***
Кагами казалось, что громче, чем при подготовке, в его квартире быть не может, но он прогадал — практически доведенный до обморока разговором с Акаши Коки то и дело порывался что-то пропищать, Сацуки душила Куроко в объятиях, восторженно и громко признаваясь в своих чувствах, Такао хохотал, дразня Мидориму, который стал похож на чайник. Кисе тоже подначивал Шинтаро, будто соревнуясь с Казунари. Сейриновцы болтали между собой, иногда переключаясь на разговоры с чудесатыми. Только Аомине сидел тихо, задумчиво почесывая за ухом Второго. Щенок радостно вилял хвостом, периодически пытаясь запрыгнуть Дайки на руки. — А давайте в правду или действие! — предложил вдруг Изуки. На мгновение все затихли, а затем взорвались согласием, и быстро сгруппировали круг, в центре которого кто-то уже оставил шляпу, блокнот и несколько ручек. — Приложения под рукой нет, так что будем по-старинке — своей фантазией, — распорядился Хьюга, вырвав листок и взяв ручку. — Берем бумажку, пишем задание или вопрос, кидаем в шляпу. Человек, вытащивший бумажку, задает его любому другому, и так по кругу. — А кто будет начинать? — спросил Киеши, между делом закинувший уже третий сверточек. — Изуки придумал, он пускай и начинает, — сказал Коганей, и тоже бросил бумажку с заданием. Когда кончились бумага и фантазия, а шляпа стала иметь вес, Шун запустил в нее руку, и, пошарившись немного, достал задание. Он обвел взглядом игроков, и задал вопрос Тецуе: — Куроко, правда или действие? — Правда, — решил не прыгать с места в каньон Тецу. Изуки кивнул, развернул комок и прочитал вопрос вслух: — Чей запах тебе нравится? Выбирать из присутствующих. — Кагами-кун, — мгновенно среагировал Куроко. — или Киеши-сенпай. Тайга продолжил сидеть, как сидел, а Теппей улыбнулся шире и неловко почесал голову. Будучи бетой, он не чувствовал ни свой, ни чужие запахи, но трудно было не признать, что аромат печенья и шоколада делал его таким уютным и домашним, что просто не мог не нравиться. — Акаши-кун? — вопросительно посмотрел на Императора Тецуя, взяв бумажку. — Правда. — Кого из присутствующих ты был бы не против поцеловать? — Хм, — Сейджуро погрузился в раздумья. — Думаю, тебя или Фурихату-куна. Только что успокоившийся Коки вытянулся по струнке, боязливо смотря в сторону альфы. Карамельный запах приглушился до минимума, в то время как запах Акаши — кофе с миндалем — стал резче. — Продолжим, — Сейджуро пригляделся и, не отводя взгляд от Мидоримы, достал сверток. — Шинтаро, правда или действие?***
Игра продолжалась добрых сорок пять минут, за которые подростки успели не только повеселиться, но и изрядно надраться. За каждый отказ от вопроса или задания ребята выпивали «штрафную», под которой имелась в виду банка пива. — Ки-чииин, — протянул румяный Мурасакибара. — Правда или действие? — Действие! — икнув, выбрал Рета. — Съешь лимон и не скривись при этом… Кисе кивнул, смело встал и, чуть качнувшись, потянулся к лимону. Отрезав ломтик и чудом не порезав пальцы, он закинул его в рот и принялся жевать. — Смотри, он как будто каждый день лимоны тоннами ест, Шин-чан, — расхохотался пьяный Такао. Ойкнув, он не удержал равновесие, и упал прямо на колени Шинтаро. Мидорима, которого пиво не брало, мечтал сбежать из этого дурдома, и, тяжело вздохнув, он убрал Казунари со своих ног. — Готово! — объявил Кисе, вернувшись в круг. — Аомине-чи, правда или действие? — Действие, — скучающим тоном ответил Дайки, который до сих пор ни взял в рот ни капли, поскольку задания попадались пустячные — то снять один предмет одежды, то поцеловать кого-нибудь, то рассказать что-нибудь. — Сыграй в «Семь минут в раю» с человеком, сидящим справа через трех людей, — Рета быстро посчитал. — Кагами-чи! — А?.. — Тайга засыпал на ходу. — Вы с Аомине-чи идете в дальнюю комнату! — Погоди, дай тогда задание озвучить, — Дайки развернул бумажку. — Сацки, правда или действие? — Действие, — рискнула Момои. — Поцеловать всех игроков, имеющих белый цвет в одежде, — Аомине поднялся. — Эй, Бакагами! Пошли. Оставив Сацуки и остальных краснеть, Дайки растормошил почти уснувшего Кагами, и они вместе пошли в дальнюю комнату, коей оказалась спальня Тайги. — Где тут у тебя свет, Кагами? — Аомине шарил рукой по стенам в поисках выключателя. — Справа посмотри, — еле пробормотал омега, отчаянно зевая. До него донесся спокойный запах альфы, какой-то эвкалиптово-можжевеловый, такой приятный и вкусный… — Нашел, — Дайки включил свет. Мельком окинув комнату взглядом, он остановился на Кагами, как-то странновато покрасневшим и тяжело дышащим. — Ао… — выдохнул Тайга, ерзая на месте. Остатками разума он понял, что у него началась течка: жар по всему телу, возбуждение, усилившаяся чувствительность к запахам — это просто не может быть ничем иным. — Аомине… — уже почти простонал омега, съежившись в комок. — Кага… ми… — Дайки почуял его аромат — океан и вишня — и резко вдохнул полной грудью. — Нет, я знал, что ты омега, но… твою мать, — выругался он, когда Тайга сбил его с ног. Течная омега почувствовала сильного альфу. Аомине без проблем мог бы скрутить того же Куроко, отправить на кровать и убраться подальше, пока самоконтроль не сдал, но Кагами — Кагами силен так же, как сам Дайки, а сейчас он стал только приставучее, только сильней цеплялся за горловину кофты Аомине, оттягивая ее, тычась носом в смуглую шею, вдыхая запах альфы, невыносимо вкусный, невыносимо возбуждающий, невыносимо… — Родной… — выдохнул он, чувствуя легкий морозец в легких от эвкалипта и приятную пряность можжевельника. Низ живота приятно потянуло, омега тихо простонал и потерся пахом о бедро альфы. Альфа внутри Дайки тоже стал просыпаться — Аомине рыкнул, чувствуя, что возбуждается. Он сбросил с себя Тайгу, сел, и посмотрел на него: глаза лихорадочно блестящие, совершенно невменяемые, брови страдальчески скривились, щеки болезненно покраснели, рот приоткрылся. Кагами придвинулся ближе, очевидно, уже не контролируя себя. — Ао… — прошептал он, — Аомине… — Черт побери, Кагами, — Дайки сдерживался из последних сил. Их запахи уже смешались друг с другом, и, казалось, что в воздухе не осталось кислорода. Тайга придвинулся вплотную, и Аомине чувствовал — если он сдвинется еще хоть на миллиметр, Дайки сорвет крышу. — Кагами, я не сдержусь… Полностью проигнорировав альфу, Кагами резко обхватил его шею руками, зарылся пальцами в волосы и поцеловал. Зубами прикусил в нижнюю губу, прокусывая до крови, углубил поцелуй, садясь Аомине на бедра, чуть оттянул синие пряди мелко трясущимися от возбуждения пальцами. Дайки зашипел — альфа слетел с катушек. Вцепившись в плечи омеги руками, он оттолкнул его от себя, опрокидывая обратно на пол, прижимая к холодной поверхности собственным телом, гладя по контуру ладонями, клацая зубами в опасной близости. Тайга задрожал, и Аомине почувствовал, как его кроет — собрав все силы, он поднялся, потом поднял Кагами и бросил на кровать. Омега распластался на кровати, дыша полной грудью, и не предпринимая никаких попыток к дальнейшим действиям, но как только Дайки подошел к двери, он резко подобрался: — Ао… — просящий голос заставил альфу обернуться, и ухмыльнуться в ответ на разочарованный стон. — Я только свет вырубить, Кагами… Теперь ты от меня не сбежишь. Щелчок — и свет погас. Комнату остались освещать только уличные фонари, да луна, одиноко висящая на небе. Кровать еле скрипнула — Аомине забрался на нее, и навис над Тайгой. Они смотрели друг на друга пару секунд, и смесь ароматов взорвалась своей яркостью. С одеждой Дайки особо не церемонился. Сбросив свою кофту, и сорвав футболку с Тайги, Аомине царапнул бока омеги, куснул шею, тут же зализывая, вынуждая Кагами выгнуться, прижаться ближе, открыть больше мест для меток собственности. Тайга стонет, лезет руками между тел, пытается снять штаны, освободиться, наконец, но Аомине не позволяет, перехватывает, заводит ладони за голову омеги, целует, без капли нежности, с чистым возбуждением, глаза в глаза, кожа к коже, плоть к плоти. Альфа кладет ладонь на пах Тайги, чуть стискивает и поглаживает член прямо сквозь штаны, и того прошибает — резко распахиваются глаза, бедра неконтролируемо поддаются вверх, ближе к желанной ласке, чтобы получить еще больше, и Дайки дает — Кагами готов возвести его в ранг святых, когда Аомине, снисходительно усмехаясь, снимает ненужную сейчас одежду и, отбросив ее в сторону, начинает с вожделением дрочить ему. Ноги раздвигаются сами собой, Тайга чувствует, как по бедрам течет смазка, теплая и липкая. Альфа сжимает ствол пальцами, гладит головку, массирует яички, проводит ладонью вверх и вниз, и уже это заставляет Кагами метаться, хотеть больше, чтобы Аомине вошел в него, почувствовать себя целым, целым с альфой, со своим альфой. — Аоми… — Тайга жмурится, удовольствие бьет в голову. — Д-дайки… — Хочешь больше, Тайга? — чертов Аомине ухмыляется, склоняется к уху Тайги, и шепчет. — Твою мать, знал бы я раньше, как ты пахнешь, завалил бы еще давно… — Охрен-нел? — на миг возвращается самообладание, и желание набить чересчур довольную рожу перекрывает даже желание секса в течку, но руки не слушаются. — Ладно, хватит с тебя, — альфа убирает руки с члена, и предательский недовольный стон все-таки срывается с губ. — Не волнуйся, дальше будет еще лучше… Дайки переворачивает его, ставит на колени. Омежья сущность чуть не скулит от радости, когда Аомине вставляет сразу два пальца, и начинает растягивать его. Кагами прогибается в спине, сжимает кулаки, и наверняка выглядит сейчас как распоследняя давалка, но ему не до этого — альфа с точностью профессионального ювелира находит простату и нещадно давит. Тайга кончает от болезненного удовольствия и почти кричит — Дайки вовремя проталкивает свои пальцы ему в рот, глуша звуки. Кагами в отместку кусает фаланги, но тут же ведет по ним языком. Он берет его руками с двух сторон, и омеге начинает быстро надоедать. Уже трех пальцев быстро становится мало, чувствительное после оргазма тело еще сильнее просит альфу, и Тайга стонет — просяще, сам от себя не ожидая такого. Аомине понимает без слов — убирает пальцы, раскатывает презерватив, кладет руки на бедра, разводит ягодицы в стороны, и медлит несколько секунд, прежде чем толкнуться и войти сразу на половину. Кагами выгнулся, и тут же ткнулся лицом в подушку, чтобы сдержать позорный скулеж. Он снова кончил, только от того, что Дайки просто вошел в него, даже не полностью. — Снова? — удивленный тон альфы несколько сбивает настрой, но тут он толкнулся на пробу пару раз, и омегу повело. Аомине лег на него, одной рукой пробежавшись от шеи к тазовой кости, по пути чуть выкрутив сосок и царапнув ребра. Куснув ухо, и чуть оттянув его, он зашептал: — Ты так сильно сжал меня сейчас… — Иди… нахрен… — шипит Тайга и пытается двинуть тазом. Тихий смешок, и вслед за ними толчки, опускающие Кагами глубже и глубже на дно, в пучину удовольствия. Он сжимает подушку, подмяв ее под себя, стонет в простыню, сдерживая голос. Дайки двигается в ровном, быстром темпе, оставляет метки на плечах и спине, кусает шею, не прокусывая-помечая, но очень, безумно близко к этому, Тайга каждый раз вздрагивает и сжимается, заставляя альфу тихо рычать. Рывок, и Кагами оказывается прижат к Аомине спиной, стоя на коленях. Дайки ткнулся лбом в плечо Тайги, толкнулся вперед, заставляя сдавленно простонать, и ворчит: — Задолбал уже… не сдерживай голос, Тайга. И не дожидаясь ответа, стал вбиваться в омегу, параллельно дроча ему, доводя до оргазма, принуждая упрямца подчиниться. Кагами забросил одну руку за голову альфы, зарылся пальцами в колкие синие пряди, а вторую положил на руку Аомине, помогая ему поймать темп толчков. Дайки все больше напоминает себя на поле — все омежьи инстинкты гремят о хищнике, который ни за что не упустит добычу, о сильном альфе, который подомнет под себя, подчинит, сделает своим и никому на свете не отдаст. Разум Тайги орет, сердце тихо шепчет, но именно его шепот отдается в ушах набатом — истина рядом, альфа с тобой, он тут, здесь, прямо за твоей спиной, родной на протяжении тысячелетий, тот самый, которого ты знал вечность, и мысль о потере которого приносит неимоверную боль. Внутри разливается жар, узел заполняет его, Кагами стонет в голос, устав сдерживаться, содрогается от охватившего удовольствия, изнутри и снаружи, пока Аомине кладет его на кровать, сжимая в объятиях, тяжело дышит, укрывает их обоих одеялом, и не отпускает. Утыкается носом в шею, втягивает запах своей омеги — нет, еще не совсем своей, еще не до конца, еще не полностью. Клыки впиваются в нежное место между шеей и плечом, прокусывая, до крови, до искр перед глазами и дрожи в теле, до металла на языке. Дайки зализывает последнюю метку, стараясь сгладить острую боль, Тайга всхлипывает, и прижимается ближе, хватая его руки, переплетая пальцы. На часах — полночь. В гостиной не горит свет и никаких звуков. Сейчас, эта комната — их мир, тот, что они делят на двоих. И никого больше. Они засыпают, не расцепляя ладоней. За окном фонари уже не горят.