Верное сердце

194 г. от З.Э. Сотни свечей горели в зале: в светильниках на стенах, в золотых канделябрах на столах, в семи золоченых каркасах размером с тележное колесо, свисающих с расписного потолка. Яркий свет резал глаза, и Бринден прикрыл лоб ладонью. На галереях музыканты услаждали слух пирующих игрой на лютнях, арфах и флейтах, пока бард, исполнивший мирийскую балладу о любви, переводил дух. Зал блистал разноцветными шелками и переливающимися драгоценностями; казалось, на этом пиру вестеросская знать решила выставить напоказ все свои богатства. Самой пестрой была левая часть зала, где сидели дорнийцы: красные, оранжевые, небесно-голубые и желтые наряды, золото, гранаты и опалы, яшма и агаты, кошачий глаз и сердолик. Мартеллы, Айронвуды, Уллеры, Фаулеры и Вейты — новые обитатели Красного замка, влившиеся в придворную свиту короля. Все, как один, смуглые и черноволосые, с темными глазами, в ярких одеждах, слишком шумные и говорливые по сравнению со степенными лордами Простора и Штормовых Земель, что сидели на другом конце зала, как можно дальше от семейств, с которыми не так давно сходились в кровопролитных битвах за Дорн. Пожалуй, из всех гостей Бринден был одет скромнее всех — дублет цвета темного дыма со вставками из черного атласа. На груди белел вышитый дракон с красными глазами. Бринден никогда не носил ни перстней, ни колец — они мешали стрелять из лука, — и не испытывал тяги к драгоценным побрякушкам. Неделю назад он прибыл в Красный замок из Древорона, получив тайное послание от короля. Дейерон звал его ко двору, предложив занять освободившееся место в Малом совете, и Бринден подумал, что наконец-то судьба дает ему шанс. Он был королевским бастардом, а по матери происходил из знатного рода, однако не имел ни титула, ни земель, ни денег, а значит, немногим отличался от обычного межевого рыцаря. Прислужники бесшумно сновали между столами, ловко заменяя серебряные блюда с очередным яством и подливая в кубки борское вино. По правую руку короля Дейерона сидел его десница Амброз Баттервелл, с аппетитом уплетая тушеного зайца, фаршированного ветчиной и грибами. Сам Дейерон, благодушно щуривший глаза на своих придворных, не притрагивался ни к пище, ни к вину. Он следовал совету Великого мейстера и в день пил не больше кубка дорнийского, слишком кислого на вкус Бриндена. Впрочем, Бринден вообще не жаловал вино — ни дорнийское, ни борское, ни янтарное с Летних островов. В кожаном чехле на поясе у него всегда висела небольшая фляга с отваром из трав, который он готовил сам. Бринден отказывался от любого предложенного напитка и самостоятельно наполнял своим отваром пустую кружку или кубок. Он знал, что тем самым только раздувает ходившие о нем слухи про чернокнижие и ворожбу, однако ему было наплевать. «Красный ворон», так звали его за спиной, когда думали, что он не слышит. Прозвище ничуть не оскорбляло его, а напротив, льстило — воронам положено внушать суеверный страх, а Бринден с детства усвоил простую истину: чем больше людей боится тебя, тем меньше врагов осмелится напасть. На пиру был и их брат-бастард Дейемон Блэкфайер, которого король предпочитал всегда держать на виду. Бринден терпеть не мог Дейемона, в первую очередь из-за его дружбы с Эйегором Риверсом, его давним соперником и заклятым врагом. Все они были единокровными братьями: король Дейерон, надменный Дейемон, желчный Эйегор и Бринден, который ненавидел своих братьев-бастардов, особенно Эйегора. Об их лютой ненависти ходили легенды. Сам он редко приезжал в Красный замок, а Эйегор бывал при дворе еще реже, отсиживаясь в Стоунхедже или в поместье Дейемона на Черноводной. Бринден предпочитал не пересекаться ни с Эйегором, ни с его подлой родней. Будь его воля, он бы сровнял замок Бракенов с землей и засыпал их землю солью, фут за футом, чтобы бесплодные пустоши воцарились там навеки. Блэквуды и Бракены… В почти погасший костер многовековой распри отец подбросил целый воз горящих углей. Эйегор не мог простить, что тот предпочел Мелиссу Блэквуд, мать Бриндена, его собственной матери, а в замке Мелиссы устроили праздничный пир, когда сменившая ее фаворитка, тетка Эйегора, лишилась головы за измену и дом Бракенов впал в немилость. Впервые два брата, один из Блэквудов, второй — из Бракенов, встретились двенадцать лет назад на турнире, который устроил Медгар Талли, и сразу вцепились друг другу в глотки. Эйегор был старше, выше и сильнее. Он швырнул Бриндена в грязь и принялся молотить кулаками по его лицу. Когда подбежавшие рыцари наконец оттащили его от задыхающегося Бриндена, он кричал, что спалит Древорон, но прежде вырвет глаза блэквудской суке и ее блеклому выродку. Бринден прохрипел в ответ, что не успеет, потому что скоро сдохнет от яда вместе со всеми Бракенами. Еще дважды они сталкивались на турнирах — в общей схватке Эйегор, разбив щит Бриндена, сломал ему руку. Во второй раз больше повезло Бриндену, и он оставил шрам на шее Эйегора, едва не отрубив тому ухо. Эйегор заработал прозвище Жгучий Клинок, а Бринден после смерти Рыцаря-Дракона получил настоящий клинок валирийской стали «Темная сестра». Говорили, что после известия о новом владельце легендарного меча Эйегор мигом превратился во вспыльчивого брюзгу, скорого на едкие замечания. Каждый раз, когда Бринден вспоминал об этом, его охватывало злорадное ликование. Однако даже «Темной сестре» он предпочитал свой старый лук, выточенный из белоснежной сердцевины чардрева. Бринден допил остатки горьковатой настойки из кубка и на миг ощутил прилив сил. Пир утомил его, а от рези в глазах начиналась головная боль. Его соседка справа, леди Эстермонт, удалилась на открытую галерею «подышать свежим воздухом», опираясь на руку юного оруженосца своего супруга. Пожалуй, Бриндену тоже стоит покинуть зал, полный шума и слепящих огней. Выспавшись в своих покоях, завтра утром, освеженный и бодрый, он предстанет перед королем и членами Малого совета. Бринден поднялся из-за стола и направился к выходу, глядя прямо перед собой. Краем глаза он заметил, как светловолосая девушка, сидящая за столом у галереи, на миг обернулась и внимательно посмотрела на него. Он замедлил шаг, но юная красавица уже склонила голову к старшему внуку Дейерона, десятилетнему Валарру, и что-то прошептала ему на ухо. У Бриндена перехватило дыхание. «Неужели это маленькая Шира? Как же ты выросла, Шира, и какой красавицей стала…» Под присмотром леди Элии Дейн она сидела в компании своих ровесников, в основном детей дорнийских лордов: оруженосцев с красочными эмблемами своих домов на груди и девочками-компаньонками. Белое точеное личико с неправдоподобно большими сияющими глазами притягивало восхищенные взоры мужчин и ревнивые — женщин. Серебристые волосы Ширы были уложены в вычурную прическу и подколоты жемчужными гребнями. Платье цвета свежевыпавшего снега с голубой оторочкой на рукавах и лифе обнажало узкие плечи. Шира сидела, не касаясь спинки стула, и с первого взгляда было ясно, что именно она — королева этого маленького царства знатных подростков, где свита ловит каждое ее слово, добиваясь одобрения или ласковой улыбки. Бринден видел свою единокровную сестру два или три раза, когда приезжал в Красный замок. Ее мать умерла при родах, больше родственников у нее не было, поэтому после смерти отца король Дейерон, старший брат Ширы, взял ее под свою опеку. Девушка вновь обернулась, и их взгляды встретились. Ее глаза были разного цвета — один синий, второй зеленый, из-за чего Бриндену на миг показалось, что она немного косит. Шира послала ему любезную улыбку, образец светской учтивости, в ответ он низко склонил голову в поклоне. Подняв глаза, он уперся взглядом в жемчужный гребень, поддерживающий прическу Ширы на затылке. Ночью она приснилась ему. С легкой улыбкой Шира пристально смотрела на него своими разномастными глазами, словно чего-то ожидая, а он, потеряв дар речи, завороженно наблюдал, как постепенно расширяются ее зрачки, заполняя черным цветом синий и зеленый круги, точно два колдовских колодца с темнеющей водой. После заседания Малого совета, где лорды весьма холодно восприняли его назначение на должность мастера над шептунами, Бринден направился в богорощу. Там он надеялся успокоить свою ярость на криворотого Баттервелла, чей громкий шепот: «Бастард слишком молод, к тому же все эти слухи о колдовстве…» услышали все, в том числе и Бринден. Его взбесило ошеломленное лицо лорда Пенроза, мастера над монетой, и презрительное фырканье Родрика Мартелла, мастера над законами. Еще Бринден хотел спросить у богов, было ли верным его согласие на предложенный пост. Должность мастера над шептунами являлась самой низкой и непочетной. Что может быть более неподходящим занятием для рыцаря: собирать донесения шпионов, выслеживать, доносить и наушничать? Дворцовый сад, раскинувшийся на несколько акров, сходился в центре чащей высоких страж-деревьев, которые охраняли несколько белых чардрев. Вряд ли богороща Красного замка удостаивалась частых посещений. Из всех знатных домов южнее Севера, пожалуй, лишь Блэквуды и их знаменосцы остались верны старой вере. Бринден прикоснулся ладонью к белой коре в глубоких трещинах и посмотрел на вырезанный кровавый лик. Глаза, сочащиеся красными слезами, глядели на него с печалью. Он попробовал мысленно дотянуться до самой сердцевины древа — сквозь кору, сквозь листву, проходя слой за слоем, пока не нащупал обиталище Древнего, что посылает ответы-видения, которые проносятся перед глазами, словно обрывки снов. Как обычно, находясь в богороще замка, он с трудом прорвался к тому, кто обитал за тысячи лиг отсюда, и его голос звучал еле слышно, будто из дремы. Умиротворенно улыбаясь, Бринден вышел из богорощи полный сил, словно залпом выпил всю флягу своей живительной настойки. Яркое солнце обрушилось на его кожу и глаза, и он немедленно натянул на голову капюшон черного шелкового плаща. Впереди послышались голоса, женские, мужские и детские, и, свернув вправо из аллеи с подстриженным кустарником, Бринден наткнулся на пеструю процессию прогуливающихся девушек и их кавалеров в сопровождении королевского гвардейца сира Доннела в белом плаще, а также леди Элии Дейн и двух септ. Возглавляла шествие юная Шира в светло-сером шелковом платье, расшитом жемчугом и белым перламутром. Ее волосы были распущены и заплетены лишь по краям, свиваясь в косу ниже колен. На солнце они блестели и переливались точно расплавленное серебро. Очевидно, веселая компания гуляла по саду уже давно — они успели нарвать цветов и даже сплести из них венки, которые украшали головы всех девушек. У Ширы был самый изящный венок из крошечных синих роз и зеленых нераскрывшихся бутонов. Она первая обратила внимание на застывшего Бриндена и, наградив его теплым взглядом, громко сказала: — Приветствую вас, сир Бринден Риверс. Я очень рада, что по воле богов вы посетили Красный замок, в котором, к большому сожалению, гостите нечасто. Он поклонился ей и ответил со всей учтивостью: — Я тоже рад, что вы узнали меня, леди Шира. В последний раз, когда я приезжал сюда, вам было всего восемь лет, а сейчас вы превратились в самую очаровательную леди из всех, кого я знаю. Ваша красота воистину ослепительна. Свита, сопровождающая Ширу, остановилась, и множество любопытных взглядов уставились на его правую щеку с красным родимым пятном. Одна лишь Шира смотрела ему прямо в глаза, словно не замечая его уродства. «Учтивость леди? Она не хочет смущать меня или, напротив, желает смутить?» Однако в ее взгляде не было ни лукавого кокетства, ни вызова, ни горделивой снисходительности. Его сердце забилось чаще, во рту пересохло от волнения. — Вы льстите мне, сир Бринден, — сказала она. — Нас не представляли друг другу, но я тоже вас помню. Моя няня говорила, что у меня есть сводный брат из рода Блэквудов и, когда вы приехали в замок вместе со своей матерью, леди Блэквуд, она показала мне вас на пиру. — Вот как… Это большая честь для меня, леди Шира, — ответил он, не понимая толком, что сказал. Бринден никак не мог насмотреться на ее лицо, на ее белоснежную кожу — гладкую и словно чуть светящуюся изнутри. — И для меня, сир Бринден, — продолжила девушка. — Я наслышана о вас и ваших победах. На турнире в Летнем замке вы выиграли все состязания лучников. — Ваше внимание к моим скромным заслугам очень лестно, леди Шира. — Если вы рыцарь, то где же ваши доспехи, сир Бринден? — нахально спросил Валарр. — Ох, принц Валарр… — неодобрительно покачала головой леди Дейн. — Какой неуместный и неразумный вопрос! Рыцари не ходят в доспехах целыми днями напролет. — Нет, ходят! — не унимался Валарр. — Сир Доннел всегда в доспехах, а у сира Бриндена даже меча при себе нет! Бринден скрипнул зубами. Похоже, дерзкий юнец пошел в недалеких Дондаррионов, ничего не взяв от своего отца, принца Бейелора. Он откинул полу черного плаща и показал Валарру ножны с «Темной сестрой». — Я всегда ношу меч защитника Таргариенов, — сказал Бринден, — и отлично им владею. Однако предпочитаю использовать лук — оружие благоразумных воинов. Валарр открыл рот, намереваясь отпустить очередное глупое замечание, но Шира опередила его: — Я хочу подарить вам цветок, сир Бринден, как защитнику Таргариенов. Значит, вы защищаете особ королевской крови, словно рыцарь Белой гвардии, хоть и носите черный плащ? — Совершенно верно, миледи, — улыбнулся он. — Я и ваш защитник тоже. Столь щедрый дар из ваших прелестных рук сделает меня самым счастливым человеком на свете. Шира, аккуратно вытащив из своего венка зеленый бутон и небольшую розочку, протянула ему оба цветка. Он принял их, едва дыша. «Я женюсь на ней. Я непременно женюсь на ней. Сейчас мне нечего ей предложить, кроме своей любви, но через год или два я добьюсь высокого положения при дворе. Ради нее я все сделаю. У меня хватит терпения и упорства». Ничего не замечая вокруг, Бринден проводил глазами удаляющуюся фигурку — точеный силуэт в сияющем серебристом ореоле. «Я буду ждать, Шира. Вскоре ты станешь моей женой». 196 г. от З.Э. Целый год Бринден наблюдал за Широй издали, не навязывая свое общество. Королевский бастард, мастер над шептунами, без земель и денег. Кроме своего ума и воинских умений он не мог сложить к ее ногам ни единого дара. Но какое дело Шире до того, как искусно он стреляет из лука или как, вникнув в дворцовые интриги, полностью вошел в доверие к королю Дейерону? Бринден видел, как расцветает Шира, становясь все более желанной, и как растет число ее преданных поклонников. Ей исполнилось пятнадцать лет, и не было при дворе девушки прекраснее, умнее и соблазнительнее ее. Он намеренно держался подальше от ее свиты и обожателей, лишь изредка обмениваясь с Широй любезностями на приемах и пирах. Каждый день Бриндена был расписан по минутам. Его незримая армия шпионов-шептунов регулярно поставляла многочисленные доклады. Из них выкидывались ложные домыслы и выявлялись зерна крамолы в слухах, кажущихся на первый взгляд безобидными. Бринден словно обзавелся тысячей тайных глаз, которые надзирали за всем происходящим в Вестеросе. Он никогда не пропускал в донесениях важные вести, которые затем передавал королю на еженедельных заседаниях Малого совета. Бринден изучал запутанную сеть потайных ходов, что в несколько ярусов изрыли основание Красного замка, обнаруживая все новые выходы, тупики и проходы. Первые месяцы он проклинал строителя проклятого лабиринта, Мейегора Жестокого, который не оставил ни единой карты или подсказки, поэтому Бриндену приходилось самому набрасывать краткие чертежи запутанных подземных коридоров. Помимо этого, каждое утро он оттачивал свое мастерство в стрельбе из лука, а также упражнялся с мечом на тренировочном дворе. В бою на мечах он был хорош, однако во владении луком ему не было равных. Когда Бринден брал в руки свой лук, сделанный из белой сердцевины чардрева, то чувствовал, как оружие становится частью его самого. Срубленное дерево выросло в богороще Древорона, и, прикасаясь к нему, Бринден ощущал магию Старых богов. Король Дейерон отдал ему под командование сотню лучников. За год Бринден утроил их число и превратил в лучших стрелков Вестероса. Их прозвали «Вороньи Клыки». Он настоял, чтобы каждый воин его отряда был вооружен луком из чардрева, и казна не поскупилась оплатить значительные расходы. Шептуны исправно докладывали ему о том, что происходит в покоях Ширы: как она совершенствует валирийский язык с наставницей из Дорна, как устраивает собственные маленькие приемы, как выезжает на соколиную охоту под опекой леди Дейн и отрядом рыцарей во главе с сиром Доннелом. Поэт из Староместа, воспевая серебряные волосы и разноцветные глаза Ширы, назвал ее «морской звездой, красою всех морей». С тех пор прозвище «Морская звезда» закрепилось за ней, и Шире оно очень льстило. Теперь она предпочитала цвета, связанные с морем: синий, зеленый, голубой и серебристо-серый. Бринден знал наперечет, какие барды развлекают гостей на приемах Ширы, а также всех поклонников, которые успели сделать ей предложение. Некоторые юнцы, потеряв голову от страсти, ежедневно клялись Шире в вечной любви и раз за разом звали замуж, невзирая на постоянные отказы. Ревность терзала сердце Бриндена, однако он хранил выдержку — Шира настолько решительно отвергала всех претендентов на ее руку, словно дожидалась своего единственного избранника. Конечно же, Бринден был уверен, что она ждала именно его. Оставались считанные месяцы до подлого восстания Дейемона Блэкфайра, и в Красный замок зачастил Эйегор Риверс. Он проводил время бок о бок с Дейемоном и ненадежными рыцарями Простора — Обри Амброзом, Гормоном Пиком и Квентином Боллом, а когда покидал покои своего сводного старшего брата, обязательно навещал Ширу. Он начал ухаживать за ней, и однажды шептуны донесли Бриндену, что Жгучий Клинок намерен жениться после того, как на Железный трон сядет Дейемон Блэкфайр, свергнув законного короля. Если бы в тот день он отыскал Эйегора — оглушил бы его сзади и влил ему в глотку целую флягу «слез Лисса», чтобы бракенский ублюдок издох в адских мучениях! Однако, сумев обуздать свою ярость, поздним вечером Бринден собрал воедино все донесения последних недель и сообщил королю о заговоре. Они не успели схватить ни Дейемона с его семейством, ни предателя Эйегора — те умудрились ускользнуть из-под носа гвардейцев и городской стражи. Половина лордов поддержала мятеж Черного Дракона, и Вестерос захлебнулся в крови. Выступив вместе с армией короля против мятежников, Бринден мечтал встретить на поле боя своего ненавистного брата и всадить в его глаза по стреле. Каждый раз, выходя к тренировочным мишеням в лагере, он представлял вместо них Эйегора. Однако судьба распорядилась так, что в решающем сражении первая стрела Бриндена поразила двенадцатилетнего Эйегона, вторая — его брата-близнеца, а третья пронзила горло Дейемона Блэйфайра, склонившегося над мертвыми телами своих сыновей. Черный Дракон пал, и исход битвы был предрешен. Разъяренный Эйегор умудрился разыскать Бриндена в гуще схватки. Они сошлись на мечах, и Эйегор, владеющий клинком гораздо искусней, смертельно ранил Бриндена, после чего бежал с поля сражения, которое позже нарекли Краснотравным. Наперекор судьбе Бринден выжил и вернулся в Красный замок, разделяя триумф победителей Краснотравного поля. Он лишился левого глаза и приобрел новое прозвище «братоубийца» среди ненавидящих его простолюдинов, а также затаившихся сторонников Блэкфайра. «Кровавый ворон», «чернокнижник», «красноглазый демон», «братоубийца», «убийца племянников» — какое это имело значение, когда теперь он мог завоевать сердце Ширы. Герой, сразивший мятежного дракона, лорд и доверенное лицо короля — она не сможет ему отказать. — С нашей последней встречи вы стали еще красивее, леди Шира, — низко поклонился он. Прядь молочно-белых волос закрывала его пустую левую глазницу. Как обычно, Шира сидела, не касаясь спинки кресла. Расшитая жемчугом туфелька кокетливо выглядывала из-под синего шелка. Нарядное платье обнажало белые плечи, в серебряном колье переливались крупные сапфиры. В покоях Ширы больше никого не было. Дверь в соседнюю комнату, куда при появлении Бриндена удалилась леди Дейн, осталась приоткрытой на половину ладони. — О битве на Краснотравном поле слагают баллады, — улыбнулась Шира. — Вы вернулись из битвы героем, сир Бринден. Баллад действительно сложили немало, однако их героями были Бейелор Сломи Копье и его младший брат Мейекар, "молот и наковальня". Никто из бардов не хотел сочинять песен о колдуне-братоубийце. — Леди Шира… — проглотив комок в горле, произнес Бринден. — Я прошу вас стать моей женой. Та удивленно посмотрела на него и невольно прикоснулась к серебряному колье. — Выходите за меня замуж, Шира, — встав на одно колено, повторил он. — Я люблю вас. Со мной вы будете счастливы. Шира тихо вздохнула и отвела глаза. У Бриндена оборвалось сердце — он все понял без слов. — Увы, но я вынуждена отказать вам, лорд Риверс. — Вы не связаны помолвкой, — тусклым голосом сказал он, — или мои сведения неверны? — Септа Делия твердит, что девушкам моего возраста не стоит спешить с замужеством, — повела плечами Шира. — Мое сердце свободно, однако пока я не желаю выходить замуж. — Хорошо, давайте не будем спешить. — В ее ответе для Бриндена блеснула надежда. — Мы можем справить свадьбу позже, через год, два или три — когда пожелаете, миледи, а сейчас объявим о помолвке. — Простите, лорд Риверс, я не хочу объявлять помолвку ни с вами, ни с кем-либо еще. — Почему же, Шира? Неужели я настолько противен вам? — вырвалось у Бриндена. Он неловко поднялся, ощущая как в пустой глазнице словно молотом бьется жгучая боль. — Дело совсем не в вас, — покачала головой она. — Просто я еще не готова к замужеству. Он выждал два дня, прежде чем отправиться к леди Дейн. — Увы, — покачала головой та, — у девочки ничего нет — ни титула, ни денег. Лишь толика королевской крови. «И поразительная красота, с которой ничто не сравнится». — Однако после того как лорды-мятежники лишились голов, своих детей и замков, никто не желает связываться с бастардами вашего покойного отца, лорд Риверс, — продолжила Элия Дейн. — Тем более это означает, что сейчас я для нее лучшая партия. Шире почти шестнадцать, и ей давно пора выходить замуж. — Я не вправе заставлять ее выходить за вас замуж. Если на то будет воля короля Дейерона, Шира станет вашей женой. Бринден досадливо поморщился. Он уже прощупал почву в разговоре с Дейероном и нашел ее шаткой, точно болотный зыбун. Король ясно дал понять, что не одобрит брак любого королевского бастарда. «Дейерон вовсе не желает, чтобы его побочные братья и сестры женились и заводили детей. Мятеж Черного Дракона все испортил. Король не хочет повторения истории с претендентом на престол. Он всеми силами будет препятствовать свадьбе Ширы и никогда не одобрит мой брак». — И все же я настаиваю, леди Дейн, — с нажимом повторил он. — Поговорите с ней и убедите сказать «да» на мое повторное предложение. — Вам сложно отказать, лорд Риверс, но если у пятнадцатилетней Ширы хватило твердости выдержать ваш пылкий напор, думаю, что и мне недостойно уступать, — мягко улыбнулась Элия Дейн. 200 г. от З.Э. Она все-таки ответила на восьмое письмо с предложением руки и сердца. Повлажневшими от пота пальцами Бринден бережно развернул пергамент, запечатанный воском жемчужного цвета. Первое послание, собственноручно написанное Широй, — ровные буквы с небольшими изящными росчерками, столь же утонченные, как и она сама. Шира писала по-валирийски, в письменной речи она признавала только этот мертвый язык. «Если хочешь услышать ответ, приходи в мои покои в час совы. Мы поговорим наедине, нам никто не помешает». Воздух внезапно стал твердым и стеснил горло. Бринден перечитал письмо еще раз, поднеся его к огненному язычку свечи. От жара жемчужная печать стала плавиться, и комната наполнилась запахом духов Ширы — терпкой горьковатой полынью. «Если хочешь услышать ответ… Мы поговорим наедине… Никто не помешает… О боги, она наконец-то уступила! Наконец-то моя! Моя любовь… моя Шира!» Кровь грохотала в ушах, и сердце бешено колотилось у горла, поэтому он тщательно отмерил крупинки «сладкого сна», а затем развел их в кубке с водой. Выпив зелье, Бринден почувствовал, как замедлилось биение сердца и восстановилось дыхание. Теперь он готов идти в покои Ширы, не рискуя выглядеть косноязычным юнцом, выпаливающим признания в любви. Бринден вытащил из ларца, где хранились два высохших до прозрачности цветка — маленькая роза и ее нераскрытый бутон, — изящное серебряное кольцо с щедрой россыпью изумрудных и сапфировых капель. Подержав его между ладоней, он спрятал кольцо в карман колета. Выйдя в темноте через секретный проход в туннель под замком, он безошибочно свернул в правый коридор и через пятьсот пятьдесят шагов очутился перед узкой витой лесенкой. Поднявшись по ней, он приоткрыл незапертую дверь и отодвинул гобелен, скрывающий тайный ход. В конце длинного коридора прохаживался гарнизонный стражник, но черный плащ скрывал Бриндена, сливаясь с полумраком. У дверей в покои Ширы никого не было. Сперва он занес руку, чтобы постучать, но затем осторожно толкнул деревянную створку, и дверь открылась. В небольшом зале ярко горел камин. Перед огнем сидела закутанная в белую накидку Шира, по старой привычке не касаясь спинки кресла. Она читала книгу в кожаном переплете с серебряными застежками. Услышав шаги, Шира вскинула глаза и приветливо улыбнулась. — Я ждала целую вечность, — сказала она, поднимаясь. Распущенные волнистые волосы окутали ее до колен, словно облако морской пены. — Я ждал гораздо дольше, Шира, — прошептал он. Бринден хотел сказать, что любит ее и станет верным мужем, защитником и опорой, но Шира подбежала к нему и положила узкую ладонь ему на щеку. У Бриндена перехватило дыхание. По сравнению с его кожей пальцы Ширы казались ледяными. В горле пересохло, и он, не зная, что сказать, нежно накрыл ее ладонь рукой, а затем, обняв за талию, притянул к себе. Шира запрокинула голову, словно приглашая поцеловать ее, и он прижался губами к ее полуоткрытому рту. Поцелуй все длился и длился, Шира прильнула к Бриндену всем телом. Запах полыни кружил ему голову. Она повела плечами, и шелковая накидка соскользнула на пол. Бринден ахнул — Шира осталась полностью обнаженной. — Что-то не так, Бринден? Она обняла его за шею и чуть откинулась назад, словно тяжелые волосы тянули ее вниз. Взгляд Бриндена уловил ровный изгиб белой шеи, глубокую ямку между ключицами, небольшие аккуратные груди, как два снежных холмика с розовыми вершинами… — Как ты прекрасна! — хрипло сказал он. — Ты сведешь с ума даже каменную статую. — Но ты явно не каменный, — она потерлась об него и рассмеялась: — весь горишь, словно тебя напоили диким огнем! Освободившись из объятий, она взяла его за руку и повела в спальню. Там тоже уютно потрескивали дрова в очаге, пахло полынью и лимоном, а ложе, занимавшее половину комнаты, устилали белоснежные покрывала. Шира помогла ему снять одежду, а затем толкнула на кровать. — Теперь ты доволен, Бринден? — она уселась рядом, поджав ноги. Волосы полностью закрыли ее нагое тело, словно жемчужный плащ. В полумраке оба ее разноцветных глаза казались черными. — Я столько лет мечтал об этом, — ответил он и прижал ее к себе. Бринден вошел в нее, удивившись, как легко и естественно она приняла его. Влажное лоно, мягкие груди с твердыми сосками, напряженное выгнутое тело… Если бы не «сладкий сон», Бринден давно бы обезумел от страсти, и даже сейчас едва владел собой. Шира, закрыв глаза, подавалась ему навстречу. Ее верхняя губа приподнялась, обнажив полоску блестящих зубов. С каждым толчком Шира чуть вздрагивала, втягивая воздух. Чем быстрее двигался Бринден, тем чаще она постанывала — сперва тихо, а затем громче и протяжнее. Затем Шира вытянулась — по телу прошла дрожь, и Бринден излился, крепко прижав ее к себе. Он жадно вдыхал ее аромат, ощущая ее кожу, ее трепет, влагу и блаженство. Отдышавшись, она приподнялась на локте и налила два бокала вина из кувшина, стоящего на столике рядом с кроватью. Залпом выпив свой кубок, Шира предложила второй Бриндену, однако тот молча отвел ее руку. Состроив недовольную гримаску, она уселась на кровати и с удовольствием выпила еще вина. Затем придвинула блюдо с фруктами и отщипнула крупную виноградину. Пламя очага освещало ее сзади, и в волосах драгоценным ореолом играли золотые блики. — Ты ведь делаешь это не в первый раз, верно? — глухо спросил Бринден. Жгучая ревность разъедала его сердце. Стараясь не глядеть на бесстыжую Ширу, смакующую перезрелый виноград, он поднялся с ложа. Она посмотрела на него с улыбкой, словно вопрос изрядно позабавил ее. — Почему это для тебя так важно? Поверь, если бы я занималась любовью в первый раз, все прошло бы совсем иначе. Нет ничего хуже неопытных любовников. Каждое ее слово ранило сердце, как игла. — Я просто хочу знать. — Он рывком затянул шнуровку на бриджах. — Зачем? — пожала плечами Шира. — Какая разница, кому и когда я отдала свое девичество? В Лиссе или Дорне этому вовсе не придают никакого значения. — Ты в Вестеросе, а не в Дорне! — самообладание на миг изменило Бриндену. — О, вот как… — протянула Шира. Она тоже встала, и теперь их разделяло широкое ложе. Шира не прикрылась даже волосами, нисколько не стесняясь своей наготы, и Бринден со стыдом осознал, что снова отчаянно хочет ее. — Я всегда говорю правду, — начала она, развернув к нему ладони. — Мне претит ложь, поэтому скажу тебе прямо — с невинностью я рассталась давным-давно. Если хочешь знать имя моего первого любовника, что ж, услышь его. Эйегор Риверс. Надо признать, что его клинок был воистину жгучим. «Сука!» Бриндена затрясло от бешенства. «Сука!» Он не знал, чего хочет больше — свернуть ей шею или швырнуть на кровать и снова овладеть ею. Двигаясь так, словно ему переломали все кости, он поднял с пола рубашку и колет. «Я любил тебя и ждал столько лет, а ты переспала с Эйегором! Как ты могла?! Как ты могла спать с ним?! Похотливая сука! О боги, за что вы прокляли меня?!» — Однако с кем бы я ни спала и кому бы ни отдала свое девичество, это совершенно не твое дело, — продолжила Шира. Он, не отвечая, рывком натянул рубашку на мокрое от пота тело — так, что треснула ткань. — Верно, не твое, — по-своему истолковала его молчание Шира. — Если ты намерен и дальше допрашивать меня, как своих шептунов, убирайся вон из моей спальни. Нащупав в кармане колета кольцо для помолвки, Бринден бросил его на кровать. Переливаясь сине-зеленым блеском, оно покатилось к Шире — та невольно подняла его и повертела в пальцах. — Красивая вещица, — заметила она. — Но если ты собираешься упрекать меня в том, что моя девственность тебе не досталась, я не хочу даже прикасаться к твоим дарам. Она швырнула ему кольцо прямо в руки, однако Бринден не сделал попытки поймать его. Звякнув об мраморные плиты, оно укатилось в темный угол. «Эйегор лил ей в уши яд — так, как делал это с Дейемоном... Она была совсем юной и поверила в его мнимую любовь…» Почему никто из шептунов не сообщил ему, что Шира переспала со Жгучим Клинком? Почему никто не сказал, что через ее постель прошла череда любовников? Либо Шира умело скрывала свои секреты, щедро оплачивая молчание стражников и служанок, либо шпионы боялись говорить ему об этом. «Забудь о прошлом, — твердо сказал он себе. — Забудь о тех, с кем она прежде спала. Теперь она с тобой, и это единственное, что сейчас важно!» Бринден перевел дыхание. Хотя при мысли об Эйегоре внутри у него все переворачивалось, он слишком сильно любил Ширу, чтобы потерять ее из-за измены, случившейся несколько лет назад. Хотя можно ли было назвать это изменой? Тогда Шира даже не подозревала, насколько сильно он влюблен в нее, ведь первое предложение он сделал ей, вернувшись с Краснотравного поля, когда Жгучий Клинок с позором бежал из Вестероса. — Это не просто подарок, — медленно произнес Бринден. — Это обручальное кольцо. Возьми его, Шира. Я готов закрыть глаза на твое прошлое. Завтра же мы объявим о нашей помолвке. — Но Бринден… — растерянно пробормотала она. — Разве ночи любви тебе было недостаточно? — Что?! — Ты получил, что хотел. Я думала, что после этого у тебя пропадет охота приставать ко мне с просьбами о замужестве. Если бы их не разделяла восьмифутовая кровать, он бы задушил ее голыми руками. — Бордельная шлюха и та целомудренней тебя! — бросил он вскрикнувшей от негодования Шире и быстро вышел из комнаты. На следующий день служанка с жемчужными сережками принесла ему небольшой шелковый мешочек, пахнущий полынью, и с поклоном удалилась. Бринден взвесил его на ладони, ощутив сквозь ткань очертания тяжелого перстня. Сославшись на недомогание, он приказал стражнику у дверей не беспокоить его и не допускать посетителей. Несколько часов он просидел в темной комнате за письменным столом, положив голову на скрещенные руки. Затем Бринден развернул чистый пергамент и написал униженное письмо с извинениями, потратив на него все запасы своего красноречия. Нераспечатанный свиток вскоре вернулся к нему, и Бринден провел бессонную ночь, расхаживая по своей келье. Он подстегивал себя гневом, представляя, как Эйегор имеет Ширу на белоснежных покрывалах. Ревность, ненависть и злоба разрывали его грудь. Он пил свой бодрящий отвар, кубок за кубком, а наутро, глянув на себя в зеркало, понял, что похож на восставший труп. Больше недели он боролся с собой и своей постыдной, малодушной любовью к шлюхе знатного рода, которая по странной прихоти богов приходилась ему единокровной сестрой, но затем сорвался и вновь написал Шире длинное послание с мольбами простить его. И снова служанка с жемчужными сережками принесла ему пергамент с неповрежденной печатью. Шептуны докладывали, что Шира ведет себя так же, как и прежде, — на ее приемах собираются девушки, оруженосцы и рыцари из гарнизона. Они ведут беседы, слушают бардов, кто-то из девушек играет на арфе, а Шира поет баллады и принимает восхищенную похвалу своей красоте и талантам. На следующую ночь Бринден громко постучал в дверь ее покоев, до смерти перепугав заспанную служанку. Она впустила его и отправилась в спальню своей госпожи. Он нетерпеливо расхаживал взад-вперед перед погасшим камином. В зале горела всего одна свеча, впопыхах зажженная служанкой. Язычок пламени плясал от сквозняка, и на стенах играли причудливые тени. Когда Бринден уже намеревался ворваться в спальню, не дожидаясь приглашения, дверь отворилась, и на пороге появилась Шира в зеленом дорнийском платье, кутаясь в накидку с оторочкой из парчи. — Я не желаю видеть тебя, Бринден, — сухо сказала она. — Кажется, я ясно дала это понять. — Сможешь ли ты простить меня? — широко шагнув вперед, он опустился перед ней на колени. — Я так оскорбил тебя, Шира… Прости меня! Ревность свела меня с ума. У меня нет никаких прав на тебя — я не твой муж, всего лишь любовник. Я не должен был говорить то, что сказал в ту ночь… Ты единственная женщина, о которой я грезил столько лет… Я не буду навязываться. Я не буду ревновать. Просто позволь мне быть рядом. Позволь мне любить тебя! Он схватил ее руку и прижал к левой щеке. Ее пальцы были словно ледышки. Шира вздохнула. — Хорошо… ты прощен. Однако запомни, Бринден, что это была наша первая и последняя ссора. — Как я могу поссориться с тобой? — прошептал он, покрывая поцелуями ее ладонь. — Ты смысл моей жизни… я живу ради тебя, любовь моя! 201 г. от З.Э. Она предпочитала, чтобы Бринден приходил к ней, находя его скромные покои чересчур неуютными. Он навещал ее раз или два в неделю, используя секретный ход, ведущий из его комнаты в Твердыню Мейегора. Устроившись перед камином, Шира пила вино, а Бринден — свою настойку из трав, после чего они шли в спальню и занимались любовью. — Шира! — Она лежала рядом с ним, закинув руку за голову. Бринден обхватил ладонями ее лицо и нежно повернул к себе. — Выходи за меня. — Бринден… — капризно протянула она. — Опять ты за свое. Брак двух королевских бастардов, ну что может быть нелепее? К тому же Дейерон будет решительно против. Когда он выгонит нас из замка, мы станем нищими. У нас ничего нет. — У нас будет всё, — твердо сказал Бринден. — И замок, и богатство, и дети. — Дети? — фыркнула Шира. — Зачем мне дети? Я терпеть не могу младенцев. К тому же я могу умереть от родов. Няня рассказывала, как мучилась моя мать, рожая меня. Что если я тоже умру, пытаясь разродиться нашим бастардом? — Я никогда не позволю тебе умереть. — Бринден посмотрел в ее разноцветные глаза и, не удержавшись, поцеловал в чуть приоткрытые губы. — Отгонишь смерть своей черной магией? — рассмеялась она, прервав поцелуй. — Говорят, за такое колдовство нужно заплатить немалую цену. — Я готов отдать за тебя жизнь, — без тени улыбки сказал он, и Шира состроила забавную гримасу. — Какой удивительно непредсказуемый ответ! Бринден вздохнул и улегся на спину. Расшитый жемчугом полог из серого шелка свисал с высокого балдахина. «Мы вместе почти год, а она так и не понесла ребенка ни от меня, ни от других любовников. Лунный чай? Или боги лишили ее возможности зачать младенца?» — Где ты берешь лунный чай? — спросил он. — Неожиданный вопрос, — Шира перевернулась на живот и принялась болтать ногами в воздухе, — а главное — очень учтивый. Куда подевалась твоя галантность, лорд Риверс? Что ж, я удовлетворю твое любопытство. Моя мать оставила мне в наследство целый ворох лиссенийских рецептов и несколько книг по травоведению. Одна из служанок знает хорошую лавку в порту, ее хозяин торгует редкими травами, пряностями и зельями. Он регулярно поставляет мне свой товар, так что моим запасам снадобий позавидует даже Великий мейстер. Я сама готовлю себе отвар. А как же иначе? Зачем умножать количество бастардов, особенно бастардов Таргариенов? Наш отец наплодил их достаточно, из-за чего добрый король Дейерон вот уже столько лет ходит с кислой физиономией. Бринден усмехнулся, представив скорбное лицо Дейерона. Тот действительно морщился при каждом упоминании о новых объявившихся сводных братьях или сестрах из простолюдинов. Их отец, Эйегон Недостойный, не пропускал ни единой юбки, а на смертном одре признал всех своих внебрачных детей. — Лунный чай не всегда помогает. Я — живое тому свидетельство, — сказал Бринден. — Как странно, — Шира провела ладонью по его впалой груди. — Не думала, что твоя мать пила лунный чай. Она решила, что двоих девочек будет достаточно? — Она думала, что отец будет любить ее вечно. Однако ты и сама знаешь, что он отличался редким сладострастием и непостоянством. — Я почти не помню его. Когда он умер, мне было всего четыре года. А что стало с твоими сестрами? — Обе умерли, когда были совсем маленькими. — Прости… — прохладная ладонь Ширы спустилась ниже. Бринден перевернулся и завис над ней, опираясь на локти. Он начал целовать ее шею, спускаясь к дорожке между грудей. К легкому аромату полыни добавился запах пряной соли. Шира, будто оправдывая свое прозвище, пахла открытым морем, каким оно бывает в теплый солнечный день. Он нежно сжал губами правый сосок Ширы, и та застонала, запустив руку в его волосы. Ее ласки всегда были небрежными, но столь возбуждающими, что Бринден снова потерял голову от страсти. Он властно раздвинул ее ноги коленом — Шира была не против и подалась вперед — и резко вошел в податливое лоно, горячее и влажное. Она сцепила ноги у него на пояснице и покачивалась в такт его движениям, прикрыв глаза. После они задремали, и когда Бринден проснулся, голова Ширы покоилась на его груди. Серебристые волосы укутывали их обоих, словно одеяло. Он, не дыша, любовался точеным профилем своей возлюбленной. Ее тонкие веки казались полупрозрачными, голубоватыми, как морская вода в ладонях. — Прекрати травить себя лунным чаем, — прошептал он. — Шира, если ты забеременеешь, никакого бастарда не будет. Я немедленно женюсь на тебе. Наш ребенок родится в законном браке. — Ммм? — сквозь дрему переспросила она. По телу Бриндена снова прошла дрожь, и в паху налилась знакомая тяжесть. Каким же колдовством боги наделили Ширу, что даже звук ее голоса приводит в возбуждение? Он подавил разгоревшееся желание и поцеловал ее во влажный висок. — Ты женишься, даже если ребенок будет не от тебя? — сонно проговорила она, и Бринден помертвел. Опять! Опять она за свое… Ей нравилось дразнить его, вызывать его ревность. Как он ни старался сдержать или скрыть свой гнев, Шира все равно чувствовала его и радовалась этому, как жестокий ребенок. «Шира, зачем ты снова мучаешь меня?!» — Да, — сказал он, надеясь, что она не заметит, каким хриплым и чужим стал его голос. — Тем более, если ребенок не мой. Мы сыграем свадьбу, и я признаю его своим. — Как благородно… — зевнула Шира и, перевернувшись на бок, заснула крепким сном. Бринден осторожно сел на край ложа и накрыл ее покрывалом. Та пробормотала его имя, а затем свернулась в клубок. «Я признаю чужого ребенка, но пройдет немного времени, и он умрет в колыбели. Уж я об этом позабочусь. Когда ты оправишься от горя, родишь мне сыновей и дочь, похожую на тебя». Наутро Шира уселась перед зеркалом и стала расчесывать свои роскошные волосы, которые ниспадали ниже колен. Бринден завороженно любовался ею — он мог бесконечно наблюдать за тем, как она прихорашивалась. — Кстати о благородстве, — вдруг сказала она, и сердце Бриндена кольнула тревога. Шира обладала прекрасной памятью и часто удивляла его, цитируя едва ли не дословно фразы, произнесенные им много месяцев назад. — О благородстве и детях. Скажи мне… — Что? — Он ненавидел, когда Шира намеренно тянула время в разговоре, стараясь вывести собеседника из равновесия. — Зачем ты убил детей Дейемона на Краснотравном поле? Близнецам едва минуло двенадцать, разве они были угрозой для тебя? Бринден стиснул зубы. Он молча поднялся и начал одеваться под насмешливым взглядом Ширы. — О, прости, кажется, это твое больное место, — заметила она. Рука с перламутровым гребнем на мгновение застыла в воздухе. — Можешь не отвечать. — Благородством войны не выигрываются, — сухо ответил Бринден. — У меня был выбор — либо сердце Эйегона, который не носил брони, либо литой доспех Черного Дракона. Моя стрела не пробила бы его. Поэтому я выбрал легкую цель. Склонившись над телами сыновей, Дейемон открылся, и я смог убить его, выстрелив в незащищенное горло. Смерть его детей была чистой и быстрой, мне не в чем себя винить. Думаешь, Эйегор пощадил бы меня, сложись исход битвы по-другому? Я должен был убить Дейемона, потому что с его смертью мятеж потерял всякий смысл. Мы выиграли битву не когда Бейелор подоспел со своей конницей, а когда моя стрела пронзила шею Дейемона. Слушая его рассказ, Шира доплела косу, а после сладко потянулась. — В этом есть смысл, но нет ни капли рыцарства. Наверное, поэтому героем Краснотравного поля все считают Бейелора, а не тебя. Прости, что напомнила о неприятных событиях. Помрачневший Бринден взял пустой кубок и вылил в него остаток настойки из фляги. Шира ловко выхватила бокал из его руки и тут же пригубила. — Шира! Та сосредоточенно смаковала отвар. Бринден раздраженно отобрал у нее кубок, на дне которого плескалось не больше двух глотков настойки. — Ммм… кажется, я начинаю понимать, из чего сделано твое колдовское зелье, — усмехнулась она, и Бринден мгновенно оттаял под ее озорным взглядом. — Так из чего же? — подыграл он ей. — Кислолист, медянка, мята, боярышник и что-то еще… не могу разобрать. — Я восхищен, леди Шира, — шутливо поклонился он. — «Что-то еще» — это ягоды черники и рябины, листья дорнийского лимонника и капля «Вечерней тени». — Ты всегда отказываешься от эля и вина, зато свое зелье пьешь, словно воду. — Я родился очень хилым и не выносил солнечного света. Кожа вечно краснела и лопалась на сгибах. Болели суставы, воспалялись глаза. Мейстер Древорона вместе с моей матерью составили рецепт отвара, который поддерживает мои силы. — О! — Глаза Ширы сочувственно округлились. — Даже с этой настойкой ты все равно очень тощий и бледный. Видимо, она тебе не особенно помогает. Если я покопаюсь в рецептах моей матери, смогу подобрать тебе более подходящий состав трав. Мне не нравится, что ты добавляешь в отвар «Вечернюю тень». Это дурманящий яд, не стоит им увлекаться. — Действительно не стоит. — Он был настолько тронут неожиданным участием Ширы, что в горле встал твердый комок. — Но этот состав проверен годами. Не будь его, я был бы уже мертв или сидел в кресле, скрюченный, как дряхлый подагрик Коннингтон, и слепой, как Симеон Звездоглазый. 202 г. от З.Э. — «Была моя любовь как снег прекрасна, и волосы ее — как свет луны»… — Бринден медленно расчесывал шелковистые волосы Ширы, перебирая прядь за прядью. Она наклонила голову чуть ниже. — Надо мне отослать свою служанку прочь. Та вечно дергает меня за волосы, а твои руки такие нежные! Одно удовольствие, когда ты меня расчесываешь. Кстати, не знала, что ты увлекаешься любовными балладами. — Эту песню исполняли на пиру, когда я впервые увидел тебя взрослой и влюбился с первого взгляда, — сказал Бринден, намотав на кулак густую волну переливающихся серебром волос. — О, какая милая сентиментальность, — рассмеялась Шира. — Но мне больше нравятся сравнения с морем. Барды и льстецы очень поднаторели в славословиях, воспевая мою красоту, и если я начну пересказывать все морские эпитеты каждой части моего тела, успеет взойти солнце. Она сидела на низком стуле перед зеркалом, Бринден стоял позади. На свое отражение он старался не смотреть — бледный, с запавшими щеками, словно живой труп, с красным пятном в пол-лица, пустая глазница закрыта прядью белых волос. Зато от отражения Ширы невозможно было оторвать взгляд: белоснежное личико с узким подбородком и высокими скулами, полные чувственные губы и огромные глаза — ярко-синий и цвета молодой листвы. Сапфир и изумруд. Бринден подарил ей серебряное ожерелье с чередующимися сапфирами и изумрудами, в цвет ее колдовских глаз. Шира носила его, не снимая. — Наверняка они сравнивают твои волосы с морской пеной и перламутром, — усмехнулся Бринден, проводя гребнем по текучему серебру. — Еще с жемчужным покрывалом, лунным светом, серебряными нитями, — бойко перечислила Шира. — Хотя «серебряные нити» привели меня в бешенство, ведь так обычно говорят о седине. Я не намерена стареть, поэтому прочь «серебряные нити»! Глупый бард, он испортил мой великолепный прием своими отвратительными стихами! Она недовольно сморщила нос. Бринден знал, что Шира терпеть не могла разговоры о старости и седине. — Ты приказала повесить этого глупца? — Если честно, очень хотелось, тем более что до этого он распевал оду моим глазам: «Один подобен цвету моря в часы шторма, второй зеленый как болотная вода! Я утонул в твоих глазах, о Шира, моя морская ты звезда!» — недовольно продекламировала она. Не удержавшись, Бринден громко фыркнул. — Ничего смешного здесь нет! — возмутилась Шира. — Как можно называть себя бардом и сочинять столь идиотские стишки без размера и рифмы? Мой шут Хлебец и то рифмует лучше! Я приказала выгнать этого дурака из замка. Говорят, теперь он заливает свое горе элем в тавернах Блошиного Конца и сочиняет баллады о коварных белокурых красотках. Глубокой ночью, убедившись, что Шира крепко спит, Бринден тайком отрезал у нее прядь волос, а затем сплел из нее цепочку, перевязав алой шелковой нитью. С тех пор он всегда носил эту цепочку под одеждой, снимая ее только перед ночными свиданиями с Широй. 209 г. от З.Э. Это был страшный год — год Великого весеннего поветрия. В первые недели мора Бринден отослал Ширу к Блэквудам, под опеку своей матери. Та прекрасно знала, что делать, чтобы не допустить распространения болезни, и немедленно наглухо закрыла ворота Древорона, не пуская в него ни больных, ни здоровых. Сначала он обменивался с Широй письмами, но затем пришла весть, что в Риверран, спустивший шлюзы и отгородившийся от внешнего мира речной преградой, заразу принес ворон с посланием из Староместа. После этого Бринден под страхом смерти приказал мейстерам Красного замка не выпускать воронов из клеток и убивать прилетевших чужих птиц. Он бережно хранил в поясном кармане два письма от Ширы. Она писала, что немного скучает в сельской глуши, но замок Древорон — само очарование, как и Мелисса Блэквуд, которая несмотря на почтенный возраст сумела сохранить былую красоту. Бринден тщательно вчитывался в ничего не значащие строчки, повествующие о погоде, монотонных замковых развлечениях — шитье, прогулки по саду и богороще, вязание, чтение вслух, игра на арфе, — пытаясь разыскать в них хотя бы намек на то, что Шира по нему тоскует. Мор не щадил никого. Смерть безразлично косила как простолюдинов, так и знатные семьи. Каждый день умирали рыцари и септоны, рыбаки и торговцы, попрошайки и кузнецы, благородные леди и бордельные шлюхи. Почти все Молчаливые Сестры умерли в первый месяц поветрия, а поредевшая городская стража отказывалась убирать трупы, валяющиеся прямо на улицах. В самом начале мора умер король Дейерон Добрый, а вслед за ним — его бездетные внуки от Бейелора Сломи Копье, который погиб на Эшфордском турнире. Престол занял третий сын Дейерона — Эйерис Книжник, который немедленно назначил Бриндена на пост десницы. Тот был совсем не рад новому назначению. Эйерис отсиживался в своих покоях, закрыв дверь на замок, и бремя правления полностью легло на Бриндена. Ему пришлось принять множество решений, которые настроили против него и без того озлобленных и отчаявшихся жителей Королевской Гавани. В первую очередь он приказал закрыть порт, чтобы ни один баркас или галея не могли покинуть город или, наоборот, причалить к его пирсам. Затем он велел отправить узников из тюрем на уборку трупов с улиц и домов и сваливать тела в Драконью Яму. По его распоряжению городские стражники должны были носить тряпичные маски, пропитанные мазью с медянкой, однако те отказывались их надевать, считая это блажью нового десницы-колдуна. Болезнь не брала Бриндена, и в Королевской Гавани поползли сплетни, что именно Кровавый ворон наслал моровое поветрие на Вестерос. Обладатели болтливых языков лишись жизни, и их головы насадили на пики стен Твердыни Мейегора. Шептуны Бриндена, из которых осталась в живых едва ли четверть, распустили слух, что поветрие — кара богов за братоубийственный поединок на Эшфордском поле. Состав Малого совета менялся так часто, что Бринден перестал его собирать и сам занимался всеми делами с одобрения затворника Эйериса. Придворная знать негодовала за его спиной, однако ему было наплевать. Больше всего его беспокоило, чтобы зараза не пришла в Древорон. Он не получал оттуда известий уже три месяца, и всей душой рвался в Речные земли. Бринден выкраивал время, чтобы посетить богорощу Красного замка, — лишь там ему удавалось восстановить силы и душевный покой. Один раз Древний показал ему видение: к чардреву в богороще Древорона прислонилась Шира в белом шелковом платье. Ее шею украшало ожерелье с сапфирами и изумрудами. Рядом с ней стояла мать Бриндена и рассказывала о Старых богах. Мор продолжал свирепствовать в Королевской Гавани, хотя по всем расчетам должен был пойти на убыль. Бринден сидел в зале Малого совета, разбирая бумаги, донесения и прошения. Умер Верховный септон… обезумевшая толпа вчерашним вечером разгромила давно закрытые лавки виноторговцев… дезертирство из казарм «золотых плащей»… галея из Лисса попыталась прорвать осаду, сторожевые корабли сожгли ее… трупы в Блошином Конце не убирают больше недели, и вонь разлагающихся тел распространяется по городу… Со вздохом он обхватил голову руками, а затем отхлебнул из фляги свой живительный настой. В дверь постучали, и на пороге появился начальник городской стражи Эдгар Уотерс. Выглядел он неважно и разговаривал так, словно у него пересохло в горле. — Лорд Риверс, — поклонился он. — Драконья Яма заполнена трупами почти наполовину. Они гниют, и мои люди отказываются подходить к ней, чтобы сбросить новые тела. — Разве я не приказал сжигать трупы, когда они покроют яму на девять футов в высоту? — устало отозвался Бринден. — Возможно, вы приказывали это моему предшественнику, милорд, — ответил Уотерс. — Однако никаких дров не хватит, чтобы спалить все трупы в этой драконьей могиле. — Дикий огонь, — сказал Бринден. — Я велел главе Гильдии алхимиков доставить к Драконьей Яме пятьдесят сосудов с диким огнем и немедленно начать сжигать тела. — Главный пиромант умер неделю назад, милорд. — Даже если от мора полегли все пироманты, отправь стражников в их хранилища, чтобы загрузить пять телег горшками с огнем. Пусть обращаются с ними как можно осторожней — одно неловкое движение, и горшок может взорваться прямо в руках. Сегодня же вечером сбросьте в Драконью Яму все пять телег. А затем следите, чтобы яма наполнялась не больше, чем на девять футов, иначе мы никогда не избавимся от этой проклятой заразы! — Слушаюсь, милорд, — сипло сказал Уотерс и повернулся к двери. — Постой… — позвал его Бринден. — Как зовут твоего помощника? — Капитан Уод, милорд. — Передай ему в точности все, что я тебе сказал. Уотерс наградил его взглядом, полным ненависти. — Все-то вы знаете, лорд Риверс, — выдохнул он. — Лучше бы вместо того, чтобы сжигать тела, поделились своим лекарством от болезни. Бринден молча смотрел на него, и под пристальным взглядом начальник «золотых плащей» стушевался. — Простите, милорд. Все будет исполнено, как вы приказали. Вечером из окна своей башни Бринден увидел, как взметаются в небо темно-зеленые сполохи дикого огня. До самого утра Королевскую Гавань освещал мертвенный зеленый свет, превратив ее в призрачный город-кладбище. 211 г. от З.Э. Бринден часто задумывался, почему из четырех великих бастардов Эйегона Недостойного лишь Шира унаследовала его ненасытное сладострастие. Она продолжала делить ложе с другими любовниками, и Бринден почти смирился с этим. По крайней мере, случайные связи Ширы были недолговечными, в то время как их встречи продолжались уже больше десяти лет. Хотя они старались держать свои свидания в тайне, об их отношениях сплетничали по всему Вестеросу. Многие считали, что Кровавый ворон и Шира два сапога пара, поскольку оба занимаются черной магией: один для того, чтобы укрепить свое могущество, вторая — чтобы сохранить молодость и красоту. Несмотря на то, что Шире миновало тридцать лет, она выглядела юной девушкой без единой морщинки на белокожем лице. Бринден купил ей поместье на северной стороне холма Рейенис, где располагались дома знати и богатых купцов. В высокой каменной ограде, увитой плющом и диким виноградом, скрывалась потайная дверь, ключ от которой висел на шее у Бриндена. Ночью он спускался из Башни десницы по секретному туннелю и, выйдя на улицы города, направлялся к дому Ширы. Черный плащ и капюшон, плотно надвинутый на лицо, скрывали его от глаз случайных прохожих. — Леди Блаунт распускает слухи, что ты купаешься в человеческой крови, — сказал он, поглаживая узкую обнаженную спину Ширы, — как в свое время твоя красавица-мать. Та по обыкновению лежала на животе, положив голову на скрещенные руки. В неярком свете свечей ей нельзя было дать больше пятнадцати лет. — Она не уточнила, что это кровь девственниц? — фыркнула Шира. — Даже детям известно, что молодость сохраняет только кровь юных дев, не познавших мужчины. Впрочем, в Королевской Гавани почти не сыскать невинную девицу. Как трудно мне, должно быть, поддерживать запасы свежей крови! — Я могу заставить всех сплетников замолчать навсегда, — заметил Бринден. — Только одно твое слово. — Люди обожают сплетни, такова наша природа, — ответила Шира. — Ты не сможешь казнить всех, кто распускает мерзкие слухи, иначе королевство превратится в безлюдную пустошь. Кстати, о тебе говорят гадости гораздо чаще. Черная магия, ворожба, кровавые жертвы Старым богам… — В чем меня только не обвиняли, — улыбнулся Бринден. — Даже в том, что жена Валарра родила мертвую двойню. — О, бедный Валарр… Он ухаживал за мной и хотел сделать мне предложение, а когда отец сказал, что отдал его руку дочери тирошийского триарха, прорыдал всю ночь. Ему тогда было десять лет. — Кажется, в его смерти во время весеннего поветрия тоже обвинили меня. Я уже привык, что любая смерть кого-то из родни все равно будет на моей совести. Так уж повелось со времен Краснотравного поля. Удивительно, что мне не приписали убийство Бейелора. — Почему же? Многие думают, что именно твое колдовство направило руку Мейекара на том злополучном турнире. — О боги… — невесело рассмеялся Бринден. Вот она, людская благодарность… Если бы не он, престол занял бы Черный Дракон, который обезглавил бы половину лордов Вестероса, не желающих видеть бастарда на Железном троне. Если бы не он, во время мора в Королевской Гавани выжила бы едва ли десятая часть горожан. Если бы не он, страна развалилась бы на части, потому что Эйерис Книжник не желал заниматься государственными делами и Бриндену пришлось править от его имени. Если бы не он, Эйегор Риверс, вечно интриговавший против законного короля, вновь развязал бы кровопролитную войну, пытаясь возвести на престол очередного выродка Блэкфайра. Он надрывался, стараясь удержать Семь королевств, балансирующих на грани мятежа, а вместо награды заработал суеверный страх и ненависть как среди знати, так и среди простолюдинов. Шира сладко потянулась и прижалась к нему всем телом. — Любовь моя… — прошептал он, касаясь губами ее волос. — Прошу, выходи за меня замуж. Сейчас у меня есть все — власть, титул и богатство. Раздели это со мной. Будь моей женой, Шира! Я устал от тайных ночных свиданий. Подняв голову, она подперла подбородок кулаком и серьезно посмотрела на него. У Бриндена дрогнуло сердце — прошло столько лет, а он до сих пор не мог спокойно глядеть в ее невероятные колдовские глаза. Сапфир и изумруд, в тон драгоценным камням на ее серебряном ожерелье. — Я не хочу выходить замуж, — сказала она. — Ни за тебя, ни за кого другого. Я хочу быть свободной. — То есть продолжать спать со всеми, кто тебе приглянулся? — холодно спросил Бринден. Все боялись его гнева. Все, кроме нее. — Я никогда не обманывала тебя, — спокойно ответила она, коснувшись его впалой щеки. — Ты столько лет ревнуешь меня к другим, но я не могу вести себя иначе. Уж такой я родилась. Я люблю развлечения, люблю пиры, турниры и праздники. Я не знаю, сколько проживу на свете, поэтому наслаждаюсь каждым днем и каждым часом. Что если завтра вновь придет мор, и я заболею? Что если на охоте мой конь понесет, и я сломаю шею? Мы не знаем, сколько времени отмерили нам боги, поэтому я предпочитаю тратить его на то, что приносит радость. Я не создана для брака, Бринден, когда же ты наконец поймешь это? Он взял ее за шею одной рукой, ощущая под пальцами нежные косточки. Если сжать сильнее, они мгновенно сломаются, словно хрупкий коралл. Шира, улыбаясь, с вызовом смотрела на него, не делая попыток освободиться. — У меня не было ни одной женщины с тех пор, как я увидел тебя на пиру в Красном замке семнадцать лет назад, — сказал он, усилив хватку на ее горле. — Очень зря, — сказала Шира, — никакого разнообразия. Ты ничего не попробовал в жизни, Бринден. Возможно, тебе стоит наверстать упущенное. Я не буду ревновать, обещаю. — Я не хочу пробовать чужие тела, — с досадой сказал он и разжал пальцы. На белой шее остались красноватые отпечатки. — Они не принесут мне никакой радости. Мне нужна только ты, Шира. Только ты одна. — Я не выйду за тебя, лорд Риверс! Сколько можно повторять… Бринден схватил ее за плечи и, бесцеремонно толкнув на ложе, взял силой, словно захватчик. Тяжело навалившись на Ширу, он намеренно причинял ей боль — заломив за голову вскинутые руки, грубо сминал ее груди и бедра, жадно целовал, раздвигая губы языком. Когда все было кончено, он скатился с нее и, тяжело дыша, уставился в темно-зеленые складки полога, свисающие с балдахина. — В такие моменты я понимаю, за что тебя все ненавидят, — бросила Шира. Усевшись к нему спиной, она принялась растирать запястья. Спутанные волосы свешивались на кровать, их кончики щекотали мокрый бок Бриндена. — Зато тебя любят все. И не по одному разу. Мы бы прекрасно уравновесили друг друга, — хрипло сказал он. — Я часто задаю себе вопрос: чем я так провинился перед богами, что они наказали меня любовью к тебе! Шира обернулась. Ее гладкий лоб пересекла вертикальная морщина. — Я дала тебе все, что может дать женщина. Что еще ты хочешь от меня? Он резко поднялся и притянул ее к себе. От неожиданности Шира вскрикнула. — Я хочу, чтобы ты стала моей женой! — закричал он и сильно встряхнул ее, но Шира молчала. Увидев синяки, усеявшие нежную кожу, Бринден почувствовал угрызения совести. — Прости, моя любовь… прости… Он начал осторожно целовать ее: уголок распухших губ, шею, ямку между ключицами, мягкие груди с твердыми сосками. — Прости, Шира, я по-прежнему ревную тебя, как безумец, — шептал он, лаская ее. Та лежала в его объятьях, как неживая. — Я знаю, что ты не любишь меня и никогда не любила. Но моей любви с лихвой хватило бы на двоих. Ты делишь со мной постель и заставляешь терзаться от ревности. Признайся, тебе просто нравится мучить меня! — Иногда мне кажется, ты предлагаешь брак только затем, чтобы потом отплатить мне за все, — наконец ответила она. — После обмена плащами запрешь меня в своей башне — и прощай веселые пиры, барды, турниры и охота. Она холодно улыбнулась, и Бринден заставил себя улыбнуться в ответ. «Да. Я бы запер тебя, чтобы никто не смел к тебе прикоснуться. Я бы мог навязать тебе брак силой, но мне нужно твое сердце, Шира. Не твое тело, а ты сама. Возможно, стань мы мужем и женой, ты смогла бы полюбить меня». Шира давно научилась улавливать оттенки его настроения. Почувствовав раскаяние и боль Бриндена, она повеселела: — Может, я бы вышла за тебя, стань ты королем. — Я и без того истинный правитель Вестероса. — Скромности тебе не занимать. И все же, почему ты не хочешь занять Железный трон, «истинный правитель Вестероса»? — Потому что у меня нет на него прав. Я любил Дейерона и никогда не стану отнимать престол у его детей. — Значит, не быть мне королевой, — с притворной грустью вздохнула Шира и, поднявшись с кровати, направилась к зеркалу. Недовольно осмотрев свое отражение, она потерла багровые отпечатки пальцев Бриндена на горле и запястьях. — Если в следующий раз тебе придет в голову блажь сыграть со мной в «разбойника, поймавшего невинную деву», хотя бы предупреди заранее, — сказала она. — Я дам тебе мазь, и завтра же от синяков не останется и следа. — У меня есть свое снадобье. — Склонившись над комодом, она перебирала звякающие склянки и баночки. Бринден любовался ее обнаженной девичьей фигурой. Жаль только, что серебристые волосы стали короче на добрых два локтя, и теперь едва закрывали ягодицы. — Я все равно добьюсь своего, — сказал он. — Ты станешь моей женой, даже если придется ждать до старости. — Ты уверен, что будешь любить меня, когда моя красота уйдет? — искренне удивилась Шира. — Когда я стану лысой беззубой старухой с обвисшим животом и грудями? — Для меня ты всегда будешь самой прекрасной женщиной на свете. 219 г. от З. Э. Они привычно ужинали в его покоях в Башне десницы, словно супружеская пара. Шира по-прежнему казалась не старше двадцати лет и, если бы Бринден не разбирался в травах и зельях, то считал бы ее ведьмой, как многие другие. — Чему ты усмехаешься? — спросила она, пригубив бокал с дорнийским вином. — Вспомнил нашу первую встречу в саду замка. Ты подарила мне два цветка — синюю розу и зеленый бутон. Я был настолько ослеплен твоей красотой, что едва мог говорить. С той поры ты совсем не изменилась. — Я тоже помню этот день, — рассмеялась она. — Ты показался мне таким уродливым и старым! Красное пятно во всю щеку, кожа словно у мертвеца и ужасно тощий. — Ты, как всегда, щедра на комплименты, моя любовь. Однако спустя пять лет моя мнимая старость и уродство не помешали тебе позвать меня в спальню. — Ты добивался меня с таким пылом, что я не устояла. К тому же о тебе ходили столь интересные слухи! — Она мечтательно подняла глаза. — Кровавый ворон, красноглазый чародей, чудовище, убившее собственного брата… — Теперь, я надеюсь, ты переменила мнение обо мне? — Пожалуй да, — она повела обнаженными плечами. Все так же прекрасна и молода… Синее платье с переливающимися зелеными вставками, серебряное ожерелье, украшенное сапфирами и изумрудами, с которым Шира никогда не расставалась… белая кожа, струящееся серебро волос… Она все так же будила в нем страстное желание, словно они не провели вместе больше тысячи ночей. — Но это не мешает тебе спать с молодым Арвином Хайтауэром? — не меняя тона, спросил он. Вопрос застал ее врасплох, и Шира слегка покраснела. — Да. И что из того? Прикажешь казнить меня, как отец казнил Бетани Бракен? Или казнишь сына лорда Хайтауэра? — Если бы я казнил всех твоих любовников, знатные дома Вестероса сильно бы поредели, — желчно заметил Бринден. — Ты давал клятву не ревновать меня, — напомнила Шира. Она уже вполне овладела собой и, сощурившись, сверлила Бриндена негодующим взглядом. — Тебе не должно быть никакого дела до того, есть у меня любовники или нет. — Ну почему же? — нарочито спокойно продолжил Бринден. — Я дал тебе все: деньги, драгоценности, поместье у Старых ворот, замок на Черноводной. Неужели ты не можешь проявить ко мне хотя бы толику уважения и не спать с юнцами вдвое моложе себя? — Как любезно с твоей стороны напомнить мне об этом! — прошипела она и швырнула в него кубком. Вино широкой красной лентой растеклось по кружевной скатерти, кубок ударился о блюдо с жарким из ягненка и отскочил на пол. С шумом отодвинув кресло, Шира выскочила из-за стола. Ее щеки разгорелись гневным румянцем, глаза потемнели, и Бринден поймал себя на мысли, что невольно любуется ею. Он улыбнулся, ощутив, что снова отчаянно хочет ее. — В чем дело? — настороженно спросила она. — Ты смеешься надо мной?! — Я бы никогда не осмелился, леди Шира, — усмехнулся он. Та быстро подошла к нему и занесла руку, словно собираясь влепить пощечину, но Бринден перехватил ее ладонь и поцеловал. Сначала он взял Ширу прямо на столе, скинув на пол посуду и скатерть, а затем перенес на руках в спальню. — Что ты со мной делаешь… — прошептала она. — Удивительно, как тебе удается быть таким бесстрастным вне этих стен? Ты едва удостаиваешь меня взглядом при встрече и никогда не улыбаешься. — А тебе бы хотелось? — бездумно спросил он, привычными движениями перебирая ее волосы. — У тебя вечно написано на лице «Я занят важными государственными делами» или «Трепещите, предатели!» — скорчила гримасу Шира. — А во сне ты скрипишь зубами и рычишь: «Блэкфайррр! Эйегоррр!» Бринден сжал ее за плечи и встряхнул так, что клацнули зубы. — Не смей с этим шутить! Если бы Эйерис послушал меня, а не своих придворных льстецов, голова Эйегора давно бы сгнила на пике! Гнев распирал его грудь, не хватало воздуха. Он резко поднялся и, подойдя к окну, распахнул его настежь. Холодный ночной воздух начал покалывать разгоряченную кожу тысячами маленьких игл. Слишком уж свежа была эта рана… Всего несколько месяцев назад Бринден сошелся в битве с Эйегором, который вернулся из-за Узкого моря в Вестерос, чтобы посадить на трон очередного претендента из Блэкфайров. На этот раз победа осталась за Бринденом. Он привез Эйегора в Красных замок в цепях и на суде добивался для него смертной казни. Однако мягкосердечный Эйерис не послушал его и заменил казнь ссылкой на Стену. Кто-то из знати послал весточку в Вольные Города, и корабль, везущий Эйегора в Восточный Дозор-у-моря был перехвачен. Подлая гадина вновь ускользнула от возмездия и нагло короновала в Пентосе следующего по очереди блэкфайровского выродка. Сзади тихо зашелестела одежда — Шира медленно одевалась. — Стоит только упомянуть про отпрысков Черного Дракона или Эйегора, ты забываешь обо всем на свете и становишься таким напряженным, словно тебе предстоит смертельная битва, — заметила она. — Ты напрочь забываешь обо мне. Значит, твоя ненависть гораздо сильнее любви. «Возможно. Однако ты — единственная моя слабость, Шира, и прекрасно об этом знаешь». Он не обернулся, когда она отворила дверь спальни, чтобы уйти. — Ты просил моей руки раз пятьдесят, — сказала она на прощанье. — Доведи счет до сотни, и я отвечу тебе согласием. 220 г. от З. Э. После тихого стука Бринден открыл потайной лаз — за женской фигурой, укрытой плащом, последовал сопровождающий ее шептун. Кивком головы Бринден отпустил своего соглядатая и провел Ширу в приемный зал. — К чему такая спешка? — откинув капюшон, спросила она. — Твой странный слуга вел себя очень настойчиво и дерзко. — Потому что я приказал ему привести тебя сюда тайно и как можно скорее. — Зачем? Вместо ответа Бринден усадил ее за стол и наполнил серебряный кубок дорнийским вином. Себе, как обычно, он налил отвар из фляги. — Затем, чтобы отпраздновать твою помолвку, — холодно ответил он. — О, слухи расходятся быстро. — Шира опустила глаза, не притронувшись к кубку. — Почему-то мне кажется, что нам предстоит долгий и весьма неприятный разговор. — Не думаю, что разговор будет долгим. Я всего лишь хочу задать тебе один вопрос. — Почему овдовевший Эдрик Тирелл, а не ты? — спросила она, коснувшись серебряного ожерелья, которое давным-давно подарил ей Бринден. — Я четверть века пытался завоевать твое сердце! Но похоже, что у тебя его и вовсе нет. — Мы слишком разные, Бринден, — мягко ответила Шира, поглаживая камни на ожерелье. — Ты предпочитаешь править из тени, тебе приятны полумрак, тишина и интриги, а я люблю блистать. Мне нужен свет и шумное веселье. Мы никогда бы не были счастливы в браке. — А с Тиреллом ты будешь счастлива? — По крайней мере, он не бастард и не мой единокровный брат. — Так причина только в этом? — Я не люблю тебя, Бринден. Впрочем, лорда Эдрика я тоже не люблю. Но мне уже стукнуло сорок, и пришла пора устраивать свою судьбу. С кем угодно. Но не с тобой. Бринден не понимал — любит ли он ее по-прежнему или ненавидит. Пожалуй, и то и другое. «Я потратил столько лет, добиваясь тебя, Шира. Любовь — это проклятье богов. Мне нужно было желать Эйегору не смерти, а безответной любви». Она взяла бокал и, покрутив его между ладоней, посмотрела внутрь. Чуть улыбнувшись, Шира залпом выпила вино, и у Бриндена невольно оборвалось сердце, хотя он знал, что последует дальше. — Надеюсь, ты сумеешь найти девушку, достойную тебя, — сказала Шира, поднимаясь из-за стола. Она покачнулась и вцепилась обеими руками в спинку кресла. — Неужели ты высыпал в бокал весь свой запас «сладкого сна»? — в ее голосе прорезались прежние насмешливые нотки, и непонимающий Бринден широко шагнул к ней. Он подхватил Ширу на руки и понес в спальню. Положив ее на кровать, Бринден сел рядом. «Ты знала, что вино отравлено и все равно выпила его? Шира, зачем ты это сделала?!» Она слабо потянулась к затылку и, выдернув со второго раза жемчужный гребень из прически, тряхнула головой. Серебряные волосы рассыпались по покрывалу, свесившись почти до пола. Бринден молча взял ее за руку. Она посмотрела на него из-под смежившихся ресниц и тихо сказала, медленно выговаривая слова: — Я знала, что рано или поздно ты это сделаешь. Ее рука, зажатая между ладоней Бриндена, стала холодеть. — Это хорошо… теперь не нужно бояться, что старость придет ко мне… Я всегда так боялась состариться. Теперь я навсегда останусь… «С тобой, Бринден», — договорил он про себя, прекрасно зная, что Шира хотела сказать совсем другое. 233 г. от З. Э. Наблюдая, как серебристая утренняя дымка скрывает Королевскую Гавань и как удаляются шпили Красного замка, Бринден стоял на корме галеи «Золотой Дракон», направляющейся в Восточный Дозор-у-моря. Вместе с ним на Стену добровольно отправились почти две сотни лучников — преданные ветераны его «Вороньих Клыков». Собираясь в пожизненную северную ссылку, Бринден взял с собой лишь лук из чардрева и ларец, в котором находились самые главные его сокровища. Две высохшие розы. Цепочка из серебристых волос, перевитая выцветшей нитью. Кольцо, украшенное каплями сапфиров и изумрудов. И запечатанная воском деревянная шкатулка, в которой лежало сердце Ширы. Последние тринадцать лет оно всецело принадлежало Бриндену, и он намеревался хранить его до конца своих дней.