Одобрение

      Среди театралов давно уже ходит слух о том, что для того, чтобы постановка по общеизвестному роману Булгакова «Мастер и Маргарита», обрела успех — нужно ничто иное, как одобрение Воланда. Грубо говоря, чтобы никто не оказался внезапно смертен, например, во время репетиции. Мессир ведь не любит когда творчество его дорогого Мастера недооценивают. Но ещё больше он не любит откровенных насмешек.       Сергей не верит в этот слух, ведь, в конце концов, постановке уже 10 лет, и все пока что, живы.       В очередной раз сидя перед зеркалом в гримёрке, актер всматривается в свое отражение, поправляя волосы, специально подкрашенные под седину в некоторых местах. В помещении ужасно душно, несмотря на то, что окна открыты, а за ними дождливая осень, и Алдонин аккуратно убирает пот со лба платком, стараясь не испортить грим. Слишком утрированно поехавшая вверх бровь немного стирается когда ее касается ткань платка, режиссер шипит и отворачивается от зеркала, чтобы достать карандаш. Спустя примерно минуту, поиски наконец увенчались успехом, и мужчина вновь взглянул в зеркало, чтобы подвести несчастную бровь. Про себя он отмечает, что тени на глазах тоже следовало бы подправить. В то время как от духоты у него дрожат руки, он проклинает злосчастные минуты до начала спектакля. Костюм неприятно прилегает на коже, Сергей стягивает с рук перчатки, и кольца со звоном падают на пол. Он вдруг слышит тихий смех за спиной. Прямо там, в отражении, за ним стоит Мессир. Будто бы он и вправду существовал. Воланд подходит к актеру, и кладет руки ему на шею, мягко поглаживая взбухшую, пульсирующую вену. — Вы заигрались, Сергей Эдуардович, — хриплым голосом произносит Сатана, поднимаясь одной рукой выше по шее режиссера, касаясь его подбородка и нижней губы острыми когтями, — Я, признаться, все думал, насколько же противоречивые чувства вызывает у меня ваш спектакль… Алдонин не смеет и пошевелиться, испуганными глазами глядя в зеркало. —И вот я здесь. Чтобы вынести свой вердикт, — Воланд тоже смотрит лишь в отражение, немного надавливая на шею мужчины, — Это ничто иное, как издевательство над романом. Я бы не советовал вам продолжает ставить это. Однако. У вас есть шанс переубедить меня.       Мессир криво усмехается, разворачивая Сергея лицом к себе, а тот, то ли от страха, то ли ещё от чего-то не сразу понимает, что имеет ввиду Дьявол, и аккуратно касается языком его большого пальца, что сейчас покоится на его губе. Воланд редко втягивает воздух сквозь зубы и царапает мужчину когтем, притягивая к себе вплотную. Холодные губы его касаются губ Алдонина, он чувственно оттягивает нижнюю губу, проводит языком по ряду зубов и чуть сдавливает челюсть актера, углубляя поцелуй. Целовались и тот и другой на редкость умело, и потому оба не издавали ни звука до тех пор, пока Дьявол вдруг резко не раздвинул коленом бедра мужчины. Сергей задушено стонет, умоляюще глядя в разноцветные глаза напротив. «Никогда и ничего не просите» — единственная фраза бьётся у него на подкорках мозга, и режиссер лишь утыкается взмокшим лбом в худое плечо Мессира, пока тот быстро расправляется с его костюмом. В гримёрке действительно невыносимо душно, а сейчас, чувствуя нарастающий жар внутри, он готов умолять Воланда не останавливаться.       «Никогда и ничего» — слова звучат все громче и громче, Алдонин почти скулит, когда ловкие руки Сатаны откидывают его сверкающий фрак и черную рубашку в сторону, обнажая торс.       Рука Мессира снова сдавливает горло актера с такой силой, что ему становится невыносимо трудно дышать, пока Дьявол мучает его. Воланд касается второй рукой явного напряжения Сергея, наблюдая как сменяются эмоции на его лице, как он готов просить о пощаде или же о продолжении. Мужчина не выдерживает этой пытки и немного двигает бедрами, испуская тихий стон разочарования, когда Мессир тут же убирает руку. «Никогда» — как мантру повторяет режиссер       Искуситель возобновляет свои действия, проводя по всей длине чужого члена сквозь ткань брюк.       «И ничего» — думает Сергей, пока Воланд, с неким пренебрежением, вновь целует его. Мессир вдруг резко освобождает шею актера из плена своих тонких пальцев, и тот кашляет, сразу же опрометчиво вдыхая как можно больше кислорода. Дьявол грубо кусает мужчину за шею, туда, где наверняка останутся синяки от удушья, сдавливает член Алдонина под его громкий стон и исчезает.       Быстро вскакивая со стула, Сергей осматривается по сторонам. Сон. Просто сон. И когда он умудрился уснуть? В гримерке все так же душно, режиссер ослабляет шейный платок и с ужасом замечает там не только синяки от пальцев, но и кровоточащую метку Мессира. — Твою мать. — разбито выговаривает Алдонин, стыдливо отворачиваясь от зеркала.       Он не верит этим слухам об одобрении Воланда. Но сейчас он уверен, что сеанс пройдет на «ура», лишь бы никто не заметил следов на шее.