I'm not laughing. You're not joking

Я просыпаюсь от звука соседского будильника. Он жутко бьёт по мозгам и не даёт спать. Хотя, кого я обманываю, я не спал уже трое суток… Может, больше, не знаю. Я запутался. Сейчас мне удалось сомкнуть глаза всего на пару минут, и вот очередной кошмар (да, я вижу их даже в полусне) и этот блядский писк будильника меня разбудили. На губах вкус крови. Я подношу дрожащие и абсолютно не слушающиеся меня пальцы к лицу и понимаю, что она течёт из носа. Когда я уже, блять, умру? У меня больше нет сил. Делаю над собой огромное, титаническое, сука, усилие, чтобы просто дойти до ванной. Мне нужно умыться. Я так хочу, чтобы вода могла смывать не только внешнюю грязь, но и внутреннюю. Я мечтаю о том, чтобы внутри меня стало чисто-чисто, кристально чисто. Невинно. Чтобы я не чувствовал абсолютно ничего, никаких эмоций, которые день за днём сжирают меня заживо, убивают мучительно медленно. Мне очень больно. Мне хочется кричать об этом, но я не могу. Никто не услышит. Никто не узнает. Тебе ведь поебать, да? Н е н а в и ж у Я наклоняюсь над умывальником и отхаркиваю мокроту вместе с кровью. Зачем ты это делаешь? Зачем даёшь мне блядскую ложную надежду? Зачем улыбаешься, целуешь меня в губы и гладишь по волосам, если тебе похуй на мои чувства? Зачем, зачем, зачем?! Я закрываю воду и смотрю на себя в зеркало, но вижу лишь твою улыбку. Она преследует меня повсюду. Я так больше не могу. Мне постоянно нужно притворяться, постоянно носить эту маску жизнерадостного беззаботного долбоёба, в то время, как все внутренности разъедает жгучая кислота, и я хочу только с д о х н у т ь. Я ненавижу себя, я ничтожество, я жалкий и мерзкий, меня тошнит от осознания того, кем я стал. Кем я стал рядом с тобой. Словно преданный (тебе и тобой) верный пёс, который мчится по первому зову, выполняет любую прихоть, чтобы удостоиться твоего одобрения, чтобы ты просто потрепал меня по волосам и сказал хоть одно ласковое слово, — это просто праздник для меня, ведь ты так редко говоришь мне такое… Я уже не уверен, что люблю тебя. Это не любовь, это ебучий ад. Это маниакальная зависимость, чёртова клетка, в которую ты меня загнал. Я всё прекрасно понимаю, но не могу ничего поделать, я иду за тобой, словно мне жизненно необходимо это, словно ты — воздух, без которого я умру. Я ненавижу тебя за это лицемерие, когда за сценой, за пределами камер ты говоришь мне одно, а при них — другое; за чрезмерную любовь к себе (о, да, ты душу готов продать, чтобы быть в центре внимания, чтобы на тебя были обращены тысячи взглядов, чтобы только ТЫ был объектом восхищения и обожания), за излишнюю игру на публику и пафос. Я ненавижу тебя за то, что ты убиваешь меня, а я ничего не могу сделать. Я иду на это добровольно, я сам подписал этот негласный договор. Мы оба его подписали, нашей кровью, Джи. Каждый раз, когда мы трахаемся в гримёрке после концерта, я ненавижу себя. Я ненавижу себя всё время, с тех пор, как ввязался в это. Я хочу задушить тебя, пока ты спишь, хочу сжать твоё горло так сильно, чтобы ты умолял меня отпустить. Чтобы ты почувствовал хотя бы каплю моей боли, которую я испытываю каждый раз, беззвучно рыдая в подушку, когда ты засыпаешь. Чтобы ты прекратил целовать меня в мокрые от слёз щёки и обещать, обещать, обещать… То, чего никогда не будет. И мы оба знаем это. Я помню, как ты говорил, что боишься меня потерять. Боишься когда-либо сделать мне больно. Но это ложь. Ложь, ложь, ложь, ложь. Я вытираю лицо полотенцем и вижу на нём капли крови. Я помню, как ты сквозь слёзы (я в них не верю до сих пор) просил у меня прощения, целуя мои порезы на бедре. Сейчас там остались шрамы. Шрамы, напоминающие о том, кто я есть. Как же хотелось сдохнуть в тот момент, когда ты разговаривал со своей матерью о будущем, искоса поглядывая на меня. Когда она говорила, что я тебе не пара, что мы заигрались, и тебе нужна семья. Нормальная семья с женой и детьми. «Но ты ведь её не послушаешь? Ты ведь любишь меня, верно? Пожалуйста, Джерард, не молчи!!!» — я слышу свой голос, будто это происходит сейчас. Но ты лишь виновато отвёл взгляд и посмотрел на меня с такой жалостью, что к горлу подступила тошнота. Стало очень мерзко и больно. Очередное унижение. Твоя рука снисходительно гладит по щеке. Почему есть таблетки от всего, кроме этих ебучих чувств, которые душат меня, не оставляют глотка воздуха? Почему нет таблеток от ложной надежды, которой ты меня кормишь уже очень долго? Иногда ты действительно злишься на меня. Я становлюсь слишком навязчивым, слишком нежным, СЛИШКОМ давлю на тебя со своей чёртовой любовью, которую просто не могу контролировать. Это раздражает. Ты отталкиваешь меня, будто бы я надоедливый щенок, который привязался к тебе (сразу было прикольно, да?), а потом стал не нужен. И я терплю. Я засовываю эти чувства себе в жопу, чтобы только угодить тебе, чтобы ты похвалил меня. Я ничего не показываю, делаю вид, что мне плевать, пока все органы горят изнутри, пока мне становится настолько невыносимо, что я калечу себя, закрывшись в туалете очередного отеля/бара/дома. Я улыбаюсь на камеру, до боли сжимая свои разодранные в кровь руки, когда ты говоришь о своих планах на будущее. Тебя расспрашивают о твоих бывших и ты спокойно уходишь от ответа, делая вид, что всё в порядке. Нихуя не в порядке, Джерард. Заткнись, заткнись, заткнись!!! Я чувствую, как кружится голова, хватаюсь за стену и опускаюсь прямо на холодный кафель в ванной. Интересно, что ты почувствуешь, если я сдохну? Облегчение? Омерзение? Поскорбишь пару дней для приличия? Я провожу рукой по шее, пальцами по памяти нащупываю твои укусы и засосы. Ты ебучее животное, особенно, когда пьяный. Ты делаешь со мной всё, что хочешь. И мне это нравится. Я люблю подчиняться. Моё тело отзывается на каждое твоё движение, я хочу сильнее, быстрее, глубже, в то время, как моя душа кричит от боли. Ведь ты меня не любишь. Да? Правда? Ты, чёрт возьми, ОЧЕНЬ, очень сильно зависим от чужого мнения. Тебе важно, чтобы люди не могли допустить даже мысли о том, что между нами (между мной и тобой, Джи) может что-то быть. Ты готов глотать таблетки… Блять, жрать их тоннами, запивая алкоголем, лишь бы заглушить в себе всё это дерьмо, всё то, что ты считаешь неправильным. Мне всегда было поебать, что обо мне думают. Мне всегда было тяжело скрывать эмоции и чувства, и сейчас я просто готов взорваться от того, насколько они меня переполняют. Мне страшно. Мне кажется, что я схожу с ума, постоянно разговаривая с тобой вслух, когда нахожусь один. Сколько мы не виделись? Пару дней? Неделю? Я не помню… Я запутался в числах… в датах. Во всей своей ебучей жизни. Последнее, что я помню, это твои руки, больно сжимающие мои запястья, и злой шёпот «всё зашло слишком далеко». ДА ЛАДНО, БЛЯТЬ? Слишком далеко? Ты только спустя столько времени это понял? Я кое-как поднимаюсь с пола, намереваясь опять умыться, но звонок в дверь не даёт мне это сделать. Ну кого там принесло? Голова дико кружится, иду очень медленно, «по стеночке», проклиная того, кто, не отрываясь, жмёт на звонок. — Привет. — Ты стоишь на пороге и не моргая смотришь на меня. — Впустишь? Крепко зажмурившись, через секунду вновь открываю глаза, чтобы удостовериться, что передо мной действительно ты. Что я ещё окончательно не поехал головой и не словил очередные галлюцинации. Нервно облизываю губы и снова чувствую привкус крови. Ты нерешительно топчешься на пороге, ожидая моего согласия. Зачем ты пришёл? В очередной раз хочешь почувствовать своё превосходство? — Проходи, — стараясь говорить невозмутимо (но, держу пари, что выгляжу жалко), пропускаю тебя вперёд и только сейчас замечаю, что ты выглядишь странно. Не то, чтобы я выглядел лучше, но… у тебя же нет для этого повода. Всегда такой сдержанный, выглаженный, аккуратно одетый, — сейчас ты был абсолютно другим. Растрёпанный, грязный (?), мятая рубашка, бегающие сумасшедшие глаза и… алкоголь. Чёрт! Ты пьян. — У тебя кровь, — полуутвердительно-полувопросительно говоришь ты, и прежде, чем я успеваю что-либо осознать, достаёшь из кармана носовой платок и вытираешь моё лицо. — Я знаю. Ерунда. От твоего прикосновения все внутренности скручиваются в узел, становится тяжелее дышать и по телу проходит дрожь. — Зачем, Фрэнк… — тихо говоришь ты и гладишь меня по щеке, с грустью заглядывая в глаза. Я поддаюсь порыву, перехватываю твою руку и посильнее прижимаю к себе. — Глупый… Какой же ты глупый… — ещё тише (мне приходится напрячь слух, чтоб расслышать) произносишь ты и тут же неожиданно впиваешься в мои губы, схватив за плечи. Я растерянно и безвольно опускаю руки по швам, но через секунду обнимаю тебя за талию, почувствовав во рту привкус алкоголя и сигарет. Ты целуешь меня не так, как обычно. Абсолютно по-другому. Очень аккуратно, нежно и… виновато? Будто бы боишься причинить мне боль. Ещё больше боли… Но этого мало и я углубляю поцелуй, я хочу тебя всего, хочу раствориться в тебе, хотя знаю, что будет хуже. Мне всё равно. Я уже давно мёртв внутри, мне нечего терять. Внезапно ощущаю запах женских духов, исходящий от тебя. Её духов. Сука. Чувствую, как во мне закипает жгучая ревность и злость, с силой сжимаю пальцы на твоей талии, кусаю губы до крови и слышу тихий стон мне в рот. Н е н а в и ж у. По щекам текут злые слёзы, но я даже не замечаю этого. Изнутри сердце ломает рёбра, клянусь, мне кажется, что оно вот-вот выпрыгнет из груди. Я не могу без тебя, я люблю тебя, я хочу тебя. Ты нужен мне сейчас и всегда. Каждый блядский день. Мне очень больно, но я не могу остановиться. Поцелуй со вкусом крови и слёз. Ты отрываешься от меня и виновато смотришь в глаза. Проводишь ладонью по щеке, убирая оставшиеся слёзы. Отрицательно качаешь головой и шёпотом бормочешь одно и то же: — Я не могу уйти от неё, Фрэнк. Я не могу. У меня перехватывает дыхание. Мир рухнул в который раз. Эти слова на повторе звучат в голове, больно врезаясь в виски. …В тот вечер ты остался у меня в последний раз. Мы не спали всю ночь, пытаясь каждой клеточкой насладиться друг другом. Я хотел запомнить, каково это — гладить тебя по волосам, держать твои руки в своих, обнимать до боли в костях и принадлежать тебе. Ведь ты больше не мой.