Интервью.

Я стоял, как вкопанный, перед дверью, в которую вот-вот должен был войти. Нет, я не был уже внутри здания, я всё ещё стоял на улице у черного входа, рядом с охраной. Почему-то я был уверен, что все парни уже тут. Нервозность просвечивалась во мне буквально по всему телу. Хотелось пить, курить, плакать и смеяться, но я это в себе уже всё поборол и прошёл через это, поэтому сейчас меня просто тихонько лихорадило. Пальцы рук тряслись, словно перебирая гитарные струны. В который раз, вытерев капельки пота со лба, я достоял до самого позднего времени, чтобы не видеться ни с кем заранее, и, наконец, вошел. Пройдя по коридору, охрана показала, куда бросить сумку, а затем я уже буквально пробежал дальше, видя спину брата. Я не видел Майкла уже около года. Не придавалось повода. Всё заменил интернет. По брату я безумно скучал и сейчас скучаю. — Хэй, ты чего так долго? — тихо спросил Майк с улыбкой, когда я нагнал всех в коридоре. На самом деле, я не знал, что ответить, да и как ответить, тоже не знал. Отвечать и не пришлось, потому что я услышал аплодисменты, а это значило, что все уже проходили на сцену, и, вскоре, я тоже прошел за братом и сел с краю за стол. Я, правда, очень скучал по брату, но просто не мог с ним видеться. Не мог и всё. Последние годы мне не хотелось видеться вообще ни с кем. Такое бывает. А может и не бывает, может это только мой загон, в этом-то я точно не сомневаюсь, ибо загонов у меня действительно много. Я должен был сейчас быть более сосредоточенным, потому что большинство вопросов задавали мне. Я отвечал честно. Всё, что так накипело, хотелось рассказать, даже сказал бы — объяснить, но всё это сложно и трудно, не все понимают, поймут, да и вряд ли вообще смогут меня понять. Пока Рэй что-то отвечал, а он сидел на другом конце стола, перед всеми журналистами и публикой, я оперся на спинку стула назад, чуть улыбаясь толпе. Рэя я видел чаще всех. Стыдно признавать это: лучшего друга я видел чаще, чем родного брата. Как чаще? Раз в пару-тройку месяцев точно, но, повторюсь, последние годы все равно реже, чем хотелось бы. Всё по моей вине… нет. Я пообещал себе больше так не говорить. Моей вины нет ни в чём. Со мной всё в порядке. Как только моя спина соприкоснулась со спинкой стула, я чуть повернул голову вправо и столкнулся взглядом с Фрэнком. Буквально на одно мгновение, не дольше. Я прочитал в его глазах и улыбке только одну фразу. Честно, не знаю, как расшифровать его. Быстро отведя взгляд обратно к публике, я стал слушать следующий вопрос, который был адресован мне. Моё внимание сразу рассеялось. Я думал только о том взгляде Фрэнка. Что я в нём прочитал? «Скучал ведь?» И не понято, скучал ли я по всему этому: журналистам, общественности, группе, или же я скучал конкретно по Фрэнку? Но, в любом случае, ответ: «Да, скучал». Ещё не до конца я это осознал, что скучал по вот этому масштабному движению: по группе и по музыке, но со стопроцентной вероятностью я скучал по Фрэнку. Фрэнка я не видел с того момента, как распустил группу. Это самое тяжёлое, что было со мной: отпустить человека, которого люблю. Да, есть эта крутая фраза: «Если любишь — отпусти». Вы хоть раз так делали? Вы хоть знаете, что это такое: отпускать? Вы даже не представляете, насколько это больно, и о, нет, не только душевно, но и физически. Это действительно больно и физически. Как только я его потерял, стало тяжело. Словно ты живешь на двадцать пятом этаже многоэтажки, сломан лифт, и ты идешь вверх по лестнице. Сперва ты полон энтузиазма: «Да без проблем, сейчас, я поднимусь туда за 15 минут», но нет. Этому нет ни конца, ни края. Ты идешь и идешь, а лестница всё никак не заканчивается и, уже где-то на этаже четвертом, ты начинаешь понимать, что устал. Только в моём случае: чем выше я поднимался, тем больше мне хотелось спуститься обратно вниз и дождаться ремонта лифта, потому что невероятную тоску я нёс с собой всё выше и выше. Тоску не только по группе, но и тоску по Фрэнку. Конечно, жена, ребенок, скажете вы, но поверьте, я наконец-то научился не слушать «вас». Я научился не слушать чужое мнение. Я, безусловно, люблю свою семью, и Фрэнк, естественно, тоже. Но это не мешает мне любить его. Любить и по сей день. Я всё обдумал и осознанно шёл на это. Да, комиксы, да, сериал. В этом я преуспел. Но в конце августа я просто создал беседу на "facebook" с парнями, где сообщил о том, что группе пора вернуться. С того момента я их не видел, буквально, только сегодня нам удалось встретиться впервые с распада как всем вместе, так и с журналистами. Они отвечают на вопросы, которые мы предвидели и уже обсудили в беседе, а я просто слушаю их голоса и наслаждаюсь. После того, как интервью было окончено, мы встали все вместе, для общего фото. Конечно, я встал с краю, избегая контакта с Фрэнком, но так этого желая. Как только мы ушли в гримёрку, которую нам выделили на всех, Рэй быстро попрощался со всеми, обещая связаться с нами позже, так как он спешил на какой-то суд. У него было разбирательство с риэлтором, но уточнять он не стал и быстро нас покинул. Честно, уже и не помню, о чём мы говорили, когда остались втроём. Помню только то, что в какой-то момент всем нам стало неловко, и первым это понял мой брат. — Так, парни, спишемся. Я тоже помчал, мне ещё надо Рован забрать от бабушки, — сказал Майк и, попрощавшись, вышел. Но, как только он вышел, я понял, что следующим, кому стало неловко, был Фрэнк, он тут же засобирался. — Ладно, мне тоже уже пора… — негромко проговорил он. Я не знал, что сделать, что сказать, лишь бы остановить его, хотя бы на такое же мимолётное мгновение, когда мы встретились взглядами. — Фрэнк, мы… — Да? — Я даже не успел не то чтобы сказать что-то, а даже сформулировать мысль, как он тут же ответил. Я боялся, что в гримёрке могут быть жучки, или же, кто-то из журналистов стоит за дверью с камерой и микрофоном, поэтому, взяв блокнот, что лежал у зеркала, как обычно бывает в отелях, и ручку, быстро написал: «Можем встретиться?», и подвинул блокнот Фрэнку. Ох, вы не представляете, сколько эмоций отражалось в его повзрослевших глазах: и страх, и радость, и отчаяние, и печаль, и… любовь? Он даже не наклонился, чтобы прочесть, что я написал, но понял меня с полуслова. Я о том, что кто-то может подслушивать. Он прочёл, что я написал еще в тот момент, пока я писал, хотя, кажется, он заранее знал, что я у него спрошу. Он не вздохнул и не выдохнул, а лишь поджал губы. Я занервничал. Кто бы только знал, как я занервничал. Руки затряслись еще больше, чем перед началом интервью. Я даже услышал, как застучали зубы. Думаю, это и Фрэнк услышал, но он лишь взял ручку и написал: «Где? Когда?». Я прочёл это, как только он это написал, но после, он добавил: «Зачем?». Моё сердце билось так сильно. Я выводил ручкой каждую букву, пока писал адрес мотеля, в котором я остановился. Да, именно мотеля. Я остановился подальше от шумных улиц Нью-Йорка, да и, в принципе, я остановился там, именно для того, чтобы потом смочь увидеться с ним. Я ни на что не рассчитывал и не рассчитываю до сих пор, только встреча тет-а-тет, чтобы поговорить. Я написал только адрес и «Сегодня». Он лишь кивнул и, взяв рюкзак, поспешил удалиться. Я услышал крики толпы, что уже караулила наш выход. Ох, нервы мои нервы. Я справлюсь. Я со всем уже справился. Всё получится. Сперва я съездил в кафе поесть, потом заехал к одному знакомому, далее добирался до мотеля попутками, чтобы не оставлять хвост. Время тянулось медленно, хоть и было почти восемь вечера. По приезду, я принял душ, перекусил, включил телевизор, но только тихо, чтоб он просто шёл фоном, пока я мучаюсь ожиданием. Я ходил по номеру от окна к двери, в шортах по колено и жутко растянутой болотного цвета футболке. Сырые от душа волосы были немного взъерошены, чтобы поскорее могли просохнуть. Я остановился перед зеркалом, в которое ужасно не любил смотреть последние годы. Да, потолстел, но с этим я уже справился, я со всем справился. Постарел. Боже, это пугало меня самого. Чем реже я видел своё отражение в зеркале, тем как-то проще мне было. Как справиться со старостью, я не знал. И не знаю. Сердце билось учащённо, но как только в дверь раздался стук, оно замерло вовсе. Сглотнув, я очень даже быстро подошел к двери и открыл её. Фрэнк выглядел так же, как и на интервью. Слабо улыбнувшись мне, он прошёл вовнутрь, а я поспешил закрыть дверь. Фрэнк осмотрел номер, не понимая, почему я вообще в мотеле, но, недолго думая, сел в кресло, подняв на меня взгляд. Я оперся спиной в дверь, как только её закрыл, нервно сглотнув, стал кусать губы от нервов. Сердце снова стало биться чаще, дыхание сбилось. Я вовсе забыл, как дышать ровно. Я и боялся смотреть на Фрэнка, и, в то же время, любопытство съедало меня. Просто выедало изнутри, отгрызая сперва все органы, затем кости и мышцы, и, казалось, вот-вот моя кожа лопнет. Вот он, человек, которого я так вожделел. Человек, который перевернул моё мировоззрение. Человек, который влюблял в себя своей энергией и превосходством, из-за которого я смог полюбить себя. Всё-таки заставив себя поднять взгляд на своего гостя, я с жадностью стал его рассматривать. Спустя столько лет. Да, конечно, есть социальные сети, где можно найти всю информацию: где он, с кем, в каком турне, но это совсем другое: вот так смотреть на человека, который всего-то в полутора метрах от тебя. Ровно, как встретиться со своим кумиром. Вроде бы, изначально, ты планируешь в голове вашу совместную встречу, проговариваешь в мыслях все возможные диалоги, но по итогу, в момент встречи, тебе словно отрезали язык. Фрэнк так же смотрел на меня. Но не с улыбкой, а, я бы сказал, с усмешкой. — Что же ты так? — вдруг спросил он. Я прекрасно понимал, о чём он говорит. О моём весе. Это ведь самая обсуждаемая тема. Но знаете, Фрэнк всегда мне говорил, что любил бы меня любого. А вот, сейчас спрашивает меня о весе. — Ты ведь так любил следить за собой, любил ухаживать… — Стало не для кого, — коротко оборвал его я. Не знаю, какая гримаса промчалась по лицу Фрэнка, скорее всего это было оскорбление. — Ты позвал меня, чтобы обвинить в чём-то? — Глаза моего гостя вдруг сощурились, и он встал. Я и так вжался в дверь от нервов. Я ни в коем случае не хотел его оскорбить, вот же я болван. — Что? Нет-нет, Фрэнк… — Мне стало так неловко. — Хочешь чего-нибудь? Чаю? Кофе? — Воды, — ответил парень, садясь обратно. Хоть и столик стоял рядом с Фрэнком, я сам подошел и налил из графина воды в стакан, подавая его парню в руку. Осторожно взяв стакан, Фрэнк сделал несколько больших глотков и поставил его обратно на столик. Я, отойдя, сел на кровать, не отрывая взгляда от гостя. В полной тишине мы просидели где-то около минут двух-трёх, а это, поверьте, достаточно длительное время, тем более для людей, которым о многом надо поговорить, но для этих людей и тишина может о многом рассказать. — Как ты? Как дела? — выдержав после тишины еще и паузу, спросил я. И паузу так же выдержал Фрэнк. Я видел, он вновь оскорбился этим вопросом, но не так сильно, как в первый раз. Понятное дело, он был оскорблен тем, что ведь я мог всё о нём узнавать из социальных сетей, но мы оба знали, что я ими старался не пользоваться, избегая контакта с внешним миром. — Всё в порядке. Тем более, сейчас, когда мы решили восстановить группу… — Тут он выдохнул, расслабляясь и устраиваясь в кресле чуть удобнее. — У меня была и сольная неплохая карьера, частые гастроли, ты знаешь, как я люблю музыку. Я лишь кивал, но слушал его с интересом, пока он рассказывал о каком-то смешном случае с гастролей. Хах, Фрэнк ни капли не изменился. Боже, он словно подросток, который так увлечённо и с юмором рассказывает историю. Его та же улыбка, как и много лет назад, тот же наивный взгляд, который мог поверить во что угодно. Пока я рассуждал обо всём в своих мыслях, Фрэнк замолчал. Не знаю, стоило ли мне обидеться или оскорбиться тем, что он не спросил у меня в ответ, как дела, но, думаю, мы оба знали ответ на этот вопрос, хоть, может, и мнения могли бы разойтись. Либо он мог всё знать от Майки, либо от журналистов. Но я терпеливо ждал этого вопроса. — А вот ты… — Фрэнк прикусил нижнюю губу, после немного засосал её внутрь, от чего у меня кольнуло в сердце, а затем продолжил: — скажи, ты справился? В сердце кольнуло ещё раз, но больнее. Он знал меня настолько близко, до всех мелочей, понимал не то чтобы с полуслова, а с полумысли. Как только я задумался на счёт этого, то в голове всплыло всё, что я пережил за эти шесть лет. Я так сильно хотел найти себя, найти собственное «я», ведь большинство музыкальных групп распадаются, потому что все начинают хотеть большего, хотеть зарабатывать больше, хотят славы больше, хотят что-то изменить. Но я слишком поздно понял, что изменять нужно было себя, а не творчество. Мне не нужна была слава, не нужно было море денег, просто я хотел найти «себя», как отдельную ячейку творчества в музыкальной индустрии. И вы сами знаете исход. Ничего не вышло. Мой альбом как вышел, так быстро и ушёл. Я был никому не нужен и неинтересен. Моё сольное творчество ничего не значило, ни для кого. А впоследствии не стало ничего значить и для меня. Это ужасно сыграло на моей нервной системе. Далее вы тоже знаете что последовало. Я стал заедать свой стресс. Стал вновь набирать вес, чего так сильно боялся. Но смирился, стараясь не подходить к зеркалу и не попадаться на глаза журналистам. А вес довольно быстро набирается, когда ты мало ходишь, часто сидишь, а в моём случае, после стресса в музыкальной карьере, я вновь ударился в изобразительное искусство. Мне нужно было что-то придумывать, потому что после Лолы, я ничего не рисовал. И вот, пришло прозрение в комиксах, что-то пошло на лад. Потом мы с одним знакомым продюсером решили, что возьмёмся за сериал. Это был единственный луч света в моей депрессии, с помощью которого, я смог выйти из своей спальни. Впервые я вышел в свет, но тут понеслась волна критики, так как всех вновь стал волновать мой вес. Но я с этим справился, я нашел себя в рисовании, мне было комфортно. Я больше не хотел слушать всякую чушь про себя. Я полюбил себя, за то, что сам за шкирку вытащил себя же из депрессии. Сколько всего происходило в моей голове, сколько раз я просыпался без желания творить, без желания жить. Я никому не говорил о своих странных мыслях, не говорил о голосах в моей голове, зная, что должен сам это побороть. А может быть, я просто боялся, что меня сочтут психически нездоровым, а это подвергнет меня ещё в более глубокое «себя», в это депрессивное состояние, в котором было не комфортно находиться как мне, так и наблюдать это состояние моей семье. Тяжело, но я справился. И никому не стоит знать подробности. Я не знаю, какого было всё это время парням. Думаю тоже так же паршиво, но не настолько хуже, чем мне, с точки зрения психического здоровья. Не думайте. Я вернул группу, не потому, что видите ли не мог определиться с тем, что мне нужно было в жизни. Группа восстановилась, потому что было пора. Хоть мы и не Fall Out Boy, например, которые конкретно заявляли, что уходят на перерыв, мы та группа, которую все знают именно по тому, что она распалась. Навсегда. Но "My Chemical Romance" жила в сердцах фанатов, жила в моём сердце. Я не переставал скучать, кажется, ни дня и думаю, можно начать новую эпоху. Именно поэтому я написал парням о том, чтобы воссоздать старое и привнести новое. — Я справился, — кивнул я, буквально через минуту раздумий. Всё, о чём подумал я, было и в мыслях Фрэнка. Я знал, что он прочитал меня, как открытую книгу, хотя я всё от всех прятал настолько глубоко, что никто не мог этого сделать. — Я рад, — Фрэнк улыбнулся и встал, намекая, что уже хочет ехать домой, потому что получил ответ на свой вопрос, который, наверняка, он хотел задать очень давно. Но вот только я еще не получил ответа на вопрос, который даже не задал. Я тоже встал, как и Фрэнк. Сперва я замялся, потому что вопрос я хотел задать один, но он мог интерпретироваться по-разному. Спросить можно было разными предложениями, но смысл был бы один, все цели были направлены в одно. — Ты простишь меня? — вдруг выпалил я и тут же закрыл рот ладонью от растерянности, потому что это не то, что я хотел спросить. А может быть и то, но не в такой формулировке уж точно я хотел это задавать. Фрэнк вскинул брови. Немного помявшись на месте. Он подошёл ко мне и отодвинул своей ладонью мою ладонь от моих губ. Сердце, казалось, вот-вот пробьёт дыру в моей груди. Я замер, слушая его бит. Капелька пота покатилась по виску. Волосы, казалось, не просохнут и к завтрашнему дню. — Нет. От этого мои колени чуть подкосились, но Фрэнк очень крепко держал мою ладонь, что я боялся опозориться перед ним и показаться слабым нелепым мальчишкой, поэтому устоял. Но его ответ воткнул в меня тысячу кинжалов, что дальше я не видел смысла дышать. Я взглянул в его бездонные глаза и сглотнул, чувствуя, что вот-вот, что если я моргну, то слезы обожгут моё лицо. — Джерард, — его голос, такой мягкий, — Джи… — Я как во сне, в котором часто представлял, когда Фрэнк сможет меня вновь так назвать. Казалось, это было невозможно, но вот оно: свершилось. Фрэнк поднес мою ладонь к своим губам и нежно поцеловал. — Давай взорвём этот мир новой эрой "My Chemical Romance"? — Спросил он, не отводя моей руки от своих губ. — Возможно в новой эре, мы откроем новых себя, и, возможно, новый я влюблюсь в нового тебя, и пусть у людей сносит крышу, и пусть думают что хотят. Возможно, в новой эре мне и не за что будет на тебя злиться или обижаться, чтобы за что-то прощать. Но за прошлое я тебя не прощу никогда. В этот момент я прочитал в его глазах невыносимую боль, словно она была на миллиард кусочков больнее моей. Если я проживал свою боль почти шесть лет, то Фрэнк прошёл все круги ада за первый год после того, как я объявил о роспуске группы. А один круг ада ровнялся моим шести годам мук. А Фрэнк прошел все девять кругов. Он отпустил мою ладонь и поспешил выйти из номера, оставив меня одного.