of rainbow glitter, raspberry macarons & love songs

      Когда Джисон впервые увидел его, у него всё лицо было в цветных блёстках, а на фоне играла Somebody Else. Он был одет в какую-то совершенно неуместную яркую худи и вид у него был такой, словно все вокруг ему чем-то обязаны; он запомнил цветные блёстки и его пухлые губы: чуть вздёрнутая верхняя и надменно поджатая нижняя. Джисон сразу подумал, что они точно никогда не станут друзьями.       Не то чтобы он ошибся.       У них был миллион общих знакомых и концерт The 1975 в Ньюарке; Джисон снимал квартиру в городе вместе с Феликсом, они жили в сохо и тратили свои последние деньги на самые дорогие пирожные из Ладури, а Минхо вдруг появился в толпе со своими блёстками на щеках и ключицах и губами цвета дорогих малиновых пирожных. И занял все его мысли. Все его мысли. — Мы пойдём гулять с Минхо и каким-то его мальчиком, хочешь с нами?       «Его мальчиком, кто бы сомневался» Джисон только кривит губы в ответ и легко врёт, что ему нужно встретиться с двоюродным братом. Феликс знает, конечно, что у Джисона вообще-то в помине нет никакого двоюродного брата, но вопросов не задаёт.       Он долго и бесцельно слоняется по центральному парку, а ближе к вечеру поднимается на Эмпайер Стейт, малодушно жалеет потраченные тридцать долларов и думает, что этот город действительно просто сводит с ума. Ветер треплет его волосы и мелкие капли по-осеннему холодного дождя заливают за ворот лёгкой куртки. Джисон иррационально злится и вспоминает о блёстках и малиновых пирожных; через два дня он уедет из Нью-Йорка, и всё будет как раньше; Минхо исчезнет из его жизни и из его головы. Наконец.       Только Минхо не исчезает, его наоборот почему-то становится ещё больше; до ненормального много для одной джисоновой жизни. Все его друзья вдруг начинают быть странно заинтересованными в том, как же у Минхо дела, его имя постоянно всплывает в разговорах и заставляет вспоминать презрительную ухмылку на пухлых губах. Джисон знать, как у Минхо дела, не хочет, но всё равно почему-то безрассудно пишет ему в личные сообщения неловкое «если соберёшься в элэй, можешь остановиться у меня, родаки никогда не бывают против».       Минхо отвечает ему каким-то глупым вайн референсом, а Джисон почему-то смеётся. Джисон вообще почему-то смеётся над каждой его шуткой, а Минхо приезжает через неделю, одетый совершенно не по погоде, и только пожимает плечами, когда родители по телефону узнают о его местоположении и спрашивают, что он вообще собрался делать в Калифорнии.       Джисона к Минхо как будто бы притягивает ровно с той же силой, что от него отталкивает, он чувствует себя запущенным вечным двигателем и не может понять, почему ему так легко держать Минхо за руку. Возможно, пониманию мешает то, что губы у Минхо по вкусу правда напоминают те самые пирожные. — Я так-то не по мальчикам, — Минхо отстраняется только чтобы сделать глубокий вдох, будто собирается нырять под воду. — Прикалываешься? — Джисон улыбается, смеётся даже, прямо Минхо в губы, дышит громко и тяжело и, на самом деле, изо всех сил старается унять оглушающе стучащий в висках пульс. — А это что тогда было? — Ты, — он шепчет одними губами, и Джисон вновь чувствует на кончике языка сладость спелой малины.

///

      На Венис Бич людно и пахнет кукурузными хот-догами и сладким попкорном, а звёзды видно даже за светом ярких городских огней. У Джисона приятно кружится голова и хмельной румянец расцветает на щеках, когда Минхо тянет его за руку куда-то в сторону светящихся неоном аттракционов. — Мне просто интересно, в какой момент твоё «терпеть не могу эту сучку» превратилось в «вот бы его сейчас засосать», — Минхо щурится хитро, он вообще всё время дразнится и, если честно, до безумия раздражает. — Это, кажется, с самого начала существовало всё вместе, — Джисон улыбается и шлёпает босыми ногами по нагретому асфальту.       Они забираются под деревянный пирс и выпивают по бутылке вишнёвого пива, которого оказывается вполне достаточно, чтобы целоваться на мокром песке, вплетая пальцы в спутанные солёным ветром волосы и бесстыдно распускать руки в публичных местах. Они едят сладкую вату, пачкая щёки и от этого глупо хихикая, а потом залезают домой через задний двор, чтобы не попадаться на глаза родителям Джисона, но шума создают больше, чем если бы заходили через переднюю дверь. — Мне так хорошо с тобой, — Минхо лежит на кровати, раскинув руки и ноги звёздочкой, и смотрит в потолок не моргая. — Это потому что ты пьяный, — Джисон ложится на кровать тоже, пристраивается к Минхо под бок и играется с его пальцами.       Минхо молча возится, забираясь под одеяло, и накрывает их вдвоём с головой. Он несдержанно вжимает Джисона в подушки, перехватывает его запястья и заводит их ему за голову, покрывая короткими поцелуями оголённые ключицы и шею. — Мин, — Джисон выдыхает и руками обнимает старшего за шею, подаётся навстречу его прикосновениям и запрокидывает голову, позволяя себя целовать. — Мин, что мы будем делать?       Минхо приподнимается на руках и в ту же секунду замирает. — Будем делать? Сейчас? Что хочешь, — он осторожно убирает со лба Джисона непослушные прядки чёлки, заправляя за ухо. — Будем делать только то, что ты хочешь, ладно?       Джисон выдыхает медленно и поворачивается на бок, он притягивает к себе колени и сильно трёт пальцами глаза. — Нет, я о.... о том, когда ты уедешь, — закусывает губу и поднимает взгляд на Минхо. — Что мы будем делать, когда ты уедешь, и что вообще... мы? — Мы? Будем скучать, — Минхо осторожно опускается рядом и продолжает невесомо гладить младшего по волосам и по шее. — Будем долго разговаривать по телефону и засыпать, не кладя трубку. Будем считать дни от встречи до встречи и врать родителям, что просто так хорошо дружим, — он тихо смеётся и прикусывает губу, не в силах сдержать улыбки. — Мы будем всё это делать, если ты захочешь, чтобы были мы.       Джисон крепко жмурится и на выдохе шепчет: — Хочу.       И это звучит как самое сокровенное признание, одновременно как клятва и как приговор; намного больше, чем можно себе представить; он ещё не знает, на что идёт, ещё не знает, что будет завтра и что ждёт их впереди, но в этом и очарование юной влюблённости, неправильной и горячей, но кажущейся сейчас единственным настоящим, существующим здесь и сейчас. — Нам будет тяжело, — Минхо двигается ближе и прижимается своим лбом ко лбу младшего. — Будешь плакать, я тебя знаю, всегда плачешь под Loving Someone.       Джисон улыбается и пальцами касается чужого лица, осторожно обводит самыми кончиками по контуру губ. — Ты никогда не забудешь мне это, да? — прячет лицо в сгибе чужой шеи. — Хочу помнить о тебе всё, — Минхо закрывает глаза и целует сначала ладошку а потом костяшки пальцев и тонкую кожу запястий. — Хочу запомнить нас, сейчас.       Джисон подаётся старшему навстречу, пальцами хватается за плечи, прижимается ближе и дышит через раз. Минхо запечатывает поцелуем его приоткрытые губы и чувствует чужую улыбку. — Ну, чего? — не может сдержаться и улыбается в ответ. — Ты, — Джисон крепко жмурится и стягивает через голову свою футболку.       Горизонт уже раскрашивается бледно-сиреневым, Джисон прислушивается к размеренному дыханию Минхо; его ресницы легко подрагивают во сне, а волосы в беспорядке спадают на лоб. Джисон смотрит на его профиль в нежных лучах рассветного солнца, ладонями осторожно касается обнажённых плеч и груди, на самых кончиках пальцев чувствует чужое сердцебиение. Он прикусывает губу, поворачивается на спину и шепчет на выдохе: — Хан Джисон, а ты влюбился.