Я рядом

Темный гостиничный коридор едва освещен настенными бра, свет которых растекается неровными желтыми лужами по поверхности стен. Чонгук бредет в свой номер по абсолютно пустому этажу. Благо, с некоторых пор их агентство полностью выкупает для ребят весь этаж и поэтому вероятность напороться на случайного постояльца гостиницы сведена к нулю. Время - час ночи и пора бы уже давным-давно нежиться в кроватке и видеть десятый сон, отдыхая после очередного концерта. Все примерно так и поступают, будучи абсолютно вымотанными после двухчасового выступления для многотысячной публики. Все, но только не Чимин. После концертов он находится на таком уровне эмоционального возбуждения, что ни о каком сне и думать не может. Именно поэтому он добрых три часа не выпускал Чонгука из своего номера, требовал развлекать его и никак не мог угомониться. Нескончаемый фонтан энергии Чимина утром сменяется абсолютно апатичным и подавленным настроением. Сонный и подавленный Чимин утром похож на бомбу замедленного действия, которая может сдетонировать в любую секунду, стоит только к ней прикоснуться. Для установления хоть какого-то баланса в эмоциональном состоянии, Чимин постоянно консультируется у психотерапевта, который выписывает ему седативные препараты для снятия психоэмоционального напряжения, ибо самостоятельно Чим контролировать его не может. В этом нет ничего опасного, просто эмоциональный фон у каждого разный. Если, например, Юнги в любой ситуации может справляться с собой и оставаться хладнокровным, то Чимин – это нескончаемый поток эмоций, и если этот поток высвобождается, то просто так его не остановить. Необходимые препараты помогают ему справляться с эмоциями и устанавливать равновесие между двумя крайностями своего настроения. Но в этот раз Чонгуку пришлось повозиться со сверхактивным Паком. Аргументы в виде того, что они только что завершили свой годовой тур и отпустили целый год своей жизни, сыпались на него как из рога изобилия. Как можно оставаться таким спокойным, когда произошло такое событие? Да очень просто. Когда из тебя выжаты все соки, и силы остаются только на то, чтобы доползти до кровати, как-то не очень хочется веселиться. Чонгук искренне не понимает, как Чимин выживает на таких американских горках. Выжать себя досуха на сцене, а потом еще по номеру прыгать, требуя какого-то веселья. Кое-как угомонив разбушевавшегося хена и уложив в кровать, предварительно подсунув необходимые капсулы, которые помогут хорошо выспаться и привести внутреннее состояние в порядок, Чонгук выскользнул из номера. Вот, осталось пройти всего несколько метров и он у цели. Все двери плотно закрыты. Вот номер Намджуна, Хосока, потом Юнги и, наконец, его собственный. Стоп. Дверь Юнги-хена. Она не то чтобы не заперта, а даже немного приоткрыта. Такое Чонгук видит впервые. Юнги, который терпеть не может, когда к нему вваливаешься без предупреждения или прерываешь его сон, забыл закрыть дверь? Такого не может быть. Чонгук от неожиданности замер у приоткрытой двери и уже около минуты просто пялится на нее. Такое могло случиться только в параллельной вселенной, не иначе. Чонгук встряхивает головой и прогоняет странные мысли. В конце концов, Юнги-хен что, не человек? Просто-напросто забыл, вот и все. И нет в этом ничего сверхъестественного. Осторожно взявшись за ручку двери и легонько толкнув ее, Чонгук заглядывает внутрь. Через небольшую прихожую видно, что в спальне горит слабый свет, который, скорее всего, принадлежит прикроватной лампе. Значит, Юнги либо еще до сих пор не спит, либо уснул, не выключив свет. В любом случае стоит войти и проверить оба варианта. Если Юнги до сих пор не спит, значит, на это есть какая-то серьезная причина, о которой стоит узнать. Ну а если спит, то нужно просто выключить свет и осторожно ретироваться, чтобы не потревожить чужой сон. Прокрутив этот незамысловатый план у себя в голове, Чонгук проскальзывает внутрь и тихо прикрывает за собой дверь. Пройдя через небольшую прихожую, он заглядывает в спальню. Свет действительно исходил от небольшой прикроватной лампы, однако в комнате никого не было. У окна стоит раскрытая сумка, некоторые вещи лежат на кровати в беспорядочном состоянии, рядом с ними – работающий макбук. На столе стоит бутылка воды и тарелка с фруктами. Хен снова на диете, практически ничего не ест. Ближайшие съемки снова требуют вернуть болезненную худобу и миниатюрное телосложение. Все вещи Юнги на месте, но его самого нет. Из-за усталости и желания скорее уснуть, Чонгук не сразу замечает открытую дверь ванной комнаты, в которой тоже горит свет. На секунду Чон почувствовал себя неловко. Вот с чего ему вдруг приспичило ввалиться в чужой номер? Юнги, наверняка, занимается своими делами, и у него точно может быть масса причин, по которым он до сих пор не спит. Чонгук тоже еще не спит, но никому до этого нет дела. Внезапное чувство неловкости усиливает и тот факт, что это именно Юнги. Если бы Чонгук пришел к Тэхену или Чимину в такой час, то это чувство было бы последним, из всех, что он мог бы испытать. Но сейчас именно эта атмосфера, именно в номере Юнги кажется ему какой-то слишком интимной и загадочной. Нужно поскорее уходить отсюда, не влезать в личное пространство Юнги и не мешать ему. Но какие-то неведомые потусторонние силы заставляют Чонгука не только остаться в номере, но и подойти к двери ванной комнаты. Он на сто процентов уверен, что его хен там. Потянув ручку двери на себя, Чонгук скользит взглядом по белой плитке пола, а затем поднимает его вверх. Перед ним предстает картина, запретней которой, он в своей жизни не видел. Резкий жар охватывает все его лицо, а в кончики пальцев проходят нервные электрические импульсы, заставляя их мелко дрожать. Его хен. Его холодный и сдержанный хен, стоит сейчас перед ним в одной белой полупрозрачной рубашке, которая едва прикрывает его узкие бедра. Через нее просвечиваются темные ореолы сосков и стройная тонкая талия. Его стопы, щиколотки, колени и нижняя треть бедра затянуты в мелкую сетку чулок. Поднять взгляд выше их кромки у Чонгука не хватает смелости, поэтому он поднимает взгляд на лицо хена и едва сдерживает восхищенный стон. Карие глаза с изумительным разрезом густо подведены черным и оттенены глубокими цветами коричневого. Из-за этого они кажутся гораздо больше, чем есть на самом деле. На губах Юнги красуется ярко вишневая помада, которая нанесена просто идеально. Чонгук невольно засматривается на аккуратно обведенные острые пики верхней губы. Серая растрепанная челка прикрывает лоб, а взгляд испуганных глаз придает лицу именно то выражение, которое лучше всего подходит к этому образу: испуганный, маленький зверек, которого загнали в угол для жестокой расправы. Испуганный Юнги, потерявший дар речи из-за того, что его застали на месте преступления, неловко пятится назад и, натыкаясь на бортик ванной, замирает на месте. Чонгук еще раз окидывает взглядом внезапно открывшуюся ему тайну и чувствует, как внизу живота разливается именно то прекрасное ощущение, которое он уже давно не испытывал. Перед ним его хен, он настолько прекрасен и развратен внешне, но столько невинности в его глазах, что это вызывает когнитивный диссонанс. И какой бы странной не была сейчас эта мысль, но Чонгук понимает, что хену от него никуда не деться, не сбежать, и именно этот факт начинает придавать ему смелости. А еще искренний, неподдельный страх в глазах Юнги. Чонгук чувствует свое преимущество в этой ситуации. – Хен, ты выглядишь так… прекрасно. К страху в глазах Юнги добавляется еще недоумение. Его и без того сейчас большие глаза становятся еще больше. – Юнги, послушай, я не хочу, чтобы ты сейчас оправдывался передо мной. Это моя вина, и я должен попросить у тебя прощения, но… я не хочу. Я не хочу извиняться за то, что сейчас тебя увидел, потому что ты невероятно красив. И ты об это знаешь, верно? Юнги приоткрывает свои вишневые губы, а Чонгук медленно теряет самообладание и это его чертовски пугает. – Это…. Просто. Ладно, сейчас и правда, нет смысла оправдываться. Все это лишь способ снять напряжение, отвлечься, не более того. Тихий мурчащий голос патокой разливающийся в тишине комнаты, невероятно приятен на слух. Чонгук лишь на секунду представил, как Юнги мастурбирует в таком откровенном образе, глядя на себя в зеркало и в штанах мгновенно становится тесно. О Боже, что происходит? Остроугольные ключицы в треугольном глубоком вырезе рубашки словно выточены из белого мрамора. Во впадинке между ними покоиться бордовый камешек рубина на тонкой серебряной цепочке, в тон чувственным губам. Манжеты расстегнуты и подкатаны вверх, обнажая тонкие запястья с выступающими косточками и тонкими ниточками вен. Они стали более четкими и выступающими, потому что Юнги вцепился пальцами в бортик ванной, на который присел и вывернул руки внутренней поверхностью предплечья наружу. Тончайшая ткань рубахи струится беспокойными волнами вдоль тела и сминается при любом движении, при этом немного закрывая его бедра. Между ее краем и кружевной резинкой чулок остается полоска шириной примерно десять сантиметров. Эти кольца открытой белой кожи кажутся такими интимными и запретными. Чонгук понимает, что уже неприлично долго в открытую пялится на Юнги, но поделать с собой ничего не может. Строгий хен, который в обычной жизни цвет одежды меняет с черного на черный и в основном предпочитает оверсайз, сейчас перед ним невозможно открытый и доступный. Не ускользнуло от внимательных глаз Чона и тот факт, с каким профессионализмом нанесен макияж и как точно подобраны оттенки. А в том, что грим после выступления Юнги снял и с нуля накрасился заново сам, Гук не сомневается. Значит, рука уже набита большим количеством попыток. Его мысли прерывает бархат низкого голоса – Чонгук, я понимаю, для тебя это неожиданно и дико, но давай просто оставим это между нами и все. Мне, правда, ни к чему лить тебе свои оправдания, они никому не нужны. Просто я хочу, чтобы ты понял эту ситуацию правильно настолько, насколько вообще способен это сделать. Я буду благодарен. Чон словно сбрасывает внезапно нахлынувшее видение и вздрагивает. В глазах Юнги уже давно нет испуга и смятения. Он быстро принял сложившуюся ситуацию. Сейчас в коньячных глазах только бесконечная усталость и разочарование. Чонгук мгновенно переполняет жгучее чувство стыда. Вломился без приглашения в чужой номер, испортил человеку вечер, который был предназначен для расслабления и снятия напряжения. И никого не должно волновать, как каждый получает свою порцию отдыха и забвения. Чонгук чувствует себя последним уродом. Его хен, который работает на износ не только для группы, который занимается многими другими проектами, который пишет море нового материала, иногда от усталости просто спит на ходу. И если это его способ снимать напряжение и отключаться, то он ни в коей мере не должен касаться больше никого. Юнги все еще сидит на бортике ванной, устало прикрыв глаза. Видно, что на выяснение отношений и на другие разговоры он больше не настроен. Сказал все, что посчитал нужным и теперь ждет, когда Чонгук опомнится и сделает хоть что-то. Чонгук прекрасно понял, что растревожил чужую закрытую цитадель, с чувством вины внутри уходить не собирается. Его тянет, словно магнитом, к Юнги и преодолевать эту силу он не собирается, поддаться ей – лучшее, что с ним может сегодня случится. Он бесшумно подходит ближе и опускается вниз. Оставляя невесомый поцелуй на заветной полоске кожи, тут же ловит взметнувшиеся вверх запястье, взглядом приказывает сохранять спокойствие. Если уж, хен, ты выбрал себе такую роль, то придерживайся ее. Юнги видит в глазах напротив приказ и полный контроль ситуации, принимает правила, затихает. Чонгук оставляет мягкие прикосновения своих губ на сахарной коже, осторожно прихватывает кромку чулка и тянет чуть вниз. На коже проступает узор от впивавшейся туда резинки. Влажный язык проходиться по неровной поверхности и сверху слышится сдавленный вздох. Чон не ведает, что творит, но одно знает точно: сегодня ночью он хочет услышать Юнги в полный голос. Сетчатая ткань спускается ниже. Чонгук обнажает острые колени. Придерживая ногу, собирает влагу с нежной кожи подколенной ямки и продолжает выцеловывать чашечки, не стесняясь оставлять на них влажные пятнышки слюны. Полностью стащив один из чулок, ведет подушечками пальцев по задней поверхности голени, по упругой икроножной мышце, переходя на ахиллово сухожилие, окольцовывая тоненькую щиколотку. Гук и раньше видел, насколько его хен миниатюрный, но сейчас так близко и без лишних слоев одежды, он кажется просто кукольным. Осторожно массируя косточки щиколоток, Чонгук наблюдает, как все больше приоткрываются пухлые губки. Оставив ноги хена в покое, Гук встает в полный рост. Юнги, потеряв ощущения, распахивает накрашенные глаза, смотрит снизу вверх. Снова эта покорность и испуг, ни капли усталости. Все герои приняли свои роли. Юнги все еще впивается пальцами в бортик ванной, выставляя напоказ напряженные запястья. Чонгук прикасается к ним кончиками пальцев, посылая электрические импульсы вверх по чужим рукам. Дозировать мягкие невесомые прикосновения, заставлять дрожать от трепетных касаний и влажного дыхания, перекатывать его по чувствительной коже – вот в какие игры хочется играть с чувственным хеном. Ткань тонких рукавов скатывается над поднимающимися вверх пальцами, обнажая предплечья. Они задерживаются на уровне локтевых сгибов, и большими пальцами Чонгук принимается массировать чувствительные ямочки. Юнги откидывает голову назад, продолжая дышать все чаще. Сахарная шея с натянувшейся кожей над острым кадыком – это то, что следовало бы оставить на десерт, но хен и так одна сплошная большая сладость, так что разницы нет. Пропихнув свое колено между зацелованных коленей Юнги, он льнет ближе и, не сдерживаясь, размашисто проводит языком по чужому горлу. От неожиданности у Юнги прорезается голосок на нижних нотах, и Чонгук воспринимает это как разрешение для дальнейших действий. Выпуская из пальцев предплечья, перемещается на пуговки-жемчужинки. Ему не хочется разрывать их, просыпать перламутровым дождем на кафель, Чонгук иногда не понимает в чем прелесть такого обращения. Ведь гораздо приятней ощущение того, как сантиметр за сантиметром открывается чужая кожа, как за тобой следят внимательные глаза и с нетерпением ждут продолжения. Сладость нужно пробовать медленно и не спеша, особенно если пробуешь впервые. Расправившись с последней, Чонгук прихватывает полы струящейся материи и пытается развести их в стороны, но наталкивается на неожиданное сопротивление. Ну конечно, хен может немного засмущаться, тем более в ванной комнате так много света. Примкнув к чужому ушку и едва коснувшись хрящика, Чонгук прошептал: –Хен, тебе совершенно нечего бояться. Доверься мне. Перехватив запястье, тянет Юнги в спальню, где все так же продолжает гореть подслеповатым светом маленький ночник. Чонгук садится на кровать, притягивая к себе хена. – Мне бы хотелось, чтобы ты тоже принял участие. На щеках Юнги появляется трепетный нежный румянец. Помявшись немного, он подходит ближе и, встав на колени по обе стороны от бедер Чонгука, осторожно усаживается на чужие. Гук кайфует от приятной тяжести, разливающейся по ногам и от проявленной Юнги инициативы. В низу живота завязываются тугие спирали возбуждения и сильного желания. Его хен невыносимо красив. Чонгук устраивает свои ладони на узкой пояснице, заставляя Юнги прогибаться больше. Оставляя поцелуй аккурат в середине грудины, ведет подушечками по краям ребер, очерчивая их от самого позвоночника и сталкиваясь кончиками у мечевидного отростка. Снова попытка отвести в стороны полупрозрачный шифон – и вот она – удача. Юнги не сопротивляется. Он наоборот сам расправляет плечи, позволяя белым ручейкам соскользнуть с молочной поверхности рук и собраться озером у ног Чонгука. Последний в свою очередь не может налюбоваться открывшимся видом. Он прикладывает большие пальцы по ходу ребер к центру грудины, а остальными обхватывает по бокам, словно хочет поднять маленького ребенка. Но вместо этого притягивает Юнги ближе и целует в центр живота. Ему хочется быть невыносимо нежным, тянуть этот чувственный момент как можно дольше, словно сладкую желейную конфету. И Юнги совершенно не против, Чонгук видит нескрываемый кайф и мутное желание в чужих широких зрачках. Расцеловав подреберья и плоский живот с подрагивающими мышцами, которые так приятно сокращаются под губами, Чон чувствует, как тонкие пальцы окольцевали его запястья. Юнги приближается к нему и осторожно прикусывает мочку уха, горячо при этом выдыхая. Гук на время останавливается, позволяя ненадолго перехватить бразды правления. Юнги раскрепощается и принимается рассасывать чужую мочку уха, пробегаясь юрким языком по нежной кожице позади и легонько прикусывая хрящик сверху. Вдоволь наигравшись, он отстраняется и, смотря в глаза, шепчет: – Сними. Чонгук мгновенно все понимает и, хватаясь за противоположные края толстовки, тащит ее вверх, вместе с футболкой. Невостребованный предмет летит прямиком к лужице в виде рубашки. Юнги внимательно изучает идеальное тело перед собой, а потом, положив ладошки на чужую грудь, чуть надавливает, заставляя Чона медленно принять горизонтальное положение. Как только спина касается прохлады простыней, Юнги приподнимается и ставит ладони по бокам от плеч и, опираясь на них, чувственно прогибается. Ярко прорисовались ключицы и впадинки над ними. Сначала кожу опаляет холод юнгиевой подвески, которая падает на кожу первой, а затем жар чужого дыхания. Юнги нежно целует выступающие мышцы шеи с обеих сторон и задерживается у яремной впадинки между ключицами, припадает к ней и задерживается кончиком языка. Не в силах больше терпеть эти пытки, Чонгук перехватывает тонкую талию и опрокидывает разыгравшегося котенка на спину. Взметнулась серая челка, и вот, все снова в руках Гука. Он кладет ладонь на сгиб шеи и смотрит Мину в глаза, потом на губы. Зацеловали друг друга почти везде, но до главного еще не добрались. Вишня на губах чуть смазалась, но не критично. – Я буду целовать тебя, Юнги. Не того, кто так нравится тебе в отражении зеркала в придуманном тобой образе, а именно тебя. Осторожное прикосновение большим пальцем к нижней губе, а затем резкий нажим – спелая вишня остается на мякоти пальца. Чонгук целует сначала нижнюю губу, затем верхнюю, осторожно обводит языком и, наконец, проникает внутрь. Юнги отвечает охотно, отдает всю инициативу, полностью доверяется. Чон уже понял, насколько тому нравится быть ведомым и податливым, полностью переходить в разряд чувственной собственности. Зацеловав нежные губы, он приподнимается. Теперь в горизонтальном положении только Юнги, а колени Гука по сторонам от его бедер. Он опускает ладони на выступающие подвздошные косточки. Цепляет пальцами резиночку, оплетенную тонким черным кружевом, тащит ее сначала вверх к коленям, а затем вниз к щиколоткам. Юнги лежит безропотно, наблюдая покорным взглядом из-под серой челки. Полностью избавленный от одежды, хен выглядит как изваяние самого искусного в мире художника. Ладони ложатся на острые пики коленей и пытаются развести их в стороны. Юнги не сопротивляется, самостоятельно разводит ноги, уже совсем не стыдясь. Чонгук смотрит на идеально выбритый пах, на аккуратный член с розовой головкой, и пробки в голове выбивает за секунду до разряда молнии. Он приникает губами и осторожно берет в рот. Юнги мгновенно откидывает голову на подушку, раскидывая волосы по белому. Чонгук старается быть аккуратным, он видит как хорошо Юнги и сам кайфует от процесса не меньше. Юнги достаточно быстро подходит к границе и за секунду до, упирается Чонгуку ступней в грудь, заставляя остановиться. Чон в недоумении отстраняться, чтобы тут же быть прижатым к изголовью кровати. Пугливый котенок разыгрался и пытается заполучить капельку мнимой власти в свои руки. Он избавляет Чонгука от штанов и белья, грязно облизываясь. Гук едва не теряет сознание от вида смыкающегося вокруг его члена алого рта. Юнги пытается взять глубже, но выходит недостаточно умело. Возможно, он делает это впервые, и эта мысль вытаскивает Чона на поверхность. Дав хену еще пару минут, он отстраняет его от себя и рвет большим пальцем протянувшуюся ниточку слюны. – Хен, посмотри на меня. Для первого раза достаточно. Но в глазах напротив понимания ноль целых ноль десятых. Он тянется к губам напротив и получает долгожданный поцелуй. Чон сидит, откинувшись на спинку кровати с разведенными в стороны ногами, а между ними на коленях сидит Юнги. Он ластится к ладоням, требует новых поцелуев. Прежняя скованность и стеснение давно забыты на задворках здравого смысла. Он обвивает руками мощную шею и горячо шепчет. – Чонгук, я хочу тебя. Пожалуйста. Чон кладет одну ладонь ему на влажный затылок, а другую на шею, заставляя смотреть на себя. –Юнги, ты же понимаешь, что это не так просто? И тебе может быть больно? Я хочу знать, что ты действительно готов. Мы ведь не планировали сегодня ничего такого. Ты понимаешь? – Я уже делал это раньше. В смысле растягивал себя. Можешь не волноваться по этому поводу, я знаю ощущения. Если хочешь, я сделаю все сам. Он порывается к тумбочке за маленьким тюбиком смазки, но Чонгук перехватывает его запястья. – Тише, Юнги. Все в порядке, не торопись. Я понял тебя. Он укладывает взметнувшегося хена на лопатки и сам берет бутылек. Бесцветная жидкость проливается на колечко мышц и ладонь. Чон не собирается скупиться на время для растяжки, он просто не может допустить, чтобы его хену было больно. Аккуратно вводит палец внутрь, второй ладонью массирует впалый живот, чтобы хоть как-то сгладить неприятные ощущения. Хен и правда достаточно хорошо поддается, и вскоре добавляется второй, а затем и третий палец. Юнги стонет и выгибается, демонстрируя вынужденную гибкость. Такой чувственный и открытый в своем удовольствии. Сквозь неразборчивый шепот, Чон улавливает слова. – Чонгук, я готов. Ты уже можешь… Гук скользит ладонями по выпирающим ребрам, налегает сверху и чувствует прикосновение согнутых в коленях ног к своим бокам. Он вкатывается в предложенное ему пространство и не спеша входит. Юнги принимает его охотно и с его губ срывается первый стон наслаждения. Чонгук двигается не спеша, постепенно наращивая темп. Юнги плавится в его руках как плитка шоколада на полуденном солнце, заходится сиплыми стонами. Он впивается короткими ногтями в чужие плечи, оставляя глубокие полукружья. У Чона кружится голова от такого Юнги. Он до сих пор не может поверить в то, что сейчас делает со своим хеном. Они переходят все мыслимые и немыслимые границы, тонут в общем грехе, от которого уже не избавиться, не забыть. Эта ночь отпечатается живым кинофильмом на изнанке век, запишется на подкорке как один из самых прекрасных моментов жизни, один из самых живых, искренних. Юнги задыхается, он уже почти у границы. Его член, зажатый между их животами, пульсирует. Еще пара секунд – и он получает лучший оргазм в своей жизни, теряется на задворках своего сознания. Чонгук догоняет его, едва успевая выйти из хена, а затем падает сверху на горячее тело. В голове пустота, в мышцах электрические разряды, в душе зреющее смятие. Несколько минут тишины, наполненной шумным дыханием обоих. Чонгук приподнимется и Юнги испуганно хватает того за руку. Снова этот страх в глазах. Чонгуку нужно будет еще долго над этим работать. Он ласково очерчивает острую скулу большим пальцем и шепчет: – Я возьму с пола плед, чтобы мы с тобой вместе смогли укрыться. Пушистое облако мягко опускается на большую кровать. Чон ложится обратно и притягивает уставшее тельце к себе. Юнги льнет к нему ласковым котенком, едва не мурчит. Гук гладит его волосы, целует макушку. Юнги задирает голову и смотрит тому в глаза. –В чем дело? –Если после всего этого, ты сделаешь вид, что ничего не было, я не смогу справиться один, понимаешь? –Юнги… –Нет, послушай. Это невыносимо – быть постоянно одному, и одновременно, под круглосуточным наблюдением камер. Я знаю, ты не тот человек, которому я должен это высказывать, но я так больше не могу. Мое одиночество, сотканное из сотен тысяч глаз, поглощает меня. Сегодня, когда ты увидел меня во всем этом, я одновременно и испугался и обрадовался. – Если бы я сегодня не увидел тебя, я бы, наверное, никогда не смог обратить свои чувства в нужную форму и раскрыть их тебе. Все так случайно и спонтанно, но я обещаю, мы разберемся во всем вместе. А сейчас у нас есть пара часов на сон, давай воспользуемся ими. Завтра рано вставать. Юнги в знак согласия прикрывает глаза, расслабляется. Обняв хена со спины, Чонгук греет горячим дыханием его седьмой шейный позвонок и тоже погружается в царство Морфея. *** Трель утреннего будильника – словно прямой выстрел в голову. Тяжелое пробуждение после короткого, липкого сна, кажется изощренной пыткой, придуманной в самой преисподней. Юнги сонно трет глаза и пытается прийти в себя. Тут же его сонный мозг поражает одна-единственная мысль-молния. Чонгука нет рядом. Юнги помнит прошлую ночь в мельчайших подробностях. Все, что они делали, каждое касание и поцелуй отпечатались в нем тяжелым штампом. И теперь неизвестно: останутся ли они одними из лучших воспоминаний или превратятся в тяжелый груз, который придется тащить в одиночку. Чертов Чон Чонгук, как ты мог бросить меня одного именно сейчас? Юнги начинает злиться. Он резко подрывается с кровати, комкает постельное белье в один большой несуразный ком, чтобы не было видно следов их ночи и идет в душ. После водных процедур, Мин в спешке бегает по номеру, собирая остатки своих вещей. Времени остается не так много, а у того все валится из рук. Злые слезы щиплют изнанку век. Юнги бросает сумку, в которую пытался запихать остатки вещей и запрокидывает голову назад. Ну уж нет, плакать он точно не будет. Справившись с накатившими эмоциями, он возвращается к своему занятию, но взгляд цепляется за лежащий рядом на полу черный кусок материи. Футболка Чонгука. Видимо в спешке утренних сборов не заметил. Юнги хватает ее и уже собирается зашвырнуть куда подальше, но что-то останавливает. Он подносит ее чуть ближе к лицу, даже с такого расстояния можно уловить знакомые древесные терпкие ноты, точно такие Юнги вчера сцеловывал с его кожи. Швырнув футболку к своим вещам, Мин резко дергает замок сумки, едва не вырывая его. Черный плащ на плечи, на голове любимая кепка с колечком в козырьке, на лице маска. От прошлого Юнги ни следа. В последний раз окинув номер беглым взглядом, он запирает дверь и спускается вниз. Все уже собрались возле машины, готовые выдвигаться в аэропорт. Юнги бросает косой взгляд на черноволосую макушку, которая увлеченно что-то рассказывает Чимину и Тэхену. Обида усиливается вдвое. К нему значит, даже подходить никто не собирается. Дверь стоящего рядом микроавтобуса плавно отъезжает назад и Юнги первый запрыгивает внутрь, занимая самое дальнее сидение. Никто не замечает его импульсивности, все еще совсем сонные и невыспавшиеся, занимают свои места и погружаются в себя. Рядом сидящий Джин мирно дремлет на ЭрДжее, Намджун, который даже не снимал наушников, прислонился к оконному стеклу, Хосок теплее кутается в куртку и похож на нахохлившегося цыпленка. Веселое трио продолжает развлекаться на передних сиденьях, а Юнги все больше злится. А вдруг Чонгук рассказывает им о нем, и они все дружно смеются именно с него? Нет, такого не может быть, Чонгук так точно не поступит. Ведь не поступит же? Внутри тяжелее с каждой минутой. Злость сменяется сильной обидой и апатичностью. В аэропорт Юнги приезжает с совсем убитым настроением. Дальше все по обычно плану: регистрация, посадка, четырехчасовой перелет, прибытие, общага. За это время ни единого слова, ни малейшего взгляда или намека, одним словом ничего. Звенящая натянутая пустота. После приезда все разбредаются по своим комнатам, занимаются своими делами, спешат наконец нормально отдохнуть и выспаться. Юнги разобрал вещи, поужинал, принял душ. Лучше было бы сейчас провалиться в глубокий сон, но его почему-то ни в одном глазу. Помучившись еще в постели около часа, Юнги идет в студию. Черный экран монитора со светящимися на нем четырьмя белыми буквами, увлажнитель воздуха с синей подсветкой, любимое черное кресло, в которое Юнги забирается с ногами и кладет голову на колени. Впервые за сегодняшний день он чувствует облегчение, чувствует, что, наконец, дома. Тишину небольшой комнаты нарушает щелчок открывшегося электронного замка. Темный силуэт скользит внутрь и тут же запирает дверь. Юнги, которого почему-то в этой неудобной позе начало клонить в сон, встрепенулся. – Чонгук? –Да, хен. Не пугайся. Чонгук подходит ближе и смотрит на сонное лицо. Юнги сейчас в своей любимой клетчатой пижаме: большая рубаха на пуговицах и длинные штаны, на лице ноль макияжа, волосы встрепанные и чуть влажные после принятого душа. В голове всплывает вчерашний образ Юнги, который никак не вяжется с тем, что Чон видит сейчас. И это безумно приятно – видеть две его крайности, которые не будут доступны больше никому. Домашний и мягкий Юнги внезапно щетинится и грубо спрашивает: – Зачем пришел? Чон округляет глаза, в которых плещется внезапное недоумение. – Что значит зачем? Нежели у меня после вчерашнего не должно быть повода прийти к тебе сейчас? – Ты весь день меня игнорировал и мне кажется, что поводов прийти ко мне именно сейчас у тебя, как раз-таки нет. Если тебе это не нужно, то мы можем все забыть, сделать вид, что ничего не было. Никто ни о чем не узнает, просто забудем и все. Юнги начинает трясти, его голос дрожит. Чонгука пугает такая эмоциональность хена. Он тут же опускается перед ним на колени и хватает за руки. – Эй, Юнги, подожди, успокойся. Я ничего не хочу забывать, что за бред. И сегодня я вел себя как обычно, просто тобой это воспринималось так остро из-за того, что между нами случилось. Просто вспомни, мы ведь никогда не были с тобой очень близкими друзьями. Я больше времени провожу с Тэхеном и Чимином, и если весь сегодняшний день я бы пробыл рядом с тобой, это бы выглядело немного странно. Хен, ты понимаешь меня? Чонгук смотрит, как по лицу Юнги ползут маленькие капельки слезинок, и сердце так неприятно щемит. Зачем он себя сегодня так повел? Можно ведь было смягчить углы и хотя бы обменяться парой слов. Раскрыв вчера тайную натуру Юнги, он побоялся, что на глазах у всех могло произойти то, что происходит сейчас. Вот дурак. Юнги глотает соленые слезы и тихо шепчет: – Я так испугался, что тебе стало все равно. И вы все время смеялись, мне стало казаться, что вы обсуждали меня, что ты им все рассказал про меня. Юнги соскальзывает с кресла прямо в руки Чонгука, и тот крепко прижимает его к себе, зарываясь носом в его волосы. – Прости меня, слышишь. Я бы никогда так не поступил, не думай обо мне настолько плохо. Никто никогда ни о чем не узнает. Есть только мы с тобой. Они сидят на полу, крепко обнимая друг друга. Юнги заливает чужую шею своими слезами и вдыхает теперь уже по-настоящему родной древесный запах с кожи и чувствует, что больше не один. Словно в подтверждение его мыслей, Чонгук шепчет: – Юнги, я рядом.