Little One

Она положила руку на крошеное плечо ребёнка, чьи спокойные во сне черты мягко золотились светом огня, разведённого в пожухшем камине. Леди всегда трепетно относилась к детям (пусть и без особого фанатизма): будучи лишённой родителей и счастливого детства, она восполняла свою утрату становясь той, кого ей не хватало всю жизнь, пока… Пока та не встретила демона, сторожевым псом сидящего на подоконнике полуразвалившегося здания. Искоса глядя на озябшую Леди и её маленькую компаньонку, Данте скрестил руки, фыркая то ли от усмешки, то ли от невозможного сдержать умиления. Мэри сама походила на маленькую девочку, когда недовольно краснела или огрызалась в ответ на слабые издевки. Сейчас она была совсем другой — с нежной улыбкой на лице она укачивала девочку, казавшуюся сейчас на вид обычным, и даже славным ребёнком восьми лет. На деле Лилит повезло родиться одним из чёртовых отпрысков Асмодея, демона похоти и семейных неурядиц, судя по всему, исправно занимавшегося своими обязанностями. Данте не решался — точнее, вовсе не хотел — принимать девчонку и спасать её от тех бед, что ищейками сновали за ней, да и кто знает, чем может обернуться демоническое чадо, оказавшееся в руках опытного творца Хаоса? Но Леди — Леди, всегда ворчащая от любых авантюр Данте — не дала последнему и пальца поднять в знак отказа. Теперь их в буквальном смысле чёрт затащил сюда, в убитый пожаром бывший дом Лилит, чьи пропитавшиеся сажей стены снаружи сегодня были скрыты толстым налётом блестящего, скрипучего снега, призрачно замётшего следы пребывавшей здесь смерти, убившей всех — кроме одного демонёнка, конечно. Данте чуть слышно вздохнул. Не нравилось ему, что не по годам мозговитый ребёнок (коему хватило смекалки прийти в обитель охотников на демонов и мало того, что убедить своим видом вступить последних в сомнительное дело, так ещё и указать дорогу на границе Штатов и Канады) так часто молчит, странно глядит на Леди, ещё страннее — на Данте. И если первая давала ей всё и чуть больше для того, чтобы хоть как-то умалить страдания неполной сироты, то последний просто выполнял не совсем, но свою работу. К чему же тогда ей такие гляделки? А ещё он искренне не понимал, как в Леди, человеке, потерявшем мать от рук отца, а позже и самого папу, смогли сохраниться крупицы веры в то, что ещё можно спасти пострадавших, что надежда — даже у демона — должна быть. Не понимал. Но теперь не мог протестовать, да и не особо получилось бы. Леди так редко могла раскрыть в себе человека, о наличии которого Данте нередко забывал, человека любящего, заботившегося, верящего. Вид объявшей детские плечи девушки, чьи способные причинить боль движения сейчас были плавными и аккуратными, как никогда — будто любой небрежный взмах мог покалечить то хрупкое "чудо", что почти уснуло на женских коленях, даже в Данте смог разбудить доселе неведомое (а может, просто забытое когда-то) чувство, сладко и вместе с тем горько обжигавшее душу. Даже не прикасаясь, Данте с толикой забавившей его ревности ощущал, насколько её руки теплые и до ноющей боли в сердце мягкие, хоть где-то и есть потёртые мозоли и ещё не зажившие ссадины. С едкой иронией он смотрит на свои руки — на них осталось столько крови, но при всём этом — ни царапины. Впрочем, и эти руки были по-своему красивы, по крайней мере, однажды так ему сказала Леди. Она редка на такие слащавости, зато просто ас в постоянном бурчании себе под нос о том, насколько дерьмово порой бывает бок о бок с таким как он. Её слова сейчас по-злодейски обретали особый смысл. — Спи крепко, Лили, — ласково прошептала она прямо над розовым ушком, но те слова дошли до второго демона тоже. Даже одеяло ей поправила, уже без ехидства заметил он, понимая, что демоны не мёрзнут. Леди знала об этом, но, видимо, просто забыла (о том, что демонам нипочём холод, или же о том, что ребёнок на её коленях — не человек), — Спокойной ночи. — А Данте пожелает мне спокойной ночи? — осоловелый голосок заставил девушку вздрогнуть, а сына Спарды поднять потяжелевшую от усталости голову. Леди хотела было сказать что-то, но Данте перебил её: — Конечно, — он слез с подоконника, провожаемый непонимающим взглядом Леди и совсем сонным — у девчонки. В янтаре её глаз блестели язычки пламени, волосы — такого же смоляного цвета, как у Леди — слегка взъерошены. Опустившись на колени, Данте (самому себе не веря) последовал примеру охотницы, прикоснувшись к нежно-розовой, как летний персик, детской щеке, — Спокойной ночи, Лили. Столь нежная улыбка Леди была крайне редкой для Данте, но до черта милой и заразительной. Дёрнув уголком губ в ответ, он, пытаясь не разрушить невозмутимый вид, поднялся и проскрипел по сырому паркету обратно, чувствуя, как щербит в затылке от взгляда девушки, вкрадчивого, блестящего от губ, согнувшихся в довольную дугу. Наверное, на её щеках появились ямочки, а яблочки смягчили и без того непривычно доброе лицо... Хоть Триш переняла внешность и голос Евы, характер и нрав, пусть порою лишь отблеском, а мелькал в колючей Леди, чьи шипы порой так внезапно сменялись на что-то пушистое. Наверное, Еве бы понравилась Леди. Она бы пожалела её, приняла в свои, навечно оставшиеся в памяти Данте как самые тёплые, объятия. Точно так же, как Мэри сейчас грела сироту напротив камина, старого, как этот мир. — Ноги не затекут? — поинтересовался демон, заметно тише обычного. Казалось, что его голос уносил за собой свистящий ветер, вздымавший за окном ещё не осевшие на сугробы белые хлопья. Фыркнув, охотница таки встала, аккуратно придерживая детскую макушку и подставляя под неё скрученную валиком ткань, под конец заправив найденное одеяльце под девочку ещё раз, будто то могло согреть сильнее. Лишь отойдя, девушка отвернулась от Лили к Данте, оставляя за собой длинную тень. Последний наполовину свисал с подоконника, подперев одну руку коленом; за его спиной на оконных стёклах проступал причудливый морозный рисунок, поблёскивающий призрачно-голубым под светом полной луны. Но Данте не видел этого — он видел Леди, чьи губы всё ещё слабо, но искренне сминались в подобие улыбки, а глаза устало щурились, становясь похожими на лисьи. Она присела рядом с охотником, подняв ноги и объяв свои колени. Колюче Данте замечает, что брюнетка глаз не сводит с демонёнка; мгновением позже, с не меньшей издёвкой — что прекрасно её понимает. Ему было не по себе от осознания того, какое странное чувство разлилось в душе, и как то же чувство глумливо царапало сердце. Интересно, Леди только с демонят, потерявших семью, так безнадёжно тает? Удивительно, но Данте хотелось бы верить. А она, уже прикрывая глаза, незаметно одёрнула себя, вместе с тем поёжившись. — Только не порви, — Стащив с себя свой алый плащ, Данте положил его на чужие, сведённые от холода плечи, оставив на тех свои руки на мгновение дольше положенного. Потянув кожаный ворот к порозовевшему — по мнению демона, лишь от холода — носу, она посмотрела исподлобья, на момент сверкнув рубином и изумрудом в своих разномастных глазах, — никому не сдастся тащить сюда носовые платочки. — ...Спасибо, — сначала она неодобрительно покосилась на него, но потом беззлобно отвернулась, зевнула и положила голову на мужское плечо, которое — уж точно не от холода — вздрогнуло. А Данте лишь пробурчал себе что-то под нос и, только чтобы Леди стало удобнее, придвинулся ближе.