Машенька и мой венд

На встрече выпускников я занял, пожалуй, лучшую позицию — уютно устроился в недрах кожаного дивана на заднем плане. С этого места шум танцпола не раздражал, а создавал приятное ощущение причастности к происходящему. Время от времени я обменивался репликами с пробегающими мимо однокурсниками, но постоянную компанию мне составляли бутыль коньяка и тарелка с бутербродами. Не то чтобы я был совсем уж букой, но четыре темпоралки за день плюс работа над бакпосевами меня утомили. От сытого тепла под обрывки бесед я начал задремывать, но внезапно на мое плечо опустилась ухоженная рука с браслетом из золотых раковин. — Рома, не спи, замерзнешь! — надо мной во всем своем великолепии стояла первая красавица института биофизики Машка Судакова, нет, пардон, топ-модель Мария Апостолиди. Надо же, даже не «Кузька», а Рома? Удивительно! После того, как на занятиях по зоологии нам показали жука-кузьку, даже лучшие приятели решили, что нет лучше клички для Романа Кузькова. — Привет, Машка! Ты чего не в центре событий? — я кивнул на ярко освещенный танцпол. — Да ну его! Я с работы, глаза устали от софитов, лицо в улыбке растягивать больше сил нет, ноги от каблуков сводит. — Машка вытянула безупречную ножку. — Не двадцать лет, знаешь ли! Скоро совсем в тираж выйду… — Да брось, Машка! Ты — как хороший коньяк, с возрастом становишься только лучше! — делая банальный комплимент, я не погрешил против истины. Было что-то в Судаковой неуловимо коньячное, то ли глаза, то ли пушистая грива, то ли пьянящий дух. Машка задорно улыбнулась, плеснула себе из бутыли, придвинула бутерброд. — Расскажи лучше о себе, Рома! Когда-то все мечтали стать физиками-ядерщиками, а теперь мечтают путешествовать во времени. — Ну, что тебе рассказать? Моя темпоральная камера перемещает в венд, — я остановился, вопросительно взглянув на Машку. Стоит ли продолжать? — Ромка, я не дура, мы же вместе учились, я прекрасно помню, что венд — древняя эра Земли. Но какой он? Почему ты водишь палеонтологов именно в венд, а не в юрский период, к примеру? — А ты представь себе бесконечное теплое море, где живут лишь небольшие водоросли и смешные милые создания, похожие на стеганые одеяльца и подушечки. Хищники, которые могли бы причинить тебе вред, еще не существуют. Тебе не страшны комары, ядовитые змеи, вирусы гриппа! В венде нет ни осени, ни зимы, здесь вечное лето и шум прибоя. Машка внимательно слушала меня, подперев щеку узкой рукой. В ее глазах читался неподдельный интерес, я глотнул коньяка и воодушевленно продолжал: — И вот однажды все эти мирные существа взяли и вымерли! На всей планете не осталось ни единого многоклеточного животного, а от чего — никто не знает. Мы берем пробы из разных частей океана, ищем, что же погубило бедных вендобионтов. Вот тебе и загадка, не хуже динозавров! — Бесконечное теплое море… — задумчиво повторила Маша. Она встала, сделала несколько шагов, будто демонстрировала свою гибкую фигуру, обошла диван и, нагнувшись надо мной, жарко прошептала в ухо: — Покажи мне свой венд, Рома! Прямо сейчас! Таксиста я попросил остановиться подальше от парадного входа в институт. Пригибаясь, как разведчики в тылу врага, мы прокрались к окнам туалета на первом этаже. Там я оставил ждать Машку, а сам открыто пошел через проходную, бессовестно наврав вахтеру Борису Иосифовичу про срочный эксперимент. А что, может быть, я так пекусь над своими посевами, что и ночью спать без них не могу. Все же знают, что Кузька — чокнутый трудоголик. Втаскивать Машку в окно было чистым удовольствием. Я успел подержаться за все великолепные выпуклости ее тела, не задерживая, впрочем, руки слишком надолго. Изолирующий комбинезон я подобрал ей с трудом — для женских она была слишком высокой, а мужские можно было обмотать дважды. Кое-как подогнав снаряжение, я запустил камеру. — Вот он, мой Эдем! — мой голос глухо звучал через дыхательный аппарат. Посещая венд, мы должны полностью изолировать его от своих микроорганизмов. Даже дышим мы через специальные фильтры. Машка зачарованно смотрела на огромное оранжевое солнце над бесконечным океаном. Море тихо шелестело, ласкаясь к ногам. — Да, это рай! — даже через маску я видел, как ее глаза горят возбуждением. — Это Эдем, райский сад, и ты — Адам, а я — Ева! С этими словами Машка стянула маску, расстегнула комбинезон и высвободилась из одежды.

****

Фотографии, где Мария Апостолиди позирует на каменной бочке строматолита на фоне безумного вендского неба, взорвали Интернет. Женщины осуждающе смотрели на полуобнаженную Машку, прижимающую к себе подушечку-вендобионта, мужчины утягивали фото из сети в свои коллекции. Машкин рейтинг взлетел до небес, а мой упал до нуля. Из института я вылетел, как пробка, и теперь сидел дома, тоскливо ожидая звонка. И он раздался. — Спасибо за фото, Кузька! Звоню попрощаться, заключила контракт на год с американцами, сегодня улетаю! — ни малейших следов раскаяния в Машкином голосе я не услышал. — Зачем? — только и смог выговорить я. — Зачем, Машка? — Как это зачем? Я же тебе говорила, что скоро выйду в тираж. А теперь смотри, я снова в топе. Ты плохо учил теорию эволюции: выживает сильнейший! И, извини, Кузька, но это не ты! — Машенька засмеялась и повесила трубку. Эх, Машка, Машка! Нет, я не жалею, что притащил тебя в институт через окно туалета! Мне даже не жаль загубленной карьеры. Только жаль теперь, что я не выбрал камеру, ведущую в юрский период. Ты ещё так мало знаешь об эволюции. Тебе бы о естественном отборе потолковать с Tyrannosaurus rex!