Попалась!

Он точно был где-то здесь. Правилам он следовал как никто — особенно, если сам их установил. «Остаёмся строго в ущелье, — сказал он. — Утёсы, пещеры и скалы, но наверх, чур, не подниматься. Идёт?» И она согласилась. Трудность, однако, заключалась в том, что по одному из условий игры использовать Силу можно только для маскировки собственной ауры. Никаких поисков и сканирования (это было бы слишком просто), никаких помех чужому восприятию и, главное, никаких пряток с помощью Силы. А, и никаких световых мечей. Она согласилась на всё, решив, что опыта наёмника ей хватит, чтобы без особого труда и скрыться, и кого угодно выследить. Ей стоило бы помнить, что у Кеноби всегда была пара тузов в рукаве. Асажж тщательно обследовала узкий овраг. Темнота не пугала: её ночное зрение было куда лучше человеческого. Дёргаться заставляли мурашки по шее и вдоль хребта — такие ощущения уже не раз предупреждали её об опасности, и хотя Асажж была абсолютно уверена, что ничего смертельного ей не грозит, проигрывать очень и очень не хотелось. Ночью на Татуине почти всегда царит тишина, безмолвие нарушает лишь редкий порыв ветра или отдалённый вопль тускена, а может, ещё какого-нибудь обитателя пустыни. Сегодня все было как обычно, но из-за обострённых чувств любой звук казался Асажж слишком громким. Ящерица скребла когтями по камню, а чудилось, что Оби-Ван вот-вот нанесет удар. Падал камень — и на самой границе видимости мерещилась присевшая фигура, готовая напасть, стоит лишь повернуться спиной. А порыв ветра оборачивался тихим дыханием, будто Оби-Ван только и ждал случая, чтобы броситься в атаку. Асажж едва сдерживала досаду. Если дать волю мнительности, проигрыш неизбежен — ух, тогда будет невообразимо обидно. Она остановилась, глубоко вздохнула, чтобы успокоиться. Нельзя дать паранойе взять верх. Первостепенная задача — найти Кеноби, тогда победа будет полной. И она уже знала, что потребует в награду… И даже не успела испугаться, когда шею внезапно обхватила рука, а вокруг талии, прижимая руки к бокам, обвилась вторая. — Похоже, я победил, Асажж, — прошептали на ухо. Она напряглась как струна, но тут же обмякла. Криффов ад! Проиграла! Да как так вообще получилось?! Она даже коротко вскрикнула — от злости на себя: потеряла концентрацию, позволила себя поймать, расслабилась в добровольной ссылке. Хотелось засадить локтем под чужое ребро за спиной, вонзить ногти запястья державших ее рук, но Асажж подавила этот порыв. Пришлось напомнить себе, что реальной опасности нет — но преодолеть застарелый страх и инстинкт самосохранения было трудно даже с помощью того, кого любишь. — Надо уметь проигрывать, милая, — мурлыкнул на ухо Оби-Ван, не ослабляя хватки. — Итак, примешь ли ты своё поражение с достоинством или мне сходить за мечами? Асажж заворчала: она терпеть не могла его самодовольство и наглость. Впрочем, к тому, как его губы касались шеи, у неё претензий не было. — Хватит злорадствовать, Кеноби. Выиграл — ну и ладно. — Ах, я теперь опять Кеноби? — Оби-Ван улыбнулся ей в шею. Это одновременно злило и возбуждало, как и его рука, которая скользнула по плечу, пальцы замерли на горле, там, где бился пульс. — Нет уж, так не пойдёт. Асажж стиснула руки: одна часть её сознания хотела ему врезать, но другая, куда большая часть, хотела использовать против Оби-Вана его же оружие — чтобы он вообще забыл о своей победе. Но рука вокруг талии держала её твердо, как стальной обруч: Асажж явно не доверяли. — Ну и что ты сделаешь? — прошипела она. Оби-Ван глубоко вдохнул, медленно выдохнул — кожу овеяло тёплым ветерком, и Асажж невольно вздрогнула. — Ну будет, будет, — с укором произнёс он. — Зачем портить веселье и раскрывать свои планы? Про награду я тоже не забыл, — она напряглась, когда к шее, прямо под подбородком, прижались его губы. — Сдаёшься или подержать тебя, пока не устанешь бороться с неизбежным? В голове тут же пронеслась тысяча мыслей. Большая часть была на тему того, как бы обозвать его на всех известных Асажж языках. Другие касались приступов жара, которые охватывали тело всякий раз, когда он целовал её шею: Оби-Ван явно пытался сломить её защиту, сделать податливой, как расплавленный пластил. И чтоб его, это действовало. Асажж медленно вздохнула, разжала пальцы и позволила себе расслабиться в его руках. — Ладно, — процедила она сквозь зубы. — Сдаюсь. Ничего, всё ещё можно переиграть. Надо только узнать, чего он хочет, и тогда… Когда Оби-Ван притянул её бёдра к своим и, крепко целуя, приник ртом к бившейся под кожей жилке, все мысли о мести вылетели из головы. Асажж даже невольно ахнула. — Верю, — прошептал он ей в шею. Асажж вздрогнула. Эту сторону Оби-Вана она видела нечасто, но не потому что он редко давал ей волю, а потому что предпочитал скрывать под вежливыми манерами и въевшимся джедайским воспитанием. Это стало его тайным оружием, и — Асажж ненавидела это признавать — невероятно её возбуждало. Только когда у неё ослабли руки, а всякие мысли о сопротивлении утекли прочь, Оби-Ван ослабил хватку. Рука, которая обхватывала талию, скользнула вниз, пальцы переплелись с пальцами Асажж в интимном рукопожатии, а ещё — чтобы она не натворила чего в сердцах. Второй рукой он нежно взял её за подбородок и повернул лицом к себе. Губы овеяло теплом его дыхания: — Выигрыш заберу дома. Напоминание о поражении всколыхнуло её досаду. — Ладно. Но не жди, что будет легко. — Ладно тебе, Асажж, — протянул Оби-Ван и повёл её назад через ущелье туда, где они оставили Рух. — Это не спортивно. На вставшего на колени зверя он взобрался первым, потом помог Асажж, усадив её перед собой. Обхватил за бёдра, а её руку отпустил, только когда взял поводья. — И вообще, ты понятия не имеешь, что я попрошу. Может, захочу, чтобы ты приготовила что-нибудь особенное на ужин. Или почистила Рух. Или прибралась, пока я буду спать. Асажж не выдержала и рассмеялась. — Врать ты так и не научился, Оби-Ван!.. — ясное дело, ничего такого он не попросит. Её кулинарные таланты ограничивались умением что-нибудь поджарить, чтобы не умереть с голоду, уборку Оби-Вану делать нравилось (и руки заняты, и мысли о прошлом не тревожат), а Рух её вообще боялась — она и ездить-то Асажж на себе позволяла только потому, что рядом был хозяин. Уговор был такой, что победитель может сделать с проигравшим все, что захочет, однако Оби-Ван был достаточно предсказуем (и чуток), чтобы не требовать чего-то чрезмерного. Впрочем, это не отвечало на вопрос «чего он, в самом деле, хочет?». Неопределенность сводила Асажж с ума. Она услышала, как за спиной тихо усмехнулся Оби-Ван, шею овеяло его дыхание, заставив Асажж на миг закрыть глаза. — Сколько времени прошло, а ты всё норовишь меня задеть, милая. «Ещё и не начинала», — ядовито подумала Асажж. Конечно, она ни за что не стала бы причинять ему боль (разве что когда он очень просил во время их совместного весьма бурного времяпрепровождения), но это не мешало думать, как бы сбить с него спесь. — Может быть, дома я найду твоему острому языку применение получше. Впору было собой гордиться: на последнюю фразу она не отреагировала — по крайней мере, так, чтобы он что-то заметил. Даже когда ладонь скользнула по бедру, Асажж, несмотря на растущее предвкушение, не доставила ему удовольствия ощутить её волнение. Она-то понимала всё происходящее вполне определённо, но вот о чём он говорил, по-прежнему оставалось загадкой. От досады она едва не зарычала. К тому времени когда среди скалистых утёсов показалось их скромное жилище, Асажж уже была вне себя от любопытства. Увяла даже злость на себя за проигрыш — остались лишь нетерпение и гнев. Что бы он ни решил попросить в качестве выигрыша, не стоило напускать столько туману — иначе Асажж придётся отправиться на охоту, чтобы избавиться от кое-каких наиболее жестоких порывов. Оби-Ван повёл Рух в загон, а Асажж вошла в дом и нашла свои мечи: чтобы успокоиться, иногда хватало ощущения их веса и знакомых изгибов рукояти. Однако сегодня с этим не повезло. Оби-Ван тут же оказался рядом. Взял её за руки — она даже не успела дотронуться до оружия. Странно блеснув глазами, он увёл её прочь от футляра с мечами в комнату, которая служила им спальней. Асажж, несмотря на его проницательный и испытующий взгляд, сохраняла каменное выражение лица. Очевидно, Оби-Ван пытался оценить, что она чувствует, и было трудно судить, понравилось ему увиденное или нет. — Они нам не понадобятся, — странно низким и серьёзным голосом произнёс он. А вот это ей понравилось. Он спустил вниз её блузу, которая собралась у талии, удерживаемая лишь тонким ремешком. Асажж машинально повела плечами, выпутываясь из рукавов — попытки раздеть не очень-то впечатляли (Что, и это всё?) — но тут он остановил её. — Значит, вот чего я хочу, Асажж, — его руки легли на её бёдра, развернули, заставив прижаться к груди спиной. Потом он расстегнул пояс и блуза упала на пол, а затем осторожно занялся брюками. Асажж готова была поклясться, что на миг у неё перехватило дыхание. — Ты, — прошептал он на ухо, скользнув губами по чувствительной коже, — сделаешь то, что я скажу. Без жалоб, без попыток увильнуть, без жульничества. Хорошо? Асажж еле-еле смогла проглотить чуть не вырвавшееся «Да криффа лысого!». В прошлом она только и делала, что подчинялась чужим приказам, но из этих пут уже давным-давно вырвалась. Вот уже три года она подчинялась лишь собственным желаниям и уже успела войти во вкус. И ни в коем случае не собиралась сдавать свои позиции. Но Оби-Ван… Он бы не причинил ей боли, ни умышленно, ни как-то иначе. Он не стал бы заставлять её. Скажи она “нет” — он бы не настаивал. С тех пор, как они стали жить вместе, она постоянно ощущала себя под защитой и в безопасности — и он не стал бы теперь предавать это доверие. Кроме того, ей казалось, что он имел в виду отнюдь не принуждение или рабство, как у хаттов — он так ласково гладил её бёдра, спуская брюки вниз... Возможно, если отбросить болезненную мнительность, удалось бы насладиться победой вместе с ним… Итак, придя к соглашению с собой, Асажж, уже полностью обнаженная, расслабилась, прижавшись спиной к груди Оби-Вана. — Ох, ну ладно. Если тебя это порадует… — притворно вздохнула она. Он обнял её за плечи, и руки у него, как всегда, были такие тёплые. — Сейчас, — прошептал он, касаясь губами шеи, — лучшего и придумать просто нельзя. Он подвёл её к кровати, сел, усадив спиной к себе между раздвинутых коленей. Асажж было интересно, что он задумал, а потом мысли вылетели из головы — Оби-Ван кончиками пальцев повернул её лицо к себе, взгляд его синих глаз гипнотизировал. От их диковатого блеска даже дышать стало трудно. — Поцелуй меня, милая, — шёпотом попросил он. Асажж не пришлось просить дважды: она подалась вперёд и яростно прижалась к его губам — так, будто могла умереть без этих прикосновений. Но прежде, чем удалось утолить эту жажду, он остановил её. Из горла вырвался возмущённый стон, но Оби-Ван не намерен был отпускать её слишком далеко. — Нежно, родная,— произнёс он, касаясь губами её губ. — Медленно. Это была пытка — отмести прочь инстинкты, стреножить их. Она действовала медленно только тогда, когда сама хотела этого. Идти у кого-то на поводу в этом вопросе казалось ей неестественным. Но ради Оби-Вана она вытерпела бы и не такое. Когда она поцеловала его — медленно, как он просил, — у неё начали трястись руки. В животе зародился трепет, который перерос в накатывающие волны, стоило ощутить ответный поцелуй. Пальцы нежно поглаживали кожу под подбородком, а другая рука, скользнув по боку и задев грудь, заставила Асажж коротко всхлипнуть ему в рот. Но на этом он не остановился. Посчитав этот звук намёком, он ладонью накрыл её грудь, ставшую чересчур чувствительной, тело и несильно сжал. Асажж заёрзала, пытаясь справиться с ноющей тяжестью между бёдер, возникшей после этого прикосновения, но Оби-Ван держал крепко. — Ещё рано, — произнёс он, не прекращая своих искусно-мучительных поцелуев, заставляя её дрожать от одновременных прикосновений рук, губ и языка. — Ещё слишком рано… После этих слов жажда только усилилась. Асажж хотелось немедленно утолить её, но Оби-Ван, чтоб его, не собирался поддаваться на её молчаливые требования. Вместо этого его рука продолжила своё путешествие по груди, пока соски болезненно не затвердели, а кожа не начала гореть. От её губ он оторвался только тогда, когда она стала дышать с трудом. Она так жадно глотала воздух — будто истомившееся по влаге растение. Оби-Ван начал нежно целовать и ласкать ртом её шею, рука соскользнула со щеки. Вниз, по ключицам, по груди, по нежной коже живота… ниже. Асажж хрипло заворчала, когда поняла, что он собирается сделать, и выгнулась, прижимаясь к его горячей груди. Пальцы впились в его бёдра, но ткань защитила кожу от ногтей. Ногой Оби-Ван зацепил лодыжку, заставил шире развести колени, и Асажж всхлипнула. А потом убрал её руки со своих ног и прижал их к матрасу. — Я знаю, как тебя иногда… заносит, милая, — в тихом ночном воздухе его голос прозвучал низко и невероятно соблазнительно. — Если не против, я бы обошёлся без членовредительства. А после этого его руки тут же вернулись туда, где были: левая улеглась на груди, а правая — внизу живота, прямо над тем местом, которое ныло и требовало немедленного удовлетворения. Оби-Ван уткнулся лицом в её шею, глубоко вдохнул. Асажж задрожала, ощутила, как он улыбнулся. — Не скажу, что обычно ты скромничаешь, но если тебе нравится, что я делаю, не нужно стесняться, — он снова скользнул губами к уху, выпрямился. — Я так люблю тебя слышать, родная. Его правая рука с почти болезненной медлительностью и отстраненностью скользнула вниз и исчезла между бёдер. Стоило пальцам найти крохотный чувствительный бугорок и обвести его, как по комнате раскатился громкий горловой стон. Асажж вскинула бёдра, а её руки вцепились в простыни. Тлевший внутри огонь перерос в бушующее пекло. На коже выступил пот, когда эти умелые пальцы спустились ниже и раздвинули влажные складки. Асажж подавила непристойный стон — скорее инстинктивно, чем из боязни быть хоть кем-то услышанной. — Не-а, — выдохнул Оби-Ван в ухо, не прекращая ласкать её. — Я же говорил, что хочу слышать тебя. Не сдерживайся, милая. Сначала был хриплый стон, потом — череда слов на её родном языке, значения которых она ему ещё не успела объяснить. Однако, похоже, суть он уловил — в спине дрожью отдался гортанный смех. С каждым его искусным движением, с каждым поцелуем в щёку, шею или плечо, с каждым прикосновением к груди, Ассаж подёргивалась и изгибалась. Забылись пески, ветра и запустение Татуина. Отошёл на второй план едва сдерживаемый страх перед Империей, что нависла над галактикой. Вся вселенная Асажж сжалась до ощущения рук Оби-Вана на коже, его жара, который согревал спину, и огня, что сжигал изнутри. На какой-то миг абсолютно всё перестало иметь значение. С губ слетел резкий всхлип, тело пронзила вспышка удовольствия сильнее предыдущих. Но на этом пытка не закончилась. Уже близко, но всё же недостаточно. — Асажж, — хрипло позвал Оби-Ван. — Посмотри на меня, милая. Как только он снова повернул её голову, Асажж послушалась. И едва не задохнулась, увидев в этих синих глазах, потемневших до сумрачных синевато-серых, неприкрытое желание. Рука между ног на секунду стала двигаться медленнее, но не замерла. Оби-Ван до боли нежно, крепко поцеловал её — сдержаться не вышло и Асажж застонала ему в рот. — Смотри на меня, когда будешь кончать, — произнёс он, касаясь губами её губ. — Когда перестанешь владеть собой, я хочу видеть твои прекрасные глаза. Асажж распахнула глаза: Оби-Ван обернул против неё сказанное давным-давно ею же самой. Она и забыла, каким он может быть властным, особенно под настроение. Хотя, возможно, дело было в её нынешнем уязвимом положении и ослабевшей защите, но только от этих слов возбуждение стало ещё сильней. Асажж машинально кивнула и полностью отдалась ласковым рукам. Оби-Ван не отрывал взгляда от её лица, его пальцы снова стали двигаться быстро. Когда сквозь тело начали одна за другой проходить волны удовольствия, держать глаза открытыми стало невероятно трудно, но Асажж справилась. Он хочет смотреть? Тогда, ради всех звёзд, она сделает так, что ему будет о чём вспомнить. Контроля хватило, чтобы чуть усилить свои движения и звуки. Асажж ещё немного выгнулась, мускулы явственнее обозначились под кожей, немного громче стали стоны и вздохи. Но вся эта игра длилась ровно до тех пор, пока пальцы Оби-Вана, сначала один, а потом второй, не скользнули внутрь. Мышцы инстинктивно сжались, и всякое притворство уступило место искреннему удовольствию — Асажж потеряла самообладание. Единственной поддержкой стали сжатые в кулаках простыни. От переизбытка ощущений внезапно начали закрываться глаза, но она снова распахнула их — Оби-Ван гипнотизировал её, будто змея. Когда Асажж заметила, как он чуть приоткрыл рот и гортанно застонал, изнутри плеснуло жаром. Не замедляя движения пальцев, он поёрзал за спиной, в ягодицы уткнулась знакомая выпуклость. Живот налился теплом — Оби-Ван, оказывается, завёлся не меньше. После стольких лет его до сих пор заводило её возбуждение. Или всё дело в том, что именно из-за него, всего лишь из-за его прикосновений и поцелуев, она теряла контроль над собой? Но стоило ему немного согнуть пальцы внутри и нежно ущипнуть сосок, как все эти мысли, словно грязная туника, были отброшены прочь. От этих прикосновений, от тщательно контролируемой страсти, от взгляда горящих глаз любая мысль тут же испарялась. Когда нахлынул очередной приступ удовольствия, тело дернулось вперёд, но Оби-Ван снова удержал Асажж. — Давай, родная, — хрипло прошептал он, снова взглянув в глаза. — Давай же. Ох, как бы Асажж хотелось всё переиграть! Это она должна была сказать эти слова. Доминирование — это её вотчина. Но стоило лишь взглянуть в его покрасневшее лицо, ощутить, как тяжело вздымается грудь за спиной — всё это в сочетании с пальцами внутри и большим, который кругами массировал клитор, отмело прочь лёгкое раздражение. Узел в животе затянулся до предела. Слишком туго. Слишком горячо. Едва можно дышать. Ноги дрожали и горели, руки едва не сводила судорога — так сильно они вцепились в простыни. А потом наконец пришла мучительная и милосердная разрядка. Тело вдруг жёстко тряхнуло, весь расплавленный жар, что бурлил и копился внутри, обрушился к тому месту, где замерли эти безжалостные пальцы, зажатые в почти смертельной хватке мышц. Воздух вылетел из лёгких долгим громким воплем — бессловесным, но понятным, как написанные на бумаге или экране датапада слова. И всё это время Асажж не отрывала взгляда от его глаз. В тот бесконечный миг всё, что она когда-либо чувствовала, прошло насквозь, как разряд молнии: страсть, любовь, желание, даже толика гнева и печали. Она дала Оби-Вану увидеть это, почувствовать сквозь Силу — ощутить, как много он для неё значит, и как сильно она его любит. Как доверяет ему. Она отдала ему то, что не давала никому: всю себя. Когда оргазм ослабил свою удушающую хватку, Асажж упала на кровать — она даже не подозревала, что привстала так высоко. Комнату наполнили сбивчивые выдохи: она отчаянно пыталась отдышаться, унять искры под опущенными веками, остыть. Каждый дюйм тела стал до боли чувствительным: одежда Оби-Вана царапала спину и бёдра, как наждак, а простыня под ягодицами и ладонями колола почище гвоздей. Но Асажж была слишком опустошена, чтобы жаловаться. Все ощущения казались слишком странными и неестественными, чтобы пытаться сделать хоть что-то, кроме как отдышаться. Она смутно ощутила, как к шее осторожно прижались пальцы, заставили запрокинуть голову. Тёплое и нежное прикосновение к губам было единственным, что не раздражало кожу. Наоборот, оно было более чем желанным. Асажж одобрительно застонала, вызвав ответный гортанный звук. Стоило Оби-Вану осторожно убрать руку от её дрожащих бёдер, как Асажж всхлипнула. Он положил ладонь ей на ногу и оторвался от её губ. Сила наконец успокоилась, хотя казалось, что прошла целая вечность. Лёгкие перестали гореть, а кожа — быть излишне чувствительной. Начали ощущаться пальцы на руках и ногах. Асажж снова открыла глаза и наткнулась на восхищённый взгляд Оби-Вана. — Ты такая красивая, — прошептал он чуть срывающимся голосом. За все эти годы он не раз повторял такие слова, но Асажж не уставала слушать их снова и снова. Эти слова слишком часто произносились машинально, без малейшей толики честности — они были лишь средством для достижения цели. Но не для Оби-Вана. Каждый звук был пронизан такой чистой искренностью, что было почти больно слышать. Искренность сквозила и в его взгляде, и в ауре Силы, окутывала и дух, и тело. Асажж улыбнулась и запрокинула голову ему на плечо. — Я так поняла, выигрыш тебе понравился, дорогой? Он обнял её крепче и усмехнулся. — Даже очень, милая. Нечасто мне доводится видеть тебя такой… безрассудной. Асажж беззвучно рассмеялась в ответ. — Ты хотел сказать — в твоей власти? — Ну, и это тоже. Наступившая после этих игривых слов тишина укрыла от холода пустыни мягче и удобнее любого одеяла. Асажж позволила себе целиком отдаться этому ощущению, а потом ей вспомнилось ещё кое-что. — Я заметила, что тебе ещё как понравилось, Оби-Ван, — мурлыкнула она в шею. И чтобы подчеркнуть сказанное несильно качнула бёдрами, потёрлась о возбуждённый член. Оби-Ван напрягся и гортанно застонал. — Может быть, используешь остаток выигрыша, чтобы с этим разобраться? — Как сказать, — он тихо рассмеялся, теплом дохнув ей в лицо. А потом Асажж крепко подхватили сильные проворные руки и уложили на матрас. От неожиданности она распахнула глаза и вскрикнула. Он скользнул рукой по простыни, переплёл пальцы Асажж со своими. — Исходные условия ещё действуют? — Это твой выигрыш, милый, — она гортанно рассмеялась. — По правилам ты можешь получить всё, что захочешь. Эти прекрасные синие глаза, которые Асажж успела так отчаянно полюбить, снова потемнели от жажды. Оби-Ван сжал её руку, придавил к постели. — Я на это и надеялся, милая, — низко произнёс он. Когда его губы прижались к шее, смешок превратился в удовлетворённый вздох. И Асажж подумала, что, возможно, ей стоит почаще проигрывать.