Феликс Фелицис

      Гриффиндор обезумел. Всё утопало в красно-золотом. Свистелки были чуть ли не у каждого. Все кричали, пели и свистели, лишь бы не молчать. От стен гостиной отражались слова знаменитой всей школе песни «Рональд Уизли наш король». От чего стёкла угрожающе скрипели. Толпа бесновала и невольно заряжая своим безумием незаряжённых.       Всё это почти сводило с ума. Почти.       Рона не пойми каким образом затолкали на стол, чтобы его видел каждый мелкий и не очень гриффиндорец. Видел и восхищался, ведь Уизли сегодня в центре внимания, он не пропустил ни одного мяча. Победа в сухую. Для этого потребовался всего лишь лёгкий и простой обман с Феликс Фелицис. И теперь, когда Рон знал, что это он сам делал те немыслимые финты, отбивая квоффлы и защищая кольца, он преисполнился уверенности и чего-то такого, чего Гарри никогда не видел.       В Роне появилась самоуверенность и твёрдость. Его взгляд небрежно заскользил по толпе, впитывая все их эмоции, весь восторг, запоминая; наверное, он подумал, что это вряд ли повторится, но это просто должно случится снова. Его тело расслабилось, больше не жмётся в лёгкой неуверенности. А в рыжих волосах отливал дикий необузданный огонь. Веснушки стали ярче. Видимо так выглядит счастье.       Гарри смотрел на всё это из толпы и не понимал, как другие не заметили этого. Уизли же стал кем-то другим — лучшей версией себя. Такой версией, которую Поттер хотел бы видеть каждый день: днём и ночью, неделю за неделей без перерывов на перекус.       Голубые глаза доскользили до Гарри и чуть сузились, а губы растянулись в загадочной ухмылке.       Рону больше не нужен знаменитый друг, чтобы прославиться самому, ловя отлетающие отблески славы. Но это не значит, что они больше не друзья. Нет. Это значит кое-что большее. Он наконец обрёл то, чего ему не хватало — свободу и независимость. Лучше поздно, чем никогда.       Огненная голова немного наклонилась в бок в каком-то немом вопросе то ли предложении.       Гарри сделал первый шаг к нему и Уизли улыбнулся в лёгком одобрении.       Гарри пробирался через толпу медленно, его немного пошатывало, словно он выпил несколько бутылок сливочного пива или стакан огневиски, но он в рот не брал ни одной капли, потому что хотел видеть всё.       Рон наблюдал за ним весь этот короткий путь и подал руку, помогая забраться к себе.       В этом не было ничего необычного, он как никак капитан команды. Но сейчас в этом не было ничего обычного.       Гарри смотрел снизу-вверх, Уизли всегда был выше его чуть ли не на голову.       Глаза Рона снова хитро сузились, а его рука легла на шею, ненавязчиво притягивая. Гарри мог бы в любую секунду отстраниться, но он лишь дотронулся до веснушчатой щеки, покрасневшей от веселья, хмеля и шума, витавшего в воздухе, и поддался навстречу поцелую.       Толпа загудела и засвистела гораздо громче прежнего.       Рон целовался неожиданно умело, может быть, умений ему прибавляла эта невероятная уверенность, а ещё жарко, до странного приятно оттягивая пальцами непослушные волоски на затылке. Этот поцелуй опьянял и разгорячал, пробуждая или зажигая что-то внутри.       Гарри дотянулся до его мочки и неловко сжал, поглаживая, и удивляясь её мягкости и нежности.       Всё было такое странное и похожее на сон. Оно плыло и смазывалось от резких чувств, что накатывали на них, как волны, на секунду или две давая передышку, а может быть это было биение сердец, и эта передышка была между ударами, когда звучала тишина.       Гарри не смог вынести всего этого, отстранился, и вдохнул воздух полной грудью, словно вынырнув из толщи воды, как тогда на втором испытании. Глаза его быстро уткнулись в раскрасневшиеся, чуть припухшие губы друга, наверняка у него были такие же, эта мысль странным образом отдалась теплом где-то внизу живота.       Рон взял его за локоть и наклонился у уху так, как будто хотел что-то шепнуть, что-то нежное или забавное, а может спросить что-нибудь или произнести кое-что пошлое, но он лишь шумно втянул воздух, вдыхая запах шампуня. А потом неожиданно прикусил мочку, наверное, к этому его привела неумелая ласка Гарри. Но это возымело эффект — Поттер залился обжигающим румянцем, какой не видел, до этого времени, ещё никто.       Гарри задышал глубже и вдруг вспомнил о людях, которые их окружают и наверняка смотрят на них. Он огляделся, так оно и было. Румянец добрался до ушей.       — Успокойся. — хрипло прошептал Рон, — И живи. — и утянул его в ещё один поцелуй более долгий, томный и сладкий.       И Поттер жил…