Истинная принцесса

В Водных садах перезрелые апельсины падали с деревьев, и слуги едва успевали убирать с мраморных плит лопнувшие красные плоды. Затем кто-то приказал оборвать все плоды, и апельсиновые деревья облепили дети, гостившие в Садах — для них день сбора фруктов стал необычным развлечением. Когда мейстер Калеотт наконец разрешил Мирцелле выходить на прогулки без повязки, она старалась держаться подальше от своих подружек, хотя все прежние товарищи по играм были рады ее возвращению и очень удивлялись холодному приему. Рубец на щеке нестерпимо зудел, как ни увлажняли кожу служанки, и у Мирцеллы появилась вредная привычка проводить рукой по волосам, ощущая пустоту на месте правого уха. Она просила служанок зачесывать ей волосы так, чтобы скрывать свое уродство. Из-за глубокого шрама ее лицо словно стянуло набок, и даже когда ужасный багровый рубец был скрыт, смотрясь в зеркало, она напоминала себе жабу. В Солнечном Копье Тристан ежедневно приходил к ней, когда она лежала в своих покоях с туго перебинтованной головой, и сочувственно держал за руку. Потом он приехал в Водные Сады и гулял с ней среди апельсиновых деревьев, а затем несколько раз сыграл в кайвассу. Мирцелле все время казалось, что Тристан украдкой смотрит на ее обезображенную щеку. Дни напролет она проводила в своих комнатах, предпочитая оставаться в одиночестве. Она никого не хотела видеть, даже Тристана. Порой она вовсе не поднималась с кровати, несмотря на увещевания Гвинет, внучки леди Блэкмонт, которая приносила ей подносы с едой и изо всех сил старалась развеселить забавными историями или сплетнями. Люди вокруг были уверены, что Мирцелла тайком плачет в спальне, уткнувшись в подушку правой щекой, но это было совсем не так. Все свои слезы она выплакала давным-давно: сперва после удара, который сбил ее с лошади и нанес страшное увечье. Сначала она ничего не почувствовала, но затем пришла боль — никогда в жизни ей не было так больно, однако она не подозревала, какие мучения ожидают ее впереди. Мирцелле туго перебинтовали голову. Она не могла ехать верхом, поэтому Арео Хотах вез ее на руках в Солнечное Копье. Во время пути ей постоянно вливали в рот какую-то горькую настойку, чтобы облегчить страдания, однако боль была настолько сильной, что слезы лились все время, пока она бодрствовала или впадала в лихорадочное забытье. Мирцелла плакала, когда мейстер Калеотт врачевал ее рану и менял повязки, а последние слезы она пролила перед зеркалом — когда наконец были сняты швы, и она увидела, во что превратилось ее лицо. Леди Ним приехала в Водные Сады и без предупреждения вошла в ее покои, приказав Гвинет и двум служанкам удалиться. Мирцелла осталась на кровати и лишь повернула голову, чтобы поприветствовать незваную гостью. — Ты стала такой замкнутой, маленькая принцесса. Я не узнаю тебя, — склонившись, Нимерия ласково обняла ее за плечи. — Тристан сказал, что ты все время молчишь и даже игра в кайвассу больше не радует тебя. Ты нарочно проигрываешь, а затем уходишь в спальню и задергиваешь все портьеры и пологи. Ты все время сидишь взаперти и не выходишь к бассейнам. — У меня нет настроения для прогулок, а мейстер Калеотт сказал, что если вода попадет на рубец, он может снова воспалиться, — безучастно ответила Мирцелла. — Уверяю, в бассейнах мы плавать не будем, — улыбнулась Нимерия. — Я прошу тебя принять мое приглашение и пройтись по аллеям. В тени деревьев не так душно, как в твоей комнате, а морской бриз бодрит и освежает. Пойдем, маленькая принцесса. Я настаиваю. Она помогла Мирцелле переодеться, выбрав платье для прогулки, и заплела ей волосы в косу, выпустив несколько прядей, чтобы закрыть рубец. Затем взяла ее за руку и вывела в Сады. Девочка покорно пошла за ней, опустив лицо. Нимерия Сэнд была, как всегда, ослепительна — на голову выше Мирцеллы, тонкая и гибкая, с молочной кожей и иссиня-черными волосами, спускавшимися ниже пояса. Блестящая красавица, в отличие от Мирцеллы, которая теперь обречена всю жизнь скрывать лицо от посторонних взглядов. Они шли рука об руку между апельсиновых деревьев. Морской бриз, обещанный леди Ним, почти не чувствовался, а от запаха перезрелых фруктов, одновременно сладкого и горького, кружилась голова. В бассейнах дети весело плескались голышом, некоторые со смехом взбирались друг другу на плечи и ныряли в воду. — Я знаю, как тебя волнуют твои шрамы, — тихо произнесла Нимерия. — Поверь, для истинного величия внешность не имеет никакого значения. Это всего лишь обертка, оболочка ларца, которая скрывает твои сильные стороны: проницательность, острый ум и доброту. — Тебе легко говорить, — вздохнула Мирцелла. — Как и Арианне. Она твердила мне то же самое. — Тогда вспомни Обару. Она некрасива, но разве кто-то обращает внимание на ее внешность? Мы гордимся ею. Любимица отца, любимица Дорна. И поверь, у Обары нет недостатка в поклонниках. — Я бы хотела стать такой, как Обара, — тоскливо сказала Мирцелла. Крупный апельсин вдруг сорвался с ветки и шлепнулся прямо перед ней, разбрызгав красную мякоть по мрамору. Мирцелла вздрогнула, и тут же продолжила: — Я хочу научиться владеть копьем, как она. Я не «маленькая принцесса», Нимерия. Маленьких принцесс наряжают в платья, завивают им волосы, восхищаются их красотой и манерами леди. Посмотри на мое лицо. Оно достойно восхищения? — Хочешь сказать, что шрамы отбирают у маленьких леди достоинство, титул, привилегии и величие? — усмехнулась Нимерия. — Моя знаменитая тезка, королева-воительница, носила все свои шрамы с гордостью, а великая принцесса Дорна, сгубившая Рейенис и ее дракона, и вовсе звалась Желтой жабой. Сколько поколений красавиц сгинуло без следа, а мы до сих пор помним и чтим этих двух женщин, которых даже придворный льстец не назвал бы привлекательными. — Я не Нимерия и не Желтая жаба, — ответила Мирцелла, — мне никогда не стать такой, как они. Я просто хочу научиться постоять за себя. Маленькие принцессы всегда беззащитны. Наверное, поэтому твой отец обучил всех вас обращаться с оружием? Чтобы вы могли ответить ударом на удар. Или отомстить. — Нелегко уклониться от подлого удара в спину, — нахмурилась Нимерия. Она присела на мраморную скамью в тени и усадила Мирцеллу рядом. — Благодаря отцу мы действительно можем постоять за себя, — сказала Нимерия. — Искусней всех оказалась Обара, но мало чего можно добиться одной лишь грубой силой. Как и одной только хитростью, хотя моя сестра Тиена считает, что умение плести интриги и знание ядов дает неоспоримое преимущество. Мирцелла, мы непременно обучим тебя обращаться с копьем и кинжалом, но Дорну нужна не твоя сила, а знания, ум, предусмотрительность и умение ладить с людьми вне зависимости от их титула. — Хочешь, чтобы я стала такой, как ты? Нимерия задумчиво посмотрела сквозь редкие стволы деревьев — в просветах блестели голубые блики воды. — Почему бы и нет? Мой дядя — воплощение бездеятельности и осторожности, а отец всегда предпочитал действовать, не раздумывая. Он был очень опасным противником, и мало кто осмеливался встать у него на пути. Два брата — мягкая трава и ядовитый змей. Однако трава скрывала ядовитого змея от врагов. Но змея больше нет, да и принцу-«траве» уже недолго осталось. Почему же дорнийский правитель не может одновременно быть мудрым и решительным, храбрым и осторожным, безрассудным и взвешенным? Почему нельзя быть и змеей, и травой? Я бы смогла. И ты сможешь — надо только научиться. — Я не понимаю, к чему ты клонишь, — вздохнула Мирцела и опустила глаза. — Я сделала все, что просила Арианна, однако мою просьбу так и не исполнили. — Мы все очень гордимся тобой, — сказала Нимерия, взяв ее за руку. — Ты была столь убедительна при разговоре с рыцарями из Королевской Гавани, что даже Арианна поверила в твоей рассказ. — Пожалуйста, не нужно льстить мне, — Мирцелла осторожно высвободила ладонь из руки Нимерии. — Я солгала взамен на обещание, что мне привезут голову Герольда Дейна. — И ты ее получишь, — быстро ответила Нимерия. — Обара и сир Бейлон Сванн уже на пути к Горному Приюту. Дейн не уйдет от возмездия. Тебе не придется ждать его головы шестнадцать лет. Мирцелла поболтала ногами, а затем посмотрела в темные глаза Нимерии. — Ты ведь приехала забрать меня отсюда, верно? Обара не будет учить меня метать копье, а ты не будешь заниматься со мной валирийским или искусством вести переговоры. Меня вернут к матери в Королевскую Гавань, а там — запрут в Девичьем склепе, чтобы никто не видел моего лица. Мать расторгнет помолвку с Тристаном, и я никогда не стану свободной. Непрошенные слезы подступили к горлу. — Я никогда не стану дорнийкой. Нимерия прижала ее к груди, и Мирцелла сумела подавить рыдания. — Т-ш-ш-ш, дитя… Ты уже одна из нас, и мы никогда не позволим забрать тебя у Дорна. — Если ты увезешь меня в Красный замок, я больше никогда не вернусь сюда, — глухо сказала Мирцелла. — Не обманывай меня, Ним. Пожалуйста. Я так устала, что все вокруг лгут мне. — Дорогая, неужели ты и впрямь думаешь, что я позволю твоей матери расторгнуть помолвку с Тристаном? Тебя ждет великое будущее, и оно связано именно с Дорном. Нам нужно приехать в Королевские земли для того, чтобы затем ты смогла вернуться в Солнечное Копье. Иногда для достижения цели приходится идти окольными путями, а также продумывать каждый свой ход задолго до конца игры. Как в твоей любимой кайвассе. Мирцелла подняла голову и непонимающе глянула на Нимерию, сморгнув с глаз влагу. — Какая цель? Какое будущее? — тихо спросила она. — Я вижу только пустое поле. Мне никогда не стать такой, как ты или Обара, или Арианна! Мать никогда не позволит мне выйти за Тристана и остаться в Дорне. Нимерия вздохнула: — Я бы могла объяснить тебе, маленькая принцесса… — Я больше не маленькая принцесса! — выкрикнула Мирцелла так, что проходящая мимо служанка едва не выронила корзинку с фигами. Зудящий рубец на щеке заныл, и из глаз снова брызнули слезы, но на этот раз Нимерия не стала утешать ее. — Хорошо, — кротко сказала она, когда Мирцелла отдышалась и вновь закрыла волосами правую щеку. — Сейчас я расставлю фигурки на твоем поле, при условии что все услышанное останется только между нами. Поклянись мне. — Я клянусь хранить молчание. — Ты станешь принцессой Дорна, — тихо произнесла Нимерия, и Мирцелла решила, что та разыгрывает ее. — Это шутка? Или очередной обман? Я уже не верю в детские сказки. Арианна говорила, что сделает меня королевой, а ты обещаешь мне трон Солнечного Копья? — Это не пустое обещание, — медленно сказала Нимерия, глядя в глаза Мирцеллы. — К несчастью, Арианна попыталась разыграть заведомо провальную партию в престолы, но сейчас принц Доран дал нам подсказку. Ты нужна нам, Мирцелла, потому что Тристан не годится для роли правителя. Он слаб и не справится со своим бременем без тебя. Ты умна и талантлива, все схватываешь на лету, а также умеешь держать свои чувства в узде, несмотря на возраст. Но самый главный твой дар — умение располагать к себе людей. При должном обучении ты станешь достойной преемницей Дорана и моего отца. Тристан станет принцем, однако именно ты будешь править Дорном. — Но Тристан младше Арианны и Квентина, как он может… Нимерия быстро прижала палец к сухим губам Мирцеллы. — Позже. Я все расскажу тебе, маленькая дорнийская принцесса. Поверь, ты получишь все, что я обещаю: голову Дейна, Солнечное Копье и Тристана, а также мастерское владение оружием. Но тебе придется постараться. Все имеет свою цену, а пока что ты заплатила только за трофей своей мести — голову Дейна. Чтобы взять остальное, тебе нужно стать дорнийкой не только на словах. — Я стану, — сказала Мирцелла. — Непреклонной, несдающейся, несгибающейся. — Именно такой, моя маленькая принцесса, — сладко улыбнулась Нимерия, — именно такой. *** Минуло больше десяти лет. Многое поменялось вокруг, но Дорн остался прежним: непредсказуемым, шумным и бурлящим, с безжалостным солнцем и горячим песком — тот-в-точь как его необузданные жители. Непреклонные, несгибаемые и несдающиеся. Мирцелла умело и деликатно распутывала тяжбы воинственных дорнийских кланов, которые то делили древние колодцы и водоводы, то вспоминали о кровной вражде двухсотлетней давности. Простой люд боготворил свою принцессу, особенно после победы над остатками волантийского войска, попытавшегося захватить устье Зеленокровной. Удивительное сочетание твердости и милосердия, продуманных решений и неожиданных поступков, которые ошеломляли врагов Дорна, снискали уважение даже седобородых лордов. Все гордились своей принцессой, которая помимо блестящего ума, изысканных манер и умения найти подход к любому человеку, искусно владела копьем и лично возглавила атаку на волантийцев в битве у Лимонной рощи. После победы Мирцеллу стали называть Возрожденной Нимерией. Могла ли она мечтать об этом двенадцать лет назад, когда вместе с леди Ним и небольшим отрядом воинов выехала в Королевскую Гавань по Костяному пути? Они остановились переночевать в замке Виль, и вечером им пришлось прервать скромный пир, потому что мейстер принес послание из Королевской Гавани. В письме говорилось, что низложенная Серсея Ланнистер бежала из города, а ее дядя лорд Киван, десница маленького короля Томмена, убит. Нимерия решила повернуть назад, и Мирцелла вернулась в Дорн, чтобы больше никогда не покидать его. Она не приехала даже на похороны своего брата, как, впрочем, не приехала и их мать Серсея, скитающаяся по Вольным Городам. Письмо из Залива работорговцев о смерти старшего сына подкосило принца Дорана. Он больше не поднимался с постели и умер, не дождавшись известия, что его дочь Арианна сумела породниться с Юным Драконом и завоевать Железный трон. Арианна правила вместе с Эйегоном Таргариеном, стараясь навести порядок в стране, разоренной войнами и долгой зимой. Север и Железные Острова были потеряны, но похоже, Арианну Таргариен это совсем не волновало. Хотя Дракон сменил Оленя, настоящие драконы так и не прилетели в Вестерос. Дейенерис Таргариен заканчивала свою собственную военную кампанию, возрождая новую Валирию на костях рабовладельческих городов, последним из которых стал Волантис. Именно из Волантиса Мирцелла получила последнее письмо от матери, которое, как и все прежние, сожгла, не читая. Она давно узнала, кто был ее настоящий отец, и хотела навсегда вычеркнуть его из памяти. В глубине души она до сих пор стыдилась своего происхождения, несмотря на то, что ее названные сестры Сэнды тоже были бастардами. Двое близнецов, мальчик и девочка, росли под присмотром нянек в Водных Садах — оба с ярко- зелеными глазами, белой кожей и иссиня-темными волосами. Девочка первой появилась на свет, и Мирцелла усмехалась при мысли, что следующим правителем Дорна вновь станет принцесса, а не принц. Третий ребенок созревал в ее животе, роды должны были начаться через два месяца, — последний подарок Тристана перед тем, как он упал с лошади во время соколиной охоты и размозжил голову о камни. Дорн скорбел о нем, однако Тристан был никудышным принцем. Скачки, охота, турниры и праздники занимали его голову больше, чем управление собственным королевством, поэтому он с радостью переложил свои скучные обязанности на Мирцеллу. С его смертью принцесса-консорт превратилась в настоящую принцессу Дорна, как и предсказывала когда-то леди Ним. Мирцелла заняла бывшие покои своего свекра — там, где он разбирал донесения, составлял указы и хранил свою библиотеку. В этой комнате она ничего не стала менять, лишь приказала установить у стены две колонны-подставки. На одной, покрытой желтой тканью с тремя черными собаками, покоился великанский череп, а на второй — с тканью лилового цвета, пересеченной темной падающей звездой, лежал еще один — обычного размера, расколотый пополам и скрепленный черной лентой, издалека похожей на прядь волос. Мирцелла смотрела на череп с лентой и вспоминала, как наивной девочкой решила последовать за Арианной Мартелл — тогда все происходящее казалось ей увлекательной игрой, в которой она ничего не понимала и доверчиво следовала указаниям взрослых. Благодаря сиру Дейну из Горного приюта ей пришлось повзрослеть слишком рано. Несколько лет она упорно изучала законы Дорна, запутанные родословные его лордов, обычаи простого народа, их предпочтения, привычки и песни. Несмотря на занятость, три часа в день Мирцелла посвящала упражнениям с копьем и метательными ножами. В конце концов она стала настоящей дорнийкой, еще одной Песчаной Змейкой. Ребенок толкнулся в ее животе, и Мирцелла скривилась от боли, пронзившей поясницу, словно лезвие секиры. Приступ, как всегда, продлился недолго. Наверное, все же стоит сказать о нем мейстеру Калеотту. Впрочем, Мирцелла забывала об этом всякий раз, как только боль исчезала без следа. Сейчас ее аудиенции дожидался посол из Браавоса. Глотнув вина, Мирцелла выпрямилась и окинула себя взглядом в мирийском зеркале. Золотистые волосы тщательно завиты и подколоты у висков, скрывая уши, однако багровый рубец на правой щеке не прикрыт даже слоем пудры, хотя ярко-зеленые глаза искусно подведены и накрашены, как у всех дорнийских леди. Горделивая осанка, свободное платье из оранжевого шелка, открывающее белые плечи. Из украшений — только витой браслет в виде змеи и золотая цепочка с солнечным диском, который пронзает острое копье. Истинная принцесса Дорна — непреклонная, несдающаяся, несгибающаяся. Улыбнувшись своему отражению, Мирцелла направилась в тронный зал.