Твоя реальность

Жизнь любит нарезать круги, Пионер – пионеров, а Семён – сыр. Кухня мало-помалу наполнялась ароматами пищи. Моника активно мешала лапшу на сковородке, не давая пригореть. – Помню, как-то раз тоже резал сыр, и трудно так он поддавался – я давил сильнее, ладони стало больно, но дорезал кусок, потом второй – через силу, через боль. Наклонив голову и улыбаясь, Моника бросила влюблённый взгляд на парня. – И-и-и? Он усмехнулся. – Оказалось, что я упорно резал не той стороной ножа – лезвием к себе. С улыбкой развёл руками. Прикрыв глаза, Моника рассмеялась, потом вздохнула с тихим «а-а-а». – Это прямо эпиграф к твоей жизни! – Можно сказать и так! Когда всё было готово, решили есть здесь же, на кухне, при свечах, благо они точно были в квартире (Вожатый знал это, сам когда-то зажигал и гасил). – Семён? Ты бы хотел остаться здесь? В городе? Улыбнувшись, он покачал головой. – Я бы хотел остаться здесь, – положил ладонь на грудь Моники напротив сердца. – Потому что, как банально бы ни звучало, ты – мой мир. Мой смысл. Моё настоящее, самое трепетное и желанное настоящее и единственное будущее. Они поцеловались. – Ты ведь понял вопрос. – Ща-щас, дожую и отвечу… Признавая логичность поведения, девушка последовала примеру парня и продолжила есть: пока горячее и самое ароматное. – Я понял вопрос – город или лагерь. На самом деле вопрос для меня особо и не стоял. Лагерь – та ещё «дурная бесконечность»,* а город, настоящий город, – это такая же дурная, но… конечность, что ли. Слово подобрать не могу. Прикрыв рот ладонями (для приличия, но вовсе не скрывая эмоции), Моника усмехнулась. – Дурная конечность – это скорее Вещь* из «Семейки Адамс»! Но, кажется, ты имел в виду антоним бесконечности – ограниченность во времени. – Кивок. – Звучит ужасно, если разобраться: что здесь, что там циклы без качественного изменения, без смысла и радости. Но всё меняется, когда приходят они* – чувства! Японка тряхнула головой, и хвостик сделал несколько движений подобно маятнику. Есть инерция, есть гравитация, есть точка притяжения. – Я люблю тебя. И с тобой этот мир… качественный. Любое из мест становится тем, куда можно и хочется идти, где есть настоящее завтра. Спасибо. Влюблённые переплели пальцы. – Спасибо тебе, что принял меня и дал возможность идти дальше. После ужина решили перебазироваться в комнату, не включая света. Семён даже умудрился ни обо что не удариться. – Всегда считал комедию положений,* где или тортом в лицо, или банановая кожура, низким жанром. В этом смысле комедия характеров…* круче, что ли. Моника пожала плечами. – Думаю, дело не в жанре: его-то можно преподнести или талантливо, или нет – дело в качестве шуток и персонажей. И ещё… – девушка подняла палец, – если бы ты всё же ударился мизинцем в темноте, какой здесь источник комического? Он в том, что мебель всегда будто бы бросается под ноги? Или в том, что ты, как баран упрямый…* – и тут же добавила, – но романтичный решил самонадеянно пройти без света? – Хм… Вместо ответа он чмокнул девушку. – Спасибо… Столько всего узнаю с тобой. Даже из того, что вроде бы знал или якобы знал. Моника нежно погладила парня по щеке. – Каждый миг – бесценен. Жаль, у нас не будет нашего, только нашего года… – Будет, просто не здесь, потому что… Телефон заиграл,* оборвав Вожатого. …В прежний дом свой, к прежней себе И сама я уже не вернусь. Едкий дым и горький паслён Навсегда изменили всё. Я бросаюсь в реку времён, Пусть она меня унесёт. Всем течениям вопреки Разлучит с моим естеством, Я вернусь из этой реки Обновлённым, другим существом. Свой у каждой пылинки маршрут И начало у всех движений. Грандиозные стройки идут На местах больших разрушений. Возвышаясь, падая ниц, Вижу всё, закрываю глаза. Всё равно я люблю эту жизнь, Её страшные чудеса. Моя ноша меня не убьёт, Как бы ни была тяжела. Всей душой я начну вот-вот Верить в необходимость зла, В то, что тёмной моей стороне Благодарна я быть должна: Вместе с нею ещё сильней Моя светлая сторона. После очередного нажатия плеер всё-таки соизволил прекратить воспроизведение – ровно в тот момент, когда прозвучало достаточно. Моника вздохнула и кивнула. – Что ж… Значит, так необходимо. Даже наши открытия вне лагеря не считаются общей стройкой. Ладно. Мы поможем и другим, и себе. Вожатый обнял её. – Не грусти. Здесь ли, там ли – я люблю тебя. Знай. Считай это… признанием дня от Семёна! Они рассмеялись. И тут девушка зевнула. – Кажется, наша осень ближе, чем я думала… Неужели мы войдём в неё, в свой последний день просто во сне? Парень улыбнулся. В голову пришла гениальная, но безумная идея, простая и закономерная. Как хождение истории по кругу или спирали (тут уж как кому нравится) – все друг у друга спирали и этим обогащали. Брачные танцы. Вечер танцев в лагере. Если девочка нравится мальчику, он приглашает её на танец, даже если мальчик уже давно не мальчик, а девочка и вовсе не девочка. Общая музыка, общие движения – это совместный труд и совместное удовольствие. Как то, что может наступить позже. – Приглашаю даму на танец, подходящий нашему пути. «А ещё, кажется, подходящий мыслям конструкторов всего этого безобразия», – не озвучил Семён. Он поклонился и протянул руку, а Моника её благосклонно приняла. Импровизированный вальс. Влюблённые танцевали, так, как умели. Два музыканта хорошо ловили ритм и движения друг друга, но были не очень гибкими и будто сделанными из металла или пластика (или не будто). Было так холодно, но это прошло, Было так больно, но это мне помогло. Мне кажется, я стала лучше и легче И выдержат небо легко мои плечи. Пойдём в эту тёплую осень, в туман, В город, усыпанный листьями, в море огней. Показывал зарево в звёздах небесный экран, Пока жизнь приятна, давай насладимся ей. Всё, что терзало вчера, стало смешным, Надписи не появляются, голоса не слышны. Ушли в подворотни и арки ночные кошмары, И пиво мешают пить в парке собиратели тары. Пойдём в эту тёплую осень, в туман, В город, усыпанный листьями, в море огней, Показывал зарево в звездах небесный экран, Пока жизнь приятна, давай насладимся ей. Когда тяжело, трудно верить, что это пройдёт, Что жизнь, отнимая, потом многократно вернёт. И, может, мы скоро поймём, что нет ничего теплее зимы, Где новых взаимно любимых найдём себе мы. Пойдём в эту тёплую осень, в туман, В город, усыпанный листьями, в море огней. Показывал зарево в звездах небесный экран, Пока жизнь приятна, давай насладимся ей.* Улыбались и периодически кивали тексту, продолжая кружиться по комнате. Нарезать круги. Уже почти без сил окончив танец, Моника избавилась от одежды, встала на кровати на четвереньки и движением пальца пригласила Семёна. – Ты пойдёшь со мной? «Нет, блин, останусь здесь! Конечно! Спрашиваешь ещё!»

***

Может быть, осень и тёплая, но сердце холодило от увиденного. Моника во сне перевернулась, зарылась носом в подушку, но кошмар не собирался отпускать её из цепких лап. Подняла усталые глаза от клавиатуры, услышав, что кто-то шумит в её тихой обители. Нахмурилась. – Юри! Или лучше «госпожа начальник»? Женщина поморщилась и поджала губы. – Что уж так грубо, Моника? – протянула она томно. Усмешка. – А разве ты не любишь это – «грубо»? Две ухмылки. – И всё же я пришла сюда не острить, а вытащить тебя на свет божий. – Опустив глаза, Моника допечатала предложение. – А то в твоём кабинете ни света, ни бога, – прикрыв рот ладошкой, посмеялась. Патологоанатом покачала головой. – Сейчас угадаю, и будь ты в состоянии испытывать жалость, на меня было бы жалко смотреть? – Кивок. – Моя работа ещё не закончена… – слабым голосом произнесла женщина. Юри покачала пальцем. – Наша работа не заканчивается никогда! Так что не стоит забывать и о себе. Моника! Пошли! Прогуляемся. В кои-то веки. Сдалась. Сохранила всё и наконец разогнула спину. И вот они уже в парке у перил моста. Закатное солнце – это прекрасно и символично. Последние крупицы тепла догорающего дня и последние лучи света как последние улыбки и последние надежды. Пустые, как всегда. А закатное солнце дивно сочетается с цветущей сакурой, чьи лепестки похожи на выкристаллизованные на ветках частицы этого самого солнца, но не остывающие, а нежно-розовые, хранящие тепло… – Пять сантиметров в секунду – это скорость, с которой падают лепестки сакуры,* – задумчиво произнесла Юри, подставив ладони, поймав, а затем смяв и отбросив, казалось, вмиг посеревшие и чуть ли не рассыпавшиеся в пыль лепестки.* – А какова скорость нашего падения? Моника покачала головой и подняла глаза к небу. – Никакая. Мы делаем то, что должны. Добро не существует без зла. Прогресса бы не было без войн. – А убеждённых и горящих своей идее вегетарианцев и экоактивистов – без жадных и жестоких корпораций. Кивок. Потому что проще согласиться. Даже если фраза содержит иронию и скрытую усмешку. – А ведь я почти пропустила Ханами* в этом году. Кажется, я стала забывать всё и всех… – печально, со вздохом произнесла Моника. Юри пожала плечами. – Как минимум, сейчас это вопрос выбора. Пойдём. Кивнула вперёд и, не дожидаясь согласия, повела. Как всегда. По кружным аллеям, но явно в сторону своего дома. – Знаешь… А ты гуляешь ещё хуже меня! – крикнула Моника. И действительно, она едва могла держаться рядом с Юри, хромая на протезе, даже не успевая посмотреть на цветущие деревья. А Юри… мчалась, гнала, будто позволяя пространству течь мимо подобно бурному потоку. Остановилась, обернулась и пожала плечами. – Видимо, так. Видимо, тоже разучилась жить. – Она положила Монике ладони на плечи. Окружение потемнело и рассыпалось. – Даже самоубийцы на мосту живее нас… Кошмар не выбил из колеи, не заставил плакать, биться в истерике – уже хороший знак. Знак того, что однажды сломавшиеся часы готовы снова пойти, как только достигнут правильного времени. Моника улыбнулась. Впрочем, если календари не врали,* осень пришла, а внешнего тепла не завезла – придётся довольствоваться внутренним. В их последний день в городе. – Мне тридцать один, а тебе двадцать семь, но это временно, – задумчиво произнесла девушка едва слышно. Семён и Моника поцеловались и наконец, насладившись погодой в доме, решили глянуть в окно. Осень – необычайно яркое время, когда каждый лист отличается от других: более или менее жёлтый, а то и красный, загнутый, коричневый, размягчённый – какой угодно. Но уже не стандартно зелёный. Но не сегодня. Не сегодня. – Дождь?! Вы серьёзно?! Я спрашиваю, серьёзно! – возопил Семён, грозя небу.* Моника взяла его под локоть. – Думаю, природа здесь ни при чём. А мы не люди – вольны выбирать день, как минимум в рамках нашей осени. Они кивнули друг другу и, взявшись за руки, закрыли глаза. Прыжок. А за окном – всё тот же дождь, ну, хоть друг друга хватает.* – Это мы переместились неудачно? – Или НЕ переместились? Хм… Календарь на стене и телефон в кармане бесполезны, но на компьютере всегда стоят дата и время. – Вожатый наклонился и вздохнул. – Пнятненько.* Выпрямился и завёл глаза к потолку. – М? – с тревогой спросила Моника. Парень лишь указал на экран. 15:14. И вместо даты «День …» – Шикарно, чё, – резюмировал Семён. – А три часа и четырнадцать минут – это 3,14? Пи?* – …ец… Ясно, намёк, понял. Вожатый снова хмыкнул. Ох уж эти шуточки Виолы. – И что теперь? – Моника почесала под носом. – По-видимому, сменить дату и даже время мы уже не сможем. Кивок. – Ну, что ж. Мне двадцать семь, и я люблю мотоциклы.* Поедем, красотка, кататься?* Это ведь последний день – и наш, и этого мира. Японка сделала реверанс, улыбаясь. – Да, я пойду с тобой. До самого конца. – И даже за чертой мы сделаем шаг вместе. Девушка кивнула, выражая максимальную благосклонность. Сейчас слова не звучали как религиозные бредни – это были вполне конкретные пункты плана. – Я тоже думаю, что отсидеться дома или просто погулять на природе, где, в отличие от помещений, заметно погоду, как-то не очень. Семён щёлкнул пальцами. – Кстати, не получилось, конечно, но… ты хотела бы прыгнуть с парашютом? Робкая улыбка и закрытые глаза. – Не с парашютом. Вожатый бы приподнял одну бровь, если б умел, а вышла достаточно странная гримаса удивления с морщинами на лбу. – Я ведь правильно понимаю? – Уверена, что да. Кстати, не раз. Обычно такие мысли посещали весной, когда всё остальное цвело, или осень, когда гибло абсолютно всё. Плохая ведь идея, да? Семён обнял Монику, прижал к себе крепко и нежно коснулся макушки губами. – Сейчас – нет. Они пожали плечами и обнялись. – Тогда на выход – после завтрака? – Кивок. – Кста-а-ати! У тебя есть зонтик? Парень ухмыльнулся. – Есть, большой такой, можно даже сказать – двухместный. А знаешь, что мне особо нравится в нём? – Девушка качнула головой, мол, продолжай. – Фирма «Пионер».