stare

      — Да ты в ней сейчас дырку прожжёшь своим взглядом, — звонкий голос неожиданно врывается в сознание, ударяя по барабанным перепонкам Гарри и беспардонно прерывая вялый поток мыслей в его голове, парень от испуга отшатывается в сторону, плечом ударяясь о дверцу открытого шкафчика и роняя рюкзак, до этого фривольно покачивающийся на плече, и грязно выругивается, осознав произошедшее.       — Чтоб тебя, Гил! — раздосадовано шипит Крюк, поднимая с пола пострадавшую от откровенной тупости его друга вещь, возвращая её на законное место — болтаться где-то за пределами его видимости, временами отягощать жизнь, в самом прямом смысле слова, при этом иногда больно стукать его по боку и спине при быстрой ходьбе — и злобно оглядывает парня с ног до головы, — Чего надо?!       — И это вместо «привет»? — фыркает Гил и получает ещё один испепеляющий взгляд исподлобья от Гарри, поднимая руки вверх в знак капитуляции, — Ладно-ладно, не кипятись, — он дружески хлопает Крюка по плечу, ответом чему служит тычок под рёбра и ещё одно ругательство, — Нет, ну серьёзно, заявляю тебе, как твой лучший и единственный друг, что если ты продолжишь на НЕЁ, — Гил особенно выделят последнее слово, делает драматическую, по его мнению, паузу и кивает в сторону небольшой группки первогодок, удобно расположившихся на широком подоконники в паре метров от местоположения парней, при этом показательно-насмешливо вздёргивает брови, прилагая максимум усилий, чтобы сдержать гаденькую ухмылку, — пялиться, то заметят не только её друзья, которые, к слову, и так странно поглядывают в нашу сторону, но и она сама, и поверь мне: это страшно, — то, как ты выглядишь со стороны, ты даже не моргаешь, чувак! Я бы на её месте испугался до чёртиков и решил бы, что ты, с этим твоим вечно ничего не выражающим лицом и с «прекрасной» репутацией, подкреплённой «очаровательными» слухами, заходящими в комнату перед тобой, точишь на меня зуб.       Гарри мелко вздрагивает и упирается взглядом в собственный шкафчик, смотря на него так, будто впервые видит, сжимает челюсть настолько сильно, что зубы жалобно скрипят, и хмурится, стараясь избавиться от глупого и полностью неуместного смущения, при этом чувствуя, как начинают гореть кончики ушей, выдавая с головой, что, конечно же, не укрывается от взгляда Гила, который, ссылаясь на авторитетное мнение самого Крюка, «скотина такая», всё-таки не сдерживается и растягивает губы в ухмылке, как-то особенно гаденько хмыкая при этом.       — Абсолютно не понимаю, о чём ты говоришь, — отвечает Гарри, проклиная себя за дрогнувший на полуслове голос, наблюдая, как ухмылка друга, становится широкой улыбкой на всё до ужаса довольное лицо, по которому уж очень сильно ему самому хочется проехаться кулаком.       — Правда? — спрашивает Гил тоном, не предвещающим ничего хорошего, и Крюк невольно напрягается, сильно, до побеления пальцев, сжимая в руке лямку рюкзака, — То есть ты сейчас не пялишься на ТУ ПЕРВОГОДКУ, — произносит парень нарочито громко, так, что мимо проходящие люди оглядываются в поисках источника шума, впрочем, находя его, тут же теряют интерес, отворачиваются, пытаясь, как можно быстрее скрыться за поворотом, получая недовольно-раздражённые взгляды «главного хулигана школы», так же известного как Гарри Крюк, который оказывается сегодня необычайно щедр на подобное проявление «привязанности», которое, конечно, в подмётки не годится тому устрашающему взору, сулящему как минимум смерть, который получает Гил в ответ на свою выходку, но «будущая жертва» лишь улыбается, видя раздражение на чужом лице.       — Я не пялился, — начинает Крюк и прерывается, когда видит, как в глазах друга появляются искры веселья, тут же понимая, что «оправдываться» не самая лучшая, заведомо проигрышная тактика, — Я уже сказал, что понятия не имею, о чём ты говоришь, придурок.       И, в общем-то, это не совсем правда, точнее совсем не правда, о чём свидетельствуют красные пятна на скулах пытающегося «держать лицо» Гарри, пойманного другом за разглядыванием «той первогодки», и он хотел бы сказать, что это не так, настолько же сильно, насколько сильно ему хотелось бы сказать, что это вовсе не он, Гарри Крюк, потратил последние несколько недель на наблюдение за незнакомой девушкой: на изучение каждого сантиметра её лица; на рассматривание фотографий в социальных сетях; на выяснение расписания занятий; на разведывание через «тайный канал связи» — читай: через Бена — информации о друзьях и увлечениях и на мысленный учёт всех мелочей, подмечаемых им каждый день путём «случайных столкновений» в коридорах школы — Гарри бы, правда, хотел сказать, что это всё не он, потому что «это всё» попахивает чем-то нездоровым и, отчасти, незаконным — его загребущие руки добрались даже до личного дела и документов, хранящихся в запертом на ключ шкафчике директорского стола, который не составило большого труда отпереть просто для того, чтобы узнать, что девушку, которая на одной из перемен врезалась в него, спеша на урок, и тут же, совершенно очаровательно, по всё тому же авторитетному мнению всё того же Гарри, виновато улыбнулась, принося свои извинения и совершенно не подозревая в кого ей (не)посчастливилось впечататься, зовут Мэл и что она только перевелась в первый класс старшей школы*, — но пресловутое «всё это» делал определённо он, о чём почти что даже не жалеет, разве что чуть-чуть, в данный момент, когда противный до зубного скрежета Гил смотрит на него издевательски-понимающим взглядом. Тот Гил, который абсолютно ничего не знает и не понимает.       А у Мэл огромные зелёные глаза, которые прямо в душу, туда, куда другим вход заказан, улыбка, которая до боли по сердцу, что раньше никого не воспринимало, и милые ямочки на щеках, которым первопричиной быть хочется. Она крутит в тонких пальцах карандаш, когда глубоко задумывается, улыбается открыто даже незнакомцам и загибает уголки страниц у книг, которые берёт в библиотеке. У Мэл светлые обрамляющие кукольное лицо курчавые волосы, которые, определённо, вкусно пахнут — Гарри более чем уверен в этом, пухлые губы, будто созданные для того, чтобы украдкой срывать с них поцелуи, и маленькие ладони, что так подошли бы его, большим и грубым. Она не любит сыр, обожает сладкое и пьёт с утра горячий чай с мелиссой, который покупает по дороге в школу. У Мэл уроки рисования четыре раза в неделю в том же крыле, что у Гарри физика, на которую он сам раньше периодически не ходил, точнее сказать, ходил, но крайне периодически, и которую теперь посещает каждый раз, забавные фотографии котов в социальных сетях вперемешку с невероятными рисунками, от которых даже у далёкого от изобразительного искусства Крюка дух захватывает, и хороший вкус в музыке — он уже до дыр заслушал её плейлист. Она рисует непонятные узоры на собственных руках черной ручкой, пахнет чем-то приятно-цветочным и, одновременно с тем, краской, и смеётся звонко, неловко прикрывая ладонью рот. У Мэл голос приятный до дрожи, взгляд на мир нестандартный, такой, какого он до этого не встречал, что тянет его к ней неизбежно, и в глазах искрится что-то такое яркое, чистое, ничем не замутнённое, искреннее, к чему самому Крюку хочется быть причастным, и это уже чуть больше, чем просто сталкерство, чем обычный интерес на грани с любопытством, это что-то, что может заставить Гарри хоть на секунду поверить в страшное слово на «л», которое ещё «с первого взгляда», и что заставляет его невольно искать её светлую макушку в толпе, надеяться встретиться невзначай с её взглядом, желать снова увидеть её улыбку, адресованную лишь ему одному, пусть даже виноватую, пусть даже вызванную случайным столкновением, это что-то, чему Гарри пока что боится присвоить гордое и опасно-привлекательное слово «чувства», хоть уже знает, что глубоко в них повяз.       А ещё у Мэл друзья, вечно её сопровождающие, Джей, Карлос и Иви, которые, действительно, на него, Крюка, странно поглядывают, что, в принципе, остаётся незамеченным.       — Эй, — Гил машет рукой перед лицом друга, вырывая того из мыслей, — Ты опять на неё залип, мистер маньяк.       Гарри фыркает, раздражённо хлопая дверцей шкафчика, глаза закатывает показательно, отрываясь от изучения профиля Мэл, который уже и так будто отпечатался на обратной стороне его век, и совершенно не замечает взгляда Иви, который мечется от него к Мэл и обратно, когда несильно, чисто из вредности, пихает Гила плечом, проходя мимо него.       — Я ни на кого не залипал, — Гарри с ходу ускоряет шаг, надеясь, что друг за ним не последует и, наконец-то, отстанет.       — То есть с «маньяком» ты вполне согласен? — насмешливо спрашивает Гил, нагоняя Крюка в несколько шагов, и, улыбаясь во все тридцать два, подмигивает Иви, наблюдающей за ними, заставляя ту смущённо покраснеть и моментально отвернуться.       — Да пошёл ты.       Гарри качает головой и думает, что друг, отчасти, прав — он, действительно, немного помешался и много залип, кажется, окончательно и бесповоротно, — но признавать это не намерен, а потому пропускает все последующие слова Гила мимо ушей, полностью уходя в себя и даже не подозревая о том, что заинтересованный взгляд зелёных глаз уже привычно провожает его, выхватывая мелкие детали, которые впоследствии послужат основой очередного портрета, который Мэл бережно спрячет в дневнике, выслушивая нотации взволнованных вниманием одного небезызвестного хулигана друзей, которые не имеют ни малейшего понятия о том, что Мэл тайком пробирается в помещение, смежное с музыкальным классом, чтобы послушать, как играет на гитаре тот самый хулиган, чтобы случайно узнать его имя, найдя в списках обучающихся, чтобы принять существование чего-то большего, того, что на «л», того, что «с первого взгляда».       Гарри абсолютно не подозревает, что его «помешательство» взаимно.