Дорогуша, если бы я хотел кому-то навредить… я бы это уже сделал. ©
Она будто сошла с экрана диснеевского мультика. Вся такая приторно-сладкая, наивная, как младенец, будто ни разу в жизни не сталкивалась с реальным миром и человеческой жестокостью — хотя, казалось бы, как это возможно в Аду? Так и хотелось сорвать этот маленький цветочек и растоптать его, оторвать крылья этой милейшей птичке, заставить ее испытать самые тяжелые страдания… Так и хотелось, чтобы она увидела, как все ее мечты разрушатся по щелчку пальцев. Хотелось сожрать ее живьем, как одну из своих жертв. Она наверняка невероятно сладенькая на вкус. Чтобы вместо радостных возгласов слышать крики отчаяния, вместо милых улыбок видеть кровавые раны, вместо капкейков с медом ощущать запах прогнившей плоти. Ну как же можно удержаться от подобного соблазна? Особенно тому, кто попал в Ад из-за невозможности сдерживаться… И вот она стояла здесь — полностью разбитая, израненная, измученная! Окружена трупами тех, кто был ей дорог, захлебывается слезами, как брошенный ребенок. Прелестная картина. — Оу, бедный маленький олененочек! Что, мир уже не кажется таким радужным? Он наступил на череп Вэгги, валяющейся на земле с выпотрошенными наружу кишками. Больше эта маленькая феминистическая шлюха не будет выделываться и размахивать своим жалким архангельским копьем. Чарли ничего не ответила, и он двинулся в ее сторону по горе мертвых тел. — Дамы и господа, похоже, у нас здесь потрясающее шоу! Посмотрите на эту малышку. Все мечты и надежды нашей очаровательной юной принцессы были разрушены в мгновение ока. Разве не очаровательно? Он громко расхохотался, скаля свои острые, как ножи, пожелтевшие зубы. — Сперва я и правда не хотел тебя трогать. Но ты просто нарывалась, когда без умолку трещала об этом своем отеле и реабилитации. Я же говорил тебе, это провальная затея, но ты совсем не хотела слушать… Кровь текла из ее живота сквозь пальцы. Чарли периодически отхаркивала ее, пока теплые слезы катились по щекам. В пустых глазах уже не оставалось ничего: ни боли, ни обиды, ни гнева. Почему? Почему ему было не наплевать? Его жизнь прежде состояла из борьбы, насилия, бесконечной череды убийств, но каждое это преступление было нацеленным и осмысленным. Он преодолевал одного соперника за другим, не оставляя на них живого места. И даже от скуки он не убивал тех, кто не послужил бы еще одной ступенькой к трону. Так почему же именно она и ее никчемные, бесполезные друзья? Она постоянно вертелась под ногами, сияла и пела песни о радугах. Может, и раздражала, но раз дура, то черт с ней, достаточно было дождаться, пока затея с отелем рухнет сама собой, и посмеяться. Так почему же… он убил их всех? — Ты продолжала без конца твердить, что во мне есть хорошее, — его жуткий эфирный голос будто усиливался, становился рычащим, — что каждый демон заслуживает второго шанса. Думаешь, ты такая мудрая и святая малышка? Твоя уверенность, будто ты видишь меня насквозь… ах-ха, умилительно. Ты и впрямь поверила, что знаешь меня? Поверила, что можешь заставить меня влюбиться в тебя? Чарли вздрогнула и подняла на него свои оленьи, заполненные слезами глаза. И он тут же ударил ее сапогом по лицу так, что она рухнула на землю. — Да кто ты, блядь, такая?! Почему она заставляет его испытывать такие сильные эмоции? Эта девчонка стала постоянно вертеться вокруг Аластора, пытаясь заглянуть ему в голову, понять, о чем он думает. О-о, она постоянно носилась вокруг и говорила всякую тупую хуйню, в духе того, что в глубине души он тоже добрый, что у него есть душа, что он способен испытывать чувства. Идиотка. Он никогда не испытывал эмоций: ни при жизни, ни сейчас. Ему просто нравилось насилие и власть. И все эти ее… мерзкие попытки влезть в личное пространство Аластора, сделать его своей подопытной крысой, покопаться у него в голове… Так бесполезно. И ужасно выбешивает. — Скажи мне, теперь ты видишь? Видишь, что в демонах нет ничего хорошего? Мне доставило огромное удовольствие убивать твоих ненаглядных друзей и раздирать на кусочки твою драгоценную подружку-лесбиянку. Чарли молчала. Она приподнялась на локтях и снова прижалась спиной к разрушенному горящему магазину, не поднимая глаз. Какая же она, блядь, тупая. Его так бесил этот теплый взгляд, то, как она иногда пыталась взять его руку, когда он казался ей «грустным», эта имитация беспокойства в голосе. Аластор ненавидел, когда люди пытались делать вид, что им не наплевать. А она… самый точный синоним слову «фальшивка». Он в жизни не видел большего лицемерия. И от этого его по-настоящему тошнило. И из-за этого он ее возненавидел. В нем взыграло желание сорвать к чертям эту ее маску дружелюбия, настолько приторно-фальшивой она была. Ему захотелось показать, что вся эта любовь и доброта, которой она так искрится, всего лишь брехня, за которой скрывается ее истинное лицо демона. Она была настолько притворно-нежной, по-ублюдски доброй и отвратительно понимающей, что иного выбора не оставалось. Аластор решил довести ее до состояния, когда она сдастся. Сдастся и признает, что в нем нет ничего хорошего. — Посмотри сюда, дорогуша, — оскалился он, хватая Чарли за подбородок и показывая ей окровавленные тела. — Они все умерли из-за твоего лицемерия. Так что? Где же твои оптимизм и вера в демонов? Куда они делись? Он повернул ее лицо к себе и заглянул вглубь безжизненных глаз. — Я сделал это просто потому, что захотел. Что ты теперь думаешь обо мне? И Аластор хотел было уже праздновать победу, как вдруг… Чарли приоткрыла бледные губы и подалась вперед, прильнув к его устам. Это простое, легкое прикосновение будто заставило все внутри него замереть. На пару секунд Аластору показалось, что сердце, которое не билось годами, вновь заколотило, а кровь ударила в голову. Что она делает? Почему целует его? Почему не проклинает, не пытается атаковать или убить? Аластор был готов абсолютно ко всему, но… не к этому. Он резко отпрянул и посмотрел на нее ярко-алыми от гнева глазами. Ему хотелось разорвать ее к чертям собачьим, превратить в пепел, в месиво из костей и мяса, но Чарли просто… улыбалась. Искренней, теплой улыбкой. Смотрела ему в глаза и улыбалась. Кожа ее побледнела еще сильнее, а глаза постепенно гасли. Жизнь покидала хрупкое тело принцессы Ада, но Чарли не переставала сиять, глядя в глаза своему убийце. Аластор не мог сдвинуться с места. Он просто стоял и ждал ответа на свой молчаливый вопрос. И Чарли из последних сил прошептала ему: — Каждый демон… заслуживает прощения. Сейчас я понимаю это лучше всего… Она закашляла, и на рту остались кровавые следы. Затем задрала голову и закрыла глаза, готовясь встретить смерть. — Что бы ни сделал человек… каким бы он ни казался ужасным… в нем всегда было, есть и будет что-то хорошее. Это то, во что я верю. Не важно, что другие демоны смеялись надо мной… пока мы верим в доброту друг друга до самого конца, мы сможем стать лучше. Мы можем все исправить… Аластор, я… Она приоткрыла светлые глаза и, кашлянув, последний раз улыбнулась ему. — Я люблю… и прощаю тебя. Затем умерла. Аластор мрачно стоял, ни произнося ни слова, над ее искровавлено-белым трупом. Впервые за долгие годы Радио-Демон молчал в прямом эфире. Не шутил, не отпускал остроумные и едкие комментарии и даже не жаловался. Впервые за все время своего существования… он ощутил что-то. И это что-то, больно стиснувшее его каменное сердце, заставило сильнейшего демона поднять руку и щелкнуть пальцами.***
— Так Вы хотите… стать гостем нашего отеля? Снова в том дне. Аластор оглянулся, убедившись, что все вещи на своих прежних местах. Куча картин с изображением королевской семьи, паутина, грязь и прочий нелепый интерьер, включая странную мебель с изображением яблок. На диване расположился этот озабоченный порно-актер, а рядом с ним — больная феминистка Вэгги. Живы и невредимы, смотрят так, будто ничего и не случилось. А прямо перед Аластором стояла Чарли. Живая. Счастливая. Спутавшиеся блондинистые волосы лежали на хрупких плечах, на лице несменяемая радостная улыбка, а глаза сияют надеждой. Как, впрочем, и всегда. Он улыбнулся. И в этот раз улыбнулся искренне, а не с насмешкой, сам не понимая, почему испытывает облегчение. Перемещение во времени прошло успешно. Но теперь у него есть шанс сделать все… иначе. — А знаешь… — протянул Радио-Демон, рассматривая уже приевшийся отель. — Пожалуй, да. Все присутствующие уронили на пол челюсти. Аластор всхохотнул. — Мне ужасно скучно, а от скуки чего только не вытворишь. Пожалуй, я стану твоим нулевым пациентом, дорогуша. Посмотрим, получится ли у тебя реабилитировать такого демона, как я. Она дала ему шанс, и он захотел отплатить ей тем же. Что-то вроде сделки между дьяволами, только никто не пожимает рук. Кто знает? Возможно, стоит поверить Чарли… … Этой маленькой, наивной, очаровательной глупышке, верящей в то, что Аластор способен испытывать чувства.