На территориях Российского государства летние вечера без исключения всегда были прекрасными, но в каждой области, конечно, по-разному, но от того смысл не менялся. Но, например, в петербургском имении Российского Монарха это время всегда сопровождалось нередкими дождями, холодным ветром или же простой пасмурной погодой. Однако сегодня Петербург встречал вечер тёплый, а на почти безоблачном небе горел всеми возможными цветами августовский закат. Обрадованные таким обстоятельством жители северной столицы выходили семьями и с прочими компаниями на прогулки, а по такому поводу и маленькие ремесленные лавки, уютные кондитерские и гостеприимные кабаки многим позже закрывали свои двери. Но всё то было в городе, там оживали в тот вечер пуще прежнего улицы, там слышны были голоса и периодический смех, там неспешно носились по адресам извозчики и прочая прислуга. Вся суета той жизни русского народа ютилась на территориях европейского города.
Тишина же скопилось большинством своим в отдалённых закоулках, на окраинах и, непосредственно, за городом. Собственно, в той самой тишине летнего вечера оказалось погружено и поместье Российской Империи. Здесь, конечно, жизнь так же шла своим ходом, но была несравнима с жизнью города. Это место оживляли своей работой слуги, суетящиеся на своих должностях, но и тех было ничтожно мало для того, чтобы нарушить сдешнюю умиротворенность и своеобразную сонную идилию.
Этот вечер, закат, погода за окнами и все прочее не волновало, пожалуй, только самого хозяина здешних мест. РИ большую часть времени находился в поместье, предпочитая шуму привычный полумрак своего кабинета. Даже сейчас Империя уделял время документам, но на сей раз не своим, а привезенным для его рассмотрения из за границы. Германская Империя, приехавший не так давно, его друг и партнёр, расположился тут же рядом с ним, перечитывал что-то на договорных листах. Русский отрывает свой взгляд от несколько надоевшего текста и украдкой поглядывает на Кайзера. Тот сидит с задумчивым видом, закинув ногу на ногу и подперев ладонью щеку согнутой в локте рукой. Между ними не было и толики напряжения, напротив, атмосфера здесь была спокойная, умиротворяющая настолько, что РИ отпускает всю свою бдительность куда-то в сторону. Отложив документы, русский устало положил свою голову на плечо немца, на что второй практически не отреагировал. Слишком этот жест был ему уже привычен, а от того и не заставлял больше напрягаться и ждать подвоха, Германия же несколько сползает спиной по обивке мебели, опускаясь ниже в плечах, не секрет, что такое расположение многим удобнее для устроившегося на его плече Империи. Своеобразная забота, не более.
— Ты так часто приезжаешь, разве это не утомляет? — несколько неожиданно подаёт голос до того молчавший русский и ГИ даже замирает на доли секунды от внезапнсти вопроса. Однако прежнее спокойствие возвращается к нему столь же быстро:
— Я отдыхаю рядом с тобой, — непринуждённо отвечает ему немец, сменяя листы в руках на бокал привезенного в качестве гостиница ароматного красного вина, — Любые трудности путешествия окупаются для меня слихвой, да и к тому же, я люблю быть у вас гостем. — Германия подливает в бокал русского монарха то же вино и в несколько услужливом жесте протягивает его русскому.
РИ немного качает отрицательно головой в ответ на протянутый ему напиток. Немец на то только плечами пожимает, мол, его дело тут - предложить, а Российская Империя для себя отмечает то, что на сегодня ему алкоголя хватит, монархист выпил достаточно много пока ждал прибытия друга. Не так давно была гроза и мало ли, что могло случиться с его экипажем, алкоголь же в тот момент утолил его излишнее волнение, правда знать об этом ГИ, пожалуй, не следовало.
— Не желаешь остаться на пару дней? — вновь задаёт вопрос Романов совсем будто бы буднично, но немец отчётливо слышит в его голосе явную заинтересованность. Ответить сразу он только не успевает, РИ свой вопрос решается дополнить: — Если конечно, тебя не ждут.
— Как таковых дел у меня нет, — честно признается Кайзер, — Я выполнил все заранее, а так меня просили не задерживаться только дети, — Империя отставил в сторону бокалы, и свой и русского, а после удобнее пристраивается рядом с РИ, чувствуя, как рука русского якобы невзначай и для своеобразной поддержки, приобнимает его чуть теснее. Вот только немец-то знает, что за тем жестом в действительности крылась радость российского монархиста. — Обижаются на меня, говорят, что вот ты, мол, папа, нас и то реже куда-то возишь, — от мысли о детях, о его маленьких Республиках, на лице Кайзера появляется скромная улыбка. Дома, в родном Берлине, его ждала весьма немаленькая семья, состоящая в основном из разновозрастных малышей, многие из которых были для Империи приемными детьми. Юные Балканские страны, некогда отобранные из-под гнета Османской Империи, были приняты в дом ГИ с радушием и вот все они — Республики и Государства, которые сейчас находятся на попечительстве у него и Австро-Венгрии в целях защиты. Правда в том крылась и своеобразная проблема — дети были зависимы от своих опекунов, а следовательно и за политику с экономикой на их территориях отвечали приёмные родители. Но несмотря на то, для ГИ они были не хуже родных его детей, четырёхлетних двойняшек — Австрии и Венгрии, к которым немец питал неподдельную любовь и привязанность.
— Тогда, я не вправе отнимать у них отца. — Русский произносит это уже совсем в своей манере, — не заинтересованно и даже будто холодно. Германия на эту наигранную, до глупого детскую злобу, только хмыкает, усмехаясь, но ладонь монарха, располагающуюся до того на уровне его талии, он перехватывает в свою и просто держит, поглаживая ту большим пальцем. От того напускная и неуместная саркастичность русского сходит на «нет» и вновь уступает место все той же спокойной улыбке. — А приезжай может ко мне со своими старшими? — спрашивает Романов уже более приободренным тоном.
— Боюсь, для столь длительных путешествий они все же ещё слишком малы и нетерпеливы, — со вздохом некого разочарования отвечает ГИ, после чего чуть поёрзал, чтобы устроиться удобнее и приобнять Империю за плечи. РИ не возразил, будто принял ситуацию и шёл по её плавному течению, расслабился от незамысловатой нежности. Хотя, возможно, это можно было списать на выпитый им алкоголь. — Тем более у них есть мать, учителя и слуги. За ними есть кому присмотреть, так что я задержусь на пару дней.
— Твое решение, ты желанный гость здесь, — Империя усмехается и согласно кивает словам русского, окончательно позволяя себе расслабиться и откидывается на спинку дорогого дивана. Эту скромную идиллию между монархистами нарушил хлопок входной двери, и из-за её грохота Германия даже вспомнил, что Союз давно жаловался на то, что дверь эта очень тяжелая и её сложно открывать, а после, в какой-то момент просто начал ею хлопать. В коридоре послышался глухой топот босых ног, направляющихся к лестнице. Немец слышит каждый тот звук отчётливо и что-то в этом звуке ему показалось неправильным, тревожным. Империя, заинтересовавшись шумом, выпрямился и посмотрел на дверной проём комнаты, при этом ненароком пихнув русского плечом.
— Это кто у тебя там буянит? — решается на уточнение монарх, стараясь придать некую расслабляющую ноту своим фривольным обращением.
— Союз вернулся, — даже как-то лениво отвечает ему русский, все же неохотно выпрямляясь и садясь ровно и так же нехотя заставляет себя сосредоточиться на происходящем. Разгонять прочь то сонное умиротворение он не хотел, но видимо, нужно, — Сегодня, по договорённости, он занимается чем хочет.
— Может это, конечно, просто мои подозрения, но его точно проведать не требуется? — В отношении детей Кайзер уже привык настораживаться по любому поводу, ибо никогда ведь не знаешь что те устроят: сами где с кем повздорят или просто нашалят и не скажут никому, а может уйдет вот так в комнату и ныть будет полночи, вот немец и переживает. Тем более речь идёт об СССР, о ребенке, которого Германия не так давно сам на руках качал и спать укладывал; учил ходить и слышал первые его неуверенные слова… Ну нет, младший Романов был весьма небезразличен немецкому монархисту, а от того и появлялось волнение.
РИ улыбнулся как-то снисходительно и поднялся с насиженного места. Взяв руку немца, он повёл его наверх, на второй этаж, куда, судя по звукам, и ушёл Союз. Недолгий путь по коридорам поместья окончился для двух Империй аккурат напротив неприметной двери. Та была приоткрыта, а внутри скромного помещения был Совет, он отмывал ноги от пыли и грязи в самом обыкновенном тазике. Германия даже невольно подумал, что ребёнок явно заготовил это здесь заранее, либо же кто-то из слуг оставил здесь воду для своих хозяйственных целей, а младшему просто повезло. Пока ГИ наблюдал за открывшейся ему картиной, просто смотря на обстановку, русский облокотился рукой о дверной косяк и совершенно непринуждённым словом поинтересовался у своего наследника:
— Как погулял? Опять бегал в поле? — - Ребенок, услышав адресованный ему вопрос, повернулся к старшим не только лицом, но и всем телом, подвигая за собой и тазик.
— Ага, — с явным задором в голосе соглашается младший русский, — Я нашёл двух мёртвых мышей, которых не съел кот, завтра обменяю у мальчишек, кому-то из них точно понравится! — Союз действительно редко позволял себе так радостно разговаривать со взрослыми, такое бывало лишь когда он забывался под эмоциями, в остальное время он носил маску важного барина больше своей вредностью походя на отца. Жалко только сам Союз, пожалуй, до сих пор не понимал, что в своём подражании отцу выглядит он все тем же ребёнком и притворяется фактически зря. Германия только усмехается по-доброму своим мыслям и расслабленно выдыхает, все так же не сводя с юного наследника взгляда.
— А сусликов вылавливать не пробовал ещё? — Решает поддержать этот разговор он, а потому спрашивает так заинтересованно, но ненавязчиво.
— Сусликов? — удивлённо переспрашивает СССР и даже косится недоверчиво на друга отца, — Они кусаются больно, а мышь схватил, придавил в руке чтобы не дергалась и всё, — сказав это Совет отмахивается от идеи немца почти что безразлично, совсем уж в манере Российской Империи. — Тем более кому суслики нужны? — все в той же манере продолжает свои рассуждения ребёнок, — Я слышал у соседского мальчика есть змея в коробке, а она поинтереснее всякого суслика, стало быть, будет.
— А суслячьи хвостики можно на рынке отдавать, они на украшения шапок и дубленок уходят обычно, — пожав плечами дополняет свою идею ГИ, — Получишь пару монет и уже средства имеешь на собственные нужды. А ловить их просто: воду в норку налил, да жди пока с другого конца тоннеля выпрыгнет — Империя, не скрывая победной усмешки, отмечает для себя насколько же любопытный эффект возымели на Союза его слова. Маленький Романов выронил щётку из рук резко вставая:
— Чего же вы раньше не рассказывали?! — с наигранным возмущением и в шутку обидевшись, сказал Союз, упирая руки в бока. Он бы может сказал что-то ещё, вот только его перебивает старший русский:
— Хватит паясничать, умывайся, — довольно резко обрывает тот появившемся между немцем и Советом веселие. Вот только ни Германию, ни Союза особо это не остановило и слова старшей Империи хоть и были услышаны (СССР послушно продолжил свои водные процедуры), но сам разговор прерван не был.
— А ты мне не говорил, что в полях грызунов ловишь, — парировав столь смешную претензию младшего, ответил Германия и, заложив руки за спину в каком-то совсем детском жесте, улыбчиво посмотрел в сторону РИ, а после и снова на Союза, — Твой отец прав, ты умывайся давай, а потом я тебе что интересно — всё расскажу.
— Только если папа уйдёт, не хочу ему рассказывать всё, — Совет подозрительно покосился на отца, а сами же Империи, Германия, возможно, чуть больше, пребывали в некотором замешательстве от такого заявления.
— Ах ты, проказник, что натворил? — несколько на повышенном тоне спрашивает Романов-старший, смеряя сына грозным взглядом. Русские буравят друг друга взглядом некоторое время, пока СССР наконец не выдаёт громко и чётко:
— Ничего плохого, это уж точно!
— Вот как? Ну значит Романову-старшему мы ничего не скажем, — быстро берет ситуацию под свой контроль немец. Германия знал как эти двое способны воевать друг с другом буквально без причины, так что очередной такой стычки он не хотел и не мог допустить. РИ недоверчиво сперва покосился на своего партнёра, но после примирительно кивнул, позволяя тому договорить, — Если что-то серьёзное все же случилось, вместе и исправим, договорились? — спросил у ребёнка Кайзер, на что младший охотно кивнул, все так же косо поглядывая на своего отца. РИ же вскинул бровь, скептически осматривая уже обоих, но всё же ответный взгляд Германии вселял какую-то уверенность и русский позволил себе сдать позиции ополченца и выйти из комнаты.
— Если что, я буду в библиотеке, — напоследок говорит Империя и скрывается за дверью, после чего по полу коридора отчётливо послышался стук его дорогих сапог.
— От него так просто можно отвязаться? Германия Вы — гений, — немец же, в ответ на это высказывание ребёнка, только удивлённо смотрит на него, но после посмеивается негромко и даже учтиво.
— Ох, СССР, имей же уважение, мы от него не отвязывались, — уклончиво ответил младшему Германия, поглядывая на того с неким родительский укором, — Мы убедительно обошли стороной его негодование, не путай это, — Империя так и оставался стоять возле дверного косяка, навалившись на него спиной. Совет же на его замечание только задумчиво покачал головой, да пожал плечиками, после чего так же шустро принялся за окончательное приведение себя в порядок. — - Заканчивай давай и пойдём, пусть слуги прибираются, — подгоняет юного коммуниста ГИ. Союз же вылез как можно быстрее из ведра, вытирая ноги о тряпку.
— И куда же мы пойдём? — С интересом спрашивает будущий революционер, подбегая к навострившемуся в путь немцу. Германия не отвечает сразу, сам задумывается над вопросом СССР и только проходя по коридору, наблюдая за мальчишкой рядом с собой приходит наконец к мысли.
— Куда скажешь наверное, — едва заметно пожав плечами, говорит он, — хоть во двор, хоть к тебе в комнату. — Германии разницы действительно не было, в его интересах было просто провести время с юным наследником РИ. Кайзер исподтишка, незаметно, наблюдает за сменяющимися на лице ребёнка эмоциями. Тот хмурится так забавно, находясь в своих раздумьях, немца даже на усмешку добрую тянет.
— Я хочу научиться делать кораблики, только не из бумаги, — уточняет Советский чуть ли не командирским тоном, — Ещё лучше, мы могли бы сделать плот и плавать на нем на тот островок в озере, и закопать там клад. Никакие мальчишки его не найдут!
— Ну, давай-ка по порядку, — немец едва ли сдерживает лезущую на лицо улыбку, которая появлялась буквально просто так, с одного только наблюдения за мальчишкой, — С плотом же сложнее, на него время надобно и навыками к такому строительству ты, увы, не обладаешь. Так что давай начнём с обычных мачтовых кораблей? Как раз научишься, а я тебя стругать научу.
— Давай, — практически сразу и охотно соглашается Союз, — С тобой интереснее что-то делать, папа раздражается и кричит, а иногда бьёт, а если мы за уроки садимся, это кошмар. — ГИ же сочувственно вздыхает на эти слова, не стараясь при том подбодрить младшего каким-то словом или улыбкой. Знает же, Совет хоть и маленький, но горделивый, а потому сочувствие к своей персоне принимает чуть ли не за оскорбление. А немцу только жаль, что тут он этому ребёнку не помощник, РИ, конечно, во многом прислушиваться к нему, но меры воспитания сына устанавливает сам и без посторонних консультаций.
— Что уж поделать, Союз, если у Романова такой характер? — Только и подмечает старший, — Он же ко всем примерно так и обращается, так что не копи на него злобы, всё же он твой отец, — немец задумчиво посмотрел вдаль коридора, на считанные секунды окунаясь в свои мысли, но почти сразу возвращается в реальность и вновь кивает ребёнку с улыбкой, — Ладно, не будем осуждать его за его же спиной, да? Расскажи лучше, куда мы сейчас стремимся попасть?
— В папину мастерскую, он там все фигурки делает, — коротко отвечает русский, будто и вовсе вопросом не интересовался, хотя на деле просто высматривал нужную дверь и поворот, да и поразмыслить его заставили слова Кайзера.
— Хорошо, допустим, вот только ты уверен, что нам можно брать оттуда материалы? Хотя, боже, будто то проблема, — С улыбкой заговорческой отмахнулся от собственной мысли немец, — Мы всего-то сделаем небольшую шхуну, может бриг, фрегат или каравеллу, много на то не затратится. — Германия посмотрел вслед отбежавшему от него вперед мальчишке. Союз же почти сразу проскочил в неприметные двери мастерской, дожидаясь немца на пороге.
— Так что же мы будем делать, Германия? — Едва ли не светясь от предвкушения нового дела и игрушки, спрашивает ребёнок, усердно так, снизу вверх, заглядывая старшему в глаза, с такой искренней надеждой интересуясь: — А я его запускать в воду смогу?
—Да, конечно сможешь, — отвечает ГИ, уже присматривая место для их рабочей деятельности, — Мы смажем днище изнутри смолой, а снаружи жиром и тогда наше судно спокойно будет держаться на плаву, — Поясняет он как бы между делом, — Сказать честно, я и сам давно уже перешёл на строительство огромных железных кораблей и мне бы самому не помешало вспомнить что да как, — задумчиво сказал Империя, одновременно с тем разыскивая чистый лист и уголек, дабы нарисовать предполагаемый корабль. Немец нашёл то, что искал и мигом пристроился за широким столом, сразу принявшись за первичный набросок корабля. Шустрыми движениями рук Германия без труда запечатлял объект своей фантазии, стараясь одновременно с тем заинтересовать младшего в самой истории верфей и конкретно этого судна. Интересное качество было у Империи: его, если уж чем заинтересовать, он костьми поляжет, но цели достигнет. Вот потому тому только в радость было сейчас сидеть за столом, прорисовывать верхнюю палубу фрегата-наброска и попутно объяснять Союзу то, чем им сейчас нужно будет заняться.
Союз же нетерпеливо метался вокруг старшего, наблюдая за всеми его действиями, не желая ничего пропустить. Германия для него был, скорее, как старший брат. С ним он говорил обо всём без страха получить за это наказание, да и казалось, что он знает всё-всё на свете и обязательно научит его всему. Поэтому Советский старался всячески угодить ему или лишний раз в чем-то помочь. Будто показывал себя изо всех сил, мол, только и посмотри на него, на молодца такого. А немцу от того забавно и тепло на сердце было.
Когда Империя закончил с общей прорисовкой чертежа, он взял другой листок и «разобрал» предыдущий рисунок на отдельные части, подробно прорисовав каждую деталь.
— Значит так, Союз, ты для начала попробуй выточить мачты, смотровые вышки, а также самый нос нашего корабля, справишься? — Немец без труда нашёл подходящий по размеру небольшой брусок светлой древесины, а так же чуть неровные «шпажки», которым, собственно, и предстояло в будущем стать теми самыми мачтами. Также ГИ нашёл ножи: богородский, резак и простенький «косяк»; небольшой набор стамесок, а так же необходимые клепики. Благо, у русского его друга все то было в достатке. Проверив все на готовность к работе, Германия посадил Союза себе на колено и подал тому ножик и толстенькую палочку, — Тебе нужно обточить её, чтобы она стала ровной и аккуратной, сильно на нож не дави, сломаешь, вот смотри: — Империя положил свои ладони поверх детских и плавными, направляющими жестами показал что требуется сделать.
Союз же трепетно повторял всё что показывал Империя, отмахиваясь от его рук, сопровождая этот жест фразами: «я сам справлюсь!», «Я понял», «не надо помогать». Он и правда старался сделать всё качественно и аккуратно, чтобы Монарху точно понравилось. От усердия младший даже кончик языка высунул, показывая, что-ли, всю серьезность его намерений.
— Я же правильно делаю? — Спросил спустя время ребенок, облокачиваясь на него спиной на мгновение, чтобы старший обратил на него внимание и посмотрел на работу.
ГИ отвлёкся от собственного занятия: вырезал он, непосредственно, само судно, корректируя его форму и выпиливая окошки для артиллерии в боках корабля. Работа, честно сказать, очень кропотливая, но вот отвлечься можно. Германия от греха подальше положил свое пока совершенно неготовое изделие на стол и внимательно осмотрел работу Союза:
— Очень даже складно выходит, — похвалил тот, — Бери следующую, а эту пока оставь, дальше её только испортить можно.
— А кто тебя научил такие корабли делать? — Послушав Монарха и отложив первую обточенную палочку в сторону, интересуется младший. — А папе показывал? У него столько моделек судов, думаю, ему бы понравилось.
— Как строить корабли, настоящие боевые, я видел на верфях ещё в детстве, а модели я начал делать для того, чтобы наглядно видеть то, что придумал, — Империя вновь взялся за свою работу и продолжил шлифовать борта, вытачивая узор на корме, — Любой державе нужно совершенствоваться, так что с деревянных судов я уже давно перешёл на металлические крейсера и эсминцы, хоть в основном и занимаюсь машиностроением, — Ничего не утаивая ответил ребёнку немец, сдувая лишнюю стружку. Да и толку было бы ему врать.— Ну, а вот твоему отцу я свои работы редко показываю, особенно модели, не вижу смысла демонстрировать их. Он ведь и сам большой мастер, не перед ним мне хвастаться.
СССР же на такое заявление только хмыкнул да плечиками пожал, будто бы он мог понять сейчас эту странную черту взрослых критериев и оценок. Его дело сейчас заключалось в сосредоточенной работе над доверенной частью изделия, а потому и отвлекаться тот старался как можно меньше. Правда вот, Союз всё же ребёнок, а потому вскоре его уже и спать клонить начало. Заприметив это, немец отложил ненадолго свое дело и терпеливо ждал того момента, когда юнец позволит все же сну забрать его, а сам при том затих и только придерживать мальчика на руках, дабы тот на пол не скатился.
Совсем скоро Кайзер нёс безмятежно уснувшего мальчика в сторону его детской спальни. Там он оставил его, уложив как то и требуется, а сам же вернулся вновь к трудоёмкой работе. Была у Германии такая неоспоримо одновременно очень хорошая, но при том и очень неудобная особенность: тот любую свою идею или план выполнял идеально до мелочей и делал это сразу, не позволяя себе отдых и перерыв, ведь так могло бы случиться, что он отвлечется от предыдущей важной задачи, а после ещё долгое время не вернётся к начатому. Вот от того тот и сидел в мастерской всю ночь, дабы вырезать мельчайшие детали на новенькой модельке. Вытачивал бойницы и вставлял в них крошечные цилиндрические щепки, имитировавшие пушки. Украшал фасад и шлифовал мачты. Это кропотливое дело отняло много времени и сил, но, можно сказать, что фрегат был практически готов, на нем не было разве что парусов. Саму же модель тот скурпулезно обработал древесным лаком и смазал воском для плавучести и красоты. Очень придирчивым взглядом он окидывал свое недавно завершенное изделие. Оно стоило немцу приличных усилий, но результат его, вроде как, вполне удовлетворил и монарх со спокойной душой оставил модель обсыхать хотя бы на пару-тройку часов. На сон Империя потратил совершенно немного времени, а с самого раннего зарева уже пошёл на поиски подходящей под паруса кораблика ткани. В их роли же вскоре оказались старые столовые салфетки, которые хранили у себя сердобольные кухарки. ГИ расшил их нитями, придал нужную форму и закрепил на фрегате. Окончательной точкой в завершении его работы стала подпись, совсем небольшая и очень каллиграфически аккуратная, расположенная на самом дне судна: "
Советскому Союзу от Германской Империи"
***
Прохладное утро, как раз такое, когда совсем не хочется вылезать из нагретой кровати, настигло Совета врасплох. Тот, сразу после пробуждения, подскочил как ошпаренный, прокручивая в голове события прошлого вечера, думая, когда же это он позволил себе уснуть. Юный революционер соскочил с постели скидывая запутавшееся одеяло обратно на место и почти сразу направился в ванную где наспех почистил зубы, рассыпав часть зубного порошка на мраморный пол. Недовольно стукнув себя по лбу он принялся собирать порошок обратно в баночку, чтобы никто не увидел. После всех процедур Союз пробрался мимо комнаты отца, заглядывая в неё, проверяя спит ли он. Не застав Империю бодрствующим, он, глухо топая босыми ножками, прошёл на кухню, где кухарки уже давно принялись за работу. Взяв с собой небольшую булку, мальчик решил пройтись по дому в поисках ГИ, так как в спальне он его не нашёл.
Немца же утро застало все в той же мастерской. Он, окинув свое «детище» взглядом еще раз, пришёл к выводу, что результатом он доволен и, собрав с собою фрегат, он отправился туда, где вероятнее всего мог оказаться юный наследник Российского Монарха. Советский часто просиживал штаны в малой столовой, где обычно очень много времени проводила именно прислуга.
А Совет ведь и правда был в той самой столовой, восседал на небольшой тумбе, покачивая ногами, и увлечённо перекидывал яблоко из рук в руки. Наловчившись со временем, он взял ещё один плод из миски, принимаясь медленно жонглировать уже двумя сразу. Юнец, казалось, настолько этим увлёкся, что и забыл смотреть по сторонам и следить за обстановкой. Всё же раньше он удивлял этим трюком совсем маленьких деток, которые бегали за ним по полям и огородам, желая общения с юным царевичем. Когда же гулять было совсем не с кем и одиночество давило душу он присоединялся к малышам сам, довольно выставляя свое старшенство напоказ. Вот только он давно не практиковался в жонглировании, поэтому руки забыли милое увлечение, пришлось вот снова поучится...
— Так и думал, что отыщу тебя здесь, — Ребёнок дёрнулся от неожиданности, выпадая из своей задумчивости и роняя случаенно одно из яблок на пол. Союз поворачивается к двери лицом, готовясь наградить отвлекшего его посетителя от интересного занятия грозным взглядом. Правда, увидев в проходе Империю, который к тому же приветливо улыбался младшему, ребёнок тут же меняет свое отношение на открытое и заинтересованное. Он отложил оставшуюся пару яблок и развернулся в его сторону.
— Я думал вы всё ещё спите, доброго Вам утра, - говорит Совет, осматривая при том немца. Его внимание тут же привлекают спрятанные за спиной руки Монарха, а ещё его взволнованный вид, нетерпеливость какая-то. И тут приходит в юную голову странная мысль: — Я уже что-то натворил и Вы хотите меня за это наказать? - настороженно спрашивает он, неосознанно сползая к другому краю тумбы. А Германия даже на приветствие толком ответить не успевает, его буквально вводят в молчаливый ступор слова ребенка. Он молчит на протяжении секунд, не скрывая в лице удивления, но после все же даёт ответ:
— Нет, что ты, родной? — сказал Империя, силясь понять с чего это вдруг ребёнок решил ему такие подозрения выдать, — Я к тебе совсем с другой целью, Союз, — Германия не сдерживает весьма не царской улыбки, такой простой и радостной, которая присуща, пожалуй, простому люду. Кайзер даже как-то приосанился, хотя и без того ходил ровно, и лёгким движением вытащил из-за спины новенький деревянный фрегат. Кораблик отливал немного блеском из-за лака, пах древесиной и был проработан не хуже самого настоящего. ГИ выдерживает некую паузу, просто наблюдая за удивлённым взглядом мальчика, но спустя секунды тихо усмехается и говорит:
- Он теперь твой, - Союз шустро спрыгивает с тумбы, подбегает, и, округлив глаза, рассматривает корабль в руках немца. Вот только столь детский порыв восторга СССР, состроив важный вид, маскирует в себе, подражая, очевидно, своему отцу. Мальчишка бережно перехватывает кораблик в свои руки, рассматривает как можно ближе и внимательнее.
ГИ сдержанно усмехнулся, невольно сравнивая младшего и старшего Романовых. Всё же, что бы Союз из себя не корчил, немец все равно видел, как тот смотрит на свой подарок и это, пожалуй, было даже ценнее любых благодарственных речей.
— Чтож, капитан СССР, - обращается Германия к младшему, прерывая это молчаливое мгновение, - желаю Вам удачного спуска судна на воду! - подыгрывая ребёнку, говорит Империя, по привычке вновь упрятав руки за спиной. Союз же, спустя долгие секунды, осторожно откладывает свой подарок на тумбу, сразу после неуверенно приближаясь к немцу. Подойдя ближе, он обнял его, сжимая его ноги на середине бедра, ибо лишь так дотягивался в силу своего роста. Германия удивлённо посмотрел на него сверху вниз, неуверенно переместив одну из ладоней ребёнку на плечо. Всё же Совет очень редко позволял себе такие нежности и Кайзер, надо признать, от них несколько терялся, но тем не менее очень ценил.
— Не уезжайте сегодня, - неожиданно подаёт голос ребёнок, - я слышал ваш разговор с папой, Вы же можете ещё остаться? Я хочу запустить корабль с Вами.
— Конечно, думаю, примерно двое суток у Вас в гостях мне ничего не испортят, - Так же спокойно и убедительно ответил Империя, сохраняя на лице добрую улыбку, - А вот подслушивать разговоры старших все же не хорошо, не знал?
— Так я и не подслушивал! - С наигранным возмущением говорит Совет, - это Вы виноваты, что так интересно о чём то говорите, вот моё детское любопытство и не выдержало. - Юнец улыбается и выпускает старшего из своих объятий, отходя чуть назад.
— А я тебе говорю не о данном моменте и прошедшей ситуации, а обо всей жизни в целом. — Тут же легко парирует Империя в ответ на утверждение, смотря при том на Союза, — оставь остальным их мысли и дела да лишний раз ни к кому не цепляйся, тебе же проще будет. - Кайзер вроде и говорил то с родительский поучительным укором, но сам на ребёнка не злился вовсе, просто совет дать хочет. СССР мальчишка не глупый - тут же головой кивает, соглашаясь и подтверждая, а потому ГИ будто смягчается: — Ну, а твоему отцу мы не скажем, что ты нас периодически слушаешь из любопытства. Но чтоб это был последний раз. - и царевич вновь кивает
Мальчишка отходит и вновь берет в руки свой новенький кораблик, после чего поворачивается к старшему и с энтузиазмом предлагает пойти и разбудить РИ, ибо тот, по словам юнца, должен был давно встать. Германия думает примерно с минуту, ищет аргументы:
— Он лёг поздно, - все же находит он ответные слова, - может не стоит идти к нему?
— А мы ляжем с ним и он волей неволей сам проснётся! - С таким утверждением спорить сложно, младший говорит то больно уж уверенно и весело, а потому ГИ и поддаётся. Союз обгоняет его, направляясь вверх по лестнице, планируя сначала зайти к себе в комнату, чтобы оставить корабль там, а уже после и в сторону комнаты РИ. Германия же ничего не говорит ему, просто не считает это нужным, а потому терпеливо идёт следом. На самом-то деле, он бы и сам был не прочь вздремнуть, ведь кропотливая работа со стамеской и лаком заставила эмоционально и физически устать.
— Вообще это секрет, но папа не сможет сразу понять, кого из нас ругать сначала, меня или Вас, а потому и не разозлиться. Ему станет просто лень, -
На ходу весёлым голосом вещал Совет, поясняя старшему столь тайные нюансы характера и поведения Его Величества РИ. Подойдя к нужной двери, младший тихонько толкнул её, открывая путь в личные покои монарха. Отца он застает все таким же мирно спящим. Царевич тихими шажками подбегает к кровати, тут же залезая на край и взглядом подзывая и Германию. Будущий революционер стянул небольшой край одеяла и улёгся старшему русскому под бок, приобнимая рукой. Эта картина на секунды показалась Империи даже забавной, ведь, как ему известно, отношения у этих двоих были весьма странными и грубыми местами. Союз - весьма своенравный малый, а РИ - сторонник сурового воспитания и детского послушания, а от того у этих двоих и были частые конфликты. Но вот сейчас все было по-другому, взору представала совсем редкая ситуация.
Кайзер бесшумно прокрадывается за Союзом, машинально обходя скрипящие точки в дощатом полу, все же больно часто он тут был, запомнил уже. Оказавшись же у самого края царской перины, немец так же тихо стягивает с ног невысокие сапоги, а после подлезает с противоположной стороны, практически привычным движением пристроившись головой на руке русского монарха. Сам же ГИ так же легко приобнимает спящего, расположив свою руку рядом с рукой маленького коммуниста.
Умиротворенная тишина не длится долго, ведь Союзу уже становится скучно и он закидывает ногу на бок Русского Императора. Он посмотрел хитро на Германию, переводя после взгляд обратно на родителя, начиная мелко трясти того за плечо, приговаривая простое: "просыпайся, папа!". РИ же заёрзал во сне, машинально переворачиваясь к Германии, ища у того защиты и поддержки от столь бескультурного вторжения в личное пространство, но ничего не выходит и ребёнок от старшего не отстаёт. Совет даже переваливается через отца, падая на постель между взрослыми, так же расталкивая Романова своей тушкой.
Немцу же навернуться с царской кровати не шибко хотелось, а потому пришлось просить ребёнка унять пыл. Юнец его послушался, замер наконец и предоставил Германии возможность пробовать другие методы для пробуждения стрешего. Кайзер же спокойно поглаживает ладонью доступные плечо и спину монарха. От таких махинаций русский сдаётся почти сразу.
Российская Империя открывает глаза и тут же стремится принять свой привычный серьёзный облик, но уставшее лицо скорее создавало вид побитой собаки. Шумно выдохнув, Романов отодвигается к середине кровати, подтягивая обоих «гостей» ближе к себе:
- И что вы пытались сделать, жалкие смертные? - наигранно-недовольным тоном спрашивает русский, смеряя сына и партнёра хмурым взглядом.
- Мы пришли тебя будить! - бодро заявляет ребёнок, но тут же несколько неуверенно дополняет: - Ну, или спать с тобой, ещё не определились. - На эти слова РИ только вскидывает бровь в вопросительном жесте, а после укладывает Союза смирно, чтобы тот не пихался и не мешал. Разводить нравоучения не было настроения, а потому Империя только лениво наблюдал за пришедшими в его спальню посетителями.
— Простите уж нам это своеволие, — расслабленным тоном говорит немец, удобно, но при том не занимая много места, пристроившись совсем рядом. — Знаешь, Союз, — посмотрев на младшего, начал Кайзер, — Из твоих предложений я больше склоняюсь ко второму варианту, но ты ведь нам не дашь поспать, так? - Желание уснуть появилось у Германии вот буквально только что. Возможно, так повлияло на немца его горизонтальное положение и вот он расслабляется, даже позволяя себе сдержанно зевнуть, закрывая ладонью рот.
-Вы абсолютно правы, - активно соглашается Совет, уже навострившись куда-то идти, - Вам нужно встать! - Союз цепляется руками за постельную одежду родителя, начиная теребить край его сорочки и о чём-то задумываясь.
— И ради какой радости мне менять уютную кровать на невесть что? - Всё же отрывая голову от подушки, спрашивает немец, подперев щеку рукой и смотря на обоих русских. РИ уже какое-то время снова сопел, погружаясь в царство Морфея, а царевич недовольно и даже с недоумением посмотрел на Кайзера.
- Ну как же? - удивляется он, - дом оживает, прислуга мечется со всякими приготовлениями, за ними интересно наблюдать! И раз они встали, то и мы должны! - Столь воодушевленную речь прерывает тихое шуршание одеяла и Союз отвлекается, смотря на то как ГИ уже приютился под одеялом.
— А не позволишь нам с твоим отцом ещё немного полениться? - С трудом сдерживая зевоту, спросил Империя, смотря на младшего выжидающим взглядом, - больно уж тут хорошо, - подтягивая к груди свободную часть одеяла, говорит простой и неосопримый факт Германия и поудобнее пристраивается щекой на складах белья. Союз же сдаётся, оставляет позиции и недовольный сползает с кровати. Младший пилил несколько обиженным взглядом обоих Империй, пока и вовсе не скрылся в дверях. А старший русский будто того и ждал, а потому, оживленный таким обстоятельством, подтянул к себе немца поближе за талию, оставляя лёгкий поцелуй на его шее:
— Доброе утро... - И только после этой фразы Совет по-честному закрывает дверь спальни, предоставляя взрослых самим себе.
***
Сейчас же, сидя в рабочем кабинете собственного дома коммунист даже до конца и не понимает, чего это ради он вспомнил тот день? Хотя, определённая мысль на этот счёт была, ведь пытливый взгляд давно наткнулся на старенькую деревянную модель фрегата на полке. Он был тот самый, с парусами из шелковых столовых салфеток и с красивой подписью, переживший не один спуск на воду - его милый фрегат.
И тогда уже невольно вспоминается ему и первый спуск этого судна на воду. Тогда, как и обещал Германская Империя, они и пустили его по ручейку в тот же день и Совет ещё долго бегал за своей игрушкой радостный. О, а сколько это маленькое изделие бороздило всяческих мелких течений? Сколько повидало штормов, которые Союз добросердечно устраивал в тех же лужах с помощью палки? А сколько радости принёс? Не сосчитать, даже пытаться не надо...
Широкие мужские ладони бережно обхватывают утонченный корпус модельки и Совет бережным жестом убирает корабль с полки. Ощущение тёплой сухой древесины, такой старенькой и знакомой, заставляют его улыбнуться и в голове появляется идея. Его детишки давно просятся на совместную прогулку, которую СССР все откладывает из-за занятости, а потому мысль, пришедшая к нему прямо сейчас, кажется верной:
- Россия! - зовёт он своего семилетнего сына из соседней комнатки. Мальчик торопливо прибегает к нему и несколько обеспокоенно интересуется, чего же ради отец его позвал. Союз улыбается ему бодрой улыбкой: - Видел по канавкам ручейки уже побежали? - ребёнок заинтересованно кивает, - Собирай ребят, - он переводит задорный взгляд на фрегат, - Самое время кораблики пускать.
