Магия Робина

      Когда я вернулся из мертвых, когда осознал себя снова живым и изменившимся, тогда я и придумал план мести. Я не учитывал в нем девушек или Альфреда. Брюс и Джокер — только они были главными героями пьесы, в меньшей степени — Дик и Тим. Их мой гнев затронул бы лишь отчасти, они стали бы побочным уроном Брюсу, способом причинить ему боль, и из всей этой истории вышли бы отличные новые мертвецы. Новые могилы. Должны были выйти, иначе просто нельзя. Все, как Брюс любит. Так что я готовился. И ждал подходящего момента.       Даже учась у самых отвратительных людей таким же отвратительным вещам, я следил, что происходит в Готэме. И когда мою Замену вновь заменили, я обнаружил, что сижу в раздолбанной комнате, совершенно не помня, как ее раздолбал, и понимаю, что, возможно, это того не стоит. Вся моя месть — это ничто. Да, Джокер должен умереть. Дело не в мести, просто подобные ему не должны существовать. Но месть за мое место, за то, что кто-то пришел мне на смену… Возможно, это никогда ничего не значило и ничего не стоило, раз старик раздает направо и налево титул Робина? Да, стоит причинить ему боль, да, стоит убить Джокера, но вся моя жизнь, магия Робина… Их не было? Или было, просто я сам творил эту магию? Брюс не сделал Робина особенным, это я сам сделал его чем-то особенным. Именно я. А потом старик отобрал это у меня.       Эти размышления переросли в навязчивую идею, что я должен знать все о ней. О новом Робине, той, что творит эту магию сейчас. Внезапно — с сиськами, блондинистая — старик даже в этом изменил себе. Дик был удивительным акробатом, я — подобранной уличной крысой, теперь и вовсе — восставший мертвец, Тим — гениальный детектив. Кто же такая Стефани Браун и какова ее отличительная черта? Какое-то время, читая биографию Стефани Браун, нового Робина, я чувствовал дежавю: мать — наркоманка, отец — мелкий жулик, и ребенок, что пытается спасти свою мать, быть лучше и идти против преступного отца. Выросшая на улице, с гневом в глазах, знающая Готэм как никто другой. Я следил за ней практически маниакально, ибо находил столько схожести в нас двоих, что задавался вопросом: относятся ли к ней так же, как ко мне? Видят ли в ней меня? Я настолько погряз в наблюдениях за ней, что не мог надолго ее оставить и уезжал из Готэма только на время своих тренировок и миссий, что иногда аккуратно давала Талия. Не знаю, что она думала о моей новой «привязанности», но она в основном молчала. Кажется, смена вектора моей «одержимости» ее порадовала, ибо, несмотря на все ее жесткие слова, она любила Брюса, так что мое помешательство на новом человеке ее не огорчило, хоть объектом стала ни в чем не повинная девушка. Наверно, Талия решила, что это моя очередная прихоть, как то, что я своих «учителей» после обучения убивал. Она легко смирилась и с тем, что я с упорством носорога слежу за Стефани Браун и найти меня можно в основном в Готэме.       Я все еще думал об исполнении плана, но уже без того изначального отчаяния. Эта одержимость вернула мне что-то такое, что, как я думал, я потерял навсегда. Возможно, где-то под ломом или где-то рядом со смертью, или меня изменила Яма. Я думаю, Стефани возвращала лучшее, что было во мне. Возвращала мне мою магию. Ведь если быть честным с самим собой, в тот момент, когда Джейсона Тодда окунали в Яму Лазаря, его просто не существовало, но когда я вырвался из самого худшего, что случалось со мной за всю жизнь, с самого дна ада на земле, — я в нем возродился, как самая страшная пародия на рождение. С болью, ужасом и гневом — такими страшными, что меня тошнит от самого себя. Такими сильными, что я смотрю на себя в зеркало и ненавижу то, что вижу. Я ненавижу всех вокруг, но больше всего — себя.       Вот в этом и дело. Я возродился. Робин — нет. Робин умер на складе богом забытой Африки, а вернулся оттуда Джейсон Тодд, но меня одного всегда было недостаточно. Недостаточно сильный, недостаточно умный, недостаточно героичный, недостаточно человечный. Я умер, и это должно было что-то значить, но на самом деле это значило так мало, что я с радостью позволил себя ковать, как оружие, совместными усилиями сумасшедшего и убийцы. Робин — не просто титул, не просто помощник Бэтмена, Робин — олицетворение добра, лучик света в темноте, надежда на лучшее, поддержка для всех. Я же будто больше не был на это способен. Я помню, что на самом деле раньше это получалось — я был Робином, хорошим героем, что бы ни говорил Брюс. Я действительно очень сильно хотел стать спасителем, лучшим, чем мог быть, старался изо всех сил, но, как это случалось много раз прежде, Вселенная отняла выбор. И чем я стал сейчас? Сломанный, испорченный, ужасный. Больше не Робин.       А Стефани словно впервые дала мне выбор. Она говорила всем своим видом: смотри на меня, я — свет, я — твоя надежда. И я смотрел и чувствовал эту надежду.       Но когда я был на очередной миссии, Робина убили. Именно Талия сообщила мне об этом. Именно Талия смотрела мне в глаза, и она наверняка поняла, кого я буду обвинять в смерти девушки.       Через час я знал все. Бэтмен отстранил ее от патрулирования, будто ему было мало меня или Дика, и Стефани влезла в войну, пытаясь доказать, что может остаться Робином. Прошла через пытки Черной Маски, сбежала и даже дошла до клиники Лесли. Но та, по сути, нанесла завершающий удар, отказав в необходимом лечении. Бэтмен изгнал Лесли из города. Браун похоронили на следующий день, на похоронах присутствовали ее мать и известный среди богатеньких Тимоти Дрейк и Кассандра Кейн-Уэйн. Брюс не появился.       Я прибыл на кладбище той же ночью, которой все узнал. Сидя около могилы Стефани Браун, я не знал, чего ждал. Что она выползет из нее прямо сейчас?       Брюс не спас меня. Брюс не спас Стефани Браун. Он не заслуживает Робина вообще. Вообще ни одного. Ни Дика, ни меня, ни Стефани — и Тима не заслуживает тоже.       — Ты здесь, Джейсон.       Это не было вопросом. Я сел на вертолет Лиги, едва дочитав всю информацию по смерти Стефани. Учитывая, что мне даже не нужен был водитель, я быстро добрался, но все равно недостаточно. Я не успел. Не успел даже на похороны, черт возьми. Но это не означает, что за это не заплатят. Черная Маска познает ад, я обещаю.       — Талия.       — Она не вернется, Джейсон. То, что вернуло тебя, не вернет ее. Твое чудо необъяснимо. Поверь мне, мы пытались это изучить. Но это чудо, а чудеса не случаются дважды. Их просто нужно принять и благодарить за них.       — Она Робин. Она вернется.       Я услышал ее раздраженный вздох, и я остался один на кладбище, понимая, что не принес цветы. Я ведь должен принести цветы, не так ли? Почему на этой могиле вообще нет цветов? Она их заслуживает, сволочи! Я сжал землю в руках и понял, что прошло три дня после смерти Стефани Браун. Впервые после того, как я воскрес, я практически ничего не ощущаю из привычных эмоций — ни гнева, что не давал отдохнуть, ни яркой злости, ни ненависти, — только боль потери. Просто пустота и боль — я не знал, каким образом, но я привязался к этой девушке.       Как? Когда? Почему ее смерть причиняет мне такую сильную боль, что впервые я забыл обо всем? Я ведь даже не знал ее. Я только наблюдал за ней.       Смешная, яркая, сильная. Она могла бы быть моей сестрой, вдруг проскочила мысль. Если бы я не умер, она была бы моей сестрой по оружию, но она… мертва. И я мертв.       Я не знаю, что из того, что я хочу сделать, можно сделать сейчас. Мне придется подождать, если я хочу дождаться возвращения Стефани Браун. Но ведь мне некуда спешить. Джокер под защитой Бэтмена, Черная Маска тоже, все живы, никто не умер. Они ждали моей мести долгие годы, подождут еще.       Я посмотрел на свои грязные руки и словно увидел другие — в крови, без ногтей и в куче мяса с проступающими костями. Я не заслуживал пройти через это, она не заслуживает тем более. Никто не заслуживает.       Я встал и пошел в сторожку, взял оттуда лопату и стал раскапывать могилу. Нет, не так — я стал откапывать Стефани. Я помнил, как превратил руки в куски мяса, пытаясь выбраться, Яма стерла шрамы, но не стерла мою память об этом. Этого не должно было случиться, но случилось. Я умер невинным, но вернулся виновным, потому что мертвые должны оставаться мертвыми. Я — монстр Франкенштена, созданный из давно мертвого тела и воды Лазаря. Внешне целый, но все равно чудовище.       Я позволил работе увлечь себя. Монотонная, добротная работа, если не вдумываться, чем занимаешься. Выкопав добрые шесть футов, я уставился на просто превосходного качества гроб. Ну, что у Уэйна не отнять — это привычку разбрасываться деньгами. Твердая обработанная древесина, ее просто так не сломаешь. Я тут же вспомнил, как бился в крышку своего гроба, ломая об нее руки, как скреб по древесине костями, оставляя на ней куски мяса. Да. Девушка такой гроб не откроет. Я вскрыл крышку и увидел Стефани Браун. До самого последнего у меня была надежда, что это не она будет лежать в гробу. Что Брюс спрятал ее и позволил положить блондинистую Джейн Доу в могилу. Или что это вообще Лесли, что он не ограничился лишь изгнанием.       Стеф выглядела неприлично молодой, будто ей не было и четырнадцати. Так бывает, если много голодаешь в детстве. Я в свои шестнадцать тоже выглядел, будто едва достиг рубежа четырнадцати. А то и моложе.       Это уже потом все изменилось — когда Яма вымывала мои легкие, заменяла воздух собой, втекала в мои сосуды вместо крови — и стирала то, кем я являлся, а затем перезагрузила всю мою жизненную систему, как если бы я был каким-то неисправным компьютером, а не человеком. Воды Лазаря — это лекарство от всего, но, как многие лекарства, это одновременно и яд, и он хуже смерти. Это конец и начало. Это Яма Лазаря, а Джейсон Тодд стал ее жертвой. Но эта жертва позволила стать тем, кто я есть сейчас.       После Ямы я рос быстро, как сорняк. Сейчас я огромный, как медведь: широкие плечи, высокий рост, длинные ноги с крепкими бедрами. Совершенство, не считая протекшей крыши. Талия считала, что Лазарь исправил лишние следы жизни, в том числе и последствия недоедания в детстве, у меня даже все шрамы исчезли, кроме шрамов от вскрытия. Ра'с думал, что это от того, что другая, мистическая, сила подняла меня из Ямы.       Я смотрел на пушистые блондинистые кудри, что окружали хрупкое лицо, и думал. Что я буду делать, если она очнется такой же, как я? Я позволю влачить ей жалкое существование или использую Яму? Я буду использовать то, что считаю худшим, что случалось за всю мою дерьмовую жизнь? Она заслуживает лучшего, но я не гребаный Иисус, я не могу лечить людей наложением рук. Грим на ее лице уже частично потек, обнажая следы страшных побоев.       Чёрная Маска ответит за все, я так выверну его бизнес анусом наружу, что он еще много лет будет исправлять последствия. Если останется жив, конечно же.       Достав из сумки воду и салфетки, я начал аккуратными движениями смывать грим. Я был готов к тому, что права Талия. Я ведь в полной мере знаю, что происходит с трупами. Робин — это не просто чудо-мальчик, борец с преступностью, — он же и криминолог, он же и патологоанатом, и психолог, и биолог с химиком. Мне пришлось научиться столь многому, что я знаю, о чем говорю. Труп на такой стадии, на какой она должна быть сейчас, течет, зеленеет и разлагается со скоростью света.       Но она не разлагалась. Стефани выглядела просто спящей, будто вот-вот откроет глаза. В своем посмертии она была бледная, холодная, с яркими синяками на коже и невинным видом.       Я выполз из могилы. Сел, закурил и подумал, что хорошо, что это обычное кладбище, не для элиты. Видимо, это Брюс сделал для отвода глаз, чтобы никто не узнал, что он оплатил похороны неизвестной девчонки и уж тем более никто не связал ее с пропажей Робина-с-сиськами.       Я ждал рассвета и думал, что у элитного кладбища всегда бывает охрана. Здесь же я буду один. Возможно, гниение сильно замедлилось из-за хорошей древесины, изоляции, да из-за чего угодно — хотя даже так гниение трупа спустя столько времени и в этих условиях должно быть другим.       Я после Ямы очнулся в том же состоянии, что получил перед смертью: ожоги, множественные переломы ребер, рук и ног, черепа, зашитый от вскрытия, благо внутренние органы оказались на месте. Хотя тоже непонятно как, ведь органы не складывают обратно и не пришивают на место, черт возьми. Я видел в вырезе белого платья, что на ключице Стефани начинается игрекообразный разрез, но искушение заглянуть внутрь я подавил быстро. В конце концов, вдруг я нарушу эту магию?       Ближе к утру я закрыл гроб, закопал его и пошел искать ближайший отель, чтобы наконец лечь спать.       Ближе к вечеру я зашел в круглосуточный цветочный магазин и купил фиалки. Стеф еще до того, как надеть костюм Робина, носила другой — костюм Спойлера. И он был фиолетовый. Может, ей нравился этот цвет? Поставив цветы рядом с простым памятником — молча, я не знал, что сказать, — я сел на землю, все еще влажную, и задумался.       Стефани Браун была хорошей. Вряд ли она бы одобрила то, чем я занимаюсь. Но я ведь был Робином, я уличная крыса, я знаю изнутри эту систему — так неужели я не смогу этому помочь? Все же она сможет мной гордиться, хотя бы частью меня. Той, что раньше была Робином. Я сглотнул и принялся за дело. Откапывать в этот раз было легче, земля не успела утрамбоваться обратно. Я открыл гроб, посмотрел на Стефани и не уловил никаких изменений: ни запаха, ни сукровицы, ни гниения. Если бы не гроб, можно было бы подумать, что она стала жертвой домашнего насилия, а сейчас просто спит. Я вздохнул и сказал:       — Ты меня не знаешь, но я твой… брат. Меня зовут Джейсон Тодд.       Говоря вслух, я почувствовал себя глупо и достал из рюкзака книгу и фонарик. Воткнул фонарик в землю и при тусклом свете стал читать вслух Джейн Эйр. Я не знаю, может Стефани слышать меня или нет. Но вдруг так будет лучше?       Чуть погодя позвонил Талии и сказал, что увольняюсь, пока не воскреснет Стефани. Она неаристократично фыркнула и положила трубку. К утру я охрип, слегка замерз и, закопав Стефани снова, пошел в сторону Парка Роу: вчера утром я снял там квартиру.       Часть денег, что я получал от миссий, я давно уже вкладывал в предприятие. Я создал и поддельную личность. Питер Джей Тодд — по сути, я не был оригинален, но я не хотел терять свое имя. Документы были хорошие. Личность я продумал тщательно. У Питера было домашнее образование, мертвые родители и небольшой запас активов в виде акций разных компаний. Деньги шли — тоненьким ручейком, но шли.       Также я, поразмыслив, решил открыть пару кафешек, чтобы была легальная работа. Поэтому пару квартир и складов купил спокойно, добавив немного грязных денег Талии. Мебель — подержанную, одежду — разных размеров. Еду, что может храниться годами. Холодильники, посуду, обогреватели, спальные мешки. Чтоб не привлечь внимание клуба любителя летучих мышей, я уезжал для покупок в другие города. Оборудовать складские помещения и квартиры под свои «нычки» оказалось не сложно. Я знал, что никто не должен связать будущего «Красного Колпака» и Питера Джея Тодда. Купил пару уже работающих кафе — пирожные, выпечка и кофе. Переименовал в «Катерина» — в честь мачехи. Это были самые обычные кафе, сотрудников я особо не проверял, просто проверил еду. Бизнес есть бизнес, многие спокойно соглашались продать мне свой со всем товаром. Так что вскоре денег стало больше. И за каких-то две недели упорной работы я организовал себе и базы, и личность владельца сети ресторанчиков.       И приучил себя спать даже на земле чуть ли не в любую погоду. Стефани я откапывал каждую ночь. И она по-прежнему была такой же тихой и неизменной, какой ее я увидел ее в первый раз.       После сдал экзамены в престижной академии, чтобы получить их диплом. В принципе, я заплатил столько, что мне могли бы его выдать на подносе с бантиком. Но я хотел честности и сдал все предметы. Чтобы поступить на заочное отделение на учителя литературы. А почему бы и нет, спрашивается?       День и ночь заполнились напряженной работой. Склады стали убежищем для детей, как и некоторые квартиры. Убежище скоро получили и проститутки. Это было временное место проживания, но даже это давало им хоть какую-то безопасность. Девушкам было тяжело в это поверить, так же, как и детям. Я был терпелив, и это приносило результаты. Еда, лечение, помощь — все это постепенно завоевывало их доверие. Всем, кто хотел выйти с улиц, я давал эту возможность. Устраивал на работу, давал деньги. Когда это стало действовать, я устроился волонтером в разные детдома, где работал учителем литературы или преподавал разные языки. Все это имело двойное дно: во-первых, я любил детей, я к ним привязывался мгновенно, во-вторых, чтобы знать, где творится шняга, кому можно доверять, что улучшить, что нет, кому просто деньги дать, кого полиции сдать.       И это работало. Ночью я откапывал Стефани, а днем был фактически Робином, но без маски и плаща. Очень скоро люди Аллеи стали доверять мне. Я им помогал. Бизнес, к некоторому моему удивлению, только расширялся. Жизнь постепенно превращалась в рутину. Благотворительность, помощь девушкам и детям, волонтерство в детдомах, детективная работа против некоторых работников детдомов, что злоупотребляли своим положением, сливание информации полиции при необходимости. Я не мог действовать как «Красный Колпак», еще рано, но и к гражданской личности тоже привык, осознал, что смогу вернуться к ней после. А это значит, нужно под шлем надеть не домино — а маску, закрывающую пол-лица. Чтобы никто не соотнес мирного бизнесмена Питера Джея Тодда с безумным виджиланте Красным Колпаком.       Привычно раскопав могилу, я закурил, глядя на выкопанный гроб. Я ощущал, что ярость Ямы все еще во мне. Она не ушла от меня полностью, но теперь я мог дышать куда свободнее. Однако все равно не собирался отказываться от своего плана.       Стефани была все так же мертва уже два месяца, но она не гнила. Можно было бы оставить ей телефон, но я не мог заставить себя довериться тому, что у него хватит зарядки, или рассчитывать, что в него не попадет случайно вода. Не мог. Я просто не мог дать ей надежду на мобильный, который умрет. Вместо этого оставил ей нож. Думал, это поможет, в случае, если я опоздаю. Но я не должен.       Так что я каждую ночь ее откапывал и спал рядом с ней. Иногда читал ей вслух. Иногда что-то рассказывал. Говорил о том, чем занимаюсь днем. Я бы вообще убрал ее из этого гроба, с кладбища, но вдруг это нарушит гребаную магию?       К утру я закопал ее, поправил завядшие цветы и уехал, против обыкновения, на съемную квартиру. Неделя выдалась безумно насыщенная, но сегодня был свободный день, и я просто вырубился, когда добрался до постели.       Проснулся от грозы. От страшного грохота грома. Резко сел, поняв, что солнце уже село. Вспомнил — ярко — как дождь тек по моим ранам, вспомнил тяжелую, склизкую от дождя землю. Гром грохотал надо мной, и вспышка молнии осветила грустного ангела, что в какой-то момент стал улыбающимся лицом Джокера.       Я, вероятно, нарушил все скоростные режимы, когда ехал на кладбище, в этот раз я ехал на машине, ибо знал, что будет. Был уверен, несмотря на все, что говорила мне Талия.       Откапывая Стефани, сквозь шум дождя и грохот грома я слышал стук и испуганные крики. Она звала. Звала Тима, Брюса и маму. Я копал так быстро, что мышцы горели, земля была тяжелая, склизкая, мерзкая, я поскальзывался, падал в яму, вставал, кричал ей, что «Сейчас!», но она продолжала вскрикивать вперемешку с рыданиями. Я вспомнил, как до самого последнего звал «Брюс», хотя даже не осознавал, кто я. Она просто не понимает, что помощь близко.       Наконец, я буквально оторвал крышку гроба и увидел, что она вся изрезана изнутри. Стефани Браун смотрела в плачущее небо голубыми бессмысленными глазами, ловя открытым ртом капли дождя. Кажется, даже не понимая, что крышки больше нет.       Я спрыгнул в могилу, осторожно взял ее на руки. Она застонала от боли, и я знал ее причину: она вернулась с теми травмами, от каких и умерла. Так же, как и я.       Все было так же. Все.       — Тс-с, я с тобой, все будет хорошо. Ты в безопасности. С тобой все будет хорошо. Ты в безопасности.       Стефани Браун смотрела в небо бессмысленным взглядом и хныкала от боли, не особо понимая происходящее.       Я вздрогнул и понял, что нет иного способа. Что бы я ни думал до этого — его не существует. Талия ждала меня год, прежде чем решила, что Яма Лазаря — единственный выход. Я не могу столько ждать. Я не могу заставить ее столько мучиться.       Я отнес ее в машину, укутал в плед. И позвонил Талии.       — Джейсон, кого я слышу. Ты, наконец, отбросил эту идею?       — Она воскресла, Талия, и ей нужна медицинская помощь.       Молчание. И сдержанное:       — Это… интересно. Я отправлю к тебе самолет.