Вне нормальности

Мне страшно. Я теряю контроль над собственным телом. Я не могу пошевелиться, не могу заговорить… даже закричать не могу. Не получается. Как будто мне не позволено. Моё тело даже не содрогнулось, когда на меня бросилась обезумевшая Нацуки, а когда я очнулся, всё было как прежде. Как будто никто не сходил с ума, как будто никто не хотел вспороть друг другу кишки, как будто… как будто всё было в порядке. Как будто всё было как прежде, а я оставался нормальным человеком. Человеком, который не способен пошевелиться. Когда Юри признавалась мне в любви, я молчал. Когда Юри сказала, что пользуется моей ручкой, мне хотелось убежать, но я продолжал молчать. Когда мне наконец было позволено что-то сказать… Юри проткнула себя ножом, смотря прямо на меня. Мне захотелось закричать... Но я не смог даже раскрыть рта. Даже убежать, даже шага сделать у меня не вышло. Мне пришлось лишь смотреть, как Юри истекала кровью целых два дня подряд. В тот момент я понял, что это – не та Юри, которую я знал. Что Нацуки – не та. Лишь Моника продолжала оставаться собой. Но теперь она пугала меня. А потом пришла Нацуки, но на этот раз она хотя бы отдалённо была похожа на нормального человека. Она смогла закричать, когда увидела труп. Её смогло вырвать… она, наверное, смогла стать прежней. Пока Моника не у д а л и л а её. Не стёрла ту малышку с розовыми волосами, не стёрла ту красавицу с фиолетовыми глазами, не стёрла тех девочек, которых я любил так давно… кажется, у них даже было имя. Но теперь я цепляюсь за то, чтобы не забыть своё собственное. И теперь, смотря в глубокие зелёные глаза Моники, в которых я вижу знакомые, милые мне оттенки фиолетового, розового и голубого, я молю лишь об одном. Пожалуйста, не смотри на меня, Моника. Пожалуйста, не произноси незнакомое имя вслух. Пожалуйста… Верни мне Саёри, верни мне Нацуки, верни мне Юри… Верни мне тех, кого я люблю.