Возрождение к жизни

Мистер Хейвуд перебирал утреннюю почту, заранее отложив в сторону два письма, предназначавшихся старшей дочери. Шарлотта постучала в дверь и, приоткрыв её, сказала: «Папа, девочки передали, что ты звал меня». Мистер Хейвуд встал и рукой указал Шарлотте на кресло: «Да, дочка, проходи, присаживайся», — затем продолжил: «Дорогая, зная силу твоего великодушия и то, как низки и подлы могут быть некоторые из людей, я не мог без выяснения обстоятельств принять твой взгляд на произошедшее», — Шарлотта хотела что-то сказать, но отец жестом прервал её: «Итак, я навёл некоторые справки — положение Сэндитона и семьи Паркеров, в первую очередь, и вправду было более чем незавидным... Также мне стало известно, что в Лондоне мистеру Сидни Паркеру закрыли все пути получения заёмных средств, что выглядит весьма подозрительно... Дочка, да не смотри ты на меня так, то, что твой отец не покидает поместья, совершенно не означает, что у него нет связей в различных кругах. Без этого невозможно вести дела. Возможно, эта..этот способ был действительно единственным шансом на спасение их семьи. Как твой отец, я, конечно, не могу испытывать к нему тёплых чувств, но и судить его не берусь. А как отец двенадцати детей я хочу верить, что вы горой встанете друг за друга в случае необходимости, но искренне надеюсь, что ни одному из вас никогда не придётся делать подобный выбор... Да, я думаю, мистер Сидни Паркер — достойный человек». Шарлотта стойко выслушала речь отца и ответила только: «Спасибо». «Но это ещё не всё, зачем я позвал тебя», — уже веселее сказал мистер Хейвуд и, взяв письма со стола, передал их Шарлотте. Верхнее письмо было от Мэри, а нижнее — от леди Сьюзен. Шарлотта не сразу решила, какое письмо ей открыть первым. Во время прочтения послания из Сэндитона на неё нахлынули воспоминания о её самом значительном приключении, за которым уже виднелась целая жизнь... Мэри деликатно избегала острых тем, боясь задеть чувства Шарлотты, рассказывая в основном об играх детей, их новых начинаниях и о том, как красив Сэндитон осенью, когда деревья окрашиваются в невыразимо яркие тона, опавшие листья плывут по реке, а на море все чаще видны белые гребни волн, несущие с собой уже не летнюю прохладу. В конце письма миссис Паркер выражала надежду, что Шарлотта не откажется увидеть все это своими глазами и останется у них хотя бы до зимы. Второе письмо было следующего содержания: Дорогая Шарлотта! Последние месяцы я была в отъезде по делам и меня обескуражили новости, которые я узнала по возвращении в Лондон. Но моя дорогая девочка, я выражаю искреннюю надежду, что ты не падаешь духом и помнишь мои прощальные слова. Миссис К. готовит грандиозное торжество, а потому, уверяю тебя, у нас в запасе есть уйма времени для его отмены. И тем более мы можем позволить себе неделю или две провести у моих добрых друзей в графстве Дербишир. Полагаю, за месяц, проведённый дома, ты утолила жажду общения с родными и готова двигаться дальше! Искренне твоя, Сьюзен Мистер Хейвуд терпеливо ждал, пока дочь прочтёт оба письма, наблюдая за её эмоциями, которые за короткое время успели не раз сменить друг друга: от грусти к улыбке и обратно, от удивления к задумчивости и, кажется, мечтательности. Наконец, вернув свои улетевшие мысли в пределы комнаты, Шарлотта рассказала отцу, что авторы обоих писем предлагают ей снова покинуть родной дом. Видя нерешимость в глазах дочери, мистер Хейвуд ответил: «Пока человек жив — есть надежда изменить что угодно. И только тебе выбирать свой путь».