Ненастный день

      Дэвид промок до нитки. Ничто не предвещало дождя в этот скучный выходной день, даже синоптики не потрудились предупредить о надвигающемся капризе природы. Стоял июнь, но небо плакало холодными, почти ледяными слезами. Дэвид шёл, по его собственному определению, развлекаться, поэтому досадная неожиданность в виде вымокшей одежды ухудшила его настроение на целый градус.       С другой стороны… очень скоро он всё с себя сбросит…       Хотелось закурить, но дождь всё усиливался и теперь падал сплошной отвесной стеной. Нечего было и думать о том, чтобы зажечь сигарету. Для этого нужно быть магом.       Приложив руку козырьком ко лбу, он разглядел адрес на табличке на доме – точно, ему именно сюда. На секунду Дэвид заколебался: уж очень убого выглядело это место. Он таких всегда избегал, как бы вшей не довелось после выводить. Себя-то он уже несколько лет как причислял к высшему обществу, а этот дом, да и весь переулок, отдавал бедностью. Зачем он только сюда пришёл? Красивый, как греческий бог, одетый с иголочки и вовсе не нуждающийся в деньгах циник. В этой дыре. Якобы, пришёл подработать за гроши.       Он усмехнулся и взбежал по ступенькам крыльца, остановился у двери. Дэвид отлично отдавал себе отчёт, что пришёл не ради денег, а только ради развлечения. Уж больно его позабавило то объявление в бесплатной газетёнке. Оно стало маленькой уловкой, позволившей ему развеяться под социально приемлемым предлогом. Он ведь пришёл денег заработать – по официальной версии. А сейчас ещё и высушить одежду неплохо бы.       Так и знал: трёхэтажный домишко, в котором некогда жила только одна семья, вмещал теперь целых три квартиры. Начинающий художник жил под самой крышей, догадаться нетрудно. Дэвид уверенно нажал кнопку звонка.       Подождать пришлось минуты две, затем в замочной скважине неуверенно завертелся ключ. Распахнулась дверь, являя его взору художника – нескладного, худого мальчишку с растрёпанными волосами. Мальчишка смотрел до крайности удивлённо своими красивыми прозрачно-голубыми глазами.       –Вы к кому?– спросил он вежливо, явно не веря своему счастью.       –Я к тебе. По объявлению. Мне так и стоять под дождём?– Дэвид не смог сдержать сарказма – таков уж он был по натуре.       –О, входи, конечно!       Парень отступил вглубь неосвещённого подъезда, затем захлопнул за гостем дверь. Повёл его по узкой лестнице наверх в кромешной тьме. Насчёт дома Дэвид не ошибся – пахло плесенью, старой древесиной и мышами. На секунду он вспомнил детство – путешествие с классом на ферму, ночёвка в пристройке наподобие сарая…       –Вот и пришли,– проговорил парень и распахнул перед ним дверь квартиры. Свет после темноты почти ослепил Дэвида, а тепло приятной волной окутало его тело.       Прихожая оказалась клетушкой метр на метр, ему как раз хватило места, чтобы снять куртку и разуться. Парень предложил ему домашние тапочки, и Дэвид не отказался.       –Я Томас,– он протянул Дэвиду руку, но в последний момент чуть не отдёрнул её. Именно в эту секунду молодой человек, видимо, осознал, каким безрассудством было приглашать и впускать в свой дом того, кого абсолютно не знаешь.       –Дэвид,– сухо ответил гость, крепко пожимая узкую слабую ладонь. Томас заметно нервничал, оглядывая дорогую одежду Дэвида. Не такого он ждал в своей прихожей.       –Признаться, я и не надеялся, что кто-то придёт. Ты не позвонил, и я…       –Ты имел неосторожность оставить в объявлении свой адрес,– холодно ответил Дэвид, чуть прищурив глаза.– Так что если ты готов, давай начнём.       Мальчишка явно пребывал в кошмарной задумчивости и был полон сомнений. Всё так же не торопясь впускать гостя дальше, он снова заговорил:       –Я писал, что не смогу много заплатить…       –Я знаю,– Дэвид презрительно хмыкнул – ему доставляло удовольствие немного поиздеваться над ним,– я читал твоё объявление. Как по-твоему, мне нужны деньги? Я пришёл для собственного удовольствия.       Томас удовлетворённо кивнул и задумчиво произнёс:       –Что ж, проходи… сделать тебе горячего чаю? Ты весь вымок.       –Боюсь, я хотел бы перейти к делу, если ты не против. А мокрую одежду я как раз собирался снять.       Кивнув, Томас провёл его из прихожей дальше. Прихожая продолжалась в маленькую кухоньку, насколько было видно, а дверь слева явно вела в уборную. Комната за дверью справа, куда они вошли, оказалась гибридом кабинета, мастерской и спальни. Потолок скошенный, как на всех верхних этажах в подобных домах, но на удивление высокий. Рациональное использование пространства восхищало: сразу налево от двери была крутая лестница наверх, к кровати, пространство под лестницей и кроватью было превращено в полку с выдвижными ящиками. Напротив у стены – висячие полки с книгами и мольберт со стулом. Окно в торцевой стене, цветы на подоконнике.       Напротив у другого окна стоял невероятно высокий и узкий шкаф, с другой стороны – маленький компьютерный стол с ноутбуком. В комнате было очень тепло – грел масляный обогреватель. На деревянном полу – старый ковёр, потёртый, но чистый.       Томас сделал неопределённый жест рукой, будто бы предлагая располагаться, но Дэвид опередил его реплику:       –Я предпочитаю раздеваться в одиночестве, если позволишь.       Томас кивнул и уже в дверях указал на обогреватель:       –Можешь повесить одежду, быстрее высохнет.       –Нам некуда торопиться.       По дороге на кухню, как послышалось Дэвиду, начинающий художник бормотал под нос, «Дурак, дурак, дурак…» Он знал, что Томас относит это определение к себе.       Так, в сущности, и было. Томас не мог назвать себя как-либо иначе, раз он додумался дать в бесплатную газету такое смелое объявление, да ещё и оставить на всеобщее обозрение свой адрес. Он не был до конца уверен, что этот самодовольный нахал в дизайнерской одежде не маньяк. Томас был тихоней, он никогда не мечтал об острых ощущениях в канве своей размеренной жизни. Теперь эти острые ощущения завалились к нему на порог по его собственному приглашению, и он бесконечно повторял про себя «Дурак, дурак…», пока пил холодную воду, чтобы успокоиться.       Ещё одной причиной волнения для него стала внешность Дэвида. Он был слишком красив, чтобы откликнуться на такое объявление. Даже одежда не скрывала мускулистого тела. Лицо Дэвида было лицом Давида Микеланджело – чувственные губы, прямой нос, высокий лоб, всегда сладострастно полуприкрытые глаза, которые смотрят лениво и задумчиво, сильный подбородок. Короткие волнистые волосы, влажными прядями облепившие голову и чуть отросшая щетина усов и бороды скрадывали правильность черт этого лица, но ученик колледжа искусств мог похвастаться способностью видеть форму под любой оболочкой.       Дэвид терпеливо дожидался его, разглядывая несколько карандашных рисунков, висевших на стене. Наконец, скрипнула дверь, и на пороге появился Томас, мгновенно стал пунцовым.       –Ты мог бы оставить бельё,– пролепетал он.       –Ты хотел обнажённую натуру, ты её получил. Всё по-настоящему,– Дэвид невозмутимо пожал плечами и повернулся к мальчишке лицом. Тот ошарашено двинулся к стулу и сел, прихватив с собой планшет с листами и карандаш.       Дэвид сдерживал себя, чтобы не рассмеяться: всё было в точности так, как он и предполагал. Студенту колледжа искусств потребовалась обнажённая мужская натура – дали задание тренироваться. Готовых позировать друзей нет, денег – тоже нет. Так и вышло, что он дал объявление в газету с просьбой попозировать ему за копейку и ужин. Но морально мальчик не был к этому готов. Не был готов увидеть перед собой обнажённого мужчину лет на десять старше его. Дрожал, краснел, не знал, что делать.       –Свет?– коротко спросил Дэвид.       Томас чуть помедлил с ответом, затем кивнул, привстал и щёлкнул выключателем на лампе-руке. Чуть отрегулировал направление падения света. Дэвид улыбнулся: яркие лучи от светодиодов не сияли ему прямо в глаза, Томас об этом позаботился.       –Как мне встать?– осведомился Дэвид, всё ещё улыбаясь. Мальчишка смутился, покраснел.       –Даже не знаю, я как-то… мало об этом думал.       –Ну ладно, начнём с простого.       Дэвид занял ту позу, непринуждённо-расслабленную, в которой обычно стоит обнажённая натура на занятиях. В этом у него, действительно, было больше опыта. Он поймал на себе взгляд Томаса, в мгновение ставший профессиональным, спокойным и сосредоточенным. Художник как врач – бесполое существо, он смотрит на натуру неокрашенным человеческими страстями взглядом. У Томаса, ко всему прочему, были красивые глаза – небольшие для его овального лица с маленьким подбородком, миндалевидные, они словно лучились призрачно-голубым светом.       Дэвид не мог отделаться от впечатления, что перед ним ребёнок, таким он выглядел маленьким, по-детски мягким. Конечно, он пытался казаться старше своих лет, когда был в компании сверстников, отсюда странная попытка отрастить волосы – теперь они были ему до середины шеи и явно мешали. Но рядом с Дэвидом трудно было произвести впечатление взрослого, потому что сам он был воплощением взрослости и жизненного опыта.       –Эдинбургский колледж искусств?– спросил Дэвид минут десять спустя, просто чтобы начать разговор.       –Да,– просто ответил Томас.– Второй курс.       –Сколько же тебе лет?       –Девятнадцать, скоро будет двадцать.       Дэвид усмехнулся. У него давно вошло в привычку смеяться и разговаривать одними губами, не меняя позы.       –Ты выглядишь моложе своих лет. Я уж думал, что завалился в гости к несовершеннолетнему.       –По правде, я не знаю, что ты здесь делаешь,– ответил Томас; рука с карандашом проворно летала по бумаге.– Ты вполне мог бы с такими данными сниматься для журналов моды.       –О, в этом мнении многие сошлись и до тебя,– снова улыбнулся он,– и я этим на жизнь зарабатываю, раз уж на то пошло. Вопрос в другом, как я понимаю, – что я здесь-то забыл…       –Ты фотомодель?– перебил Томас, на секунду глянув в его глаза.       –Нет. Я профессиональный натурщик. Но рано или поздно любого натурщика приглашают позировать для фотосъёмки – таков уж век высоких технологий. Потом ты оказываешься на странице журнала, и вот уже все хотят тебя снимать. Но мне больше нравится позировать для художников. В картинах намного больше души, чем в фотографиях. Есть разница между кнопкой объектива и компьютерной мыши и поверхностью листа бумаги, хоть и того, и другого касается рука художника.       –Отчасти ты прав, но для фотосъёмки тоже нужен немалый талант и немалый труд. Я учусь держать в руках карандаш и изображать то, что вижу, или что-то из своего воображения. Если ошибусь – то вот она, стирка,– он показал ластик, который, кстати, до того ни разу не покинул своего места на его бедре.– К тому же, нарисовать можно что угодно, даже то, чего нет, а снять – только то, что реально существует. Поэтому сюрреалистические фотографии меня просто восхищают.       Дэвид на несколько секунд задумался.       –Ты прав. И хотя я ещё помню, как в одной фотосессии мне пририсовали крылья, в одном ты спорить не будешь уж точно: и для рисования, и для художественной фотографии нужно воображение.       –С этим у меня проблема,– сразу ответил, как признался, Томас.       –Да ну!       –Я серьёзно. У меня совсем нет воображения.       –Я, конечно, не очень в этом умудрён опытом, но ведь при поступлении вы сдавали композицию? Да и предмет у вас такой, должно быть, есть.       Томас кивнул:       –Сдавали. До сих пор в толк не возьму, как я вообще поступил. А теперь я просто ворую идеи из книг или из работ других художников для занятий.       –Кто так не делает?– улыбнулся Дэвид. Он внезапного порыва ветра дрогнули окна. Вода лилась по стеклам сплошным потоком, так что если бы за окном можно было что-то разглядеть, реальность плыла бы перед глазами. Но на улице не было ничего, кроме серой стены дождя. Весь мир перестал существовать. «Он даже позу мне придумать не смог»,– мелькнуло в голове Дэвида, пока он пытался разглядеть хоть что-то за окном, и он подавил смешок.       –Что?– сразу среагировал Томас.       –Ничего. Подумал о чём-то нехорошем.       Томас не стал допытываться, лишь чуть склонил голову, пытаясь лучше увидеть форму, объём. С натюрмортом всё гораздо проще – всегда можно подойти и посмотреть на пространственное расположение объектов. Прикоснуться, прочувствовать форму… Наверное, Дэвид действительно был умудрён опытом общения с художниками, раз он, лишь заметив движение головы Томаса, произнёс:       –Меня можно потрогать, если тебе нужно.       –Думаю, я справлюсь,– ответил Томас, чувствуя, что краснеет. Неожиданная мысль – подойти и прикоснуться к нему – привела его в замешательство. Он не представлял себе, как можно трогать это идеальное существо, не слишком ли это будет… запретно? Прикоснуться к обнажённому мужчине. Томас пытался разобраться, что испытывает по этому поводу, когда снова зазвучал чуть хрипловатый голос Дэвида:       –Я серьёзно, некоторые это делают. Иначе можно было бы писать по фотографии.       –Может, истинные мотивы их поведения другие?– улыбнулся парень.       На секунду свет в комнате мигнул.       –Да уж, не хватало ещё без электричества сидеть,– отозвался Дэвид.       –Кстати, ты так и не объяснил, зачем пришёл ко мне. Какой-нибудь художник или даже колледж заплатил бы тебе приличную сумму, как я понимаю.       –Я пытался объяснить, но ты перебил меня. На самом деле… Не знаю, поймёшь ли ты, ни разу не побывав по другую сторону мольберта. Ты на меня смотришь. На меня, а не на очередной предмет интерьера, который нужно нарисовать в определённом антураже. Умудрённые опытом художники с хорошей фантазией рисуют быстро и профессионально, знают, в какой позе хотят видеть свою модель, но им наплевать на душу этой модели. За такой взгляд, как у тебя, не жалко и заплатить.       –Спасибо,– улыбнулся Томас, явно польщённый.– Не знаю, как можно на человека смотреть иначе.       –Ничего, ты научишься.       –Постараюсь обойтись без этого. Хочешь немного размяться? Я закончил.       –Так быстро?       –Формат маленький, и я не особо вдавался в детали. Мне ведь важнее сейчас руку набить.       –Если надо, работай, я привычен к такой нагрузке.       –Нет-нет, разомнись, и будем пробовать другую позу.       –Двусмысленно,– проговорил Дэвид, криво ухмыляясь и потягиваясь.– Хочешь порисовать меня сзади?       –Ты не устал стоять?       –Вовсе нет.       –Тогда – да, пожалуйста.       Дэвид повернулся к нему спиной, услышал, как прошелестел откладываемый лист бумаги. Прошло всего около получаса; интересно, на сколько ещё их обоих хватит? Когда устанет Дэвид, и когда мальчишка больше не сможет напрягать глаза и руку? А главное, что последует за серией рисунков?       –Какой же красивый!– донеслось у него из-за спины негромко.       –Ты обо мне?– спросил Дэвид. Ответом ему было молчание – очевидно, мальчик сам не ожидал, что проговорит эту фразу вслух. На секунду забылся – и вот его мысль стала достоянием её объекта.       –Конечно, о тебе,– ответил он, наконец, весьма спокойно – наверное, успел совладать со своим голосом.       –Ты обо мне как об объекте для изображения или как о мужчине?– невозмутимо поинтересовался Дэвид, хотя на его губах играла лукавая улыбка. К счастью, Томасу она не была видна.       –Хм… не вижу разницы.       –Об этом я и говорил: ты пока ещё начинающий художник, я для тебя человек. Хотя и опытные живописцы и фотографы, для которых ты лишь объект, проводят своё разделение. Либо ты нравишься им как объект для рисования или фотографии, либо ещё и как объект для секса.       Томас шумно вздохнул и присвистнул:       –И ты хочешь сказать, что они так прямо это говорят?       –Бывает по-разному, но большинство предлагают плотские утехи уже после всех художеств,– Дэвид усмехнулся.– Иногда мне кажется, что желание в них взрастает в процессе. Я ведь говорил, некоторые их них прикасаются ко мне, чтобы лучше прочувствовать форму, потом ту же форму изображают на бумаге или холсте… Фотографы, кстати, по-моему, всегда заранее знают, кого хотят трахнуть. Предлагают в большинстве случаев прямо. В лоб звучит фраза «Не хочешь продолжить в постели?» или «Поедем ко мне?», если речь идёт о фотографе и съёмка происходит где-то в павильоне.       –Постой… ты ведь о мужчинах говоришь?– изумлённо пролепетал Томас.       –Да, а что?       –Ну… просто…– он умолк, и Дэвид рассмеялся:       –Из всех, кто мне предлагал секс за все эти годы, была только одна женщина, оторванная стерва-фотограф с неизменной сигаретой в зубах.       –О времена, о нравы!– драматично воскликнул Томас и рассмеялся, Дэвид тоже смеялся, но это не помешало ему с напускной строгостью ответить:       –Не богохульствуй!       Они отсмеялись, и на пару минут повисла несколько напряжённая тишина. Дэвид во всей полноте осознал, что уложить мальчика в постель будет трудно, если не невозможно. Секс не был обязательным условием его нахождения здесь, но в качестве оплаты за его услуги модели сошёл бы гораздо лучше, чем ужин и гроши, которые мог предложить Томас. Кроме того, Дэвиду надоело быть игрушкой в руках искусителей, которые трахают его после фотосессии или закончив картину. Сегодня искусителем будет он.       –Прости… а ты… соглашаешься?– подал голос Томас.       –На что?– Дэвид улыбнулся широко: он отлично понял, о чём идёт речь. Однако, мальчику понадобилось время, чтобы рвавшийся с его уст вопрос наконец был озвучен.       –Ну, когда тебе предлагают секс?       –Кто же отказывается от таких предложений?– Дэвид рассмеялся, понимая, что загнал паренька в ступор.– Нет, если серьёзно, то чаще соглашаюсь. Во-первых, за это, как правило, приплачивают, а во-вторых… Секс – это ведь обоюдно приятно.       –И ты… с мужчинами?       –Да. А какая разница?       –Ну, даже не знаю…       Отлично, парень ещё и к однополым контактам относится настороженно. Или нет? Надо будет прощупать почву, осторожно так. А может, он вообще девственник? Дэвиду пришлось шумно вздохнуть, чтобы отогнать возбуждение, захлестнувшее его от одной этой мысли. Как-никак Томас видит его раздетым, пусть сейчас и со спины.       –Просто не понимаю, если честно,– снова заговорил мальчишка,– если у них так много денег, почему бы просто не снять проститутку?       –Хм, ну… Мне кажется, они хотят именно того, кого изображают. Восхищение плотью заставляет их хотеть здесь и сейчас, и тащить в постель того, кто это восхищение вызвал. К тому же, проститутки зачастую являются отбросами общества. Наркоманки, больные гонореей или чем-нибудь похуже. А я ведь – элита, я приезжаю к ним домой или в студию на своей крутой тачке, одетый как на подиум…       –По сути, ты элитная шлюха,– сказал Томас несколько жёстко, с лёгкой брезгливостью. Возможно, он не хотел, чтобы это так прозвучало, но не смог скрыть интонаций.       –Ну спасибо.       –Прости.       –Всё нормально.       За спиной у него послышалось какое-то движение, будто Томас вот сейчас отложит карандаши и планшет и кинется в раскаянии обнимать его.       –Послушай, я действительно не хотел, чтобы это так прозвучало. Прости. Я не имею права осуждать.       –Томас, всё хорошо. Я не в обиде.       Художник вздохнул с облегчением.       –Давай сменим тему тогда,– сказал он.       –Нет,– откликнулся Дэвид – ему пришла в голову интересная идея.– Ты говоришь, что не имеешь права осуждать. Но кто-то же имеет, правда?       –Нет. Никто. Может, я наивен, но каждый может поступать так, как ему хочется. Разумеется, пока это не нарушает свободы другого человека.       –То есть, ты нормально относишься к ЛГБТ?       –Я отношусь к ним, как ко всем остальным людям,– ответил Томас, и в его голосе Дэвиду послышалось, что он нахмурился. Возможно, в рисунке что-то не удавалось.– Я хочу сказать, что половая ориентация не определяет личности.       –Тем не менее, тебя передёрнуло от мысли, что ты рисуешь мужчину, который спит с мужчинами.       –Вовсе нет, Дэвид, я не испытываю по этому поводу каких-либо отрицательных эмоций. Скорее, некоторое любопытство. Наверное, я не по возрасту старомоден, раз определяю отношения между мужчиной и женщиной как нормальные, а между двумя мужчинами – как нечто из ряда вон выходящее. Ну и… я ни разу не встречал гея вживую,– он, судя по всему, улыбнулся.       –Отчего же, ты прав,– улыбнулся и Дэвид.– Хоть я не гей, а би, но тоже считаю, что нормальными можно назвать только отношения между мужчиной и женщиной. А ты как насчёт отношений?       –Давай сменим тему.       –Но я-то тебе всё рассказал о себе!       –Во-первых, не всё. Во-вторых, я не настаивал. Так что не задавай мне этих вопросов больше.       –Как хочешь.       Томаса радовало, что его натурщик стоял к нему спиной, иначе он не знал бы, куда деть глаза от стыда. В общем-то, стыдиться было особенно нечего, просто он не смог бы словами объяснить то, что чувствует к другим людям. Он уже давно мучительно осознавал, что он отличается от всех остальных. Он мог бы сказать, что вовсе не испытывает полового влечения, но периодически возникающее половое возбуждение убеждало его в обратном. Он мог любоваться красотой как мужчин, так и женщин, но не знал, что представлял себе, когда мастурбировал. Вернее, не мог вспомнить. Ещё вернее, не мог себе признаться, потому что… Он не знал, почему. Он мог смотреть порно, но не хотел попробовать секса. Потому что… потому что…       –Я закончил, можешь размяться. Чаю?       –Нет, спасибо,– ответил Дэвид, потянувшись, потом наклонился и взял с пола брошенный там халат, который он взял с собой из дома.– Я бы выкурил сигарету, но, я так понимаю, у тебя это запрещено.       –Не то чтобы запрещено, но тогда придётся открыть окно, а там ливень,– Томас указал себе за спину на окно, которое снова дрогнуло под напором ветра и дождя.– А ты со своим халатом!– улыбнулся он.       –Да, не люблю ходить на чужой территории обнажённым, а хозяева редко предлагают,– Дэвид запахнул на себе плотную чёрную ткань и уже в двери комнаты остановился:– Я схожу в туалет, а ты придумай ещё какую-нибудь позу.       Когда он вернулся, на освещённом месте у стены стояла табуретка. Томас успел чуть изменить освещение, но в целом в комнате стало темнее – видимо, небо теперь заволокли действительно чёрные тучи. Дэвид сбросил с плеч халат и постелил его на табуретку, при этом Томас смущённо улыбнулся. О том, что табуретка холодная, он не подумал.       –Как ты хочешь, чтобы я сел?       –Садись, как хочешь.       –Нет, на этот раз ты выбери.       Томас призадумался. Потом заговорил:       –Сядь, прислонившись к стене, расслабленно, будто ты очень устал или медитируешь.       Дэвид повиновался, однако притворился, что не знает, что делать с руками. Художник попытался руководить им устно, но Дэвид не подчинился. Тогда Томас, то бледнея, то краснея, подошёл к нему и робкими дрожащими руками уложил его руки, как ему было нужно. Дэвид наблюдал за ним чуть прикрытыми глазами, пытался вообразить, что творилось в его душе. «Итак… он прикоснулся ко мне. Уже неплохо. Что он за существо? Либо гейчик, что вряд ли, либо… не понятно»,– думал он, подавляя острое желание наклонить эту ангельскую голову с тонкими нежными губами и заставить его отсосать.       –Хочешь,– произнёс Дэвид, закрывая глаза,– объясню тебе разницу между просто художником и великим художником? Просто художник изображает реальность. Великий художник создаёт реальность, которую изображает. Так что ты на верном пути, малыш.       –Спасибо,– смутился Томас,– ты мне откровенно льстишь.       Он разглядывал нагого человека, сидящего на стуле, с каким-то маниакальным рвением, бросал на него больше взглядов, чем было нужно, чтобы изобразить его в карандаше. Наверное, об этом и говорил Дэвид – восхищение плотью. Он был прекрасен, его красотой невозможно было насытиться, хотелось смотреть и прикасаться к нему, чтобы впитать в себя больше этого прекрасного. Он был отдыхающим после тяжёлых трудов Давидом, греческим богом во всём великолепии. И всё же прикасаться к нему было страшно, хоть и приятно…       –Можно задать вопрос?– спросил Томас.       –Откровенность на откровенность?       –Что?       –Если я честно отвечу на твой вопрос, то и ты честно ответишь на мой. Договорились?– невозмутимо объяснил Дэвид.       –Ты хочешь, чтобы здесь царило молчание до самого вечера?– холодно осведомился Томас. Дэвид этого не хотел:       –Ладно, спрашивай.       –Ты чем-то занимаешься? Ну… спортом каким-то, например.       –Хожу в качалку три раза в неделю, правильно питаюсь – без этого никак.       –Круто.       –Пообещай мне, что не будешь качаться.       –Почему?– изумился Томас.       –Потому что тогда ты станешь слишком взрослым. А теперь мой вопрос.       –Ну Дэвид!       –У тебя есть девушка?       –Нет. Что-нибудь ещё?       –А парень?       –Нет. А разве не понятно, что я не гей?       –Да я просто спросил.       Воцарилось молчание на долгие минуты. Очевидно, пареньку была неприятна эта тема, раз он так избегал разговоров на неё. Дэвиду в голову не могло прийти, чего он может стесняться в компании элитной шлюхи, спящей с кем угодно за деньги и просто ради удовольствия. Может, его изнасиловали?       –Томас, прости мне моё любопытство – а это не что иное, как любопытство – но какой ты ориентации?       Томас вздохнул и ответил немного грустно:       –Если бы я знал, как тебе объяснить, я бы давно уже это сделал.       –Я это понял, именно поэтому меня сейчас и разбирает любопытство. Никто, кроме тебя, всё равно не сможет рассказать о твоих чувствах. Так что уж постарайся. Если, конечно, хочешь.       –Обычно я говорю про себя, что я асексуал. Хотя, наверное, это неправильное определение.       Дэвид хмыкнул.       –Мне попалось однажды интервью с асексуалкой, которое напрочь разрушило мои представления об асексуальности. Она оказалась просто никому не нужной страшной сучкой, которой кроме своей асексуальности и гордиться нечем. Но у тебя, я подозреваю, другой случай. Ты не испытываешь полового возбуждения?       –Почему же, испытываю,– голос Томаса заметно дрожал.– Просто… я не испытываю влечения к другим людям. Не хочу заниматься сексом. Хотя… я же сказал, я не знаю, как это объяснить.       Дэвид чуть кивнул, стараясь не нарушить позу.       –Целовался с кем-нибудь?       –Было с девочками пару раз. Не могу сказать, что мне это как-то особенно понравилось. Я просто ничего не чувствовал.       –А с парнями?       –Нет. Как-то не представляю себя с мужчиной.       –Может, ты просто ещё не встретил того, кто тебе нужен?       –Наверное…       Дэвид изо всех сил сдерживался, чтобы остаться на месте, а не пуститься в пляс по комнате – девственник! Да неужели ему так повезло? Правда, предстоит ещё целое спецзадание по соблазнению, но это ведь сущие пустяки. Дэвид всегда добивается своего. Особенно по части соблазнения.       Снова мигнул свет, потом где-то в отдалении раздался гром. Наверное, и море бушевало, разбивая о пристани огромные валы. Древние боги играли над городом в какую-то игру с громом и молниями, рассыпали град, выливали огромные вёдра воды. Эдинбург должен утонуть, так решило небо.       –Я закончил,– голос Томаса вывел Дэвида из задумчивости.– И теперь мы пойдём есть, даже не отпирайся. Я тоже устал, в конце концов.       Когда Дэвид вошёл в кухню, завернувшись в халат, чайник уже почти закипел. Хозяин квартиры нарезал холодный бекон и достал из тостера первые ломтики хлеба. Ещё на столе оказались листья салата и клубничный джем.       –Не знаю, насколько это всё входит в соответствие с твоей системой питания, но ничего другого предложить не смогу,– сказал Томас.       –Мне грех жаловаться,– Дэвид сел на стул, обняв себя руками – в кухне обогревателя не было и казалось, что здесь намного холоднее.       –Чёрный или зелёный?       –Чёрный. Ну и погодка!       –Не знаю, как ты пойдёшь домой. Лодки-то у меня нет,– улыбнулся Томас.       –Зато у тебя есть кровать,– Дэвид тоже улыбнулся, довольно лукаво.       –Тогда я у стенки!       –Да пожалуйста!       –А ты помнишь, как далеко тебе лететь до пола?– Томас поставил перед ним чашку чая и оба они рассмеялись. Темы для разговоров почти иссякли, и Томас стал бездумно намазывать белый тост джемом. Почему этот мужчина постоянно все разговоры сводит к сексу? Томасу только оставалось надеяться, что он не станет сам предлагать ему «плотские утехи». Что не станет настаивать. А если станет, то что делать? Просто выставить его за дверь? Ну, это если сил хватит…       –Хочешь начать с клубнички?– услышал он шутливый голос Дэвида словно издалека.       –Пусть тостик пропитается джемом…– отрешённо проговорил Томас и взялся за другой тост, положил на него кусок бекона.       –Ты боишься меня?       Томас поднял взгляд и встретился с карими глазами Дэвида, разглядывавшими его пытливо и внимательно.       –С чего ты взял?       –Ни с чего. Я не знаю, боишься ли ты меня, вот и спросил. Ну так как?       –Нет. Я как-то не представляю, что ты можешь мне сделать плохого,– ответил Томас, притворяясь, что занят бутербродом. На самом деле именно в этот момент в его душу вполз холодный ужас.       –Любой человек может сделать что-то плохое другому,– откликнулся Дэвид, откусывая очередной кусок от бутерброда.– Особенно если эти двое совсем не знакомы. Другой вопрос – доверяешь ли ты мне настолько, чтобы, например, действительно разрешить переночевать.       –Мне плохого пока никто не делал, поэтому я доверяю людям. Тебе – в том числе,– Томасу эти слова дались с трудом, он проглотил тяжёлый ком в горле, но их следовало сказать. Обязательно.       Доели они в практически полном молчании, лишь изредка отпуская комментарии насчёт погоды. День уже перевалил за середину, когда они вернулись в комнату. На этот раз пришлось зажечь люстру – настолько в комнате стало темно.       –Каким ты видишь следующий набросок?       –А ты сможешь полчаса сидеть на полу в позе лотоса?       Дэвид усмехнулся и небрежным жестом растрепал свои чёрные вьющиеся локоны:       –Тогда сидеть мне придётся намного дольше, минимум минут сорок пять. Это сложная для изображения поза. Дашь мне размяться где-нибудь в середине этого отрезка времени – тогда смогу.       –В таком случае, за дело.       Теперь он сидел на полу лицом к мальчишке и тот часто взглядывал в его глаза. Взгляд его был сосредоточенным и всё таким же лучистым. Интересно, о чём он думает? Не жалеет ли, что разрешил ему остаться на ночь? А может, думает, что это была просто шутка? Смешной маленький мальчик с серьёзными глазами и нежным телом. Дэвид хотел прикоснуться к нему.       –Ты покажешь мне рисунки?       –Да. Впрочем… не знаю,– задумчиво проговорил Томас.– На этот счёт есть плохие приметы?       –Если и есть, то я не слышал. Так что всё по твоему желанию.       –Вдруг, тебе не понравится?       –Мне понравится,– улыбнулся Дэвид, снова заглядывая в его глаза.– Я точно знаю. Мне уже нравится.       Томас нахмурился, кажется, понимая, к чему он клонит, и всё же ответил:       –Ты их даже не видел.       –Я следил за твоей рукой и твоим взглядом. Я знаю, как выгляжу на твоих работах. У меня опыта больше твоего, уж поверь.       Томас кивнул, потом нахмурился, наклонив голову набок.       –Подойди и дотронься до меня. Я не кусаюсь,– тоже нахмурился Дэвид.– Я предупреждал, что поза сложная.       –Ничего, я справлюсь,– в глубокой задумчивости ответил художник, берясь за ластик практически впервые с момента их встречи.       Минут через двадцать Дэвиду было позволено отдохнуть, и он ходил по комнате, не утруждаясь накинуть на себя халат. Когда Томас вернулся, он застал его у книжной полки, листающим какую-то книгу.       –Интересуешься историей?– спросил Дэвид, показывая обложку «Оксфордской истории Великобритании» Моргана Кеннета.       –Да, обожаю хорошие книги. Эта, правда, библиотечная. Учитывая круг моих интересов, купить книги по каждой теме было бы невозможно.       −Любишь докапываться до сути?− Дэвид поставил книгу на место.− Ты, наверное, из тех, кто о Второй мировой читал не только западноевропейские источники.       −Да, но давай не будем о Войне,− Томас сел на свой стул и рассеянно взял в руки планшет. Дэвид сразу вернулся на своё место на полу, словно действия художника были для него неким сигналом. Томас одарил его благодарным взглядом и продолжил рисовать.       −Наверное, твои родители недолюбливают геев,− как бы между прочим произнёс Дэвид, тщательно наблюдая за его реакцией. Мальчик, на удивление, охотно отозвался:       −Это слабо сказано. Они консерваторы старой закалки, к тому же религиозные.       −В секте состоят?       −Нет, просто слишком свято чтут священное писание, ходят в церковь и молятся перед едой. К счастью, они не фанатики, так что мне с братом и сестрой была предоставлена свобода выбора, и я лично выбрал атеизм.       −Похвально,− кивнул Дэвид.− Просто я подумал, что, возможно, твоя асексуальность обусловлена их контролем. Если бы они не регулировали твоё поведение, ты бы давно уже встретил ту или того, кто разжёг в тебе чувства.       −Ну, сейчас-то они меня не контролируют,− улыбнулся Томас.       −Тебе только кажется. Они не в твоей комнате, они в твоей голове. Говорят что-то насчёт разврата, греха и наказания. Я разве не прав?       Рука Томаса замерла над листом. Он на несколько долгих секунд ушёл в себя, словно пытаясь примерить высказанную его натурщиком мысль. Дэвид видел его душевную борьбу и понимал, что он, скорее всего, не может здраво размышлять. Думать приходилось о запретном, и эти мысли для него были запредельно тягостны. Наконец, Томас пробормотал что-то себе под нос и продолжил рисовать, сосредоточив взгляд на руках Дэвида. Поздно. Тот уже решил идти до конца.       −Ты ведь целовался с девушками и ничего не почувствовал. Неужели, тебе никогда не хотелось поцеловать парня? Просто чтобы попробовать? Никогда не представлял себя, занимающимся сексом?       −Перестань.       −Извини.       На несколько минут воцарилась тишина, нарушаемая только скрипом карандаша и шумом дождя за окном. Потом Томас неожиданно для них обоих заговорил:       −Почему ты постоянно говоришь о сексе? Нет, подожди. Я просто не понимаю, неужели у тебя нет других интересов и удовольствий в жизни, кроме секса? Такое ощущение, что тебя интересует в людях только их половая ориентация, а не сами они. Только то, сможешь ли ты затащить их в постель. Как опытный режиссёр порно – сможет ли этот объект трахаться на камеру, или подыскать другого.       −Том, секс – всего лишь одно из удовольствий в моей жизни, я думаю далеко не только о нём. Может, просто сегодня… Ну не говорить же с тобой о войне! А к людям я отношусь проще, чем ты. Не усложняю себе жизнь их эмоциями, если без этого можно обойтись.       −А любовь? Она тоже усложняет тебе жизнь, поэтому ты трахаешься и уходишь?       Вот теперь Дэвид почувствовал настоящий укол в самое сердце.       −Я верю в любовь, и у меня были серьёзные отношения – по любви, если тебя это интересует.       −Да у тебя даже друзей нет, и ты пытаешься этим гордиться!− выпалил Томас, сверкнув на него глазами.       −Не смей меня обвинять!− рявкнул Дэвид, дёрнувшись, чтобы вскочить, но вовремя остановился – пока он натурщик, и работа должна продолжаться. Томас на секунду опустил голову к планшету и чуть слышно проговорил:       −Прости,− потом громче добавил:− Я закончил, можешь отдохнуть.       Дэвид встал, схватил с пола свой халат и выбежал. Закрыв за собой дверь ванной, он сделал несколько глубоких вдохов. Каков наглец! Однако, сумел же он вывести его из себя, а казалось бы – маленький мальчик. Что он смыслит в жизни? И он был прав: у Дэвида не было настоящих друзей, так, люди, с которыми он мог поболтать о том – о сём, выпить кофе, сходить на выставку картин или переписываться смайлами в социальных сетях. Правда, ему такой расклад вполне нравился: не перед кем изливать душу и оправдываться за собственные поступки, незачем вовремя возвращаться домой… А может быть… Может быть, именно поэтому он и чувствует себя всегда немного несчастным?       Спустя минут десять он вернулся в комнату.       −Дэвид, прости меня. Я, правда, не хотел тебя обидеть,− Томас выглядел очень несчастным, когда говорил это, да Дэвид уже и не злился на него.       −И ты меня прости, малыш. Я не должен был на тебя кричать.       Томас улыбнулся.       −Может, выпьем?       −У тебя есть выпить?!− изумлённо воскликнул Дэвид.       −Ну,− смутился Томас,− немного бальзама на травах осталось.       Они прошли на кухню, где хозяин сразу налил по маленькой рюмочке бальзама, объяснив, что пить его нужно весьма осторожно. Потом он порезал лимон в качестве закуски. Они выпили свои рюмочки осторожными глотками за здоровье, закусили лимоном, а потом Дэвид стал рассказывать анекдоты, один пошлее другого. Томас краснел, но хохотал до упаду. Во время очередного приступа хохота Дэвид как будто невзначай коснулся его плеча – так и знал: по-детски нежное, ни намёка на накачанные мышцы. Томас вытер выступившие слёзы и глянул ему в глаза.       −Хочешь меня?− спросил Дэвид чуть хрипловато.       −В смысле?       −В том самом. Единственном.       Томас задумался. В его голове творился настоящий сумбур, никаких рациональных мыслей не осталось. Он не знал, хочет ли его. Он не чувствовал ни возбуждения, ни отвращения по поводу своего красивого манекенщика. Загвоздка в том, что сказать ему. Если произнести заветное «да», он, скорее всего, набросится на Томаса прямо здесь, на кухне. Ответ «нет» тоже не является гарантией того, что его оставят в покое. В таком случае Дэвид станет развивать тему, сомневаться, обсуждать это дальше. Томас пришёл к выводу, что лучшее решение – сказать правду.       −Я не знаю. Дэвид, я действительно ничего не чувствую по этому поводу.       −Но как бы ты повёл себя, если бы я начал планомерно тебя соблазнять?       −Думаю, как кукла. Хотя не уверен. Давай не будем об этом. Я лучше ещё раз тебя нарисую.       Когда они вернулись в комнату, часы показывали пять вечера. Незаметно пролетел день, а дождь всё не прекращался. Дэвид стал в привычный для себя угол комнаты и распахнул халат, намереваясь уже сбросить тот, как Томас сказал:       −Постой. Можно, я нарисую тебя в халате? Это будет интересно смотреться.       −Тогда я оставлю его распахнутым,− ухмыльнулся Дэвид, оправляя полы халата и принимая весьма эротичную позу – одна нога чуть выставлена вперёд, плечи развёрнуты полубоком.       −О, этот рисунок больше сойдёт за порнографию,− Томас улыбался, говоря это, хоть и был смущён. Тем не менее, он начал рисовать. Дэвид неотрывно смотрел на него, будто собирался прожечь в нём дырку взглядом.       Теперь они работали молча. Дэвид успел заметить, что Томасу лучше работалось в тишине. Он словно плыл по волнам своего рисунка, не отвлекаясь на внешние раздражители. Больше всего со стороны это напоминало медитацию. Дэвид уже сталкивался с такими авторами раньше – они, как и Томас, даже не слушали музыку во время работы. Ну и натурщик достался мальчику! Дэвид ведь шёл сюда поговорить. И только сейчас заставил себя замолчать надолго.       Томас недолго поискал нужный карандаш в пенале и снова взялся за работу. Прошло ещё несколько долгих минут, голубые глаза на секунду зажмурились, и только Томас собирался сказать, что закончил, как в доме плавно погас свет.       –И всё-таки это случилось!– жизнерадостно воскликнул Дэвид.       Томас со вздохом отложил планшет на мольберт, часто моргая в попытке привыкнуть к слабому освещению. Потом подошёл к окну и распахнул его, высовываясь практически по пояс в дождь.       –Вся улица тёмная,– мрачно оповестил он, закрыв за собой окно и встряхивая уже вымокшими под дождём волосами.       –Отличное начало вечера,– Дэвид запахнулся в халат, с сожалением бросив взгляд на обогреватель.– Особенно мне не нравится то, что скоро здесь станет холодно.       –Ещё нескоро, поверь мне,– в полутьме Томас подошёл к стулу и стал на ощупь убирать планшет и карандаши.       –А я так и не посмотрел на свои портреты,– вздохнул Дэвид.       –Хочешь, я подсвечу тебе мобильником?       –А не боишься, что аккумулятор сядет?       –У меня древняя «Нокия»,– на фоне окна в воздух взметнулся силуэт руки Томаса. Ярко вспыхнул экранчик телефона. Дэвид инстинктивно подошёл ближе и склонился, но Томас сделал несколько щелчков по клавишам и в комнате внезапно стало намного светлее.       –Встроенный фонарик,– пояснил он, направляя луч света на лист бумаги, который выудил из стопки. Это был первый рисунок. Дэвид постарался рассмотреть его под неравномерным светом фонарика. Рисунок был абсолютно правильным с точки зрения пропорций и весьма академичным в отношении штриховки. Томас взял второй лист – портрет модели сзади – и Дэвид обратил внимание на то, что его штрих был довольно крупным по сравнению с тем, как обычно учили в художественных образовательных учреждениях. Похвально, что у малыша уже есть свой стиль.       Далее последовали изображения его сидящим на стуле и на полу в позе лотоса. Эти два рисунка особой академичностью не отличались – они были смелее, раскрепощённее, ярче. И последний – эротический. Дэвид втянул воздух сквозь зубы – перед ним был шедевр формата А3. Глубокие тени, смелый длинный штрих. Все эмоции и страсть модели словно жили на рисунке своей жизнью.       –Продай последний, ты станешь звездой,– проговорили губы Дэвида.       –Что? Ах…– Томас очевидно не понял, был ли это комплимент.       –Малыш, это потрясающе. Дашь мне автограф?       –Дэвид… спасибо,– в голосе Томаса послышалось невероятное смущение. Дэвид не справился с внезапным порывом – обнял его и поцеловал в макушку. Маленький художник озорно хихикнул, даже не попытавшись вырваться.       –Ужин?– спросил он весело, когда Дэвид оставил его в покое.       –Не откажусь.       –Только оденься, а то замёрзнешь.       Когда Дэвид, уже в джинсах и рубашке, зашёл на кухню, на столе стояли две тарелки с творогом, соусница с каким-то, очевидно, вареньем, и две кружки. Также Томас торопливо поставил на стол салат.       –Бедный, я уничтожу все твои запасы,– проговорил Дэвид, оглядывая стол.       –Не волнуйся, на завтрак ещё остались яйца и бекон,– улыбнулся Томас. Улыбку в наступившем полумраке удавалось угадывать только по его интонации.       –А где ты положишь меня спать?– поинтересовался Дэвид лукаво.       –Выбирай: на полу или со мной на кровати под потолком.       –С тобой, конечно,– и Дэвид усмехнулся – цель практически достигнута.       После ужина Томас безучастно сидел на широком подоконнике, спиной к окну. Он неожиданно проникся благоговением перед простой жизнью по законам природы, какую вели предки: никаких праздных увеселений и ночных бдений. Ты встаёшь с рассветом и работаешь, прерываясь на обед, до захода солнца. Потом ты ложишься спать, возможно, выслушав или рассказав пару страшных историй о призраках, цыганах или вампирах.       –Дэвид,– позвал он, и пока тот приближался к нему, рассказал о своих мыслях.       –Ума не приложу, что мы будем делать,– в голосе натурщика, остановившегося прямо перед ним, звучала насмешка.– Ведь из страшных историй мы оба выросли. Чем бы нам себя занять?       Томас ощущал его дыхание на себе, даже само тепло его тела, хоть Дэвид и не прикасался к нему. Наверное, это оттого, что в темноте обостряются другие чувства. Ещё Томас чувствовал его запах – запах тела, смешанный с запахом какого-то дорогого парфюма. И всё-таки, несмотря на его недвусмысленные намёки, он решился заговорить:       –Ты мог бы рассказать мне что-нибудь. Просто что-нибудь, не обязательно историю, не обязательно страшную. Хотя бы что-то о себе.       Дэвид хмыкнул, словно говоря: «У меня есть идея получше». Потом Томас буквально услышал его улыбку, уже не саркастическую и пошлую, а мягкую.       –Прости,– голос Дэвида прозвучал неожиданно нежно,– можно я лучше тебя поцелую?       Томас на секунду задумался – о том, что его не соблазняют даже, а попросту затаскивают в постель, о том, что вся нежность и мягкость Дэвида неискренни, о том, как отказать ему… И кивнул, практически против своей воли, хотя мог бы этого не делать – в момент кивка Дэвид уже держал его лицо в ладонях, притягивая к себе.       Их губы соприкоснулись, и Томасу показалось, что он находится в какой-то другой вселенной – он уж точно покинул пределы своего тела и забыл, кто он такой и что делает. Он весь превратился в осязание, растворяясь в этих тёплых полных губах. Дэвид ласкал его только губами, не настаивая ни на чём большем, аккуратно обняв одной рукой за талию. Он словно чего-то ждал. И дождался.       Томас вдруг ощутил такой кошмарный голод по ласкам, по чужому теплу, соединяющемуся с его, что буквально впился в губы Дэвида, приблизив его голову к себе руками, весь потянулся к этому приятно пахнущему, большому тёплому мужчине. Дэвид настойчиво углубил поцелуй, одной рукой разводя колени Томаса в стороны, чтобы приблизиться к нему вплотную. Томас не препятствовал ему, наоборот, обхватил его талию ногами и скрестил их у него на пояснице – он не собирался отпускать любовника. Томасу показалось, что какая-то неведомая, чуждая ему сила вливается в него, заставляя испытывать голод и страсть, и он не хочет ей противиться… не хочет и не может…       Дэвид на секунду оторвался от его губ и невозмутимо заметил:       –Верно, тебе совсем не нравятся парни.       –Заткнись,– и Томас снова притянул его голову к себе для поцелуя, который вышел недолгим, но яростным. Потом Дэвид поцеловал его бархатистую щёку, прошёлся языком по уху, спустился на шею, тем временем стаскивая с него рубашку и вытягивая край его футболки из-под пояса джинсов. Томас сладко простонал, зарываясь руками и носом в растрёпанные кудри Дэвида. Потом стал лихорадочно расстёгивать пуговицы его рубашки. Дэвид прервал его, снимая с него футболку через голову.       –Дай мне раздеть тебя до конца,– проговорил Дэвид.       –Нет! Я тоже хочу…– и Томас всё-таки стянул с него эту проклятую рубашку. Тело его модели было волнующим, притягательным, горячим, и Томас прижался своим торсом к его, чтобы чувствовать его кожу, слиться с ним. Пауза длилась секунд пять. Тяжесть в паху за эти пять секунд стала почти невыносимой, и Томас горячо прошептал:       –Да, раздень меня.       Дэвид чуть отстранился, чтобы расстегнуть кнопку и молнию на джинсах парня, потом позволил ему опереться на свои плечи, приподнимаясь над подоконником. Не без труда стянув узкие джинсы, Дэвид вновь поцеловал Томаса, чтобы не дать ему опомниться, и сразу же прошептал:       –Нам пора наверх, малыш. Пошёл!       Он разомкнул объятия, Томас помедлил немного, потом тоже расцепил руки и ноги и спрыгнул с подоконника. Он бросился к лестнице, которая вела на кровать, почти бегом, не отрывая голодного взгляда от Дэвида. Дэвид проследил за его стройным гибким телом, пока он взбирался по лестнице, а потом наспех расстилал постель (покрывало улетело на пол).       –Малыш,– Дэвид тоже снял джинсы и теперь копался в карманах своего халата в поисках одной нужной вещи,– у тебя найдётся какое-нибудь масло?       –Что?.. Я… Ох…– его голос сорвался и он, очевидно, зарылся лицом в подушку. Дэвид понял, что сморозил глупость – так перепугать мальчика в такой ответственный момент! Улыбнувшись своим мыслям, он отправился в ванную – Томас был как раз похож на того, кто укладывает волосы с помощью геля. Так и оказалось – на полочке на самом удобном месте он нащупал в кромешной тьме нечто похожее на флакон с гелем. Дэвид тщательно, насколько это было возможно в спешке и в свете экрана мобильного телефона, изучил состав – вроде, ничего ядовитого и раздражающего в геле не было. Прихватив флакон с собой, он вернулся в комнату и взбежал по лестнице.       Томас лежал на кровати, свернувшись в позе эмбриона и спрятав голову под подушкой. Дэвид быстро спрятал то, что принёс с собой, под матрас и аккуратно приподнял подушку с головы мальчика.       –Можно к тебе?– спросил он, мягко улыбаясь.       Томас кивнул, и Дэвид убрал подушку подальше в угол. Потом погладил плечо Томаса и, когда тот повернулся на спину и раскрыл объятия, притянул его к себе и вновь очень откровенно поцеловал. Оторвавшись от его губ, он спустился поцелуями на шею, потом на часто вздымающуюся грудь. Дэвид гладил и целовал это нежное тело, мечтая совратить его, сожрать живьём, эта молодая плоть пробуждала в нём животные инстинкты. Томас кусал губы, явно пытаясь сдерживать стоны, с непонятной Дэвиду целью.       Настойчивые губы целовали низ живота с такой яростью, словно, будь удобно кусать, поцелуи перешли бы в укусы.       –Я раздену тебя,– сказал Дэвид, отрываясь от своего занятия на секунду. Томас кивнул, хотя в его глазах читался страх. Дэвид стянул с него бельё, освобождая его длинный ровный член, который уже был каменным от возбуждения. Головка сочилась смазкой, и Дэвиду отчаянно хотелось попробовать мальчика на вкус. Прикрыв глаза от удовольствия, он наклонился к его члену и страстно поцеловал головку. Томас отчаянно всхлипнул, протягивая руку и хватая его за плечо. Дэвид облизал губы и вновь склонился над ним, но мальчик остановил его:       –Нет!       Дэвид поднял на него недоумённый взгляд и увидел, что на лице Томаса лёгкий страх смешался с лёгким отвращением.       –Пожалуйста… мне не нравится… просто…       Дэвид послушно лёг в его объятия и потёрся носом о его нос.       –Тогда я буду ласкать его по-другому,– промурлыкал он,– тебе всё равно нужен оргазм.       Томас вцепился в его плечи руками и потянулся к пухлым губам, когда рука Дэвида уверенно обхватила его член. Он сам не понимал до конца, какой из источников удовольствия ярче – ритмичные движения по напряжённому до предела члену, или жёсткие накачанные мышцы под его руками, или эти губы, что касаются его влажного от испарины лица, холодя кожу дыханием. Ему сейчас было слишком хорошо, чтобы различать хоть что-то.       Томас пытался двигаться навстречу руке любовника, его дыхание начало сбиваться – это были самые яркие пока сексуальные впечатления в его жизни. Мастурбация не приносила такого острого наслаждения, как эта имитация полового акта с почти незнакомым ему человеком.       –Дэвид…– прошептал он, стараясь прижаться к нему сильнее.       –Тебе хорошо?– шепнул он в ответ, не прекращая жёстких движений рукой. Бедром Томас чувствовал его возбуждение.       –Да, да… хорошо…– Томас неожиданно для себя прильнул к нему, словно хотел раствориться в этом идеальном теле, и кончил, тихо простонав. За прикрытыми веками вспыхнули яркие звёзды, потом он расслабился, чуть задрожав. Он почти не видел Дэвида, с наслаждением слизывающего его семя со своей ладони.       –Том,– шепнул Дэвид,– как ты?       Вместо ответа Томас коротко коснулся его губ своими, а потом заставил его лечь на спину. Сам он оказался сверху и принялся ласкать его волнующее идеальное тело, которое, оказывается, кроме фактуры и цвета имело потрясающий запах и вкус, на котором теперь блестели капли пота, которое было горячим, как нагретая солнцем земля. Томас, словно голодный зверь, облизывал, кусал его, мял руками жёсткие мышцы, а Дэвиду оставалось только поглаживать его, поощряя, и мечтать, что он коснётся самых чувствительных мест.       Наконец, Томас спустился поцелуями к самой резинке дорогого белья Дэвида; тот закусил костяшки пальцев, чтобы не застонать в голос. Томас резко, словно боясь, что решительность покинет его, стянул предмет одежды и бросил куда-то в сторону от кровати. Он уже видел сегодня член Дэвида, но – боже мой!– каким большим он был теперь! Твёрдую плоть увивали чётко очерченные вены.       Томас нежно коснулся головки, провёл рукой по стволу, отчего Дэвид всё-таки протяжно простонал. Томас тут же убрал руку и лёг на любовника сверху, уткнувшись лицом в его плечо. Он молчал и только судорожно вздыхал, и Дэвид знал – мальчик боится, что его член сделает ему больно. Он обнял Томаса и поцеловал его в макушку, тщательно сдерживая дрожь, охватившую его от возбуждения.       –Я такой неумелый…– пролепетал Томас чуть слышно.       –Ты быстро учишься, малыш. Мне хорошо с тобой.       –Прости, я… вроде как, в постели не положено разговаривать…       –Кто тебе такое сказал?– изумился Дэвид, поднимая его лицо и заглядывая ему в глаза. Мальчик был чуть напуган, но в его взгляде угадывалась и страсть.       –Ну, я читал в каком-то журнале… Не важно. Я только хотел спросить, ты… ну… в постели с мужчинами… в общем…       Дэвид улыбнулся, понимая его замешательство:       –Активный или пассивный я? Как получится. Мне без разницы, и то, и другое доставляет удовольствие, так что я не ограничиваю себя условностями.       Томас смутился, казалось, ещё больше.       –Я… мне немного страшно…       –Хочешь попробовать себя в активной роли?– Дэвид легко коснулся его губ своими и чуть хитровато улыбнулся.       –Нет.       –Тогда позволь мне уже заняться делом, малыш.       Томас позволил. Он сразу же оказался опрокинутым на спину, ноги его самым бесстыдным образом раздвинули, а Дэвид целовал внутреннюю сторону его бедра, попутно доставая из-под матраса флакон геля. Томас закрыл глаза и постарался контролировать своё дыхание. Возбуждение, казалось, совершенно покинуло его… И только это голодное животное где-то в его мозгу хотело продолжения.       Он подпрыгнул от неожиданности, когда прохладный от геля палец Дэвида оказался в нём. Ощущение было неприятным, и он попробовал отстраниться, но Дэвид удержал его на месте свободной рукой.       –Малыш, расслабь своё тело сейчас полностью,– посоветовал ему Дэвид, поглаживая его живот.– Просто дыши и забудь обо всём. Обещаю, тебе будет хорошо.       Томас снова откинулся на подушку, делая размеренные вдохи и выдохи. Ему было стыдно и страшно, и хотелось просто забыться. Однако Дэвиду не хотелось, чтобы он забывался: он прижался к мальчику и коснулся его губ своими, одновременно вводя в него второй палец.       –Боишься?– ласково прошептал Дэвид, размеренно двигая пальцами, чуть разводя их в стороны время от времени и стараясь проникнуть чуть глубже. Томас кивнул и чуть поморщился. Возбуждение Дэвида, казалось, достигло предела – ему необходимо было кончить немедленно, иначе он продержался бы слишком мало. Поэтому он прижался своим налитым членом к бедру Дэвида и стал о него тереться.       Именно этот момент он выбрал, чтобы нащупать простату мальчика и чувствительно надавить на неё. Томас вскрикнул, снова приподнимаясь над подушкой, и в его крике страсти было гораздо больше, чем боли.       –Что?– с наигранным удивлением спросил Дэвид, хотя дыхание его уже сбивалось от острых волн удовольствия, пульсировавших в его члене.       –О, Дэвид… это было…       –Вот это?– улыбнулся Дэвид, вновь надавив на его простату. Мальчик выгнулся под ним дугой, раздвинув ноги чуть шире, и Дэвиду пришлось чуть сместиться, чтобы продолжать всухую тереться о его бедро.       –Дай мне кончить,– прошептал он в губы Томаса, и тот покорно притянул его одной рукой к себе, а второй неожиданно уверенно обхватил его член, позволив толкаться в неё. Дэвид сделал ещё несколько быстрых движений и кончил с глухим стоном, не вынимая пальцев из горячего нутра мальчика. Томас нетерпеливо задвигался под ним, жаждая вновь ощутить движения длинных пальцев в себе.       Дэвид уткнулся влажным от пота лбом в его щёку, вновь двигая рукой в горячей тесноте его тела. Стоило ему подумать, до чего же хорошо будет у Томаса внутри, как возбуждение волной вернулось к нему. Ждать больше не было сил. Он убрал пальцы (в ответ Томас недовольно проворчал что-то) и достал из-под матраса пачку презервативов. Руки плохо слушались его, и всё же вскоре Дэвид уже смазал себя и приставил головку к горячему чуть сжимающемуся отверстию.       –Томми… потерпи немного,– прошептал Дэвид, нависая над ним и прижав свой лоб к его. Томас обнял его талию и крепко зажмурился, тяжёло дыша. Проникновение было медленным, тягучим, мучительным, пару раз Томасу хотелось отстраниться, таким сильным было ощущение растянутости; казалось, что больше он не выдержит, но проникновение продолжалось. Казалось, что оно никогда не закончится, но вот уже член Дэвида полностью оказался в нём. Томас сцепил лодыжки у него за спиной, продолжая морщиться.       –Господи, как я хочу тебя,– хрипло прошептал Дэвид. Мальчик был внутри таким тесным, что Дэвид боялся ранить его и в то же время терял контроль над собой. Наконец, он чуть вышел из него и снова толкнулся внутрь. Томас блаженно застонал, откидывая голову, хоть между его бровей и была морщинка боли.       Дэвиду неожиданно стало наплевать. Он подхватил любовника под колени и полностью отдался владевшему им ритму. Он врывался в горячее сжимающееся нутро в сумасшедшем темпе, из-под прикрытых век разглядывая белое нежное тело под собой и периодически наклоняясь, чтобы поцеловать его грудь или плечо. Томас потянулся было рукой к своему члену, но Дэвид остановил его:       –Не смей! Ты должен кончить от моего члена, малыш,– и, чтобы доставить ему ещё больше острых ощущений, он пару раз сделал движение членом по кругу, словно стараясь расширить его анус ещё больше – для себя. Томас практически закричал от нахлынувших ощущений и ещё больше подался на его член.       Томас никогда не думал, что занятие сексом с мужчиной может приносить такое сумасшедшее, бешеное удовольствие. В голове остались только обрывки мыслей, тело двигалось навстречу любовнику, казалось, самостоятельно, все его нервы словно были сосредоточены в его пылающей, до предела заполненной заднице. Но ему было мало этого удовольствия.       Дэвид немного ускорился, не в силах больше сдерживаться, и Томас всхлипнул:       –Ещё, пожалуйста!.. Дэйв!       Дэвид сделал ещё пару толчков и кончил с глухим рыком, сразу же выходя из Томаса. Тот вскрикнул от досады – ощущение пустоты было резким и неприятным, но Дэвид через мгновение ввёл в него два пальца. Теперь Томас захлебнулся от удовольствия – тонкие пальцы Дэвида, прицельно надавившие на его простату, составляли резкий контраст с его толстым членом. Через пару движений член Томаса взорвался потоком семени, мышцы же сильно сжали пальцы Дэвида, что принесло дополнительную волну удовольствия.       Они не знали, сколько времени лежали забывшись в объятиях друг друга, пытаясь отдышаться и борясь со сном. Первым подал голос Томас:       –Дэвид, это шикарно. Это просто идеально.       –А то!– Дэвид скатился с него к стене, уставившись в потолок. Интонации Томаса ему не понравились. Но ведь за прошедшие минут двадцать он не мог постареть, верно?..       –А может, ещё раз?– Томас приподнялся на локте, вглядываясь в лицо любовника.       –Ты ещё не устал?       –Ни капли!       –Ну так соблазни меня!– признаться, Дэвид не ожидал этого. В этот момент ему показалось, что в этом ангеле прятался дьявол, а он, Дэвид, лишь сорвал его оболочку.       Томас тем временем просто набросился на него, лаская губами и языком, умело касаясь самых чувствительных мест, на самом деле соблазняя его с дьявольским проворством. Дэвид не сопротивлялся, когда с него сняли презерватив, надели другой и старательно облизали его член. Потом Томас сидел на нём верхом, покорно принимая всю его длину в себя, более того – охотно насаживаясь на его немаленький член. Дэвид целовал его голодные губы, и даже яркое удовольствие не могло заглушить его тревоги. Когда он в очередной раз кончал, ему показалось, что он проваливается в преисподнюю…       Дэвид сбежал из этого дома, как только Томас уснул крепким сном. Ему пришлось несладко, когда он собирал в кромешной тьме по всей комнате свою одежду, а потом на ощупь открывал замок. А как только он снова оказался под дождём, в окнах наверху зажёгся свет…              Вот уже пять лет Дэвид отказывался от любых приглашений Эдинбургского колледжа искусств. Раньше ему доставляло истинное удовольствие позировать для этих ещё детей, которые смотрят сосредоточенно и серьёзно, и видят в тебе человека, а не безликую фигуру… Теперь же он там не появлялся, ссылаясь на нехватку времени и множество других заказов. Он отлично знал, чего боится, отлично знал, кого он не хочет встретить на занятии. Томас, должно быть, уже года три как закончил колледж, но Дэвид всё равно боялся, что столкнётся с ним где-нибудь в коридоре по чистой случайности.       Чего ему бояться, он и сам не знал. Он думал, что ему просто не хотелось, чтобы то, что между ними произошло, всплывало на поверхность при свете дня. Но иногда он признавался себе, что боится того нового Томаса, которого практически создал сам. То страстное чудовище из преисподней, которое готово было набрасываться на него вновь и вновь.       В тот день он пришёл на художественную выставку по приглашению одного из организаторов. Дэвид неспешно прогуливался среди полотен известных и только набирающих известность художников, надолго останавливаясь перед некоторыми портретами – а выставка была посвящена портретному жанру. Неожиданно его взгляд зацепился за знакомый стиль – смелые длинные штрихи, правда, на этот раз в цвете, на большом формате… Сомнений быть не могло. Все десять картин принадлежали его кисти. Такая экспрессия, такая страсть…       Вот только фамилия, кажется, у него была раньше другой. А имя сходилось. Томас.       –Нравится?– красивый высокий голос с лёгкой хрипотцой вывел его из прострации. Дэвид резко обернулся и увидел перед собой молодого мужчину – высокого и стройного, с короткими идеально уложенными волосами и аккуратными тонкими усиками. Голубые глаза лучились, как и прежде.       –Здравствуй, Томас,– сказал он вместо ответа, не узнавая свой собственный голос, и протянул руку, которую Томас тотчас же пожал.       –Здравствуй. Я уж думал, ты исчез с лица земли,– Томас улыбнулся, и Дэвид с облегчением отметил, что он всё ещё был молоденьким наивным мальчиком, а что касается имиджа… все его время от времени меняют.       –Я удачно прятался, выходит,– улыбнулся Дэвид и продолжил:– Замечательные работы. Ты созидаешь реальность… или писал с натуры?       Томас покачал головой:       –Нет, теперь моё воображение расцвело во всей красе.       –Выйдем на балкон? Ужасно хочется курить.       –Ты так и не бросил?       –Я и не собирался.       Уже на балконе, глубоко затянувшись и не глядя на него, Дэвид спросил:       –Что у тебя творится в жизни?       –Я окончил колледж, как видишь, теперь изредка читаю лекции по истории искусств, в остальное время творю. И неплохо продаюсь,– Томас вновь застенчиво улыбнулся.– Ещё я, наверное, совсем сошёл с ума… в общем, я счастлив в браке. Ты-то как?       –А я – волк-одиночка, ты же знаешь. Продолжаю зарабатывать, как могу, – коплю на старость, когда моё лицо и тело станут ни к чёрту.       –Красота вроде твоей не увядает,– отмахнулся Томас.– Проведаешь нас как-нибудь? Правда, адрес уже другой.       –Ты скучал по мне?       Томас облокотился на перила балкона, придвинувшись вплотную к плечу Дэвида.       –Да. Мне ещё ни с кем и никогда не доводилось так приятно и искренне беседовать. Так придёшь?       Дэвид усмехнулся, вглядываясь в лицо Томаса. Разве он не помнит, что они вытворяли той тёмной ночью? Или тоже предлагает забыть? Неожиданно он спросил:       –Кто он?       –Он владелец небольшого ресторанчика в городе,– тепло улыбнулся Томас.– Такой классный. Мне с ним хорошо, я бы даже сказал – спокойно, уже два года живём вместе,– и добавил, словно отвечая на невысказанный вопрос Дэвида:– Совсем на тебя не похож. Но классный.       –Вся жизнь насмарку…       Томас положил руку ему на локоть:       –Ты что?..       –Да, вся жизнь насмарку,– Дэвид устремил взгляд вдаль, на лежащий внизу миллион огней ночного города.– Мне пора умирать, и я это понял только благодаря тому, что когда-то лишил одного мальчика девственности.       –Дэвид, да что с тобой? Это не было плохо, да и… сейчас всё хорошо.       –Нет, послушай. Я уже пять лет не могу выкинуть из головы твой голос тогда, те хищные интонации, ту твою сжигающую страсть… Мне было страшно. Мне до сих пор страшно. Что это было? Я взял на себя право превратить одного невинного красивого ангела в алчного демона – мне это удалось, чёрт побери!Я сделал это ради собственной минутной прихоти, даже не ради удовольствия… С тех пор мне кажется, что я только разрушать умею.       Томас погладил его по руке, тоже взглянув вдаль, и Дэвид продолжил с лёгкой болью в голосе, которую он не старался скрыть:       –Хотел бы я всё вернуть. Я не стал бы тебя соблазнять. Мне кажется… кажется, что в этом случае я спас бы одну невинную душу.       –Несомненно,– проговорил мужчина рядом с ним ледяным тоном. Те же самые интонации. Дэвид поднял голову, но не обернулся – боялся увидеть на месте Томаса кого-то другого, кого-тострашного. Что происходит?       –Томас?– спросил Дэвид дрожащим голосом, всё ещё не глядя на него.       –В ту ночь ты продал душу дьяволу,– прошипело существо.– Желаю удачи.       Томас развернулся на каблуках и порывисто вышел с балкона. Дэвид обернулся и увидел, как уже в зале Томас схватился за голову, словно она у него закружилась, а потом снова зашагал своей молодой походкой между стендов.       Дэвид снова облокотился о перила, глядя на перемигивающиеся огни города. Тяжёло вздохнул. Вся жизнь насмарку. Будто бы тоже в скорби, летние небеса обронили на спящий город первые крупные холодные капли. Одна из них затушила сигарету Дэвида.

13.05.2015 – 26.10.2015 г.