисел. "Вообще-то я всегда это знал. Только не понимал. Но чувствовал". Мир внезапно становится очень понятным. Загадка, вдох, разгадка. Новый вдох, новая загадка. Илай не может перестать думать, как не может перестать дышать. "Я лучше всех". *** Иногда Илай краем глаза замечает это выражение лица у других учёных. У Раша, Маккея, даже Джексона. Не "это Илай Уоллес, такой смешной толстый парень". Не "это Илай Уоллес, хороший друг, отличный математик". Даже не "это Илай Уоллес, нытик и лентяй". Нет. Определённо нет. Он видит незаданный вопрос "почему". "Почему он, а не я?" Не зависть, не злость. Скорее, бессильная досада. Жажда несбыточного. Всё равно что смотреть за горизонт событий - зная, что никогда не дотянуться. "И всё же мы стоим здесь". Под небом чужой планеты, в миллионах световых лет от дома. Ветер, холмы, облака. Тогда или сейчас, здесь или там... "И всё же Врата соединяют несоединимое". - Доктор Раш... - Ну что тебе ещё? - Нет, ничего. "Спасибо, что вытащили меня сюда с Земли. Нашли. Это... это круто. Правда". Вряд ли Илай когда-нибудь скажет это вслух. - Идём, Илай. Нам пора. "Я таким родился. Я этого не выбирал". "Я знаю". В этом молчаливом "я знаю" - понимание без капли смирения. Не ненависть. Не зависть. Лишь горький привкус у любой победы. Лишь вечное "Почему он?", обращённое к безразличной вселенной. А вселенная никогда не отвечает словами. Только так. Небом чужой планеты. Сияющими точками, линиями на экране. Чудесными кораблями. Ещё не разгаданными тайнами.