Истинные

      Истинные. Чонгук был наслышан. Подобные слащавые сказки ему рассказывали с самого детства. Что якобы вся твоя жизнь на самом деле принадлежит и не тебе вовсе. А рождён ты был заведомо незаконченным, так как часть твоей души была передана кому-то другому, но предназначенному лишь тебе, а твоей главной задачей было отыскать его.       Чушь.       Чонгуку двадцать один, и он не собирался растрачивать свою яркую и насыщенную молодость на бесполезные поиски своей вроде как половинки, и без неё чувствуя себя вполне законченным. Ему и без всех этих выдумок живётся неплохо. Он один из самых успешных и популярных ребят в своём университете, хотя и заканчивал только второй курс. Всё, за что бы он ни брался, лишь заставляло окружающих раскрывать рты от восхищения. Он был тем, кого все обычно называли одарённым и наделённым бесчисленным количеством талантов. Чонгук мог бы с этим согласиться, но единственным его талантом было упорство, которое и сделало его тем, кем он сейчас и является. Самым завидным альфой, к которому тянулись все без исключений. Он привык быть в центре внимания и получать всё, чего бы ни захотел. А уж со второй половинкой проблем у него не было от слова совсем.       — Эй, ты вообще собираешься идти на пары? — спрашивает хриплый голос прямо над самым ухом.       Чонгук только морщится и сдавленно мычит, медленно просыпаясь и утыкаясь носом в мягкую подушку, лениво приоткрывая один глаз, видя, как обнажённый парень, уже переместившийся на край кровати, тянется за своей одеждой, быстро просовывая свои длинные ноги в штанины узких рваных джинсов и скрывая изящную спину за белой майкой. Полностью одевшись, он тянется и быстро целует Чона в тёмную макушку, тут же ероша длинными тонкими пальцами его и так спутанные волосы.       — Тебе лучше поторопиться, Чонгук~и. Сегодня у нас начинается новый предмет, и опаздывать на него не советую, — хитро подмигивает парень, поправляя свою причёску, такую идеальную после бессонной ночи, что Чону остаётся только гадать, кому тот продал свою душу, чтобы выглядеть таким свежим и прекрасным каждое утро.       — Это тот очередной предмет, на котором нужно быть бодрым и активным с самого утра?       — Да, — хихикает, — это он. Говорили, что преподавать его будет уж очень жаркий омега, — подмигивает и всё же направляется к выходу, подбирая по пути свою сумку. — Так что, если не хочешь пропустить, тебе пора вставать. Да, и... — останавливается, оборачиваясь на всё ещё наблюдающего за ним с подушки Чона, — было весело, звони, когда захочешь повторить, — посылая воздушный поцелуй, омега скрывается за закрывшейся дверью.       Чонгук вновь закрывает глаза, сладко потягиваясь на мягкой постели. Ему и правда стоит поторопиться — и не из-за обещанного горячего преподавателя, а потому, что, хоть он и любитель поразвлечься и отдохнуть, к учёбе всегда относился ответственно и пропускать утреннюю пару не собирался. Поднявшись с кровати, он сразу направился в душ. Быстро освежившись, Чон уложил волосы, выбрал и надел свой любимый комплект, как раз подходящий для активных тренировок, состоящий из широкой чёрной футболки, зауженных спортивных штанов и самых удобных на свете кроссовок. Всем своим видом показывая, что готов потрудиться сегодня на славу, зарекомендовать и показать себя в лучшем свете.       Уже заходя в студию, махнув подмигнувшему ему Тэхёну, тоже успевшему переодеться, Чон быстро проходит к зеркалам, перед которыми сейчас разминались студенты, готовясь к занятию, и присоединяется к ним. Никто не хотел ударить в грязь лицом. Выполняя простые упражнения, Чонгук отчётливо слышал, как все переговаривались и обсуждали нового преподавателя. Кто-то уже видел его и даже разговаривал с ним, оставшись после встречи в полном восторге.       Что ж, Чонгук заинтригован.       По правде говоря, как только он вошёл сегодня на территорию учебного заведения, ему стало немного не по себе, сердце просто вырывалось из груди, не пропуская воздух в лёгкие, отчего дышать становилось гораздо труднее обычного, хотя раньше за собой он подобного не замечал. Мысли стали постепенно ускользать от него, не давая сосредоточиться на чём-то одном, и, когда к Чону подошли его однокурсники, начав как обычно болтать без умолку, парню было сложно отвечать на их подколы и разные вопросы, которые, конечно же, касались Кима, омеги, с которым он ушёл вчера с вечеринки. Он не понимал, что с ним происходит, так как, когда он вошёл в здание, всё стало в разы хуже. Парень всё время оглядывался, не осознавая до конца, что именно он хочет найти, но продолжал внимательно изучать каждого глазами, вызывая у кого-то лёгкий румянец, а у кого-то непонимающий взгляд. Ему казалось, что сегодня все стены пропитаны запахом спелых яблок, и у Чона уже вот-вот потекли бы слюни от оголодалого желания отыскать и ощутить этот сладкий вкус на своём языке, но его отвлёк буквально налетевший на него Хосок-хён с пятого курса, с которым они раньше делили комнату в общежитии и благодаря этому очень сблизились, начиная обнимать и расспрашивать, как у него сейчас обстоят дела с подготовкой к конкурсу, на котором они должны были исполнить совместный танец.       Поделившись с Чонгуком своими идеями и мыслями и выслушав мнение младшего, хён предложил встретиться на днях для пробной репетиции. Договорившись о времени, он отпустил своего миленького донсэна, махнув рукой, направляясь в сторону студии звукозаписи, где вечно зависал омега, на которого тот уже давно положил глаз. Чонгук лишь улыбнулся на прощание и, выдохнув, заметил, что его немного отпустило.       Сейчас же, закончив растяжку, он понял, что этот таинственный запах вновь возвращается, становясь с каждой секундой всё насыщенней. Чон с отчаянием в глазах начал искать его источник. Что за ерунда? Его никогда не привлекали подобные запахи фруктов, он считал их слишком обычными и давно уже приевшимися. Но сейчас парня будто разрывало изнутри от желания съесть кучу таких яблок и ощутить, как их сладкий сок будет стекать с его губ, струиться по мощной напряжённой шее, впитываясь в ворот футболки. Наконец насытиться и приструнить своё жгучее желание, возвратить сытого зверя обратно под грудину, который теперь не мог сидеть спокойно и всё рвался наружу, навстречу необычайно вкусному запаху.       Каково же было удивление Чонгука, когда в один миг его накрыло мощной волной этого сладчайшего аромата, стоило только на порог ступить, наверное, самому прекрасному созданию, которое ему приходилось когда-либо наблюдать. Ноги тут же подкосились, отказываясь держать своего хозяина, когда всё нутро буквально стало умолять упасть на колени перед этой божественной красотой. Чон сжимает в кулак тонкую ткань футболки на своей груди, стараясь успокоить зверя, а заодно и громко стучащее, сбивающееся с размеренного ритма сердце. Пробудившиеся инстинкты заставляли тянуться к богоподобному омеге, остановившемуся перед сразу столпившимися студентами.       — Хей, привет всем! — лучезарная улыбка озарила нежное личико. — Меня зовут Пак Чимин, и с этого дня я буду вести у вас...       У Чона будто уши заложило. Пак Чимин. Как этот омега может так спокойно разговаривать своим совершенным, созданным на самих небесах нежным голоском, когда Чонгука буквально ломало на месте.       — Что с тобой, чувак? — непонимающе подаёт голос альфа, стоящий рядом с ним, хлопая Чона по плечу, возвращая в реальность.       Чонгук только хмурится сильнее, махая головой, всё также не отрывая взгляда от тонкой фигурки, соблазняющей все клеточки его тела. А уже в следующее мгновение на него в добавок ко всему будто выливают ведро ледяной воды. Он видит, что эти удивительные заблестевшие карие глазки останавливаются прямо на нём и смотрят сквозь всю толпу, разделяющую их, буквально считанные секунды, которые Чону показались вечностью. Застывая на месте, не в силах пошевелиться, альфа внимательно следит за юрким язычком, которым омежка быстро проводит по своим соблазнительным пухлым губам. И время замирает. Он это делает не уводя взгляда, давая понять, что проскользнувшая искра похоти в его глазах вызвана именно им и никем другим. Чёрт возьми, за что? Почему он поступает так с ним, только увидев? Чонгук в панике чувствует, как член болезненно напрягается в штанах, и он не может контролировать собственный запах, начинающий бить через край, зазывая этого явно нескромного омегу, стараясь привлечь внимание.       — А тебя неплохо так вставило, да? — гаденько ухмыляется всё тот же альфа. — А если серьёзно, завязывай, из-за тебя сейчас здесь половина омег потечёт.       — Чёрт, да я пытаюсь, — стараясь привести дыхание в норму, шипит Чонгук, уже замечая, как на него косятся загоревшиеся взгляды однокурсников.       Всё решает внезапно появившийся из ниоткуда Пак, мать его, Чимин.       — Хей, — окликает его самый сладкий в мире голос, отчего Чон весь съёжился и отшатнулся от неожиданности назад, — тебе нехорошо? — как ни в чём не бывало продолжает тот, внимательно изучая затуманенные глаза напротив. — Наверное, тебе стоит выйти и привести себя в порядок. Не хотелось бы, чтобы на первом же занятии половина моих студентов попадали в обморок от твоего сокрушающего запаха. Хорошо? — еле заметно подмигивая, ласково заканчивает он.       Но Чонгук даже не понимает, о чём именно сейчас говорит омега, его полностью поглотил мягкий тембр мурлыкающего голоса, а в придачу чувствует, как волнующий аромат свежих яблок пробирается прямо под кожу, добираясь до самых сокровенных мест, в этот раз полностью поглощая сознание и мысли, заставляя забыть обо всём. Глаза не отрываясь следили за двигающимися красными губами, которые находились так близко, что ещё секунда, и Чон не выдержит и вопьётся в них своими, сомнёт и ощутит тот самый вкус, сводящий его с ума. Уже вот-вот...       — Я ему помогу, — вклиниваясь между парнями, щебечет Тэхён, быстро хватая за руку Чонгука и выводя его из студии, направляясь в общую уборную, стараясь дышать как можно медленнее, иначе он просто не выдержит и накинется на альфу.       А у того в голове как будто прошёлся сильнейший ураган. Вот он пожирает глазами блестящие пухлые губы, а в следующее мгновение чувствует, как в лицо брызгают ледяной водой, намочив при этом сразу налипшую на лоб чёлку и ворот футболки. Тэхён, уже готовый повторить процедуру ещё пару раз, останавливается, когда видит, что взгляд почерневших глаз наконец прояснился.       — Ох, ты всех напугал, Чонгук! Что с тобой случилось? — протягивая полотенце, взволнованно спрашивает он. — Твой запах. Он стал таким густым и напирающим, я еле удержался, чтобы не наброситься на тебя. Уверен, что остальные омеги тоже уже были на подходе.       — Я не знаю, — тихо прошептал альфа в ответ, принимая полотенце и промакивая им волосы. — Когда я вошёл в здание, со мной уже что-то было не так.       — Кто так повлиял на тебя? Только не говори, что это Чимин.       Спустя минуту напряжённого молчания Чон всё-таки глухо произнёс:       — Он.       — Вау, — шокировано выдохнул Ким, прислоняясь к прохладной раковине, — ты ведь увидел его впервые, и случилось такое. Знаешь, это похоже на...       — Истинность, ага.       Чонгук лишь хмурится. Да, он тоже подумал об этом, когда был не в себе. Да все его инстинкты вопили об этом. Но не может же такого быть на самом деле. Это просто какая-то нелепость. Какой-то сбой в организме.       — Но всё сходится. Ты и правда потерял контроль и поддался своему зверю. Мать твою, Чон Чонгук, ты, случаем, не заключал с кем-нибудь сделку в полночь на перекрёстке дорог? Это бы мне всё объяснило, — усмехается, толкая ошарашенного парня в плечо. — Как? Ну вот просто как ты можешь быть настолько везучим? Я вижу подобное впервые. И это происходит именно с тобой! Что не так с этим миром?       Чонгук не находит, что именно ответить, и лишь пожимает плечами. Уже сам наклоняется над раковиной и, плеснув в лицо холодной воды, окончательно приходит в себя, надеясь, что подобного помешательства больше не случится, хотя что-то ему подсказывало, что это были только цветочки.       Поправив успокоившийся член в штанах и пропустив чёрные волосы сквозь длинные пальцы, заставив ещё немного влажную чёлку лечь на лоб в лёгком беспорядке, Чонгук с уверенностью смотрит на Кима, давая понять, что он уже в норме.       — Я только надеюсь, что ты не будешь горячиться. Ведь зная твоё отношение ко всему этому...       — Всё в порядке, не волнуйся об этом, — прерывает его Чон. — Пошли уже.       Они возвращаются в студию, для Чона душную и до краёв заполненную невозможным запахом яблок, стараясь незаметно занять более менее свободные места на полу, разделяясь. Сейчас Пак, стоя у зеркал, рассказывал всем о множестве различных видов хореографии, не пренебрегая наглядностью, в которой использовал своё абсолютно совершенное тело.       Боже. В чём мог провиниться Чонгук в своей жизни, что сейчас высшие силы заставляли его смотреть на это и не давали никакой возможности взять это.       Чон видел, что когда они вошли внутрь, то не остались незамеченными, как ни старались, всё-таки его запах ещё не утих до конца, и многие обернулись на него, кто-то с неприкрытым восхищением в глазах, а кто-то с осуждением. Ведь правда, как Чонгук мог так откровенно подставлять остальных альф, позволяя своему запаху поглотить и подавить все остальные?       Но парень быстро забыл обо всём этом. Он весь натянулся, как струна, снова будто врастая в паркет, прикованный взглядом. Взглядом тех самых единственных карих глаз, наполненных озорством. Что за чёрт. С ним просто играют? Чимин быстро кусает свою губу и отводит взгляд в сторону, начиная в очередной раз показывать движения. Чон тут же жалеет, что пропустил начало из-за своего срыва. А зависть и ревность, которые были ему совершенно не свойственны, поглощают его с головой, заставляя кровь в жилах закипать по-новому. Какое право все эти люди имеют сидеть и смотреть на омегу, на которую его зверь уже заявил свои права, при том, что они же сами были этому свидетелями? Но данный факт как будто никого не волновал, и все продолжали внимательно наблюдать за преподавателем и, как казалось Чону, пожирать глазами великолепное тело, такое гибкое, стройное, изгибающееся, пробуждающее все самые грязные мысли. А в дополнение тонкая полосатая футболка (слишком короткая для подобных занятий, как посчитал альфа) при каждом движении задиралась, открывая полоску подтянутого живота, изящные руки парили в воздухе, рисуя различные фигуры, а длинные ноги в узких спортивных штанах напрягались от каждого резкого прыжка или поворота.       Что это за ангел, способный парить в воздухе без крыльев?       Когда же омега предложил попрактиковаться, показав пару несложных движений и переход между ними, все, кроме Чона, который был явно против подобного опыта именно сейчас, стали активно соглашаться, поднимаясь со своих мест, и Чимин был только рад видеть их отзывчивость.       Ещё никогда в жизни Чонгук так не лажал. Учитывая, что он занимался в кружке чирлидеров и посещал занятия хореографии ещё до всего этого, то, что происходило сейчас, — полнейший провал. Его тело будто отказывалось двигаться. Оно требовало уделить внимание на более важные нужды. К примеру, вжать превосходное тело преподавателя, скользящее между практикующимися студентами, в ближайшую стену, разорвать на нём ненужную одежду, лишь скрывающую все прелести фигурки, и сделать своим, прямо не сходя с места присвоить.       До конца занятия Пак на него больше не смотрел и даже ни разу не подошёл, хотя прекрасно видел, насколько телодвижения парня были далеки от совершенства, словно он услышал слово «танец» впервые в жизни.       Чонгук же старался мысленно отстраниться, сосредоточиться на заданных элементах, чтобы не позволить своей одержимости взять верх над собой, не сорваться. И, как только время подошло к концу и прозвенел длинный спасительный звонок, обозначающий время отдыха, Чон оказался в дверях раньше всех, уже собираясь покинуть злосчастную студию, как внезапно его с головы до ног окатило волнующим возбуждением, вызванным чарующим голоском, из-за которого ноги тут же снова подкосились, но, к счастью, прежде, чем упасть, он успел ухватиться за косяк, находя в нём свою временную опору.       — Чонгук, — позвал Чимин, отчего по спине пробежались мурашки, заставляя медленно повернуться на зов, — пожалуйста, останься на минутку, — будто испытывая и так кончающееся терпение альфы, вновь невинно прикусив свои пухлые губки, закончил он.       Чонгук не может ослушаться. Кого угодно. Не его. И это удивляет и поражает. Он отступает в сторону, открывая проход и не мешая остальным хихикающим студентам покинуть студию. Тэхён тоже лишь хитро подмигнул ему, прежде чем выйти, оставляя их вдвоём.       Один на один.       И всё, что слышит Чон дальше, это:       — Запри её, — почти шепчет, указывая глазами на дверь.       Сердце замирает в то же мгновение.       Звук закрывшейся двери словно заставил все тормоза внутри каждого из них послетать к чертям, и в следующую секунду они уже, жадно цепляясь друг за друга, будто оголодалые звери, отдавшиеся своим инстинктам, вгрызались в чужие губы, упиваясь желанным, сводящим с ума вкусом.       Чонгук ощутил, что теперь аромат сочного яблока словно запер всю его озверевшую сущность в железобетонной клетке, ограждая, запирая и не позволяя больше просочиться в его реальность никаким другим запахам. На губах играла сладость, раздразнивая, отчего хотелось ощутить её ещё более остро, искупаться в ней, пропитаться. Он перестал сдерживать себя, открывая все двери в своей душе и выпуская зверя резвиться, наслаждаться, дозволяя ему взять бразды правления своим разумом на неопределённое время. Жадного, взбудораженного и заведённого до предела.       Сминая тонкую талию своими ладонями, Чон заставлял ткань одежды подниматься, оголять участки белоснежной сахарной кожи, сжимая пальцами уже её, чувствуя жар, который будто просачивался в него через эти касания, дополняя собственное бушующее пламя внутри, помогая ему разгореться ещё больше.       А Чимин только сильнее вжимается в крепкое тело такого высокого парня, вставая на мысочки и запрокидывая голову кверху, чтобы тот не прекращал целовать его. Так сочно, первоклассно, доставляя своим ртом незабываемое удовольствие. Он всеми фибрами чувствует, как тот до одури волшебно пахнет, пропуская запах через себя, вынуждая все внутренности скрутиться в тугой узел, грозящий выпустить наружу все его животные, неутолимые до этого момента желания. Охотно позволяет поднять себя на руки, на секунду буквально взлетая в воздух, когда парень, подкинув его, подхватывает под ягодицами, сминая их пальцами, и Чимин оказывается наравне, оплетая длинными ногами талию, а ладошками цепляясь за такие большие и твёрдые бицепсы, сжимая загорелую кожу, оставляя на ней краснеющие полосы.       Они не отстраняются друг от друга ни на секунду, боясь потерять эту их появившуюся за одно мгновение связь, такую крепкую и прочную, что сомневаться в ней казалось глупостью. Оба пытались насытиться, жадно хватая открытыми ртами накалённый до предела воздух, сталкиваясь мокрыми языками, лаская и в то же время яростно вгрызаясь, заставляя губы покраснеть и распухнуть сильнее, оставляя мелкие царапины от заострившихся зубов.       Чонгук шагает вперёд, неся самого драгоценного омегу в своей жизни, пока они не врезаются в зеркальную стену. Чимин только стонет, почти рычит, откидывая голову назад и ударяясь ею, когда его с силой вжали в холодную гладкую поверхность, но не обращает на боль абсолютно никакого внимания. Скользит руками по широким плечам, ощупывая мышцы сквозь ткань футболки, перебираясь на мощную шею, царапая и наконец зарываясь своими пальчиками в густые чёрные волосы. В следующую секунду он крепко сжимает пряди в кулаке и отстраняет альфу, уже успевшего вцепиться своими обозначившимися клыками в нежную тонкую шейку, готового оставить свою метку на молочной коже. Слышит, как тот издаёт хриплый стон разочарования, но покорно прячет свои зубки, когда ему указывают его место, пока что не позволяя лишнего.       Глаза альфы медленно наливаются густой чернотой, пропуская сквозь себя крупицы красного необузданного возбуждения. Стояк упирается в промежность Пака, потираясь о неё при каждом движении. От этого голова идёт кругом, но не позволяет прекрасному образу перед глазами исчезнуть, оставляя очаровательное личико чётким, давая возможность насладиться его красотой, впитать её в себя.       — Думаешь, это хорошая идея? — сбивчиво шепчет Пак, откидывая голову в сторону, отчего нежные розовые пряди упали на лоб и глаза, а сексуальная шея стала ещё более доступной.       — Мне плевать. Ты — мой, — резко отвечает Чонгук, не осознавая до конца серьёзности своего заявления, но инстинктивно чувствуя, что так оно и есть, и ещё раз подкидывает на руках омегу, заставив того сдавленно хихикнуть. — Мне же не показалось, да? — продолжает, внимательно всматриваясь в затуманенные глаза напротив.       — Нет, не показалось, — сладко тянет в ответ, растягивая губы в довольной улыбке.       — Тогда почему ты такой спокойный, а меня ломает на месте? — беспомощно тянет, с трудом удерживая цепи, держащие его самообладание, восстановившееся буквально на минуту.       — Я же танцор, моё тело всегда у меня под контролем. Но твой запах, — Чимин тянется и утыкается своим аккуратным носиком в его щёку, жадно втягивая воздух, насыщенный, заставляющий почувствовать себя стоящим посреди соснового леса и наслаждаться той свежестью, которая всегда появляется там после дождя. — Я будто потерялся в нём. Ты не представляешь, как было тяжело стоять рядом с тобой, когда он накрывал меня с головой, поглощая сантиметр за сантиметром, пока не присвоил себе полностью, — заканчивает тихо-тихо, опаляя щёку горячим дыханием, касаясь её своими губами, соблазняя и ломая до самого конца.       — Если мой запах уже присвоил тебя, то это сделаю и я, — сжимая круглую задницу в руках сильнее, грозно произносит Чон. — Почему твоя сущность до сих пор не отозвалась?       — О, Чонгук~и, — снова улыбается, — я теку с момента, как увидел тебя.       — Что? — его голос сел, а глаза расширились от непонимания.       Чонгук чувствует, как его быстро наполняет ярость из-за своей же глупости и невнимательности. Кровь внутри в мгновение закипела, начиная вспениваться от бешенства. Почему он не почувствовал? Почему тот ничего не сказал? Почему все эти люди были здесь, когда его омега изнывал от желания? Он зол. Зол на себя. На свои инстинкты, которые какого-то чёрта не сработали в самый важный момент и позволили течному омеге мучиться и переживать их первую встречу в одиночестве, но при этом на глазах у целого курса. Что он за альфа после этого? Никчёмный. Не в состоянии позаботиться о собственном истинном.       — Почему? — произносит еле слышно.       — Ты был слишком взволнован, чтобы это заметить, — ласково тянет в ответ, расслабляя пальчики в волосах, нежно перебирая пряди и стараясь успокоить, видя, как тому нелегко принять подобное. — А ещё всем преподавателям нужно пить подавители запаха, это один из основных пунктов трудового договора. Я удивился, что ты вообще смог почувствовать меня. При этом так сильно.       Чёрт, какие ещё таблетки? Что это за бред? Чонгук имел дело с омегами, принимающими их, и помнил, что даже не осознавал тогда, кто перед ним на самом деле, принимая всех их за бет, не имеющих своих запахов. А здесь он понял, что что-то не так уже на улице. Как такое возможно, если Чимин принял подавители? Данная информация ещё сильнее бьёт по его самоуважению.       Он утыкается в тонкое плечо, стараясь вдыхать как можно глубже, наполнить себя сладостью так быстро ставшего уже родным запаха. Успокоить бушующее негодование внутри.       Как же он ошибался. Во всём. С самого, мать его, начала.       Их истинность даже не ставилась под сомнения. Он уверен на все сто процентов. И даже в силу своего неверия во все эти сказки, сейчас он не может отрицать очевидного. Это его омега. Предназначенный лишь ему, как и рассказывали с самого детства родители, и о чём мечтали все вокруг. Всё это утро он ощущал, как его душа полнеет с каждой секундой, принимая свою истинную форму, и понимает, что до этого момента и вправду был словно незаконченным, не имеющим никакой цели. Вся его жизнь будто была лишь иллюзией, какой-то ненастоящей, фальшивой. Но сейчас всё внутри него наполнялось смыслом. Он был создан, чтобы быть рядом, защищать и оберегать. И он сделает это, но прежде исполнит все пожелания светлого ангела в своих руках.       Из пучины мыслей его выманивают маленькие ладошки, опустившиеся на его плечи. И Чимин, нашедший свою опору, изгибается, потирается своим возбуждением о его торс, отчего упругая попка напряглась, проходясь и по упирающемуся в неё стояку.       — Чонгук~и, я хочу, чтобы ты забыл обо всём, — сладенько мурлычет Чимин, продолжая медленно двигать своими бёдрами, заглядывая прямо в глаза. — Доставь мне удовольствие прямо сейчас, я уже такой мокрый из-за тебя, возьми ответственность.       Он возьмёт. И не только ответственность. Чон обязан загладить все свои ошибки, которые успел совершить буквально за первые два часа знакомства со своим истинным. Всю досаду и злость он прячет глубоко внутри себя, оставляя это до лучших времён. А пока в его руках находится самый горячий омега в мире и требует внимания. Чонгук обязан его предоставить.       Он наваливается своим весом, удерживая Пака, руками же тянется вдоль волшебных ягодиц выше, цепляя пальцами резинку спортивных штанов, а вместе с ними и белья, отмечая, что оно и вправду было уже влажным, резко стягивает одежду, обнажая идеальную по ощущениям задницу, которую на самом деле хотелось увидеть до ломоты в костях, и такой же сочащийся член, опустившийся на ткань его чёрной футболки, пачкая её.       Чимин только охает от неожиданности, придавленный к стеклу мощной грудью, ощущая, как горячий язык агрессивно вылизывает его открытую шею и плечо, с которого из-за широкого выреза и активных манипуляций младшего съехала футболка, предоставляя альфе только больше места для действий. Он чувствует, как требовательные ладони возвращаются на место, начиная мять разгорячённую кожу, заставляя тихие стоны срываться с покрасневших губ. Наслаждаясь грубоватой лаской, Пак улавливает каждое движение, и, забравшись ладошками под большой ворот Чона, растягивая его ещё больше, начинает поглаживать и несильно царапать широкие плечи, спускаясь на лопатки, и вздрагивает от неожиданности, когда чувствует, как парень касается заветной промежности.       Длинными пальцами Чонгук ощущает волнительную влагу между круглых ягодиц. Тянет их в стороны, раскрывая дырочку, из которой тут же потекло лишь сильнее. Громко сглатывает, замирая на секунду. Представляет в голове, какая же это, должно быть, завораживающая картина. Он уже был с течными омегами, и представляет, что это такое. Но именно сейчас всё становится в разы мощнее и ярче, вынуждая забыть о прошлом и упиваться тем, что происходит здесь, в этой просторной и пустой студии, предоставленной только им двоим. Предназначенным друг другу. Он медленно обводит сжимающееся колечко мышц кончиками пальцев, заставив тело в руках напрячься.       — Ещё, Чонгук, — тихо шепчет прямо ему на ухо, обжигая своим дыханием, — касайся меня больше.       Чон исполняет все пожелания омеги, не возражает. Потому что не может. Ведь его желания точно такие же. Мысленно он уже лежит у стройных великолепных ног, покрывая поцелуями восхитительные лодыжки, наслаждаясь тем, что ему это позволяют, принимают его ласку и заботу полностью, отдаются в его руки и доверяются.       Чонгук понимает, что омега напряжён и ждёт уже слишком долго, а он лишь всё больше изводит его, мучает. Поэтому действует. Собирает выделившуюся смазку пальцами, давит на вход и чувствует, как податливо раскрывается дырочка, как жадно она затягивает внутрь. Младший тут же добавляет второй и третий, понимая, что даже этого очень мало для Чимина, уже начинающего тихонько хныкать в его макушку.       — Ещё, Гуки... Мне нужно больше...       Чонгук будто воспламеняется весь, тянется пальцами другой ладони, добавляя по одному, раскрывая не сопротивляющуюся попку, растягивая её, чувствуя, как по костяшкам начинает сочиться ароматная жидкость, скользкая и горячая, которая тут же вскружила голову, капая на пол. Он тянет в стороны, играясь пальцами внутри, лаская мягкие упругие стеночки, добавляя по последнему с каждой ладони, упиваясь сладкими стонами, начиная ловить их своими губами, целуя жарко и необузданно, подчиняя омегу, заставляя умолять войти в него, заполнить полностью. Но как же это было приятно, ощущать жаркую тесноту своими длинными пальцами, как она сжималась и разжималась на них, пульсировала от каждого движения, а сладкой яблочной смазки становилось только больше. Чон до безумия хотел попробовать на вкус, уверенный, что он будет в разы слаще того, когда он вылизывал хрупкие плечи омеги или целовал прекрасные пухлые губки, которые ему показались самыми волшебными из всех, что он пробовал, способные завести — стоило бы только увидеть их.       Сложно остановиться, когда всё, чего ты хочешь, уже в твоих руках, ластится к тебе и тает от прикосновений.       — Твоя попка так хороша, она и правда буквально течёт в моих руках, — приходя в дикий восторг от своих же слов, говорит Чон, медленно вынимая пальцы, чувствует, что дырочка не может больше закрыться, позволяя драгоценной смазке вытекать из неё, не в силах удержать внутри, и понимает, что не стоит тянуть дольше, у него ещё будет вся жизнь для этого, которая, он не сомневался, будет до отказа наполнена этим омегой, а сейчас хотелось поскорее удовлетворить Чимина, дать ему всё, что тот просит.       Он перехватывает стройную фигурку одной рукой, а освободившейся поспешно тянет резинку своих штанов и белья вниз, наконец обнажает свой мощный стояк, болезненно пульсирующий от нетерпения у самого основания. И тот с громким шлепком ударяется прямо по раскрытой промежности, отчего Чимин в его руках тут же взвыл, ударившись затылком о стекло. И так влажная головка тут же намокла ещё сильнее, пачкаясь в скользкой смазке, смешивая их запахи. Густые капли стекали вдоль по всей длине, а Чон лишь громко втягивал спёртый воздух сквозь стиснутые зубы, ощущая каждую такую дорожку слишком остро.       — Трахни меня, ну же... — прерывисто дыша, хрипит Чимин.       Чон пристраивается как следует, вновь опуская свои ладони на половинки, растягивая их в стороны, упираясь крупной головкой в промежность, кусает свои губы и расслабляет руки, не спеша опуская мечущегося омежку на свой член. И сейчас младший напряжён до предела. Он чувствует, как горячая мокрая дырка принимает его в себя, разработанная и невероятно жадная, затягивая в себя крупную плоть целиком. Старается не сорваться, удерживая на руках, будто потерявшего последние капли рассудка омегу, боясь навредить ему или сделать больно. Брови нахмурены, а глаза плотно закрыты, он прекращает даже дышать, стараясь не упустить ничего из того, что происходит с ними. Стискивает зубы только сильнее, боясь потерять себя в этом по-неземному прекрасном создании, чувствуя, как податливо всё внутри совершенного тела в его руках, стеночки покорно раскрываются даже там, куда он не смог дотянуться пальцами, пропуская, давая понять, что Пак готов и не надо его жалеть.       Когда наконец попка плотно прижата к его паху, а по яйцам не переставая стекает яблочная смазка, впитываясь в ткань штанов, Чон отпускает себя. Он крепко держит дрожащее тело, принимаясь тянуть его вверх, покидая сопротивляющуюся дырочку, так яростно пытающуюся удержать его в себе чуть дольше, но альфа не может больше сдерживать себя, а зверь внутри понимает, что больше вреда причинить не сможет. И, не успевая даже до конца принять это, Чонгук чувствует, что им в одно мгновение овладевает что-то, чего не знал до этого момента, что-то крепко спящее всю его жизнь, спокойно ждущее внутри своего часа, наступившего в тот момент, когда только почувствовал предназначенного, и этого хватило, чтобы наконец проснуться. Это было в разы сильнее того чувства, когда он только увидел Чимина, сейчас его разум просто отключается, и не по собственной воле его принуждают отдаться в руки этому существу, его истинному проявлению альфы, которое сейчас было переполнено жаждой и голодом от такой длительной спячки.       Он снимает омегу со своего члена, оставляя только пульсирующую головку.       — Чон...гук... быстрее, — цепляясь пальцами за плечи, тихо скулит Чимин.       Сейчас он находился в том же состоянии, что и его альфа. Такой же беспомощный перед своими животными желаниями, не до конца понимающий, что именно происходит, но осознающий, что всё, что ему нужно, — это быть как следует оттраханным и присвоенным настоящим и бесспорным хозяином своей души.       Чон слышит благодарные стоны, когда начинает врываться в тело перед собой, каждый раз силой вжимаясь в попку, чувствуя, как омега пытается подмахивать, крепче сжимая ногами талию, прыгая на таком восхитительном члене, доставляющем непередаваемое наслаждение, наконец получая то, чего так желала его внутренняя ненасытная сущность.       Каждый раз до этого самого дня, когда Пак был с альфой, его никогда не крыло так сильно. Он лишь проводил с ними самое сложное время и так и не смог отдаться им полностью из-за крепко спящего и никому не поддающегося зверя, который ждал лишь своего истинного, того, кто сможет открыть его клетку и забрать вместе с собой на свободу. Чимин понимал, что такое случается очень редко, если вообще случается, но в тайне, как и любой на его месте, не переставал мечтать о том, что когда-нибудь появится тот самый альфа, с тем единственным ключом, с которым тот сможет проникнуть в самую душу, разбудить его внутреннего омегу. Он знал, что время здесь играет не последнюю роль. Никто не может предугадать, когда твоя пара появится, ты просто должен следовать течению жизни, и судьба обязательно сведёт вас вместе. Чимин был терпеливым, но с каждым днём чувствовал, что предательское время только ускользает. Он старался не зацикливаться, уходя с головой в обучение, затем в работу, с готовностью принимая любые предложения работодателей о ведении дополнительных занятий или кружков, стараясь занять своё время по максимуму, встречаясь с новыми людьми, заводя друзей, надеясь, что кто-то из них окажется тем самым, но каждый раз расстраивался лишь сильнее, уговаривая себя не принимать это близко к сердцу. В конце концов преподавание и правда смогло забрать хоть и незначительную, но ощутимую часть его внутренних метаний, облегчая существование. Все вокруг уверяли, что предназначенных не нужно возносить так высоко и делать встречу с ними своей целью. Потому что так это не работает. Пак не глупый, он знает правила этой жестокой игры, но противиться внутренним инстинктам было не в его силах.       Это было очередное предложение, на которое согласился омега, решив, что будет интересно, так как раньше он работал лишь с детьми, и, получив приглашение на должность в университете искусств, он был крайне удивлён, но долго думать не стал. Ещё когда Пак приходил устраиваться, внутри него будто что-то затрепетало, но он не придал этому значения. Всё-таки это была не привычная для него обстановка, все куда-то шли, были заняты своими делами, переговариваясь друг с другом. Здесь жизнь кипела. И при этом всём омега словно оказался в самом центре бушующего урагана различных запахов, таких вкусных, необычных, заставляющих тянуться вслед за ними. Из-за обрушившихся на него новых эмоций он не стал волноваться об этих чувствах, полных трепета внутри, будоражащих все внутренности, и свалил всё на свою крайнюю взволнованность моментом.       Как уже выяснилось, зря он это сделал.       Новый день встретил его тянущей болью внизу живота, обозначая, что сегодня лучше бы отсидеться дома. Но Чимин, пытаясь успокоиться, лишь принял холодный душ и выпил свои таблетки, решая, что это поможет и немного отстранит внезапную течку, хотя бы на один день, чтобы он смог уладить данную проблему в университете, так как в своём заявлении он обозначал совершенно другие сроки для этого. Для него самого это было в новинку, так как никогда раньше его цикл не сбивался, а сейчас он даже не знал, что могло послужить причиной.       А причина не заставила себя ждать.       Своё тело и эмоции он умел держать под контролем с самого детства, ведь именно этого требовали занятия танцами, поэтому и трудностью это назвать было сложно. Но стоило ему оказаться на месте и зайти в эту злосчастную студию, внутри него всё будто перевернулось. Его до краёв наполнил один единственный запах, хотя людей в помещении было много. Он приветливо всем улыбался, не показывая на своём лице и крупицы того волнения, которое бушевало внутри, вёл себя мило и старался не задохнуться от переполняющих чувств, обводя всех присутствующих взглядом, стараясь найти тот самый источник. Долго искать не пришлось. Высокий парень, стоящий позади и не отрывающий от него глаз, таких чёрных и затуманенных всепоглощающим желанием, что никаких сомнений не осталось. Это он.       Чимин никогда не был настолько объят счастьем и радостью, но всё это перекрывалось диким возбуждением, вырываясь сейчас наружу с громкими стонами. Резкие движения внутри заполняли его именно так, как он всегда и мечтал, удовлетворяя его полностью, как никогда до этого.       Он забывается, отдаваясь в сильные руки, доверяя им себя, подчиняясь им. Тянется вперёд, хватая пальчиками чёрную ткань, в порыве задирая её, открывая своему жадному взгляду загорелую кожу и крупные мышцы, от взгляда на которые текла не только задница. Он резко тянет вверх, снимая её через голову, натягивая ткань за мощной шеей, не давая ей больше скрывать это великолепное тело, от вида которого всё внутри сжималось, и альфа лишь громче рычал, активнее вбиваясь в омежку, заставляя спиной скользить по стеклу.       — Чёрт, ты такой горячий, — хрипло произносит Чимин, начиная жадно сминать разгорячённую кожу на такой широкой и тяжело вздымающейся груди, спускаясь к будто каменному животу, оглаживая напряжённые мышцы, сходя с ума от этой красоты. — Ты и вправду реальный? — шепчет он, переводя помутневший взгляд на такое же красивое лицо.       — Более чем, — самодовольно ухмыляясь, сдавленно отвечает Чон, толкается и слышит, как хлюпает смазка снизу, не прекращая источать сладчайший аромат, смотрит на омегу, который пожирает его тело глазами, и альфе нравится это до одури, нравится, что Пак оторваться от него не может, это заставляет его гордость за самого себя зашкаливать внутри.       Младший сжимает бёдра в своих пальцах сильнее, подкидывая тело вверх, чувствуя каждый раз, как сжимается дырочка на нём, не позволяя выйти целиком, удерживая в себе, как тело дрожит в его руках, изгибаясь и агрессивно потираясь своим возбуждением о его живот, оставляя мокрые следы после. Чонгук хочет больше.       — Хочешь почувствовать мой член ещё глубже? — склоняется и тянет прямо в распухшие губы, видит, как тот коротко кивает в ответ, стараясь дотянуться и поцеловать, не даёт, уходя в сторону, касается ушка, цепляя зубами тонкую свисающую цепочку пирсинга, оттягивая её, играясь. — Тогда твоей попке придётся меня отпустить, — шепчет и слышит в ответ жалобный скулёж, чувствует протестующее мотание головой и как пальчики за его плечами сжались сильнее, стараясь притянуть ближе. — Это ненадолго. Я войду в тебя сразу же, как мы сменим позу, — обещает.       Когда он замирает внутри, уже собираясь снять недовольно хнычущего Пака с себя, он видит, как тот внезапно подаётся вперёд и тут же чувствует, как в его шею впиваются неожиданно острые зубки, кусая так сильно, что кажется ещё чуть-чуть и под ними разорвётся кожа. Альфа ошарашен, не в силах даже пошевелиться, медленно осознавая наконец, что именно тот делает. Расслабляется.       — Чёрт, — он болезненно шипит и морщится, но покорно ждёт, когда омега насытится и отстранится.       Его член внутри пульсирует, требуя продолжения, но в голову сейчас лезут только слащавые мысли, в которых не терпится раствориться. Собственный омега хочет пометить и присвоить его. Он уже это делает, завладевая им целиком. Чонгук отклоняется в сторону, предоставляя больше места, подставляясь, стараясь игнорировать эту жгучую боль всеми силами, показывая, что даёт своё согласие.       Ноготочки царапают плечи, пытаясь удержаться на месте, потому что кажется, что сознание уплывает, даже несмотря на руки удерживающие рядом, которые и не собираются его больше никуда отпускать. Во рту начинают проявляться клыки, словно у оголодалого животного, удлиняясь и проникая под кожу, оставляя свой глубокий след, помечая альфу, делая его полностью своим, чувствуя резкий, усилившийся в разы запах, который был так близко, буквально просачиваясь внутрь, струясь по горлу вниз вместе с густой кровью, перемешавшейся со слюной.       Чонгук крепко стискивает собственные зубы, пытаясь удержать боль под контролем и не сорваться, так как неожиданно довольно чётко понимает, что внутри него самого становится невообразимо жарко, его бросает в дрожь, глаза закатываются и закрываются, внизу начинает набухать его узел, заполняя и растягивая податливую дырочку изнутри. Он дышит часто, жадно глотая спёртый яблочный воздух, наполняясь им, в следующий момент уже ощущая, как омега дёргается в его руках и кончает с приглушённым стоном, изливаясь на его живот, не переставая лизать место, на котором только что сжимались его зубы, стараясь остановить яркие красные дорожки, скатывающиеся по шее вниз, с неприкрытым наслаждением ощущая терпкий вкус на своём языке.       Чёрт, ему ещё никогда не было так хорошо.       Чон берёт его за спутавшиеся светлые волосы, тянет и отстраняет, не в силах больше выдержать того, как этот мягкий язык ласкает такую чувствительную сейчас кожу, внимательно рассматривая растерянное личико, измазанное красным.       Чимин же в свою очередь старается облизать губы, собрать этот горьковатый сок, потеряно глядя на альфу, который терял остатки своего терпения.       — Теперь можешь трахнуть меня, как и хотел, — собравшись с мыслями, тихо говорит он и подаётся вперёд, впиваясь в раскрытые губы, давая Чону попробовать его же вкус, жадно врываясь языком, страстно играясь с чужим, крепко обнимая альфу своей мечты.       Но Чонгук вновь отстраняет его, поднимая и снимая с себя, ненадолго покидая трепещущее от неожиданного оргазма тело, отмечая насколько всё-таки недовольным выглядит омега, чувствуя такую давящую пустоту после альфы. Он ставит его на ноги и резко поворачивает к зеркалу лицом, давит на плечо, вынуждая опереться руками и вжаться грудью. Опускает глаза и наконец видит, наверное, самую жаркую и идеальную задницу в этой грёбаной вселенной. Желание встать на колени и вылизать её резко подскакивает внутри до предела. Вид того, как она сжимается, не даёт спокойно дышать, отнимая весь воздух вокруг, заставляя задыхаться. А осознание того, что минуту назад он был внутри и трахал её, врываясь всё глубже каждым своим движением, сносило всё его восстановившееся самообладание, унося обратно в бездонную пропасть, давая понять, что с этим омегой рассчитывать на здравые и осмысленные действия явно не стоит. Потому что держать себя в руках, когда перед тобой невозможный и неповторимый Чимин, сломленный и умоляющий, отставляющий эту первоклассную задницу, невозможно. Не в этой жизни.       Чон, вдыхая спасительный кислород, отвлекается от созерцания идеальных ягодиц и видит, что собственный член стал гораздо толще у основания, понимает, если бы не сладенький голосок, отвлёкший его, то он уже спустил бы прямо на эти круглые блестящие от смазки половинки. Он ещё раз оценивающе смотрит на свой внушительный стояк, требующий внимания, осознавая, что будет не так-то просто управиться с ним сейчас, но честно говоря, ему плевать. Он выебет своего предназначенного так или иначе. К тому же альфа не сомневается, что эта мокрая попка будет только рада подобному бонусу, прекрасно видя, как та подрагивает и пульсирует, ожидая, когда её снова заполнят. Оттягивает свободной рукой ягодицу в сторону, раскрывая проход сильнее, горящим взглядом наблюдая, как из дырочки крупными порциями вытекает смазка, скатываясь по яичкам вниз, капая прямо на пол. Чон подаётся вперёд, вжимаясь в промежность, грубо проходясь всей длиной, делая свой член снова мокрым и скользким, лишь раздразнивая скулящего омегу. Сам не может дождаться, и поэтому следующим движением уже проникает головкой внутрь, скользя в заветную глубину, давая ощутить размер, прекрасно видя с какой жадностью попка принимает его узел, пропуская внутрь до самого основания, и уже слышит, как его яйца ударяются о сведённые вместе ляжки.       Чонгук не перестаёт упиваться красотой стройного тела перед ним. Отмечая все его прелести сзади. Глядя, как тот выгибается в его руках с мощным стояком в заднице, откидывая голову назад, почти доставая до него самого, и громко выстанывая просьбы о большем. Его голосок, такой же как и тело, нежный и чувствительный, передающий все оттенки эмоций, такой не сможет соврать, даже если захочет, и парень наслаждается им, его мурлычущим звучанием. Скользя глазами вдоль спины, видит, насколько идеален омега в своих пропорциях, что даже полосатая ткань не в силах скрыть это, но решает, что гораздо лучше будет, если ненужную одежду всё же снять.       Его стремление улетучивается в один миг, когда в отражении Чон ловит затянутый похотью взгляд карих глаз и еле шевелящиеся пухлые губы, вокруг которых до сих пор оставались еле заметные красные следы. Он убирает руку с плеча, позволяя этим Паку наконец откинуться на своё плечо, и опускает ладони на тонкую талию, забираясь под футболку, ощущая горячую кожу.       — Твоё тело словно произведение искусства, — шепчет на самое ушко, прижимаясь щекой к мягким волосам, и, не отрываясь, внимательно смотрит на их отражение.       Они будто созданы друг для друга. Хотя почему будто? Альфа чувствует, как внутри всё наполняется трепетом, так остро граничащим с животным голодом. Омега в его руках прекрасен, с этим невозможно спорить, достаточно лишь увидеть. Его тело волшебно, и Чонгук не может сравнить с ним никого, с кем ему доводилось быть раньше. Это что-то за гранью. Неописуемо, необъяснимо. Всё его существо тянется к нему. Свежая метка жжёт кожу на шее, буквально описывая всё его состояние, потому что весь он точно был брошен в бушующее пламя чувств и эмоций, поглотившее его целиком, заставляя плавится от их переизбытка. Его зверь уже подчинился омеге, падая к его ногам, позволяя решать и выбирать дальнейшую свою судьбу, переставая принадлежать себе в тот самый момент, когда острые клыки вспороли его кожу на шее и пометили как свою единственную и неоспоримую пару, не собираясь делиться ею ни с кем больше.       Они предназначенные. Истинные. Чонгук никогда не думал, что будет настолько поглощён своим счастьем и переполнен волнением, что когда-нибудь он поверит в те нелепые детские выдумки и будет так благодарен своей судьбе за то, что та позволила встретить, найти. Он больше не отпустит, и плевать на всё. Сделает что угодно, лишь бы удержать, защитить и уберечь. Теперь это его единственная задача и цель, так быстро вставшая во главе всего. И Чонгук понимает, что так и должно быть. По-другому никак.       Он врывается в тело перед собой, больше не жалея, силой удерживая Чимина на месте, заставляя двигаться навстречу, натягивая омегу на себя, с удовольствием ощущая, как смазка вытекает наружу от каждого толчка, пачкая его живот и круглую задницу, которую так и хотелось сжать и шлёпнуть пару раз. Спортивные штаны на дрожащих ногах омеги уже съехали и лежали у щиколоток, лишь мешая, и Чонгук, прерываясь, наступает на их край, подхватывая прелестную ножку под коленом, утягивая её наверх, высвобождая из одежды, удерживает на весу, сжимая упругую кожу на бедре и отмечая, как легко подаются мышцы, завораживая ещё больше.       Пак лишь опирается ладонями на стекло сильнее, чувствуя, как альфа проникает в самую глубину, почти агрессивно вжимаясь пахом в его ягодицы, каждый раз шумно выдыхая прямо ему на ухо, опаляя горячим дыханием, отчего вдоль спины не прекращая бегали мурашки. Головка внутри упиралась и тёрлась о странную точку, которая заставляла трепетать и стонать громче, задыхаясь от нехватки кислорода.       Движения становятся резче. Чон врывается в тело перед собой словно обезумевший, не препятствуя и не мешая своему внутреннему одичавшему альфе наслаждаться и упиваться сладким омежкой, с такой готовностью отдающегося ему, словно тот и сам в этот момент не принадлежит себе вовсе. Младший скользит ладонью по напряжённому животу, оглаживая и царапая проявившиеся мышцы, обхватывая Чимина поперёк, удерживая, не позволяя упасть, одновременно вжимаясь губами в нежнейшую кожу на тонкой шейке, слизывая капельки пота, вдыхая вкуснейший запах во всём мире. Он натягивает омегу на себя, заставляя того полностью довериться своим рукам.       — Пожалуйста, Чонгук~и, пожалуйста, — не понимая, чего именно просит, скулит Пак, переполненный, не в силах даже открыть глаза.       Из-за большого выреза его футболка съехала, открывая острое плечо, на которое сразу накинулся Чон, вылизывая и целуя сахарную кожу. И от каждой такой ласки омега сжимался и дрожал, чувствуя себя таким незащищённым и открытым, но ни на секунду не сомневаясь, полностью доверяясь своему альфе. Член внутри него с каждым разом, казалось, становился только толще, но разработанная дырочка принимала его с готовностью, открываясь и впуская горячую плоть в себя, затягивая только глубже.       По студии разносились невероятные звуки, отражаясь от голых стен, которые создавали идеальную акустику. Их не волновало абсолютно ничего, кроме друг друга. Они просто утонули в ощущениях, таких долгожданных и оттого в разы более прекрасных. Плевать, если кто-то услышит, учует зверский запах секса, на всё плевать. Такое может случиться лишь раз в жизни, и они настроены выпить этот бокал безграничного удовольствия до последней капли вместе.       Яростные толчки выбивают остатки контроля, отчего ноги подкашиваются уже у Чона, отказываясь держать своего хозяина, заставляя колени подрагивать от напряжения. Поэтому парень делает шаг назад, опуская ногу Чимина, утягивая его за собой, и давит, заставляя медленно вместе с ним опуститься на твёрдый паркет, не покидая сочащуюся попку, сразу возобновляя движения.       Чимин тут же беспомощно падает прямо на грудь, успев лишь подложить под голову руки, утыкаясь носом в согнутые локти, не переставая ощущать быстрые толчки внутри, задевающие самые сокровенные места, раздражая нежные стеночки, заставляя теряться в собственных стонах. Он не в силах собрать воедино даже одну здравую мысль в голове, потому что все они будто раскололись, теряясь в самых отдалённых уголках сознания, и Чимин не может дотянуться до них, так как грубые движения сзади выбивают последние остатки сил и самообладания, вынуждая желать только скорейшей разрядки, умоляя альфу сцепить их. Умирает от осознания того, что этот член внутри может стать ещё больше. Но на самом деле предвкушает и мечтает лишь об этом: быть в сцепке с этим альфой, его истинным. Быть заполненным и не чувствовать больше этой давящей пустоты.       Чонгук опускает ладони на круглые ягодицы, разводя их в стороны, наслаждаясь великолепным видом своего члена, двигающегося в растраханной заднице, такой идеальной и мокрой. Он отводит ладонь назад и звонко опускает на упругую половинку, упиваясь звучанием и видом соблазнительных волн, прошедшихся по светлой коже. Съехавшая ткань футболки открыла изящно выгнутую спину, на которой можно было увидеть каждый позвонок, пару выпирающих рёбер и неожиданный рисунок татуировки прямо на них. Буквы, написанные чёрными чернилами, въедались в сознание Чона, который не мог уловить их смысл, поглощённый нереальной красотой омеги. Он касается поясницы, гладит кожу, нежит, обводит пальцами ямочки прямо над ягодицами, ведёт выше, задирая одежду сильнее, обнажая сведённые вместе лопатки, ещё дальше, зарывается пальцами во влажные волосы на затылке, несильно сжимая, оттягивая назад, заставляя запрокинуть голову, а сам склоняется ниже, нависая над гибким телом, не прекращая толкаться внутрь, ощущая, как близок к разрядке.       — Я уже твой, и мой зверь принадлежит тебе, — тихо произносит в светлую макушку, упиваясь яблочным запахом, чувствуя, как боль от метки вновь ударяет по нему, подтверждая слова, вынуждая нахмуриться. — Хочу, чтобы и ты был только моим. Хочу узнать каково это.       Видит в отражении, как Чимин медленно открывает глаза и встречается с ним взглядом, пропитанным невыносимым ожиданием, говорящим само за себя, давая понять, что тот хочет этого так же сильно, как и он сам. Открытые губы еле шевелятся, не в силах произнести и звука, но Чон понимает и без слов, чувствуя, что клыки во рту становятся с каждой секундой только длиннее. Он не может удержаться. Опускается, ведёт носом по спине, переходя на лопатки, удерживая омегу за бёдра. Зверь внутри него воет, требует наконец взять своё. И Чон подчиняется, в следующее мгновение уже смыкая зубы на тонкой сияющей коже на задней стороне плеча, слышит приглушённое болезненное мычание, но лишь сильнее вгрызается, теряясь в новых ощущениях, выводящих его за рамки привычного удовольствия. Он никогда этого не делал и теперь, узнав, насколько это оказалось сладко и одновременно возбуждающе, не может оторваться, чувствуя на языке манящую густую кровь, источающую завлекающий запах сочного яблока, которое хотелось выпить до конца, поглотить полностью. Глаза закрываются от наслаждения, и сущность альфы внутри него громко рычит от переполняющих эмоций, ведь он наконец испробовал вкус своего омеги, оставаясь полностью удовлетворённым и насыщенным. Чон из последних сил толкается внутрь дрожащего тела и замирает, останавливаясь, понимая, что вот сейчас он сделал то, к чему всё шло с самого начала, пометил, заклеймил и присвоил, достигая в этот момент самого пика, чувствуя, как член внутри набухает и растёт узел, наконец заполняя дырочку полностью, раскрывая по максимуму и изливаясь глубоко внутри, заполняя собой, не позволяя больше упустить и капли сладчайшего сока, смешавшегося с собственным семенем. Краем сознания он отмечает, что Чимин в его руках ощутимо подрагивает и дышит прерывисто, но не пытается отстраниться или уйти в сторону. Чон шумно выдыхает, до сих пор сжимая зубами плечо, вылизывая языком свою метку, вытягивая самую сладость из неё, из-за затуманенного сознания не понимая, что причиняет невыносимую боль, которую сам недавно испытал. Но вскоре, услышав тихий всхлип, наконец приходит в себя, отстраняясь, тут же видя, как кровь начинает струиться из свежей раны. Не понимая, что ему делать, паникует, испугавшись за омегу, считая, что перестарался. Обнимает за талию и аккуратно тянет вверх, на себя, замечая краем глаза мокрое пятно под ними.       — Прости, прости, — тихо шепчет прямо на ухо, спускаясь ниже, нежно целуя и лаская покрасневший участок, стараясь остановить эту наверняка ужасную боль.       — Всё хорошо, это просто эмоции, — тихо отвечает Пак, стараясь смахнуть набежавшие слёзы.       Омега чувствует, как адски горит его плечо, которое нежит Чон, стараясь помочь и унять острую боль, но, даже несмотря на эту неприятную сторону, он не может отрицать, как сильно наслаждается этим сейчас. Чувствует, что жжёт прямо под кожей, с каждым ударом сердца распространяя запах альфы по всему телу, переплетаясь тонкими невидимыми нитками с его собственным. Эта сладкая боль объединяется с той распирающей негой, охватившей всё внизу, заставляя разрываться на части между этими контрастами. Но всё это уходит на второй план, когда Чимин наконец осознаёт, что это произошло. Сознание до сих пор отказывается верить. Слишком быстро и неожиданно. Он ждал так долго, а всё случилось абсолютно внезапно, буквально за какие-то пару часов. Как он мог быть готов к подобному? Ведь его жизнь с этого момента больше не принадлежит ему одному. Он обрёл то, чего многие лишены и не могут даже представить, какого это — быть чьим-то. Дополнять и самому быть полным. Сейчас произошедшее казалось сном, и Чимин боялся, что может проснуться в любой момент, теряя всё, что успел обрести.       — Кажется, будто всё это сон, — кусая губы, говорит, озвучивая мысли и смотря на альфу за своей спиной в отражении.       — Точно. Но такова реальность, и ты теперь мой, — почти ласково отвечает, не отрываясь рассматривая покрасневшее тонкое плечо омеги, наслаждаясь этим зрелищем, внутренне ликуя от насыщенности неповторимого блаженства внутри, которое он испытывал впервые в жизни.       — А ты мой, — тут же вставляет Пак.       — Да. К тому же во сне явно не было бы так больно, — усмехается. — Твои зубки не казались такими острыми, когда я целовал тебя.       — Твои тоже, знаешь ли, — говорит, несмело прижимаясь к широкой груди, из-за чего футболка съехала вниз, задевая свежую метку, вновь раздражая только успокоившуюся рану, заставляя Чимина поморщиться.       — До этого момента я даже не верил в подобные вещи, знаешь, — нежно целуя и успокаивая Пака, начинает Чон, — но сейчас кажется, будто по-другому не могло и быть, — замечая слабую улыбку, Чон тоже улыбается, зарываясь носом в пушистые волосы. — Ты в порядке? Тебе легче? — поднимает глаза и видит, как Пак слабо кивает в ответ. — Это ненадолго, потерпи ещё чуть-чуть.       — У тебя уже с кем-то это было? Сцепка.       — Нет. Но теперь, когда я узнал, насколько это горячо, мы повторим это в самом ближайшем будущем, — шепчет на тут же покрасневшее ушко и еле ощутимо двигает бёдрами, заставляя омегу в своих руках содрогнуться от захватившего его удовольствия. — Хочешь, я тебя трахну прямо так? — поглаживая плоский живот, Чон снова двигается.       — Ах, притормози, — стараясь удержать альфу на месте, говорит Чимин, еле сдерживаясь, чтобы самому не двинуться навстречу. — Нам точно пора заканчивать. Мы слишком долго занимаем студию.       — Без проблем, тогда продолжим у меня, — с лёгкостью соглашается Чон, — у тебя ведь течка. Ты же не собираешься и дальше вести занятия в таком виде? Потому что даже если да, то я не позволю, учти это. Я собираюсь насладиться тобой по полной программе, — парень ласкает кожу на оголённых участках ног, сжимая упругую кожу ладонями.       — Боже, ты такой ребёнок, — усмехается омега, наслаждаясь прикосновениями.       — Мне вообще-то уже двадцать один, — ничуть не обижаясь, отвечает Чонгук.       — Какой взрослый мальчик, — довольно тянет Пак, уже предвкушая, насколько нелегко ему будет с этим парнем, но вполне принимая эти будущие трудности, отмечая, что первоклассный секс легко сможет скрасить их.       — Я всегда любил постарше, хён, — неожиданно говорит альфа, — но не ожидал, что мой омежка будет такой крошкой на самом деле, — заканчивает, хитро глядя на омегу в зеркале.       — Я тебя ударю, как только мы встанем, — хмурится.       — Без проблем, детка, — хихикает и тут же получает сильный тычок в бок. — Кстати, что это значит? — спрашивает, немного поднимая полосатую ткань и оголяя живот, указывает на показавшуюся надпись на выделяющихся рёбрах, лаская пальцами нежную кожу, заставляя мурашки пробежаться по тем местам, которых касался.       — Это напоминание, — отвечает, — не волноваться, потому что то, что мне нужно, в любом случае придёт. Рано или поздно.       — Звучит здорово, — Чон ловит маленькую ладошку и переплетает их пальцы вместе, наслаждаясь моментом. — Хотя я уже нашёл то, что мне нужно, и теперь оно моё навсегда, — легко целует в висок, утыкаясь носом.       — Да, — довольно улыбается омега, обнажая свои белые зубки, — я тоже.