«Единственный недостаток бессмертия в том, что, как правило, это навсегда». Херб Коэн
В начале идея календарного года показалась высокомерной. В Саду уже были дни, но только в смысле: «да будет свет» и «пусть свет ненадолго уйдет, пока снова не появится». И свет всегда возвращался. Кроули никогда не сомневался, что так будет всегда. Навечно. До конца. Времена года появились позже. В начале они назывались: «укрыться от дождя» и «подходящее время для охоты», а после стали известны как лето, осень, зима и весна. Кроули нравилась весна. Это было время для нового, и в особенности для новых растений. Он довольно рано понял, что сельское хозяйство было хорошей задумкой. Это дало начало другим хорошим явлениям, таким как еда и выпивка, которые он открыл в первый год и так и с ними и не покончил. Не в первый год, но и не намного позже, Кроули познал смерть. Он сразу решил, что новое ему нравится намного больше, несмотря на то, что он должен был любить смерть, так как на подготовке ему говорили, что смерть — это необходимая часть того, чем они заправляют Там Внизу. Кроули был обеспокоен тем, что они не имели достаточно людей, чтобы составлять план присоединения состава. А Земля все еще искала баланс между периодами жары, голода и чумы. Это сопровождалось затрудненным ростом растений, заставляя Кроули ценить еду и выпивку как никогда. Но он не был один. Несмотря на все наследственные принуждения, королевство по имени Азирафаэль разыскивало его, желая поговорить. Это было то раннее время, когда и ангел и демон были ужасно одиноки. — Я думаю подать жалобу, — сказал ангел. — Не важно, как часто я слышу уверения, что это необходимо, но я все-таки не понимаю, насколько это хорошо. — Младенческая смертность? — В голове Кроули уже все расплывалось от вина, и он не следил за разговором. — Или немного о… немного о… динозаврах? — О чем ты говоришь? — лицо Азирафаэля вытянулось и Кроули сглотнул. — Что на тебя нашло? Ты был довольно разговорчив. Для демона. Кроули снова прислонился к оливковому дереву, протягивая бутылку вина Азирафаэлю. — Это вино, — объяснил он. — Из-за него твоя голова наполнится пузырями. На вкус сладкое. Азирафаэль покосился на него. — Голодному все сладкое. Пословица. Кроули качнул бутылкой. — Может быть, я голодный. Голодный несмотря ни на что. Мир так плох… — он остановился, пытаясь вспомнить подходящее слово. Или хотя бы любое слово. — Мир так плох, что мне больше нечего делать. — В этом и заключается мое мнение, — сказал ангел праведным тоном. — Мир очень плох. Больше плох, чем хорош. Я думаю, что это из-за старомодной бесхозяйственности. Кроули сделал еще один большой глоток, позволив сладко-горькому вкусу потанцевать на языке, прежде чем снова протянул бутылку Азирафаэлю. — А? — проговорил он. — Я обещаю, что она поможет тебе расслабиться. К его удивлению, Азирафаэль принял ее. — Я думаю, тебе уже достаточно, Кроули. — Тогда сам допей. — Это неправильно для ангела… быть в таком состоянии. — Хороший поступок. Ты искушаешь меня. — Ты искушаешь меня, — поспорил Азирафаэль. — Ты ведь можешь потом протрезветь. Так же быстро, как сказать… так же быстро, как сказать… кости динозавра. Азирафаэль вздохнул, покачав головой. — Я полагаю, что только единожды это не причиняет боль. Если только получится.***
Конечно, это было не единожды. Сначала Азирафаэль планировал попросить разрешения, затем прощения. Он слышал, что Небеса хороши в прощении. К счастью, до этого еще не дошло. Это не выглядело так будто он пил на работе. Только строго по праздникам или в качестве развлечения — естественно, между чудесами — и он все держал под контролем. Азирафаэль был хорош в самоконтроле. Поэтому ему и поручили Восточные врата, в отличие от какого-нибудь низшего ангела, который мог не повиноваться и пробовать заглянуть за их пределы, суя свой нос туда, куда не просят. Именно этот остро-отточенный навык самоконтроля позволял Азирафаэлю проводить так много времени с демоном, не помышляя об искушении. Как будто это ничего ему не стояло, но Азирафаэлю стало тяжело от веса всего мира, от веса чумы и тех тел, что мелькали перед глазами и днем и ночью, от огромного количества выползающих отовсюду кошек во всевозможных гротескных формах. — Еще не… не пора, не так ли? — Кроули сел напротив него, медленно потягивая кружку пива. Даже самый дьявольский демон не посмеет прикасаться к вину в Польше. — Ты у меня спрашиваешь? Ангел заказал маленький стаканчик крупника и медовую водку, которая была крепче, чем любой напиток, что ему приходилось пить. Он осторожно попробовал содержимое кончиком языка. Вкус был обманчивым и казался скорее сладким, чем горьким. Кроули покачал головой. — Ну, ты же знаешь, я бы сказал тебе, если бы мне было что-то известно. — Ты спал, — сказал Азирафаэль. — Ты не думаешь, что мог пропустить объявление? — Думаю, я бы знал, если бы наступил чертов Армагеддон. Огромная кружка Кроули рухнула на стол, и ангел опустил глаза. — И-Извини, — сказал Азирафаэль, — это было невежливо. — Нет, — возразил Кроули. — Это ты меня извини. Сожалею, что тебе приходится видеть меня таким. Азирафаэль изучал его. За последние несколько месяцев его человеческое тело отрастило суровую бороду, а волосы свободно спадали за ушами. Он выглядел изможденным и походил на рептилию больше обычного, как будто даже поддержание этой формы было утомительным. — Ты мог бы… ты мог бы всегда оставаться здесь со мной, — предложил Азирафаэль. — Я обещаю, что чума не коснется Польши. Я в этом убежден. Здесь есть восхитительные маленькие клецки и разнообразное пиво. — Как они объяснят это? Чума остановилась прямо на польской границе? — Вероятно, они назовут это чудом, — сказал Азирафаэль, раздуваясь от гордости. — Тем не менее, как ты это делаешь? Должно быть утомительно поддерживать это все время. — Даже не представляешь насколько. Азирафаэль улыбнулся одними губами. Главным образом потому, что из всех страдающих на планете людей и зверей, Кроули был единственным существом, которое представляло. Азирафаэль был уверен, что он точно представлял. — Ангел? — Хм? — Что если я, ну знаешь, на какое-то время я заменю тебя? Защищая Польшу? Ты бы поспал. Азирафаэль прищурился. — Ты бы сделал это? Ты никогда не оказывал мне такую серьезную услугу. — Это не услуга, а услуга за услугу. Ты ведь никогда не спал. Тебе понравится. Азирафаэль подумал об этом. Он был измотан. Изо дня в день сохранять чудо размером с нацию было самым трудным из того, что он когда-либо делал. — Обещаешь, что это не одна из твоих хитростей? Кроули кивнул. — И когда я проснусь, Польша не будет разделена по самой высокой цене? — Не проспи, — подмигнул Кроули.***
Кроули не переступал границы собственного бессмертия. На этой планете было невозможно регулярно создавать важные связи. Каждые несколько десятилетий какой-нибудь человек становился настолько умным, новаторским и интересным, что едва ли казался человечным, а Кроули чувствовал себя чуть более человечным, когда научился любить, терять, горевать и оплакивать снова и снова. Он начал осознавать, что римский календарь вовсе не был высокомерным и на самом деле был совершенно неизбежным. Это было подобно тому, что человечество всегда циклично, ново и старо, живо и мертво, и так далее, и так далее. Устремленности кружились в безвестности, а империи возникали лишь для того, чтобы развиться и разрушиться. С самого начала эта жизнь была временной и мимолетной. Кроули рано осознал, что живет пародией на человеческую жизнь, которая всегда имеет последствия. К счастью, он был не одинок в этом. В последние годы демон стал довольно сложным. Слишком долгое пребывание в одном и том же месте привязало его к нему, и каждая привязанность — каждая, кроме одной — причиняла ему боль. Он плавал от побережья к побережью, разбрызгивая достаточное количество неудач, чтобы угодить Главному Офису, но недостаточное, чтобы оставлять после себя настоящую пародию. Он предпочитал действовать этим путем, даже если это означало, что он становился все более и более одиноким. На самом деле он был не один. С ним всегда был Азирафаэль. Каждый раз они находили дорогу друг к другу. Сегодня они встретились на бамбуковом коврике в центре тускло освещенной комнаты, отдельной комнаты, позади его любимого ресторана в Японии. Медленная струйка воды из фонтана напоминала ему Рим, а бегущие за ней — первый дождь. Кроули всегда находил явления, напоминающие ему о тех первых днях, когда дни еще не назывались днями. Испытывая смешанные чувства, он утешался тем, что вокруг них были разбросаны кусочки рая. Азирафаэль улыбнулся Кроули через низкий столик. — О, — тихо воскликнул он. — Это довольно приятно, не так ли? Я ожидал какой-то, ну не знаю… занятости от тебя. Это было правда — Кроули хорошо приспособился к занятому миру. Все что угодно, думал он, лишь бы отвлечься от черной смерти. — Я думал, тебе понравится. — Поднял колени он. — Если ты посмотришь на фонтан снаружи, то сможешь увидеть рыбу. Азирафаэль колебался. — Не… не ту, что мы едим? — Очень похожую на нее. — Тебе не кажется это неправильным? Кроули пожал плечами. — Лучше любоваться ими живыми. На лице Азирафаэля появилось озадаченное выражение. Кроули внимательно наблюдал за ним. Так случилось, что он очень привязался к этому лицу и усвоил все нюансы его выражений. Это была единственная постоянная, на которую он рассчитывал, даже после стольких лет. Принесли суши, изящно расставленные на пестром блюде. Мягкие, ароматные кусочки рыбы, их цвет плавно перетекал от белого к бледно-розовому, углубляясь к темно-бордовому цвету. Кроули почувствовал, как рот наполнился слюной, уловка, которая делает вкус еды лучше. Азирафаэля раздирали сомнения. — Я думаю, — он прочистил горло, — это не может быть правильным, не так ли? Сырая плоть, всего через мгновение после того, как жизнь покинула ее. — Она свежая, и это хорошо, — подмигнул Кроули. — Давай, ангел, тебе понравится. — Лучше не стоит. Я думаю, что Его Святейшество запретил употребление сырого мяса, и хоть я не уверен, что это все еще актуально, я бы предпочел не рисковать, спасибо. — Да ладно тебе! Всего один кусочек. За меня. — Разве что только один. Азирафаэль не отводил взгляд от суши, и серьезное выражение решимости исчезало. Он не смотрел в глаза Кроули, когда поднес кусочек ко рту. К счастью для демона, он также не скрывал выражение абсолютного блаженства на своем лице, когда жевал. — Вкусно? — Божественно. Я думаю, что время от времени это позволительно, не так ли? — Азирафаэль наконец встретился взглядом с Кроули, ища одобрения. — Это едва ли больший грех, чем моллюск. Кроули с обожанием обнял его. — Я думаю, ты в безопасности.***
Именно Уайльд познакомил его с этим. После смерти своего друга Азирафаэль решил, что обязательно остановится, но одно приводит к другому, поэтому он не остановился. Если бы Всевышний хотел заставить его прекратить танцевать, он бы выразил Свою Волю, заверял себя Азирафаэль. Если бы Он желал, чтобы ангел перестал танцевать, Ему бы пришлось сделать Землю местом получше. Танцы, как и еда, выпивка или сон — это то, что люди делали, потому что должны были. Это было тем, что люди делали в избытке, для того чтобы мир стал менее гнилым. Азирафаэль смирился с этим. Мир, несмотря на всю его красоту и добродетель, все же был ужасным, пугающим и холодным. Танцы делали его теплее. Люди делали его теплее. Кроули пристрастился к танцам много веков назад, когда это еще считалось кощунством. Он понял, подумал Азирафаэль. Для разнообразия ему следовало быть тем, кто научил демона чему-нибудь хорошему. Несмотря на все обвинения в зажатости, Азирафаэль был хорош в танцах. Он быстро освоился. Это был лишь вопрос времени, когда бы они оказались в клубе одного и того же джентльмена. В последние несколько десятилетий Кроули устраивал настоящее представление. Обвинение в шпионаже, обвинение в колдовстве и, вероятно, многие другие обвинения преследовали его, словно гончие. Он был известен как самый грешный человек Англии, а затем и как самый грешный человек в мире. Грешные люди обитали в таких местах. Азирафаэль почувствовал присутствие демона, как только он появился в дверях. Не из-за чувства грешности, а из-за теплого покалывания, ощущения, что он больше не одинок. — Энтони Кроули! — поприветствовал он демона, подзывая его к краю танцпола, где так заманчиво были расставлены хлеб, сыр и мясо. — Не ты ли это, мой старый друг! — Алистер, — поправил Кроули. — Но я полагаю, это не имеет значения. Это персона почти изжила себя. — Изжила себя? Да это же все о чем ты мечтал. Ты знаменит, — воскликнул Азирафаэль, — своей грешностью. — Как и ты продажей редких книг. Кроули крепко обнял его, задержавшись на мгновение у его уха. Азирафаэль вздрогнул. — Новый одеколон? — спросил демон. — Пахнет дорого. — Знаешь, продавать книги — довольно выгодно, мой дорогой мальчик. Они долго смотрели друг на друга, прежде чем громко рассмеяться. Азирафаэль считал, что в этом не было его вины. Он был пьян от вина, а живот его был полон сыра, и он абсолютно не собирался ничего менять. Ангел убеждал себя, что это не гедонизм, если каждый укус имел значение. За последние несколько веков он стал довольно успешным в оправдании себя. — Пойдем, пойдем, — сказал Азирафаэль. — С балкона можно увидеть весь Лондон. Он схватил Кроули за руку и потащил вдоль стены, среди перемешанных тел в темных пальто и цилиндрах и вверх по раскидистой лестнице. Азирафаэль отпустил его, когда они оказались перед перилами на втором этаже. Демон улыбнулся, откинув очки назад. — Поправь меня, если я ошибаюсь, но ты, кажется, скучаешь по мне. — Чушь. Ты демон, Кроули, я не могу. В тот момент, когда Азирафаэль отодвинул наружную дверь, удерживая ее открытой, прохладный ночной воздух налетел на него. Это было божественно. Вид, чего бы это не стоило, был впечатляющим. Блестящие от дождя дороги освещались уличными фонарями, демонстрируя отраженное в них небо. Поправив жилет, Азирафаэль наклонился над балконом, наблюдая за дорогой. — Что же? — Я превзошел Польшу, скажу я тебе. Ангел усмехнулся. Некоторое время они стояли в тишине. Кроули зажег трубку и выпустил мягкие кольца дыма над лондонским небом, как маленькие круглые звезды. Наконец демон заговорил: — Ты действительно преуспел в прошлом веке, не так ли? Азирафаэль подумал, что литература, искусство и танцы наполняли дух викторианской эпохи, как плохо облегающая перчатка руку. — Я думаю, что скорее да. И мне нравится быть британцем. А тебе? — Полагаю, это неплохая халтурка быть самым грешным человеком. Это позволяет мне оставаться человеком. — Но ты не человек. — Но и ты не британец. Азирафаэль не мог поспорить с этим, хотя много раз обнаруживал, что хочет быть и тем, и другим. Кроули толкнул его трубкой. — Не хочешь покурить? Азирафаэль, не колеблясь, принял трубку, потому что это казалось ему джентльменским поступком. Держа хитроумное приспособление, он глубоко вдыхал сладкий мускусный табак, делая это точно также, как делал Кроули, и выдыхал огромное количество дыма, безжалостно струящееся в воздухе вокруг них. Если бы у этого тела были легкие — настоящие, функционирующие, необходимые легкие — Азирафаэль уверен — его бы затошнило от кашля. — Я не… делаю это слишком просто, не так ли? Кроули приобнял его за плечи. — Не, — сказал он. — Ты идеален.***
Тысяча девятьсот семидесятые были добры к демону по причинам, о которых Ад даже не подозревал. Ад, думал Кроули, сосредоточится на общей картине. Геополитический ландшафт — Холодная Война, Вьетнам. Его продолжали убеждать переехать в Америку, говоря, что он будет там более полезен. Кроули, однако знал, что Дьявол скрывается в деталях. М-25 имела оглушительный успех, и даже если менеджмент среднего звена не услышит об этом, у Кроули был побочный проект — он был главным фактором в изобретении дискотеки. Только одна она должна была соблазнить на насилие столько же людей, сколько в чертову войну. Обтягивающая одежда! Усы! Порно! Наркотики! Это было ужасно, и Кроули наслаждался каждой минутой. В последнее десятилетие он пристрастился к марихуане, с тех пор как услышал, как кто-то называл ее салатом Дьявола. Но эта лучшая часть не была значительной. Она приукрашала вкус еды, создавая острую потребность в любой еде, во всей сразу. Кроули провел большую часть шестидесятых, экспериментируя с различными сортами, развивая и выращивая свой собственный, наиболее усиливающий эффект, который он желал. Это был тысяча девятьсот семьдесят четвертый, когда он, наконец-то, усовершенствовал его, и было только одно существо, с которыи демон хотел разделить свой дебют. Азирафаэль сидел напротив него за скромным кухонным столом в своей маленькой квартире за книжным магазином. Он выглядел не совсем довольным. — Наркотики, Алистер? В самом деле? — Это опять Энтони, — поправил Кроули. — Но сейчас я просто использую инициалы Э. Дж., Кроули тоже подходит. — О, хорошо. Мне всегда нравилось «Дж», — Азирафаэль одарил его легкой мечтательной улыбкой, прежде чем его лицо вытянулось опять. — Так или иначе, но точно нет. Я не собираюсь принимать участие в употреблении любых запрещенных препаратов. Он должно быть носил эти пальто и шляпу с тысячи восемьсотого. Кроули не сомневался, что это был любимый век ангела. Правда, это было неловко. Для Кроули же мир становился все лучше и лучше. — Почему нет? Почему с табаком все в порядке, а с этим нет. Это просто растение! Я вложил в это всего себя! — Почему ты не можешь вложиться в другое растение? — вздохнул Азирафаэль. — Любое другое растение, Кроули. — У меня много растений, и я говорю тебе — это мое любимое. Я потратил на это десять лет. Через минуту ты будешь в заднице. — Почему я должен хотеть быть в… — замолчал Азирафаэль, прочищая горло. — Несмотря на это, я не буду принимать участие в употреблении растения, овоща или в чего-то еще, что принадлежит Дьяволу. — Это просто название! Если бы это называлось, не знаю, ангельская пыль, ты бы попробовал? — Возможно, — пожал плечами Азирафаэль. — Не могу сказать. — Хорошо, — огрызнулся Кроули. — Хорошо, — сказал Азирафаэль, отводя взгляд. — Тогда уходи. Кроули встал, отталкивая кресло. — Я думаю, что ты никогда не сможешь попробовать суши с совершенным вкусом. Ты никогда не узнаешь о высшем удовлетворении от погружения спаржи в голландский соус и только… ты не будешь есть это. У каждого укуса калейдоскоп вкуса. Это как фейерверк. Я назвал сорт «Азирафаэль», потому что это лучше всего описывает ту радость, что я вижу на твоем лице, когда ты ешь что-то вкусное. Потому что оно, черт, такое чистое, ангел, чище, чем доброе добро на Небесах. Кроули почувствовал, что покраснел. Это проклятое тело так долго здесь пробыло, что самостоятельно воспроизводило простые человеческие функции. Униженный, он повернулся к двери. — Подожди, — пробормотал Азирафаэль. — Ты назвал его… в честь меня? — Да. Глупая идея. Я думал, тебе понравится. Рука Азирафаэля загорелась на спине демона, когда он мягко развернул его к столу. Он задержался там, поднимаясь до тех пор, пока не коснулся плеча Кроули, затем дошел до подбородка, и внезапно, прежде, чем он понял, что происходит, его руки потянулись к лицу демона с выражением, которое он никогда раньше не видел на лице ангела — не в эти века. Их губы встретились в мягком, теплом смешении дыхания и, повинуясь человеческому телу, Кроули позволил себе поцеловать в ответ. Когда они отпрянули, Азирафаэль издал милый удовлетворенный стон. — Ну, — сказал он, и сердце Кроули должно было замереть, когда он попытался собраться. — Давай покончим с этим. Было бы грубо отказываться от подарка-тезки.***
Дождь начался в тот момент, когда автобус добрался до остановки. Это был нежный дождь, летний дождь. Мягкий стук капель, который обещал перемены, а не угрозу разрушения. Азирафаэль подумал, что было бы уместно, если бы сегодня вечером пошел дождь. Это было подобно Богу прочищающему свои слезные протоки после долгого сдерживания. Конец эпохи и начало чего-то. После того, как они провели время в книжном магазине, Азирафаэлю предстояло увидеть убранство квартиры Кроули. По крайней мере, это квартира. Много чего было — поместья, квартиры и в особенно недолговечным случае — пещера. — Последний этаж? — Ангел вытер ноги в прихожей о ковер, который выходил из-за двери на пролет. — Да, — сказал Кроули. — Мне нравится вид. Азирафаэль последовал за ним. Ковер отступил у основания лестницы из темного красного дерева. Она слегка скрипела под их весом. Здание было старым, но в хорошем состоянии, вероятно, каждые десять лет обновлялось, чтобы оставаться на высоте. Наверху была дверь. Кроули вставил в ключ и открыл ее, пропуская Азирафаэля первым. Ангел подозрительно посмотрел на него. — Это было мило. — Мило — значит, плохо. Ладно, — сказал Кроули. — Что это вообще значит? Внутри квартира была небольшой. Небольшой настолько, что Азирафаэль признал — она была моднее, чем он этого хотел. У Кроули был плоский экран, хитровыдуманный диван, произведение искусства в некотором роде и, конечно, его комнатные растения. Они немного поникли из-за отсутствия ежедневного внимания. Азирафаэль, проходя мимо, сделал все возможное, чтобы придать им жизни. — Итак, — он снял влажное пальто и повесил в шкафу Кроули. — Ты немного… постмодерн. — Что-нибудь выпьешь? — спросил Кроули. — У меня есть все. Но не думаю, что кто-то все еще ведет счет. Азирафаэль слишком быстро кивнул. — Шато Шеваль Блан, — он отвел взгляд. — Если это не слишком большая проблема. — Считай, что это уже сделано. Кроули на мгновение исчез на кухне, где Азирафаэль услышал, как открылся кран. Через мгновение демон появился с двумя полными бокалами, которые ненадёжно балансировали в его сомкнутых кончиках пальцев. — Вино из воды. Мой дорогой мальчик, ты можешь вытворять подобное? — Конечно, могу, — сказал Кроули, садясь рядом с ним на диван. — Я такой же ангел, как и ты. Телик? Он указал рукой с бокалом вина на экран, густая бордовая жидкость опасно подошла к краю. — Думаю, нет. — Тогда просто поговорим? — Нам есть о чем поговорить, — Азирафаэль сделал глубокий глоток и закрыл глаза. Это вернуло его к началу века, довольно любимому воспоминанию о них двоих, когда они обсуждали стихи на чердаке неизвестной кофейни. Кроули в те времена был Алистером. — Что это значит, ангел? — Кроули посмотрел прямо на него: — Мудро выбирай лица? Я считаю, что у нас изначально не было выбора. — Мы выбрали землю. — Нет, — сказал Кроули, — я выбрал тебя. И теперь мы оба безработные и, вероятно, движемся к вечному проклятию. Но, по крайней мере, чертова земля спасена! — Это было частью Непостижимого плана, — закусил губу Азирафаэль. — Кроме того, я не совсем убежден, что это конец. — Я вылил святую воду на чертого демона. — Ой. Это плохо. Или хорошо, подумал Азирафаэль, но он не был в этом уверен. Шесть тысяч лет строго регламентированной моральной доктрины медленно разматывались в его сознании, для того чтобы привести к этому моменту. Постмодерн действительно. Мысли об этом были неизбежны. Поскольку мир стал больше, как в географическом смысле, так и в смысле человеческих достижений — это было более сложно, — была только одна постоянная. Все остальное было большими похоронами с последующим перерождением. Азирафаэль подумал, что если бы он был всегда один, то время превратило бы его в настоящее небесное создание: холодного и непроходимого. Или так или Падение. На свете так много душевной боли, которую одно существо может вынести в одиночку. Но он был не один, не так ли? Их поместили сюда на разные стороны, чтобы нейтрализовать друг друга, и после конца они все еще были здесь, вместе, поддерживая человечность друг друга. — Кроули, — начал Азирафаэль, — ты когда-нибудь думал о том, что произойдет с Землей, после конца света? — Разлетится вдребезги, — сказал демон, — я полагаю. Или просто уйдет в отставку. — А что же касается нас? Я имею в виду, если бы я нашел способ спасти нас, куда бы мы пошли. Кроули пожал плечами. — Думаю, что мы просто будем поступать так, как всегда. — Отдельно? — Да, — сказал Кроули, — конечно. Давай сосредоточимся на нашем спасении, а после мы поговорим об этом. Азирафаэль раскручивал вино в бокале и кусал губу. Он считал, что все, что он любил на Земле, было делом рук Кроули. — А как насчет вместе? Уходить вместе? Кроули нахмурился, глядя на него. — Разве это не немного, не знаю, быстро для тебя? — Мир вращается очень быстро, — сказал Азирафаэль. — Землетрясение вечности наступит быстрее, чем я думал. — Сказал мистер Я-Не-Менял-Пальто-С-Девятнадцатого-Века. — У меня есть идея, Кроули, куда мы можем уйти в отставку, — Азирафаэль серьезно улыбнулся ему. — Но для начала я должен предупредить тебя, что это связано с тем, что ты вовлекаешься в ношение этого пальто, помимо прочих вещей на мне. — Ты же не предлагаешь… — Ну, действительно, такова моя сущность. Коварная улыбка расползлась по лицу демона. — О, — сказал он, — это грешно.Конец