Твоя реальность

Иногда сон – это просто сон, просто сеанс в кинотеатре под названием «Мозг» по сценарию наполнившегося впечатлениями за день сознания. Иногда – это настойчивый стук монстра из подсознания, требующего наконец прислушаться к его требованиям. Иногда – это подсказанное решение. Моника не знала, как воспринимать свой сон, но больше всего её пугало не содержание, а то, что приходилось довольствоваться ролью наблюдательницы без возможности повлиять на происходящее. Или не довольствоваться, а страдать – безжалостному сознанию было плевать, как зритель относится к действу. Мы бежали. Бежали из последних сил. Как бежит человек, отчаянно цепляющийся за жизнь. Обречённый человек, который знает, что ему не спастись, но всё равно борется с неизбежным, с судьбой. Усилие – закрыть тяжёлую металлическую дверь. Бомбоубежище неглубоко, и ядерный взрыв вряд ли выдержит, но больше спасаться просто негде. Держаться за руки, другой ладонью зажимать рану на голове. – Не бойся, – прозвучал слабый, но уверенный голос. С потолка сыпалась штукатурка, стены тряслись. Даже если готовиться к худшему – к смерти нельзя подготовиться на самом деле. И наступила полная тишина, которая звенела в ушах сильнее, чем взрывы бомб. – Пора прощаться, наверное. Всхлип. Грохот. Ужасный, нечеловеческий, болезненный. Барабанные перепонки, возможно, разорвались. А потом потолок рухнул. Но боли не было. Было только ощущение от того, как две горячих руки сжимают друг друга из последних сил. Моника проснулась с криком и, рывком сев, начала хватать ртом воздух. – Всё в порядке, всё в порядке! – уверенным голосом заявил Вожатый, держа девушку за руку. – Поверь, я знаю, что тебе снилось: сам насмотрелся. Единственный вариант это не увидеть – не спать после спасения Шурика. «Даже если не ходить в бункер, не поможет». – А сколько времени? – наконец слабым голосом спросила Моника. – Около одиннадцати. Завтрак ты проспала, но есть вариант и с перекусом, и с обедом, так что не переживай. Вожатый тепло улыбался, словно заботливая мамочка. По дороге к умывальникам встретился Элетроник, парень буквально лучился от счастья, и немудрено: как-никак, его друга спасли. – Здравствуйте! – выкрикнул пионер. – Спасибо за Шурика! Даже не знаю, что бы могло случиться… – начал он, почесав затылок. Семён пожал плечами. – Это была бы невосполнимая потеря – и для лагеря, и для тебя, и для науки, и для Ольги. В любом случае это была часть моей работы как вожатого – чтобы дети могли отдохнуть в лагере. Электроник вытянул губы. – Мы не дети… – неуверенно протянул он. Семён усмехнулся. – Взрослые – это те, кто несёт ответственность за свои поступки и может брать на себя ответственность за других. Конечно же, ты помог найти своего друга, однако с самим спасением предоставил разбираться кого угодно, в то время как сам по-тихому слинял. Наклонив голову, Вожатый ухмыльнулся. Пристыженный парень кивнул. – В общем… спасибо… Я знаю, вы завтрак пропустили, так мы в кружке покормим. И даже есть что показать. Электроник заговорщицки подмигнул и направился дальше по своим делам, а Семён с Моникой пошли в сторону умывальников. Заслышав шелест травы во время водных процедур, Вожатый особенно громко и грустно вздохнул. – Эй, ты чего? – прошептала японка. – Да так… – усмехнулся парень. – Сиськи понравились… Моника, выпучив глаза, закашлялась и прикрыла рукой грудь, даже несмотря на надетую рубашку. – Я ведь не расслышала? Семён лишь грустно усмехнулся и кивнул Алисе и Ульяне, вышедшим к умывальникам. – Доброе утро, девочки! Эм… А чего вы в красной краске? Двачевская сжала кулаки. – Это всё сраная Ольга! Вожатый на это лишь пожал плечами. – Вот сколько себя помню, она всегда была сраная, но это не вызывало такой уж бурной реакции. Злятся на дела, а не характеристики и состояния. – Наклонив голову, он щёлкнул пальцами. – Так что выкладывайте, что она утворила. Моника улыбнулась: вполне адекватные рассуждения Семёна не могли не радовать. Ульяна опередила подругу и пробурчала: – Они со Славей своей пришли, разбудили нас ни свет ни заря и уволокли обновлять номера на лодках из-за вчерашнего! И так по-детски обиженно выпятила губки. Семён хмыкнул. – Безобразие. Во-первых, своё вы уже вчера отработали. Во-вторых, подниматься так рано – это та ещё пытка, а мы, как-никак, не в Гестапо, а в пионерлагере. В-третьих, гадина эта Славя: никакой порядок не стоит того, чтобы быть тварью и потворствовать бесчинствам. – Недовольно покачав головой, Семён буквально выплюнул последнее слово: – Фашистка. – Вот-вот! – поддержала Ульяна. «Звучит как морально-этический совет дня от Семёна». Алисе стало значительно лучше от поддержки – если до этого она хмурилась, то теперь уже была готова на новые подвиги. Права, учитывая, её характер и фантазию, нельзя было сказать, что это так уж хорошо. – Ладно, девочки, оттирайтесь от краски и следите, чтобы за вами никто не подглядывал. Особенно ты, Алиса. И подмигнул, девушка подмигнула в ответ. – Эй! – недовольно отозвалась Ульяна. – А я? Двачевская усмехнулась. – А есть на что смотреть? Девочка лишь что-то пробурчала и пошла к умывальникам. Только удалившись от пионерок, Моника наконец задала мучивший её вопрос. – Ты ведь подглядывал за Алисой? Это случайность, подстроенная лагерем? И Ульяна тебя замечала, но не сдавала? Вожатый усмехнулся и кивнул. – Все три – да. И тут же почувствовал, как японка крепче сжала его руку. – Больше не шпионь за другими, ладно? – Теперь только за вами, леди! Девушка хмыкнула. – Даже не знаю, радоваться после этой формулировки или нет. – Расслабься и получай удовольствие! – беззаботно отозвался Семён. – Опять же, ты сама привыкла подглядывать, так что пусть карма настигнет тебя именно в таком варианте.* Моника улыбнулась. – А куда мы теперь? Семён усмехнулся. – Ну, если бы мы убегали голыми и поранили ноги, неплохо было бы сбегать к Виоле в медпункт. Моника с улыбкой покачала головой. – Может, как-нибудь потом пробежимся голыми по лагерю. Я пока к такому не готова. – Я уже и ещё тоже, – заверил её Семён. – Значит, в кружки. Спокойно получить награду за подвиги не получилось: Ульяна носилась по помещению, сжимая в руках моток проволоки, а парни никак не могли схватить девочку. – А как она вперёд нас здесь?.. – спросила Моника. Вожатый пожал плечами. – Спавн для пьесы. Даже если мы сюда зайдём часов в семь вечера, будет эта же сценка, потому что здесь важный выбор и урок. Парень прикрыл глаза и искренне улыбнулся. – Воровать нехорошо? – Куда лучше. Ладно, приступаем, – закончил шептать Семён и гаркнул: – Ни с места, товарищи! Это НКВД! Народный контроль вожатого с девушкой! Движение на миг замедлилось, и парень не преминул этим воспользоваться, так что отнятая катушка была у него в руке, и тут же задрал её к потолку, вне зоны досягаемости егозы. – Эй! Детей нельзя обижать! – недовольно отозвалась Ульяна. Семён снова улыбнулся. – А если одни дети обижают других детей? Это уже вмешательство в… – начал он. – В естественный отбор! – закончила рыжая, и стоило усилий несильно смеяться, чтобы не опустить руку. Не дожидаясь продолжения перепалки, Моника требовательно потянула предплечье с проволокой вниз и передала катушку Шурику, после чего кибернетик благодарно кивнул, а Ульяна что-то пробурчала и, схватив Семёна за рубашку, потащила к выходу. Моника пошла следом, не очень понимая, что происходит. – Нечестно! – взвизгнула она на крыльце. – И что дальше? – устало отозвался Вожатый. – Если не отдашь мне катушку, я всем расскажу, что ты за голой Алисой подглядывал. Усмешка. – А я не подглядывал. – А я всё равно скажу. – Хочешь подставить и меня, что подглядывал, и Ольгу, что у неё такое творится, и Алису, и кибернетиков? Я разочарован. Так себя хорошие девочки не ведут. Ульяна набычилась. – Так ведут себя девочки, которые хотят поиграть, а им не дают. – Портят жизнь другим и портят характер себе? Вряд ли. Никакой сделки. И помотал головой. – А я расскажу! – не унималась Ульяна. – А ты и так расскажешь. Просто из шалости. Как катушку отобрала и не дала мальчикам строить робота. Грустно вздохнув, пионерка пожала плечами. – Не расскажу. И брать не буду. Простите… И пошла прочь. – И что мы должны были выучить? – спросила Моника. – Думаю, что не стоить из прихоти рушить чужие жизни. Что никто не хочет сделать плохо тебе просто так: кто-то хочет сделать хорошо себе, иногда плюя на окружающих просто потому, что так устроены люди. Японка пожала плечами. – Пожалуй, это верно. Как и то, что за шантаж можно внезапно получить лопатой по темечку, – и хитро улыбнулась. Семён смущённо почесал затылок. – Ну, было дело… – А теперь я хочу поесть… – с видом грустного ребёнка сообщила Моника. Семён помахал кибернетикам, вернувшись в клуб. – Кстати, а что там было у Ульянки? – Катушка индуктивности, – отозвался Электроник. – Индюктивности, – усмехнулся Семён и, посмотрев на недоверчиво прищурившуюся Монику, добавил: – Кажется, эта шутка теряется при переводе. Итак, чем благодарные пионеры наградят умирающего от голода товарища за спасение? Сергей улыбнулся и тут же достал булочки и треугольник кефира. – Негусто, но сойдёт, – оценил Вожатый. – Кушай, растущий организм, – подмигнув, он передал еду Монике. Девушка смутилась, но промолчала и приступила к трапезе. Такой ли уж растущий организм, сколько ей лет, кто она, чем занималась и правда ли её зовут Моника – ни на один вопрос японка не могла себе дать ответ. И получить ответы у Семёна тоже не представлялось возможным: он то ли их не знал сам, то ли настолько надёжно скрывал на пару с Виолой. Пару. В голове крутился вопрос, и Моника знала, что – как минимум пока – задать его она не сможет: спал ли он с Виолой? Видимо, Сыроежкин провёл перед глазами ладонью уже во второй раз, потому что начал активно трясти рукой, чтобы привлечь внимание. – Да дай ты девочке поесть спокойно, ирод! – возмутился Вожатый. – Можешь, кстати, нести свой сюрприз, раз уж хочешь показать. Кивнув, Электроник устремился в кладовку и вернулся гордый, сияющий как самовар. Кибер самовар. Хотя тот, наверное, должен был мигать огоньками и выводить на табло параметры. – Вот! – показал Сыроежкин, приоткрыв мешок и показывая бутылку водки. Семён сделал вид, что поправляет очки. – Эй! Девочка и так кефир попила алкогольный, а ты уже предлагаешь дерябнуть по-взрослому? – И подмигнул Монике, мол, не принимай шутки близко к сердцу. Электроник замахал руками. – Нет! Вы чего?! Это для протирки оптики! Семён отмахнулся. – Ладно, это мы уже обсуждали на второй день. Спасибо, что покормили. Обычно карма работает иначе. Как говаривал мой отец: если за хорошее дело тебе не настучали по голове, значит, бог не оценил. Электроник посмотрел недоверчиво. – А он что, верующий? Вожатый лишь усмехнулся. – Да бабка их воспитывала: матери было некогда, особенно как отца их молния убила, вот и набрался лексики. И боязни электрических приборов. – И отмахнулся. – Не берите в голову. – Наклонившись к Монике, Семён сказал: – Думаю, пора идти. Девушка кивнула и безропотно проследовала на выход. – А то, что ты сказал им, правда? Парень усмехнулся. – Помни: настоящий разговор идёт только между нами с тобой. Всё сказанное важно или для меня, или для тебя, или для нашего понимания. Девушка положила ладонь на плечо парня и печально посмотрела в глаза. – Мне жаль, что… Вожатый лишь пожал плечами. – Дедушку я не знал, а история не терпит сослагательного наклонения. Эффект бабочки, все дела. Считай, это одно звеньев цепочки событий, что привели к нашей встрече. – Проведя пальцами по щеке японки, он задал вопрос: – А почему всё ещё грустная? Моника тихо усмехнулась. – Рассказываешь про себя, а я в ответ не могу поделиться ничем… Вожатый пожал плечами. – Мне тоже хочется услышать твою историю и даже стать её частью, но я готов ждать столько, сколько потребуется. Разговор призвал горн, созывающий жителей лагеря в столовую. На обед давали гороховый суп, рыбу и картошку. – Ну-с, – обратился Вожатый с улыбкой, – а наши вегетарианцы едят рыбу? Моника кивнула. – Наши вегетарианцы всё едят, особенно когда голодные. – И подмигнула. – Правда, я не могу понять: вроде бы только что поела – кефир и булочки у кибернетиков, а… Парень отмахнулся. – Виола сказала, что дело не в том, что я такой проглот, а в эксперименте с питанием: часть Семёнов не любит рыбу, кто-то даже не переносит ни в каком виде, вот и проверяют – насколько голод заставит есть то, что не нравится. Японка же не приняла услышанное легко. Когда удалось наконец освободить руки, поставив поднос, она взялась за подбородок. – Это ведь продолжение общего эксперимента в частности! Будет ли голодный есть то, что дают? Проникнется ли симпатией к боту, ещё и из другого времени, если не будет родных людей? Семён сжал ладонями виски. – Боже… Вожатый смотрел в стол то ли испуганно, то ли просто в шоке от озарения. Моника погладила парня по плечам и оставила руку лежать на спине. – Не думаю, что стоит паниковать от того, что осознал то, что и так знал. Считай это успокаивающим советом дня от Моники. – Ой! Девушка удивилась, когда Семён развернулся и обнял её, положив голову на плечо. – Действительно, не стоит. Но ты же не против, если я ещё немного так буду успокаиваться? Усмехнувшись, Моника зарылась пальцами в волосы Семёна. Только через пару минут Вожатый почувствовал себя достаточно удовлетворённым своей жизнью человеком, а не раскручиваемой за хвост лабораторной крысой, сжимающей в лапках несколько хвостов крыс поменьше. Втянул запах еды и улыбнулся. – Как же я люблю гороховый суп… Приятного аппетита! – Приятного аппетита. Моника кивнула, и только ложка коснулась жидкости, у стола показались Славя и Лена. – Привет, девочки, – кивнул им Семён. – Присаживайтесь, коли хотите: места есть. – С-спасибо… – неуверенно отозвалась одна. – Спасибо! – жизнерадостно ответила вторая. – Кстати, я правильно понимаю, что Ольга вас попросила помочь с подготовкой праздника и вам бы пригодилась помощь с помощью? – Смутившаяся Лена прижала руки к груди и выпучила глаза, и чуть менее озадаченная Славя не нашла слов и просто кивнула. – Вообще, я мог бы сказать, что у моего отряда тоже дела, что нужно следить, чтобы хотя бы у меня никто не пропал, но… – Вожатый развёл руками, – Оленьке всё же следует помочь. Правда, не отрываться же ей от книжки ради работы? Суровое выражение лиц пионерок подсказывало, что не стоит иронизировать по поводу поведения вожатой, однако сдерживать своё возмущение хотя бы в этот раз Семён не желал. Моника должна была узнать о праведном гневе относительно ленивой и не совсем логичной Ольги Дмитриевны. Ну, и этого же требовало чувство зависти: кто-то может лениться, а кто-то в это время ради праздника в собственную честь таскает неподъёмные мешки. Парень выпил ложку супа. – А что за дело? – нарушила тишину Моника. Славя оживилась. – Нам Ольга Дмитриевна сказала земляники набрать. Поэтому мы на остров поплывём, она там большая, размером с клубнику, и такая вкусная… По лучащемуся лицу блондинки можно было заключить, насколько ягода большая и вкусная. Да, размеры местных ягод воистину поражали воображение: точно не обошлось без радиации, о которой предупреждала табличка на дверях убежища. Лена лишь кивнула, успев придать лицу бесстрастное выражение. – Семён? – обратилась Моника. – Конечно, мы поедем, – пожав плечами, отозвался Вожатый и усмехнулся. Вроде столько циклов прошло, а он снова отправляется на сбор ингредиентов, только на этот раз не как простой грузчик, действующий вслепую, а как экскурсовод… и грузчик. – А теперь давайте спокойно поедим: рыба – дело такое, ответственное. Надо ведь и косточкой не подавиться. Прикрыв глаза, Семён вздохнул и приступил к еде. – Не обижайтесь, девочки – обратилась Моника. – А теперь действительно нужно сосредоточиться: раньше поедим – раньше приступим к сбору ягод. Уже по дороге к лодочной станции парень шепнул японке: «Кстати, нас ещё ждёт кошмарный сон, и ничего с ним уже не сделать». В ответ на вопросительный знак он лишь подмигнул и направился в сторону лодок. – Девочки! Вы как думаете: вчетвером в одну лодку или в двух поедем? Лена замялась: в общем-то, она готова была плыть даже в одиночку. Славя призадумалась: сценарий нарушался, вопрос не был предусмотрен. – Я могу помочь тебе на вёслах, – предложила Моника. – Что? Девочка – и со мной грести? – Семён прищурил один глаз. – А что? У меня руки-то сильные. – И добавила вполголоса: – А что, в моём-то положении должны были руки накачаться… Вожатый выпучил глаза. – Ч-ш-што? Моника затрясла головой и замахала руками. – Не знаю. Не понимаю. Само вырвалось! Он отмахнулся. – Вот и не грузись тогда. Ладно, погнали на остров. Эх, грехи мои тяжкие.