— Би 390, занимайте вашу позицию на треке 3.
Зычный голос, доносящийся через носик от шариковой ручки, который уже не один год использовался коммуной в качестве рупора, заставил всех зрителей ненадолго притихнуть. В эти пару мгновений спокойствия каждый мог слышать звон раскаленного до температуры сорока градусов воздуха, какой бывает в июльский полдень. Нестерпимый жар заставлял преть сотни брюшек, укутанных в полосатый мех.
— Би 41, на трек 2, а Би, 228 на 5! — снова прозвучал голос.
Три массивных пчелы поднялись на так называемые «треки» — риски, отмеченные прополисом на стенках огромной алюминиевой кастрюли, стоящей на маленьком садовом столике. Хозяйка выставила ее, чтобы остудить вишневый компот, сваренный примерно десять минут назад, но, как и всегда не рассчитала, что при такой температуре жидкость не только ни охладиться, но будет продолжать кипеть, только очень медленно. За то короткое время, что емкость была на улице, пчелы успели пометить дорожки с расстоянием в десять миллиметров между каждой. И неудивительно, ведь «Ежегодные гонки» так потому и названы, что каждый год происходят. Эта традиция зародилась в коммуне еще с самого первого улья, поставленного в поле. И каждый даже самый маленький пчеленок точно знал, дату проведения соревнований. Вообще праздники на пасеке случались редко. В пять часов утра все, как по команде, просыпались, летели завтракать в общую столовую, где обычно получали свою порцию хлеба, сделанного из птичьего горца, да стакан нектара, разбавленного утренней росой. Затем каждый начинал заниматься своей работой. Потом обед, ужин, сон — все строго по расписанию. Глава улья, мистер Жуж, всегда говаривал, что главное в жизни каждой пчелы — дисциплина, а тунеядцев никто терпеть не будет. Романтики и просто слабые натуры не могли выживать при таком «тоталитарном режиме» (мистер Жуж говорил, что такие мудреные слова вычитаны в поганых книжках и именно по этой причине, эти самые книжки были строго запрещены. Если стража обнаруживала книжку, ее несчастного владельца больше уже никто не видел), поэтому перед каждыми гонками все чувствительные слабаки одновременно кончали и без того недолгую жизнь самоубийством — кидались в кипящее варево старухиной кастрюли. «Это у ней котел адский, а в нем кровь кипит! Самоубивцы все варятся в нем, как в геенне огненной, к жизни своей будущей готовятся» — говорили бабульки-староверки. Шепотом, разумеется. Религия в любом ее проявлении в коммуне была тоже строго запрещена.
— Би 32, мы ждем только вас. Займите трек 1. Да, да, правильно. Ну что ж, объявляю «Ежегодные гонки» открытыми!
Зрители затаили дыхание. Они висели в воздухе по всей окружности «железного холма» и лишь самые трудолюбивые могли занять привилегированные места на столе.
Малыш Пчеловод с нетерпением ждал гонок. Он старался вести себя очень хорошо: всегда съедал горьковатый хлеб на завтрак, с усердием выполнял утреннюю гимнастику, не шалил в пчелином саду. Просто пчеленок мечтал посмотреть на своего кумира мистера Фаствинга вблизи, а не на крошечных картинках в газетах, которые, стоит сказать, просто пестрели его фотографиями с разных ракурсов. На мистера Фаствинга, выступавшего под номером 228, хотели равняться все. Как же, спортсмен, да к тому же еще и красивый.
Пчеловод еще с меденчиства понял, что хочет быть гонщиком. Весь улей узнает о его существовании, его будут обожать все до одной пчелихи, а на открытии сезона меда он будет во всеуслышание толкать речь о трудолюбии и равенстве. Конечно, не каждая пчела удостаивается чести стать спортсменом, но это, наверное, потому, что они оставляют свои детские мечты и идут по стопам родителей и их родителей и их… Пчеловод не такой. Он точно добьется своего в отличие от друзей из пчелиного сада, которые хотят стать известными только на словах, а сами даже не предпринимают никаких попыток для исполнения мечты. Нет, Пчеловод покажет им всем! Матери, которая улыбается в лицо, а за спиной посмеивается над ним с отцом (он ведь все слышит!), воспитательнице, которая говорит, что глупости все это и надо думать о том, как приносить пользу обществу, а не о своей судьбе, дяде Бену, приезжающему к ним на выходные и повторяющему постоянно, что Пчеловод слишком хил, и не быть ему хорошим летуном никогда. Да, работать на благо коммуны — это безусловно полезно и почетно. По крайней мере, на собраниях так говорят, но он, Пчеловод, понимает, что каждый не может быть значимым и почетным, ведь все они — масса. А других занятий, кроме спорта, которые бы хоть чуточку отличались от рутинного сбора меда или присмотра за пчелятами, попросту не было. Самовыражение губительно! Так говорит мистер Жуж, а его слова — непреложная истина, который каждый должен слепо верить, чтобы не вышло хаоса.
Комментатор громко свистнул в травинку, и десять участников одновременно сорвались со своих позиций. Ух! Ну и скорость! Пчеловод даже не предполагал никогда, что пчелы могут так быстро летать. Крылышки спортсменов, обычно бесшумные, работали, как маленькие моторчики и колыхали воздух настолько, что каждый раз, как они пролетали, зрителей обдавало волной воздуха. В глазах маленького пчеленка горел азарт. Кто же победит на этот раз?
Стоит сказать, что временными рамками гонки не были ограничены. Победителем был тот, кто продолжал движение, в то время, как остальные уже выбывали из строя. Тем, кто находился ближе к краю кастрюли, приходилось сложнее: пузырьки кипящего варева лопались, обдавая микробрызгами крылышки летунов и прожигая их насквозь, а пар, клубами шедший из «адского котла», обваривал их брюшки.
Примерно после пяти минут от начала гонок номера 32 и 16 упали замертво. От их сожженных крыльев очень дурно пахло. Пчеловод вскрикнул — он никак не ожидал, что с кем-то из спортсменов может произойти что-то подобное. Остальные, казалось, даже не замечали этого происшествия, они продолжали жужжать всем скопом, так громко выкрикивая имена, своих кумиров, что отчаянный вопль малыша просто утонул, растворился в толпе.
— Мааам! Маааам! — Пчеловод подумал, что все так увлеклись игрой, что не видят, что надо обратить их внимание, остановить игру, — Там пчелки умерли!
Его мать, располневшая после двадцати восьми родов, только после четвертого крика сына, обернулась к нему.
— Чего тебе? — рявкнула она. — Если не интересно смотреть на соревнования, в следующий раз не пойдешь.
— Нет, мам, там пчелки. Они, кажется, умерли.
— Ага, — хохотнула мать, — видел, как пары «железного холма» поджарили их живьем! Вот потеха то.
И с этими словами она снова отвернулась, продолжая выкрикивать номера тех спортсменов, за которых она «болела». Пчеловод просто не смог смотреть гонки дальше, слезы застилали его маленькие черные глазки, а тельце сотрясали глухие рыдания. «Пчелки. Пчелки» как заведенный повторял он. Вырваться из толпы не удалось, поэтому малыш просто бессильно смотрел с высоты на два крошечных тела, лежащих там, у «подножья» кастрюли.
Победителем и на этот раз стал мистер Фаствинг, что никого, конечно, не удивило, но вызвало, как и всегда очень бурные возгласы восхищения. На втором месте была Жужжела Петровна, а на третьем, участвующий первый раз Би 390, чье имя никто не знал. Троице вручили что-то вроде похвальных листов, на шеи повесили медали, вылепленные из воска, а на головы водрузили венки из листьев клевера. Мистер Жуж подлетел к чемпионам и лично пожал всем троим лапки.
— Кх-кх, — начал он, — гонки в этом году были просто великолепные. Жужжен показал самый блестящий результат за слою карьеру! Он летал в усложненных условиях — с шариками воска на лапках. И при этом опять стал лучшим. Я всех вас призываю ровняться на Жужжена. Он — наша гордость. А теперь летим в Улей, там всех вас ждет праздничный обед.
Пчелы начали разлетаться, позволяя Пчеловоду наконец-то пробраться к героям, отдавшим жизнь в этой жестокой гонке. Опустившись на деревянный стол пчеленок ойкнул, дерево разогрелось до невероятных пределов. Пришлось снова парить в воздухе, несмотря на сильную боль в крыльях. Где-то минут пять малыш смотрел на мистера Полособрюха и миссис Медовую, затем быстро поцеловал обоих в лоб и прошептал что-то насчет их счастья в будущей жизни. Только сейчас он заметил, что остался один у «железного холма». Но, взлетая, увидел мистера Жужа и мистера Фаствинга. Интересно, почему они не улетели вместе со всеми, ведь глава коммуны обычно сам возглавляет полет на праздничные приемы пищи. Пчеловод решил послушать, о чем говорят самые известные пчелы их Улья, поэтому спрятался за поворотом кастрюли. От металла шел такой нестерпимый жар, что малыш едва сдерживался, чтобы не застонать.
— Как думаешь, — голос принадлежал Жужу, — успеем ли мы устроить вечер театра на следующей неделе?
— Нет, — твердо ответил Жежжен, — на следующей неделе будет «судная ночь», нужно отвлечь внимание народа.
— Мы же условились не употреблять в речи эти, эти, — Жуж поморщился, — религиозные выражения. Называй это бартером между нами и человеком. Хотя, я думаю, что это мероприятие состоится через две недели, но ты прав, лучше перестраховаться. Меда то уже собралось очень много. Пусть народ порадуется, некоторые из них обязательно погибнут во время этого процесса.
Пчелы пролетели мимо Пчеловода, не заметив его. Затем вдруг оба замедлили полет.
— Ах да, Жужжен, на, ты заслужил.
— О, премного благодарен, — спортсмен расплылся в улыбке, пряча увесистый мешочек, который передал ему глава Улья.
После этого странного обмена, оба резко ускорились и уже через пару мгновений скрылись из поля зрения пчеленка. «Что же в том мешочке? — подумал он, — Быть может, там большущий кусок медового пирога, который подают на ужин по случаям больших праздников? Хотя, нет, вздор! Наверное, там новые красивые сапожки, какие носят на другом конце пасеки. Тоже маловероятно. Может этих сапожек вообще не существует, а все это только слухи». Содержимое мешочка так озадачило Пчеловода, что всю дорогу до Улья он продолжал гадать. И каждое новое предположение было менее правдоподобно, чем предыдущее.
Улей встретил его непривычной тишиной — все трапезничали. Пчеловод наконец-то опустился на лапки. Крылья непривыкшие к такой долгой эксплуатации ныли. Пройдя главный холл, малыш отправился по жилым коридорам. Есть совершенно не хотелось, поэтому он здраво рассудил, что должен отправиться к себе домой, в отсек 1009. Эту цифру он твердо держал в голове, ведь никак по-другому нельзя было отличить входную дверь комнаты, от тысяч точно таких же дверей. Украшать дверь рисунками или какими-либо другими отличительными знаками строго воспрещалось. Пчеловод тихонько запел какую-то детскую песенку, чтобы было не так скучно идти, как вдруг увидел, что одна из дверей приоткрыта. Нет, он не был из тех, кто подглядывал за другими или, тьфу-тьфу-тьфу, из тех, кто, видя раскрытую дверь, имел дурные мысли в голове. Однако, на этот раз, словно чья-то невидимая рука, подтолкнула его. Ступая как можно тише, Пчеловод подкрался к двери и заглянул в довольно приличную щель.
В комнате был полумрак, но глаза пчеленка сразу узнали сидящего за массивным дубовым столом. Это был мистер Фаствинг. Он держал в лапках тот самый мешочек. В глазах Пчеловода сразу заплясали веселые огоньки — вот сейчас-то он и выяснит, что же дал Жужжену мистер Жуж. Тем временем спортсмен развязал веревку и высыпал на стол все содержимое. «Как странно, — подумал Пчеловод, — мешочек такой огромный, а внутри всего пару горсточек». Только вот чего? По консистенции что-то сыпучее. Мука? Сахар? Глаза малыша, окончательно привыкшие к освещению в комнате, распознали в том, что сейчас горсткой лежало на поверхности дубового стола, пыльцу. Стоп, пыльцу?! Но зачем мистеру Фаствингу понадобилась пыльца? Она же очень вредна для пчел, ее используют только как ингредиент для приготовления меда, а в чистом виде она совсем не пригодна для употребления. Так ведь говорил сам мистер Жуж! Пыльцу запрещалось хранить в комнатах, даже ее крошки, чтобы никто не пострадал.
Мистер Фаствинг распределил пыльцу в две тонких, но длинных линии на своем столе. Причем, сделал это так аккуратно, так бережно, чтобы ни одной частички не пропало. Затем он наклонился, зажав одну ноздрю лапкой, и принялся втягивать «дорожку» носом. Пчеловод тихонько ойкнул. Он никогда даже не задумывался, что пищу можно употреблять подобным образом. Видимо, мистер Фаствинг услышал пчеленка, потому что он оторвался от своего занятия и начал быстро оглядываться по сторонам. И что-то в его взгляде было такое нехорошее, такое пугающее, что маленький Пчеловод инстинктивно притих. Не обнаружив никого, кумир всего Улья продолжил втягивать пыльцу носом. Первая линия закончилась, он принялся за вторую, при этом действовал еще более жадно. Когда пыльцы на столе не осталось, мистер Фаствинг удовлетворенно застонал, как будто съел что-то действительно вкусное, а затем упал навзничь. Пчеловод очень сильно перепугался и, отбросив осторожность, вбежал в комнату Жужжена. Слава мистеру Жужу, мистер Фаствинг не умер. Он лежал с широко раскрытыми глазами, зрачки которых были расширены настолько, что все глаза полностью казались черными, как у новорожденного пчеленка, а рот был приоткрыт. Слюна капала на пол. Пчеловод потряс его за плечо. Никакой реакции не последовало, но потом Жужжен что-то тихо простонал что-то нечленораздельное. Пчеловод разобрал только «хочу» и «еще».
***
Ночью Пчеловод никак не мог уснуть. Что-то не складывалось в его детском мозгу. С медового возраста его учили, что нужно всегда помогать друг другу, а двое его соотечественников погибли на гонках и никто даже и слова не произнес, словно так оно и надо. Пыльца строго запрещена в коммуне, но мистер Жуж лично дал ее мистеру Фаствингу. Это значит, что-либо ее можно употреблять, либо Фаствинг — особенный. Но второго быть попросту не могло, ведь все в Улье равны. Пчеловод хотел спросить об этом маму, но почему-то передумал.
***
В конце недели мистер Жуж объявил, чтобы спектакль состоится сегодня. Пчеловод долго расспрашивал маму об этом мероприятии, пока они летели к месту так называемой арены. Выяснилось, что каждый год пчелы собираются, что посмотреть историю жизни мистера Жужа, а актеров выбирает он сам.
— В этом году его маму играет Жужжель, папу Жужжак, а самого его Жужживан. Они очень усердно работали весь месяц, Жужживан даже повредил крыло, — терпеливо объясняла мать.
Арена находилась в доме старушки, владевшей всей пасекой. Зрители устроились в разных местах комнаты, но так, чтобы отчетливо видеть сцену, которой служил стол. Мистер Жуж вылетел в середину комнаты и как всегда произнес приветственную речь. Пчеловод не увидел мистера Фаствинга рядом с ним. После гулкого «Начинаем» все разом перестали жужжать.
На столе появились Жужжак и Жужжель с какой-то радостной песней про то, как хорошо живется всем в коммуне, благодаря мистеру Жужжалкинсу, нынешнему главе Улья.
— Ой, ой, как же быть нам, мой дорогой Жуж? Ведь наш лидер слишком стар, а наследников то у него нет! Кто же будет нашей поддержкой и опорой в трудную минуту?
— Не волнуйся, дорогая, как знать, может наш шестой сын будет новым лидером!
Дальше шла долгая сцена родов. Новорожденный мистер Жуж тут же закричал «Я, я спасу нашу коммуну!». Пчеловоду это показалось очень странным и нереалистичным, но остальные почему-то восторженно захлопали.
А затем, спектакль рассказывал о том, как мистер Жуж, совсем еще крошка, разрешал проблемы своих друзей в пчелином саду, а затем и в школе. Как он работал упорнее всех, какие мысли были в его голове по поводу множества несправедливых ситуаций, случавшихся чуть ли не каждый день под предводительством «прекрасного» лидера. Пчеловоду стало скучно, он начал зевать, но мать отвесила ему затрещину и что-то грозно прошипела, поэтому пришлось смотреть, изображая неподдельный интерес.
Наконец-то мистера Жужа избрали на место главы Улья. В этот момент в комнату зашла старушка. Она села за стол, что-то тихонько ворча себе под нос. Шоу решили продолжать, ведь хозяйка дома вряд ли заметила бы парочку «актеров» на своем большом столе. Пожилая женщина достала длинное платье, разложила его всей «сцене» и принялась ловко орудовать иглой.
На сцене в это время был только один Жужживан. Он вдохновенно вещал о том, что же мистер Жуж в ту же секунду решил изменить в Улье. Монолог продолжался минут пять, а потом… Старушка, чьи пальцы уже не были такими гибкими и проворными, как в молодости, случайно выронила иглу. Все зрители пооткрывали рты от ужаса. Они видели как в замедленной съемке, что игла летит прямо в актера. Жижживан тоже заметил опасность, но его лапка застряла в небольшой щели, которая словно шрам тянулась по глади стола. Еще секунда и судьба актера сочтена. Пчеловод явственно услышал, как острое лезвие с хрустом прорывает хитиновую оболочку, а затем ломает надвое тело бедного Жужживана. Он видел его глаза, наполненные ужасом, смешанным с невыразимой болью. Крови нет, ведь бедолагу в прямом смысле пригвоздили к столу. «Распяли его, как бога нашего» — шепчутся старушки и украдкой крестятся.
— Ого, как я метко уронила, — удивляется старушка, а затем резким движением рвет тело Жужживана пополам, снимая насекомое с иглы. Затем она снова принимается за шитье.
Глаза Жужживана стекленеют, кровь струями хлещет из разодранного нутра, сердце все еще пульсирует, словно не понимая, почему его хозяин скончался. Откуда-то раздается истошный крик жены погибшего. Кровь. Много крови. Желтоватая, она течет к краю стола и капает на пол. Кап-кап-кап.
— Мистер Жуж, снова вылетел в центр комнаты и остановился рядом с Пчеловодом.
— Я сожалею, что наш соотечественник пал такой трагической смертью. Похоронить мы его не сможем по понятным причинам — в доме опасно оставаться, а когда мы вернемся сюда, человек уже выкинет его тело. А вам, миссис Вандермед, я выплачу компенсацию.
— Не нужна мне ваша сраная компенсация! — кричала не своим голосом молодая вдова. — Мой муж только что погиб по вашей вине. Надо было прекратить спектакль сразу, как противная старуха вошла.
— Ну не могли же мы прервать рассказ о моей жизни! — искренне изумился мистер Жуж.
— Вы самовлюбленный наглец. Жизнь других для вас — ничто. Главное чтобы рассказ о вас продолжался.
Мистер Жуж сдвинул брови, а потом щелкнул пальцами. Тут же из толпы вылетели три стражника и увели рыдающую пчелу.
— Куда вы ее ведете? — не выдержав крикнул Пчеловод. Мать тут же зажала ему рот рукой.
Мистер Жуж, словно оторвавшись от каких-то своих мыслей произнес: «В медпункт конечно. Куда же еще. Ее надо успокоить, дитя». А затем тихо-тихо прибавил «Неблагодарная. Ее муженек помер, играя меня, причем так бездарно играя. Она должна была почти за честь, а тут такая наглость — стала перечить мне. Значит, скоро она встретиться со своим благоверным». Пчеловод каким-то чудом расслышал эту последнюю фразу, явно сказанную не для них, хотя вокруг все загудели, одобряя решение выписать миссис Вандермед таблетки.
***
Пчеловод снова пропустил ужин. Он опять брел по пустым коридорам, испытывая странное чувство дежавю. «Почему, ну почему же, он сказал, что сожалеет, ведь сам вовсе и не жалел» — повторял пчеленок мысленно. Его детские представления о жизни рушились, будто карточный домик. Говорят «не лги», а сами делают. Говорят «будь милосердным», а самим плевать на чужие жизни. В эту минуту осознание ударило Пчеловода невидимым молотом. Ему никогда не стать спортсменом. Почему не сможет, он сам не понял, просто не сможет и все тут. Детские «розовые» мечты таяли на глазах. Взору открывался другой мир. Серый и тяжелый, он давил на плечи малыша. Все совсем не так, как учат, все по-другому. Нет никакой доброты и вечного счастья. Жизнь в их коммуне шла своим чередом, но для Пчеловода она вдруг резко стала какой-то новой, непривычной.
***
По дороге к их семейной комнате он проходил мимо отсека, где держали мед. На полу у самой двери хранилища мерцало что-то приятным золотистым светом. «Пыльца» — догадался пчеленок. Видимо, рабочие обронили немного, неся ее в отсек. Быстро оглядевшись по сторонам и удостоверившись, что никого нет, Пчеловод быстро встал на колени и зажал одну ноздрю лапкой так, как это делал мистер Фаствинг. Была не была. Если кому-то можно, то почему нельзя ему? Он втянул маленьким носиком все. Все до последней крупицы.
