***
Лисси плакала беззвучно, украдкой смахивая слезы краем фартука. У господина очень хороший слух, и он не любит, когда нарушают тишину. Не любит, когда его попусту отвлекают от… размышлений. Сметая на совок осколки разбитой колбы, девушка старалась не вступать в ядовито-зеленую лужу, растекавшуюся по истертым каменным плитам пола. И старалась не думать. Вообще. Потому что, если думать не о том, господин услышит и снова будет гневаться на бестолковую служанку… Кровь из рассеченного виска уже перестала течь и спеклась. Не смея поднять глаза на хозяина, Лисси ссыпала осколки в ведро и взялась за тряпку. Сиплое старческое дыхание существа, неподвижно замершего в массивном, опутанном трубками кресле, резало по ушам, как наждак. Желтый свет кристалла на столе, заваленном какими-то непонятными предметами, выхватывал из темени позднего вечера лишь детали — угол стеллажа, стеклянные грани сосудов, подобных тому, который разбился, полетев ей в голову, металлическую подпорку для большой штуки с трубками за спинкой кресла, подлокотник и высушенную, в пятнах и бородавках, руку на нем. Толстые стены тонули во мраке. В этом помещении не было окон, но старик сидел лицом к стене, как будто оттуда могло подуть свежим ветром. «Вон!» — врезался в голову злобный приказ, которого никак нельзя было ослушаться. Девушка едва успела пискнуть, как руки сами сгребли утварь, а ноги понесли к выходу. Она могла только сжаться в беспомощный комок в уголке собственного разума и наблюдать, как ее тело колченого бредет по коридорам, размахивая грязной вонючей тряпкой. Но лучше так, чем корчиться от бессильного страха, который вдруг накатывает и не отпускает до тех пор, пока она не начинает хрипеть и биться о стены. Или боль, рвущая на части, и желание забраться в самый череп и спрыгнуть прямо из дырки носа в водопад далеко внизу. И уже нет никакой надежды увидеть отца с матерью или брата. И уж тем более — Мартина, который обещался на будущий год вести ее вокруг свадебного костра… Лисси хрипло, каркающе рассмеялась, когда ее вдруг отпустило где-то в коридоре, возле картины с бесстыдно обнаженной женщиной на роскошных покрывалах. Вся эта пыльная, заросшая паутиной красота старых стен, которую хозяин отмывать запрещал, девушку не трогала. Ни мозаичные полы с картинами, ни панели из красного дерева, ни статуи, давно утратившие цвет и глядящие на мир пустыми глазами, ни ветхие гобелены с вышивками, ни те странные и непонятные вещи, которые наполняли мертвые коридоры и залы. Если и кипела здесь когда-то жизнь, то она давно закончилась. Только на нижних оголенных этажах еще мыкались слуги, вынужденные содержать немощного хозяина. Редкие посетители, которые еще иногда приходили снаружи, потом девались неизвестно куда… Девушка сползла по стене и сжалась в комок, бросив тряпку на покрытый толстым слоем пыли пол. Как выбраться отсюда, она теперь не знала. Редкие и тусклые светильники по стенам едва разгоняли мрак лишенного окон коридора, тишина давила на уши, и уже начинали чудиться какие-то шорохи, шепотки… что-то вцепилось в лодыжку холодными липкими пальцами. Девушка взвизгнула, вскочила и бросилась наутек, громко шлепая подошвами стоптанных башмаков…***
Пламя костра билось на ветру подступающей по-настоящему зимней ночи и хлестало, как знамя, но не гасло. Небо на западе еще чуть светлело у края, но звезды уже перемигивались, а луна явила свой холодный королевский лик и неторопливо поднималась к зениту. Тянуло на созерцание и философию. И я созерцал, сидя на валуне возле входа в небольшую пещерку и предаваясь лени. Мое время еще не пришло. Месяц горных ветров, пора свадеб… Все дела в полях и садах закончены, впереди почти полгода холодов — самое время людяи думать о продолжении рода, а нечисти в долгие ночи выходить на охоту. По всем уделам сейчас должны разгораться свадебные костры, а друиды взывать к богам с призывами обратить взор на молодые пары. Правда, есть ли они, те боги? Я почему-то сомневался. А Свет и Тьма обычно так и вовсе глухи к мольбам и просьбам. И правда, с чего бы им отвечать?.. По всей округе носились мои нетопыри, и их глазами я мог видеть каждый куст и камень, каждую тварь в окрестных лесах, но отчего-то не мог проникнуть к черепу. Стоило зверькам приблизиться ко входу, как зрение мое тут же гасло и приходилось их разеивать. Досадно, но пока не так важно. Ветер пел на разные голоса. Свистел, стенал и каялся в чем-то несовершённом. Подперев кулаком подбородок, я смотрел, как рвется на волю огонь. Здесь, на высоте, вдали от людей, воздух мира казался чище, словно там, внизу, копилось слишком много вони от дерьма в мозгах. Не только у старого менталиста, который на деле безумцем или сумасшедшим вовсе не был, оказавшись ошалевшим от собственной безнаказанности скотом. Он пользовал людей, как марионетки, копался в чужих головах и страхах ради извращенного удовольствия. Менталист Напраптор был известен по всему Носготу благодаря уловкам изощренного разума — телепатии, эмпатии, телекинезу. Страждущие со всех уделов приезжали к нему, чтобы найти успокоение в его сладкой лжи, ведь он говорил то, что они хотели услышать, вытаскивая на свет их же потаенные желания. В былые годы сюда стекались люди в поисках ответов на вопросы и… исцеления? Он утверждал, что никто лучше него не знает, как лечить «душевные раны» и недуги разума. На самом же деле… А не был ли и он пособником вторжения, вгрызаясь в человеческие мозги и делая их легкой добычей для Врага? Это место полнилось болью, страхом, диким животным ужасом, отчаянием и… наслаждением. Искренним весельем, прикрытым эгоистичной жалостью к себе. Чудился, к тому же, знакомый отголосок, но уверен я не был. А вот гибель сотен жертв чуял прекрасно. Удивительно, до чего может дойти безнаказанность. Люди, которым вменялось в обязанность оберегать население и земли, а то и мир, люди, на плечах которых лежит ответственность, позволили себе скатиться в жалкое существование червей-паразитов, жрущих свой дом изнутри. Я не сомневался в том, что все они такие. Стражи не Носгота, но собственных амбиций. А если так — нужны ли миру вообще такие «Стражи», а мне — подобные «коллеги»? Особо сильный порыв ветра, наконец, задул костер. Пора. Я встал, предвкушающе облизнув клыки. Очередной акт охоты на дурную дичь. И внезапно пригодились навыки, которым учил меня еще отец. К оленю надо подходить с подветренной стороны, скрыв свой запах, так, чтобы даже вспугнутое животное не знало, где охотник. А в ментальном противостоянии многое решает изобретательность воображения. По крайней мере, так мне казалось. И я стал завыванием ветра за толстыми стенами, пологом тумана, наползающим от подножия горы, шелестом крыльев под потолками. Зачем бестолково тыкать в чужой разум, рискуя нарваться на ловушку? Я щекотал его щупальца пустотой, ускользая, едва внимание оборачивалось ко мне. «Где ты?!» Я смеялся в ответ, прикидываясь туманом. Женским голосом. Ведь он скорбел по жене, верно? «Напраптор, твое безумие разрушило наши мечты и ослепило тебя!» «Не узнал, глупец?» «Кто ты?!» «Я — твоя любовь… Разве ты забыл?» Смешок раскатился трелью и затих, а я снова ускользнул от хлещущих беспорядочно щупалец и затаился. Где твое хваленое умение, Страж Разума? Или растерял, себя жалея и отыгрываясь на других? «Ты заблудился в собственной жалости!» «Исчезни!» «Чтобы твоя совесть снова замолчала?» «Ты лжешь! Все ложь!» «В чем разница, ложь или правда? Я все равно не уйду, пока ты не признаешь свои грехи». Ответом мне была волна ярости и бессильной, пустой злобы, навалившейся на разум и грозящей смести его, как хлипкую лачугу. Ничего осмысленного не было в этом напоре, кроме какой-то отчаянной попытки взбесить меня до кровавого тумана в глазах и заставить прямо сейчас ринуться в бой. Я мысленно ощетинился, противостоя натиску и чувствуя, как начинает ныть голова. Все длилочь какие-то минуты — наверное, в старых песочных часах, которыми когда-то ментор отмерял время на размышления, не успел бы осыпаться песок. А потом ураган стих, так же внезапно, как и начался. Атака старого колдуна закончилась ничем, оставив мне напоминанием лишь затихающую головную боль. Теперь ждать. Он снова занервничает, мерзкий бесполезный старикашка. Он уже не трогает жителей Вассербунда и своих слуг, ему мешает собственная нарастающая паника. Он уже ищет только меня. Ночь подходила к концу, и мне ничего не мешало полюбоваться горным рассветом, а на день оставить жертву в покое. Воплощенная Реальность дрожала и сопротивлялась, упрямо отказываясь подчиняться воле демиурга и вампира, решившего пойти совершенно иным, логичным для него, но не для эгрегора путем. Она держала его на месте, заставляла кружить, увязнув в попытке довести жертву до состояния перепуганного овоща, который не сможет оказать сопротивления и вцепиться убийце в мозг. Сопротивлению не мешал даже тот факт, что и сама эта точка в истории была рассказана походя, кустарно. Эгрегор желал прямой победной схватки и никак иначе. Намирэ выругалась, сбросив наушник и вставая с планшеткой в руке. Прямой вопрос одному из наставников ничего не дал и только подтвердил опасения: переломить ход событий возможно, только оторвав мир от эгрегора. Но тогда он начнет разваливаться сам, потому что материален лишь частично, благодаря эгрегорной подпитке, и работа еще идет и будет идти долго. Подобный шаг сейчас рискован и не имеет смысла. В самом лучшем случае останется существовать небольшой статичный локус размером с известную карту. — Мне. Нужны. Перемены. Думай, кошка, думай! Меряя шагами гостиную, она перебирала в уме варианты, но утешительных не было. Даже если Каину рассказать вообще все, обстоятельства тем или иным образом заставят его сделать то, что требуется. Можно добиться лишь мелких, незначительных изменений в характере, в мелочах, в деталях, свободно влиять там, где нет данных, но сами факты прописанных событий останутся неизменны. Если Каин не захочет идти в какой-нибудь опасный портал, руководствуясь здравым смыслом, его туда затянет порывом ветра. Или оглушит упавший на голову кирпич, и кто-то затащит с той стороны. Или портал откроется в полу, и вампир в него банально упадет. При попытках сопротивляться дальше варианты будут становиться все нелепее, лишь бы вернуть строптивого героя в нужную колею. С таким раскладом остается лишь маневрировать, довольствуясь незначительными изменениями. Это означает, что ставку надо делать на характер, который по завершении «канона» позволит начать основную работу уже в настоящей реальности. Это только кажется, что, вытащив разумного из мира, в котором он родился и вырос, можно просто так выпустить его в другой. Нет! Особенно это касается выходцев из таких вот слабых цивилизаций. А когда растишь будущего близкого, ответственность повышается втройне… Конечно, критическая масса изменений может накопиться со временем, и тогда мир сам оторвется от своего канона, но, чем позже это произойдет, тем лучше. Тем стабильнее будет реальность и тем легче она сможет развиваться дальше. Нюансы, нюансы, всегда есть нюансы… Перестав носиться туда-сюда, она открыла односторонний портал на гору над каменным черепом.***
Каин явно скучал и был рад меня видеть, светя глазами из полумрака пещерки, облюбованной им для дневных лежек. Сейчас, как никогда, он напоминал зверя, обустроившего себе временное логово. Ленивая плавность, готовая в любой момент сорваться в резкий рывок со смертельным ударом. Пристальный, следящий даже в дружелюбии, взгляд, обманчиво расслабленная поза… Звериного в нем сейчас было куда больше, чем человеческого, и, похоже, оставался только шаг до перехода в боевой оборот. Чем больше я смотрела, тем сильнее он мне напоминал обычную некрохимеру, только без механизма Запечатления на хозяина. Да в принципе он и был таковой химерой, учитывая способ его создания. И меня это вполне устраивало. Неровный пол был расчищен от каменного крошева, в углу лежала куча сушняка и лапника, а перед входом чернело кострище. Более-менее ровный обломок скалы служил ему стулом, оружие аккуратно лежало на полу. Для полноты картины не хватало горки обглоданных костей. Но охотился он довольно далеко от логова. Меня несказанно радовал чистый голубой цвет его глаз. Нет, не потому что жёлтый означал ярость, а потому что это крохотное отличие, казалось, знаменует разницу личностей. — О, я думал, ты не придешь, — бодро заявил он, поднимаясь мне навстречу. Чистый, выглядящий настолько аккуратно, насколько это вообще возможно в полевых условиях, не снимая брони и пользуясь ухищрением бытовой магии, которое показал ему Мортанниус. Я заметила, он терпеть не мог посторонние резкие запахи на себе — они выдавали его появление. Особенно запах крови. Мне улыбались во все клыки. Знал бы он ещё, насколько красивый у него, при всей резкости, голос. Низкий, способный становиться бархатисто-мурлычущим, вкрадчиво-текучим… Или переходить в злобное хриплое карканье и надменный рык. Тот самый голос. — Скучно? — Тоскливо. Здесь все провоняло старикашкой… Ты по делу или так, поболтать? Я улыбнулась, принимая внезапно протянутую руку и входя в это импровизированное обиталище нежити, которой не нужно ничего из привычных живым вещей. Рука была прохладной, но не ледяной. Значит, сыт. — Могу и поболтать, если желаешь. — Значит, все-таки по делу. И что у нас плохого? Меня даже подвели к камню! С ненаигранной галантностью предложив сесть. Отказываться я не стала. — Сколько ты тут уже сидишь? — Недели с две… — Уверен, что тебя не ограбят там, пока ты с колдуном возишься? Лошадь-то, может, и не тронут, но деньги, вещи из седельных сумок… Он замер, сузил глаза. Неужели забыл? Или это еще один пинок реальности, заставляющей его спешить? — Я проверю, — буркнул он недовольно. И красноглазый комочек тьмы, сорвавшись с пальца, тут же упорхнул прочь. — Каин, — я решила действительно не тянуть с делом и взглянула на него снизу вверх. — Тактику нужно менять. — Почему? — нежить уселся прямо на пол, привалился спиной к стене и вперил в меня слегка затуманенный взор. — Результат от твоих действий есть? Только честно. Вампир поморщился. — Пока не слишком. Но и Напраптор не мальчишка. — А что он делает в ответ? — Хм… — холодно светящиеся глаза на несколько секунд прикрылись, потом снова вспыхнули недобро и вопрошающе. — Можно считать, что ничего. Он начинает метаться, если я вторгаюсь на его поле, бесится, беспорядочно бьет наугад. Но стоит мне убраться, как все затихает. — А сидишь ты, считай, у него под носом. — К чему ты клонишь? — По-настоящему сильный менталист способен накрывать своим вниманием десятки, сотни миль. Даже я, не будучи искушенным мастером в этой области, смогу отыскать тебя, где бы ты ни находился, если к тому не будет серьезных препятствий, щитов и тому подобного. Что уж говорить о маге, который считается таковым? А еще его действия слишком грубы для профессионала… Воздействия по-настоящему опытного менталиста на свой разум ты бы не заметил. И даже не понял бы, что произошло. Каин молчал довольно долго — вероятно, разбирался с теми, кому оставил под присмотр лошадь и думал. Я не мешала доходить до нужной мысли самому. Выдать на руки все подсказки — просто, но это не даст никакого результата. Мне же не болванчик нужен, в конце концов. Лицо сохраняло неподвижность алебастровой статуи, но вот мельчайше дрогнуло эмоциями, в голубизне глаз проступило несколько желтых крапинок, а зрачки вытянулись в две хищные щелки. — То есть, все так и будет тянуться, пока я чего-то не сделаю? — прорычал он глухо. — Чего-то, что нужно миру? Я кивнула. Продолжай мысль, Серебряный. Когти ударили в камень, рассыпав сноп искр и мелких осколков. Каин вдохнул и медленно выпустил воздух сквозь сжатые зубы. — Когда менестрели поют или рассказывают свои баллады… — начал он, — герой непременно встречает врага лицом к лицу. Особенно герой с мечом. И непременно побеждает. Даже если схватка — верх тупости, а победа невозможна. Выходит, я должен поступить как герой… Что, нет вообще никаких вариантов? Мне жаль было его разочаровывать. — Сломать хребет истории можно, только если я избавлю мир от нее. Но это поставит под угрозу само существование Носгота вместе с тобой. Я не могу пойти на такой риск. Еще слишком рано. — А если я не хочу быть марионеткой? Если я не хочу подставляться? Если я не хочу быть трижды клятым героем?! Каин сверлил меня яростным, полностью пожелтевшим взглядом и шипел, как змея, но страха не было. Я знала, что смогу остановить зверя. А если не смогу — грош мне цена. Красивое, заострившееся лицо исказила первая судорога трансформации, на щеках и скулах пробилась грубая темная шкура. Он сжался в комок на камнях, сотрясаемый изменениями, плавящими его тело вместе с зачарованными доспехами, которые теперь станут частью шкуры. Утробный рокот, рвавшийся из глотки, отозвался во мне ознобом и мурашками по спине, но я соскользнула с насеста и опустила ладонь на темно-серое с едва заметным зеленоватым отблеском плечо, провела по рассыпавшимся в беспорядке серебристо-белым огрубевшим прядям — ремешок, державший их, валялся под ногами. Хребет торчал, чуть ли не как у дракона, а назвать этот новый покров кожей слабо поворачивался язык. Мое касание заставило его вздрогнуть. — Никто не отменял возможности маневрировать, Каин. А то, что ты станешь хозяином своей судьбы, я обещаю. Существо, поднявшее на меня взгляд, могло считаться совершенным охотником своего вида, и оттого было красиво. Голову покрывали аккуратные симметричные выросты, образующие подобие костяного шлема, защищающего уязвимые места. Конечности обратились мощными лапами, способными легко рвать даже сторожевых химер культистов, полностью покрытое броней тело стало на вид массивнее и тяжелее, ярко выделялись лишь грива да глаза. Но лицо осталось узнаваемым. — Что… — вампир поднялся, и я оказалась макушкой ему по солнечное сплетение. — Что произошло? — Гнев сорвал блок на боевом обороте, — пояснила я. — Выйди на свет, я покажу. Он послушался, с непривычки неловко переступив лапами и не удержавшись от того, чтобы не потрогать голову, а выйдя на пятачок перед пещерой, долго с искренним удивлением вглядывался в сотканное мной прямо из воздуха зеркало в полный рост. — И… это теперь так и останется? Это неудобно… — Нет, — я снова ободряюще улыбнулась. — По желанию сможешь вернуть назад, когда немного успокоишься и освоишься. — Но вообще ты красивый. Желтый звериный глаз покосился на меня. — Серьезно? — Абсолютно. Гармония хищника некрасивой быть не может. Судя по выражению лица, я сказала что-то совершенно новое для него. — И вообще, можешь считать это пусть маленькой, но победой над реальностью. Такого сейчас не должно быть. — Спасибо, утешила, — фыркнул он невесело. Внизу, искрясь в свете проглянувшего солнца, застыл замерзший за ночь водопад. Иней припорошил вековые ели, превратив их в сверкающие драгоценности, выбелил скалы, скрасил тоскливую осеннюю серость. И покрыл хрусталь купола черепа и острые декоративные башенки по бокам. Отсюда было хорошо видно, что верхняя часть каменной головы сделана из цельного куска горного хрусталя и отделена от остального массива почерневшей от времени золотой окантовкой. В глазницах черепа тоже зло посверкивал хрусталь. Ветер выл и бесился так, словно кричала невидимая каменная глотка. — Красивое место, вообще-то. Было бы… — задумчиво проговорила я. — Если бы не эта гнильца внутри. — Как червяк в глазу. — Точно. — Интересно, для чего оно служило на самом деле? — Ну, если пытаться расшифровывать иносказания, то чем угодно, что связано со знаниями, от школы до обсерватории. Но я могу только предполагать. На самом деле я могла сказать что угодно, и это стало бы правдой. Но я предоставляла ему право увидеть самому. — Ведь строили не люди? — Кто знает… Мы можем сделать прошлое каким угодно. — Мы? — Ты и я. То, что ты видишь, тоже становится частью правды. И можно нарисовать картину ушедших великих цивилизаций, найти дворцы, храмы, записи. А можно сделать из всего этого помойку и кладбище. Что ты выберешь? — То, что интересно, — клыкасто усмехнулся Каин. — Уж явно не кладбище. Считаешь, туда стоит заглянуть в поисках знаний? — Определенно. — А менталист? — Ну ты же герой или нет? Главное правило воплощенных реальностей — соблюдай видимость соответствия. А там пляши, как Стихии на душу положат. Тактически ты абсолютно свободен. — Ну что ж… — я видела, как постепенно из глаз уходит желтизна, светлеет кожа и начинает таять, оплывать тело, возвращаясь к обычному виду. Бастион спокойствия снова цел. И оставалось наблюдать, как он готовится и собирается. — Каин! — окликнула я, когда он уже надевал перевязь с мечом. — Что? — Только не увлекайся геройством. Непобедимых не существует. Я буду ждать тебя возле Колонн. Уходя, я надеялась, что он меня услышал.***
Умертвие стоял на одном колене перед креслом тяжело, с натугой дышащего старика, опираясь на золоченую глефу. Его не волновало ни уродство вконец опустившегося мага, ни запустение вокруг. Вообще ничего — кроме цели. Врага, которого он прекрасно чуял так близко, почти досягаемого, почти рядом. Которого ненавидел, потому что узнал в нем Главу Круга, и, догадайся тот отдать приказ, не посмел бы не подчиниться по старой привычке. Паладин Ордена обязан подчиняться магу Круга Девяти. Паладин Ордена обязан истреблять вампиров везде, где отыщет. Но Глава Круга — вампир… Разум кипел от ярости и злости. Но доспехи не отражали ничего, тьма внутри них оставалась пустой и холодной. У вампира не хватит мозгов воспользоваться своим правом, все они слишком тупы. Да он об этом праве и не знает, потому что некому сказать ему! «Опять ты?!» — прошипела раздраженная мысль мага, не поднимавшего уродливой головы. — Я жду приказа на уничтожение, — глухо ответил рыцарь. «Что, Малек, ты пришел подвести Круг еще раз? Вон отсюда, паладин! Я не нуждаюсь в твоей защите». Доспехи поднялись, скрипнув сочленениями. Качнулся плюмаж из вампирских волос. Ослушаться прямого приказа он не мог, сковывающие его цепи старой магии и проклятия действовали безотказно. Рыцарь покинул Цитадель Разума в один миг и вернулся туда, куда сослал его Хозяин. Базальтовые стены, колонны и галереи промерзли насквозь навечно. Снег здесь никогда не таял, а воздух был сух и почти непригоден для дыхания. Да и некому было дышать. Рыцарь замер посреди погруженного в мерзлый полумрак колонного зала. Сквозь пролом в крыше падал холодный призрачный свет луны. Древние лампы по стенам давно потухли и некому было разжечь их снова. Доспехи с грохотом обрушились на истертые узорчатые плиты, а дух затаился в тенях — до следующего призыва.***
Спрыгивая на купол черепа, я еще не знал, что меня ждет. Хрусталь не дал ни малейшей трещинки под моим весом, упавшим с высоты. Древние строители сработали на совесть. Что там, под прозрачной преградой? Особо не разобрать, свет преломляется в гранях, но чувствуется пустое помещение. Я выпрямился, прислушиваясь к менталу и по-прежнему оставаясь отголоском ветра среди скал. Он взбурлил, заволновался… Ах, вот, значит, как? Стоило приблизиться, как ты ожил? Он попытался ухватить ветер, зажать в тиски своей воли, утянуть в вонючее, как деготь, липкое болото, проломить оборону… И это все? Ветер обернулся пламенем, опаляя и вырываясь, а я короткими прыжками спускался к дыре каменной носовой пазухи. Камень не был гладким, хватало трещин и выбоин, когти легко цеплялись за них. Нырнув в треугольную дыру, я увидел, что догадка моя оказалась верна — за «носом» обнаружился скругленный коридор, ведущий в глубину. Я, не торопясь, заскользил по нему, продолжая свою игру. «Напраптор, — вновь скорбно стенал женский голос. — Ты потерялся в собственных домыслах и жалости к себе. Ты утратил все, что имел. Я любила тебя, а ты променял эту любовь на скорбь!» «Замолчи!» «Ты поддался Врагу…» Последняя фраза слетела наугад, но неожиданно попала в цель. Ментал взорвался визгом так, что меня на пару мгновений оглушило и я вынужден был прижаться к стене, спешно возводя треснувшие щиты заново. Уже не колдун атаковал меня, но то, что засело в нем; мерзостно-зеленое, шипящее, оно стремилось разъесть разум ужасом, как кислотой, взывало к безнадежности… Вспышка. Я стоял на вершине утеса, глядя на мертвую сухую равнину без единого ростка жизни под блеклым небом. Внизу расстилался труп города, такой же серый и запыленный. По безглазым улицам, как черви в гнилом мясе, ползали уродливые, поднятые тела. Искали пищу, а если не находили живое — жрали себе подобное. Жгло осознание, что это — последствия моих решений и действий, что мир вот-вот распадется вместе со мной и никто не протянет мне руку, зовя за собой… И я — всего лишь марионетка в чужих руках, созданная для каких-то непонятных целей и брошенная, едва в ней отпала надобность. Нет! Этого не будет! «Вот, чего ты достигнешь, Каин! Это станет твоей наградой и твоей могилой!» «Ложь!» «Правда. Единственная правда, которую ты заслуживаешь». «Вам меня не одолеть», — я огрызнулся нагло лезущим шепоткам, мысленно клацнув челюстями. «Твоя попытка воевать с нами бессмысленна. Убьешь этот сосуд — мы найдем новый на замену. У нас их много, вампир!» Их было несколько, издевательски шипящих, скребущих по мозгам наждаком голосов. Оглушающий скрежет сводил с ума, вызывая настойчивое желание разбить голову о стену, лишь бы они заткнулись. В глазах потемнело, внешний мир померк, и это меня разозлило. Да какого, собственно, хрена?! На каком основании эти отмороженные твари лезут в мой разум?! Мои щиты обратились сотнями игл, и я ударил, метя туда, где шептались голоса. И тут же возводя новую защиту. Никогда еще мне не приходилось так быстро соображать и играть образами, чтобы не оказаться в ловушке. Снова по сознанию резануло визгом, но в голове прояснилось. Я обнаружил, что сижу, привалившись спиной к стене «носоглотки» и, к счастью, к моему горлу не приставлен нож. Нет, так дело не пойдет! Если они действительно достают меня через Напраптора, эту старую сволочь надо грохнуть. «Ты осмелился вторгнуться в мое убежище? Разве я не могу скорбеть в мире? Уйди… Уйди и позволь моему одиночеству быть совершенным…» Вот же!.. Очухался, тварь. «О чем ты скорбишь, старый дурак? О потерянной власти? Или о собственном тщеславии?» «Иди сюда, Каин… Раздели мою боль…» Он знает мое имя, но явно не слышит меня самого и вряд ли понимает, кто я. И не сумасшествие или безумие тому причиной, хотя рассудок его давно уже подточен. Нет, он одержим точно так же, как Эдвин, а если и сознает, что творит, то редко. Не вижу смысла длить эту жизнь. Я встал и двинулся дальше, стараясь не терять концентрацию и потирая ноющий висок. Еще не хватало новой атаки… Коридор, оказавшийся банальным воздуховодом, привел меня в зал, где сходились лестницы на верхние и нижние ярусы. Царящую здесь темень не мог разогнать единственный факел, чадящий в кольце на несущей колонне, но мне хватало. Я замер, привычно слушая жизнь и распустив нетопырей повсюду. В самом черепе никого. Неинтересно. В дальних углах кучками жалась прислуга — их страх, обреченность и сумбурные поверхностные мысли лишь еще больше отравляли это место, а где-то жизнь и вовсе угасала. Ими я займусь потом. А вот тот самый, нужный мне сгусток засел крайне неудобно, в лишенном окон зале с единственной дверью. Что ж… Придется выдержать схватку с его наездниками. Или на месте убивать, сразу. Я двинулся к цели, не обнажая меч. Толку бряцать оружием, если на пути никого? Да и придушить я могу просто ментальным щупом. Широкая пологая лестница, ведущая прямо наверх, была покрыта толстым слоем пыли, в которой виднелись цепочки следов, крысиных и человеческих. Крыс тут водилось в достатке, крохотные огоньки жизни сновали повсеместно. Родные светильники, когда-то, наверное, заставлявшие здешнему мрамору сиять, давно поперетухли, по углам валялось крошево ободранной облицовки, воняло вездесущей пылью, крысиной и человеческой мочой, говном, еще чем-то незнакомым и резким… Я зарекся дышать и достал один из зачарованных ножей. Вот и повод проверить, что за чары на них наложены. Удар должен быть один. Кто-то продолжал скрестись ко мне в голову, но я шел, ощетинившись и следя за щитами. Лестница, а за ней коридор привели в просторный холл с высокими сводами. И вот тут-то я задержался, удивленно моргнув от внезапной странной роскоши, непонятно по каким соображениям сохраненной. Зал был ярко освещен факелами, свисавшие с потолка ажурные золотые лампы тоже давно не горели. Белый мраморный пол украшала мозаика в виде… мозга. Огромный узор в точности повторял его вид со всеми извилинами и частями, камни искрились и притягивали взгляд. Стены покрывала заморская ярко-алая древесина туффара, за которую, по слухам, столичные вельможи расплачивались золотом по весу и не спорили. Четыре коротких коридора по обе стороны вели к запертым золоченым дверям, за которыми я не чуял живых — только пустоту и тени. За пятой, ровно напротив входа, ждала моя цель. Я слышал это ожидание, как навязчивое жужжание. И не стал разочаровывать, раз этот человечек не хочет обойтись без драки. Один удар телекинеза вышиб двустворчатые двери. Второй припечатал жертву к месту. В комнате колыхался тяжелый смрад Врага вперемежку с вонью неухоженного, нездорового тела, и я не стал переступать порог. Да, их бы это все равно не остановило, но я не горел желанием услышать за спиной грохот запираемых дверей. То, что я увидел, вызывало оторопь. В массивном кресле с высокой спинкой скрючилось существо, уже никак не похожее на человека. Крохотное тельце в каких-то синих тряпках, давно уже высушенное неподвижностью, старчески смердящее и переставшее даже гадить — нечем. Непомерно огромная голова с усохшим личиком и растрескавшейся, разорванной черепной коробкой, в которой, как пакостный гнилой плод, пульсировало и светилось нечто ядовито-зеленое, больше похожее на опухоль. Пергаментная кожа давно почернела и покрылась пятнами, фурункулами и язвами. Слухи не врали — глаза и рот действительно были зашиты… не первый год и срослись уже в нечто невнятное, покрытое слизью и коркой гноя. Жизнь этого создания поддерживал, видимо, зеленоватый раствор, сочившийся по трубке из висящего на металлической стойке прозрачного сосуда. И вот это считается одним из величайших магов Носгота?! Оно хрипело и ждало смерти в моем лице. Еще бы не ждать! Вот почему мои фокусы и попытки задавить страхом на него никак не действовали. Не только реальность была против, но и те, кто оседлал это тело. И они ждать тоже не собирались. Им хватило моего короткого замешательства от увиденного. По всей комнате со своих мест сорвались предметы и полетели мне в голову. Книги, иглы, колбы, статуэтки, ножи — и зачем старику столько?! — рванулись на меня с такой скоростью, что я едва успел их задержать, хоть и был готов к чему-то подобному. Чужая воля давила на мой щит, но справляться помогала закипающая ярость. Чтобы я стал похож на ежа из-за каких-то призрачных ушлепков, которые ездят на чужих тушках за неимением собственных?! Не дождутся! Ворох вещей с грохотом, лязгом и звоном битого стекла разлетелся в разные стороны, зло всколыхнулось душное марево, но я оказался быстрее и бросил нож, подкрепив его полет телекинезом. Серебро вспыхнуло, преодолевая чужое сопротивление, и вошло точно в горло жертвы. Хрип дыхания булькающе оборвался, тельце задергалось под моим так и не снятым давлением, потом обмякло. И постепенно ушло чужое присутствие, схлынуло, как мутная вода. Только тогда я переступил через порог. Зачем-то подобрал безвинно пострадавшие книги. Огляделся. Вот и все. Что-то дернуло, обрываясь в сознании, и только в этот момент я понял истинный смысл утверждения, что Стражи связаны друг с другом и с Колоннами. Нет, вместе с Напраптором нигде никакая часть меня не померла, и слава Судьбе. Но пропало ставшее вдруг заметным чувство связи с его больным разумом. Стоя над трупом, я рассматривал комнату и пытался понять, что за человек здесь жил до того, как от него осталось лишь тело. Когда-то это был рабочий кабинет, обставленный с роскошью и шиком: еще остались на стенах панели ценного дерева, стеллажи с книгами еще поблескивали золотом корешков из-под пыли. Кругом валялись инструменты, чертежи, пожелтевшие заметки. Но на всем, от пола до потолка, лежала печать запустения, заброшенности, ненужности. В тенях под сводами виднелись каменные узоры, казавшиеся странными, вырезанными нечеловеческой рукой. Время и вандалы не пощадили их в попытках сколоть, затереть или переделать… Напраптор не был здесь полновластным хозяином, всего лишь гостем и то неряшливым. Место неохотно делилось памятью, вещи молчали о прошлом, словно запуганные. Я не мог себе представить женщину, которая бы действительно полюбила такого человека, тем паче, не мог представить в этой роли Стража Баланса. Ариэль казалась дамой положения весьма высокого, из тех, кто руководствуется выгодой и политикой, но не чувствами. И союз двух магов, скорее всего, был продиктован именно выгодой. Ну а любовь… Иные женщины прекрасно умеют сделать так, чтобы мужчина лег к их ногам и больше не вставал оттуда. Наверняка здесь можно найти письма, портреты, личные вещи, иные свидетельства жизни пары и пылкой влюбленности одного из двоих… Пожалуй, задержусь здесь после того, как разберусь, наконец, с делами своей семьи, думал я, отсекая уродливую башку. Вдруг в местной библиотеке сыщется что-то, что прольет свет на дела Круга, на прошлое этого места… Война объявлена. Смерть Напраптора учуют все и, вероятно, поймут, кто его убил. Будут ждать. Будут готовиться. Перегрызутся. А я, между тем, узнаю о них все. Но сперва завершить это дело. Бросив голову в импровизированный мешок из найденного тут же дырявого покрывала, я вспомнил о заряженном кулоне, так и висевшем у меня на шее под одеждой и доспехами. Выудив вещицу за цепочку, я провел когтем по спиральному узору. Как там говорил Эдвин? Сжать в руке и точно представить?..