о глупостях, влюбленностях и замороженных котлетах

жизнь протаскивает джуна по проблемам и ухабам, словно мало ему было в школе проблем с одноклассниками (“что, личико подпортить, красавчик?”) и боли дома (“мне хорошо, милый, это совсем не кровь”), когда в двадцать три из всего, что у него есть - старая родительская квартира, где пахнет плесенью и одиночеством, и работа два через два в магазине на углу, да еще и пара кредитов на учебу, что он так и не окончил. у него по четвергам вечера за приставкой вону, что всегда ему молчит на его стенания, потому что - ну какого хуя, он же не психолог, - но вот джун так адски устал. от холода, одиночества, пустоты, хоть кошку заводи ей-богу, только вот тогда будет сложно напиваться до беспамятства, чтобы с надеждой думать, что на следующий день он не проснется. не то, чтобы у него депрессия. просто осень. хансоль ему говорит: - ты же очень хороший, - и тянется обнять, на время помогая забыть о том, что вообще-то потом ему в пустую холодную квартиру, где из еды - только рамен, а из чаев - сливовый соджу. хансоль вообще очень тактильный ребенок, которому тоже больно - за джуна, за сынчоля, за себя, который улыбкой пытается спасти весь мир и звонками в полночь - друзей. джун таскает ему с работы списанные конфеты с ликером и мягкие булочки к чаю и просит не быть идиотом - сынкван же его любит, сильно, больно, просто и сам дурак. хансоль фыркает ему в плечо и не трогает смартфон. у хансоля скоро поездка в америку в один конец, и он, кажется, не справляется. * у джуна под кофтой на руках шрамы - тонкие, почти незаметные, еще с тех пор, как мама была жива и в приступах отчаянной боли цеплялась за сына, как за спасательный круг. - прости меня, родной, - шептала она потом со слезами на глазах, пока джун уговаривал ее поспать, говорил, что это вообще ни разу не важно, лишь бы она только выбралась. с наступлением весны у него не остается слез, когда он приносит одинокую розу к ее могиле. с наступлением зимы у него на руках документы об отчислении и отчаянная пустота в мыслях. - там поставка алкоголя, прими, - бурчит ему вону, заставляя отвлечься от твиттера и постов с котиками. джун тяжело вздыхает (скорее показательно, чем обреченно) и идет в складское помещение, принимая ящики с соджу и пивом, тонкие бутылки вина и толстые - виски. грузчик на прощание подкидывает ему номер дешевого поставщика мяса и отчаливает, вежливо поклонившись. вону в магазине медитирует на замороженные котлеты. - ты в норме? - риторически спрашивает его джун (потому что, конечно же, в порядке, просто ему лень работать) и переводит взгляд на покупателя, что задумчиво рассматривает витрины с табаком позади прилавка. - вам помочь? - у вас ментоловые есть? - возьмите с зеленым чаем, они вкуснее, - джун протягивает пачку, сталкиваясь своими пальцами с чужими тонкими, и щурится, вдруг улыбаясь. покупатель так-то красивый (не красивее самого джуна, но вообще-то нет никого прекраснее него), с черным малетом и яркими шмотками. а еще круглыми очками, явно без диоптрий. - спасибо, - улыбка так-то тоже красивая. джун бы влюбился. - приходите еще. вону в зале переходит с медитации на котлеты на медитацию на чипсы. до конца рабочего дня еще четыре часа. * вообще, у джуна есть охуенный друг, что иногда ему как отец, но скорее как ебанутый старший брат, что каким-то неведомым образом держит клуб с баром и до сих пор не прогорел. - я просто гений, - говорит сынчоль, но джун то знает, что все дело в джихуне, что скорее удавится, чем проебет любимое место своего ненаглядного нет-мы-не-пара, где он может спокойно залипать на подпитого сунёна во влажных майках. чтобы потом всем доказывать, что они не целовались в туалете, как школьники. - на, расслабься, - сынчоль сует в руки какой-то отвратительно сладкий коктейль, что тут же отдает в голову абсентом и эйфорией. джун так-то танцпол любит, обожает чувствовать музыку телом, душой, сердцем, двигаться в темноте под оглушающие басы и быстрые ритмы. он не сразу понимает, что жмется к кому-то, подставляясь под поцелуи и горячие пальцы, пока не слышит: - надеюсь ты один? а то не хочется вправлять потом нос от удара ревностного парня, - и джун, мотая головой целует сам, отмечая краем глаза, что с ним не особо то и церемонятся, прижимают ближе и оттягивают волосы на затылке, засовывая язык почти в самую глотку. это отчего то возбуждает до боли, что стон срывается с губ сам собой, а ноги немного подрагивают, и хочется трахаться, как в последний раз. - к тебе или ко мне? - у меня холодно, - выдыхает джун и позволяет себя вытащить с танцпола, цепляясь пальцами за чужое запястье. сынчоль смотрит на него внимательно, но не останавливает, когда они - улыбающиеся и целующиеся - выходят из клуба и ловят такси. наутро джун думает, что он идиот. и сбегает раньше, чем осознает, что ему знаком этот черный малет и тонкие пальцы. * у вону явно экзистенциальный кризис, и у джуна дергается глаз, когда он в шестой раз переставляет местами пачки рамена и печенье с шоколадной крошкой. - тебе не кажется, что все и так нормально? - расстановка еды как искусство - люди должны любить то, что они покупают, - поучительно говорит вону и тянется снова навести порядок на полках. у джуна много вопросов, но он не уверен, что ему на них ответят вменяемо. колокольчик на двери звучит как спасение от скуки, но обернувшись джун ощущает, как холодеют пальцы, а сердце прыгает куда-то в горло. - вону, пожалуйста, замени меня, - шепчет он, прячась за чужую спину и пытаясь слиться со стеной. получается плохо, но джун все равно старается, пихая друга на амбразуру. - это он. - кто? - ну этот, из клуба, я рассказывал, - разве что упустив ту часть, где они безудержно трахались целых три часа, а потом уснули, как идиоты, на полу. - так и в чем проблема? - непонимающе спрашивает вону, не делая попыток сдвинуться с места. друг вообще-то из него так себе. - в том, что я был бухой, напиздел с три короба, а потом сбежал, и вообще будь ко мне добрее. - я тебя уебу когда-нибудь, - бурчит вону, но все же сдается и идет к прилавку. он что-то говорит покупателю, кивает, зачем-то закатывает глаза и продает тонкие ментоловые, и джуна вдруг прошибает осознанием, что он того парня видел именно здесь, а значит все очень плохо. он не сможет прятаться каждый раз, если только не согласится быть в рабстве у вону. ну какой пиздец же. колокольчик снова звонко бренчит, и джун стекает на пол, зачем-то трогая еще не сошедший синяк на руке. вообще, секс был классным. даже очень. может, даже и стоило спросить имя. * джун так-то по сути не ссыкло, на деле он на спор легко может и водки с соджу выпить, и джихуну прическу испортить (правда при этом не забыв написать завещание), только вот он еще и пиздабол от бога. - ты сделал что? - недоуменно переспрашивает вону, застывая с палочками у рта. кимчи грустно падает обратно в тарелку, а джун тяжело вздыхает, драматично откидываясь на спинку стула: - ну бля, я прихожу к нему, а у него там люстра с позолотой, кожаный диван и какие-то до хуя абстрактные картины по всей комнате, что я должен был? - не пиздеть о том, что ты работаешь в издательстве и очень одухотворенная личность. - я растерялся. - ты долбоеб, - припечатывает вону, доедая свой ужин и фыркает на надувшегося джуна. телевизор громко вещает новостями про спорт и политику, а на улице кто-то орет песни на ломанном английском. - ну а смысл-то прятаться, если все равно сбежал под утро? - ну он типа, - джун мнется, и как-то совсем убито говорит, - красивый до хуя. у вону взгляд нечитаемый, но в нем как-то естественно угадывается немой вопрос о чужих умственных способностях. и здравомыслии в принципе. - то есть ты хочешь сказать, что умудрился втрескаться в какого-то парня, с которым переспал всего раз в жизни? бухим? - он еще сигареты у нас иногда покупает, - добавляет джун и задумчиво переводит взгляд в окно. если так подумать, что “втрескаться” - это как-то слишком громко сказано. ну, как бы, он все-таки здоровый молодой человек, целоваться и секс любит, просто - ну не везет ему на отношения (вот каждый покупается на внешность, но сбегает от его ебанутости), да и на людей в принципе. у него разве что друзья охуенные. но не спать же с ними? - ты безнадежен, - вдруг смеется вону, закидывая руку ему на плечо и прижимая к себе, пытаясь не то ободрить, не то сломать шею. - вот как ты умудряешься влюбляться в каждого второго? джун фыркает и тянется за чашкой давно остывшего чая. - я не влюбился. совсем точно нет. ни капли. * кто-то хватает его за запястье, и у джуна дергается глаз - весь день идет не так с самого начала, и последнее, что он хочет - чтобы ему сейчас затирали про мир во всем мире. он уже поворачивается, чтобы послать человека нахуй (только немного вежливей и с улыбкой), но удивленно замирает, слыша веселое: - а я думал ты мне приснился, - тонкие пальцы держат крепко, а у джуна происходит коллапс головного мозга, и он молча стоит секунд десять, пока перед его глазами не щелкают пальцами. - ты чего завис? - пытаюсь понять, сон со мной был эротическим или эротическим, - вону всегда говорит, что у джуна ухмылка ебанутого, но он то знает, что на деле он просто завидует его красоте. он подвисает на чужом смехе (спать надо больше, кретин) и добавляет. - кажется, нам надо познакомиться. - я хотел так-то еще утром того дня, но кое-кто сбежал. - это все порывы творческой натуры, - и придурь долбоебства, но смысл сейчас переживать по поводу и без, когда словно сама ноосфера сталкивает их в четвертый раз, в каком-то задрипанном кафе, где вообще-то и кофе, и булочки дерьмо. - ну так что, как зовут того, кого я так вероломно бросил? - писатели, - фыркают ему в ответ, и джун невольно вздрагивает, стискивая челюсть, чтобы не сказать глупость. точно, он же ему рассказывал, что умен, одухотворен и читает басё перед сном. - я минхао. - джун. приятно наконец познакомиться. - мне тоже, - минхао улыбается ярко, немного застенчиво, и у джуна кажется немного горят уши, когда он вспоминает, что было той ночью. не то, чтобы он стеснительный. но почему-то внизу живота сладко тянет, а в горле пересыхает. - может кофе? - спрашивает он, надеясь, что ему ответят “нет”, и он с чистой совестью может разочароваться в себе, новом знакомом, мире. минхао кивает, робко трогает пальцами чужую ладонь и говорит: - давай. но чур я угощаю. * вообще, джун так-то не влюбчивый (ну если только отчасти), но минхао очень мило держит его за руку, рассказывает веселые истории про показы мод (“и я ему говорю - это топ, а не юбка, и нахрена вы нацепили ее на мужика?”) и очень по-свойски целует в висок. они встречаются еще раз в вечер пятницы - завтра на работу не надо, в клубе опять какая-то вечеринка, и у джуна сводит зубы от того, как минхао его держит за поясницу, прижимая к себе, и дышит в ухо. внизу живота тяжело, в голове стуком отдаются басы музыки, а в горле растекается горечь от выпитого недавно виски. они целуются в туалете, сталкиваясь зубами и пошло рыча, как в каком-то дешевом порно, и у джуна срывает тормоза, когда он чувствует чужие пальцы на своем члене, что раскатывают по нему презерватив. - сука, - выдыхает он, запрокидывая голову и стукаясь затылком о стену. минхао тихо смеется и кусает в шею. он говорит: - хочешь? прямо здесь? - и тянет в кабинку, закрывая ее изнутри и прижимаясь к дверце. взгляд у него блядский, отчаянно-томный и зовущий. джун задерживает дыхание на гребанные двадцать секунд, а потом целует так, что перед глазами виднеются круги. минхао тянет на себя, прижимается сильнее и позволяет растянуть себя быстро и резко, матерясь в закушенное запястье, и шумно выдыхает, когда джун в него входит одним резким движением. - о господи, - голос срывается в хрип, а шум говорящих у умывальников людей только заводит, отчего хочется сделать все медленно, тягуче и так, чтобы их, возможно, увидели. минхао ему шепчет: - блять, - задыхаясь в тот самый момент, когда джун трогает дрожащими пальцами его член, размазывая выступившую смазку по головке. - блять, ебануться, - и целует куда-то в щеку. у джуна мутнеет перед глазами, когда он кончает, как школьник, спустя пару минут. минхао смеется, надевая джинсы. и снова целует, вжимая в стену. * у вону снова кризис жизни, и дино, заскочивший за чипсами, испуганно спрашивает: - что он делает? - искусство, - бурчит ему в ответ джун, пытаясь посчитать выручку, остатки товара, сколько надо денег на новую поставку, и вообще почему этим занимается он, когда он банально тут продавец? - или хуйню. я уже год определиться не могу. - это ты хуйню делаешь, кое-кому про кое-что продолжая пиздеть, - подает голос вону, даже не отрываясь от полок с алкоголем и макаронами. джун косится на него, но молчит, понимая, что собственно он прав, но признаваться не будет. дино непонимающе смотрит на них и часто моргает. опять распереживался, ребенок. - все в порядке. - угу, конечно. как у меня на третьем курсе, - у джуна дергается глаз и вырывается страдальческий стон, потому что этот эпизод в жизни вону он знает вдоль и поперек, слушая его каждую их пьянку, и она ни разу не похожа на то, что происходит у него. - у тебя на третьем курсе был кризис осознания себя, и ты спал с суюн и целовался с парнями в барах. где тут что-то похожее на мою проблему? - хён, а что у тебя такое? - взволнованно спрашивает дино и аккуратно трогает за плечо. джун тихо ругается про себя, улыбаясь как можно более ласково и беззаботнее говорит: - все правда в порядке, кроме моего идиотизма. - он наврал своему мужику о том, что писатель, и теперь строит из себя великомученика. - так! - а вот не “такай” мне тут, сам же гемороя себе делаешь. признайся уже, что долбоеб, и все. в чем твоя проблема? - вону наконец-то отвлекается от стеллажа и смотрит в упор, поправляя очки. - надоел уже ныть. джун тушуется, пожимает плечами и отворачивается к бездушным цифрам, всем своим видом показывая, что он тут обижен. вону так-то прав, но как ему объяснить, что за каких-то пару месяцев минхао ему под кожу врос. что он представить даже не может, как он будет потом без звонков перед сном, нежных поцелуев и горячего секса, на который тот его разводит просто улыбаясь. он же никогда в своей жизни никому не делал минет. а тут встал на колени, и даже не засомневался. как вообще можно жить дальше, если минхао просто уйдет, как и все другие? - джун-хён? - дино вопросительно смотрит, обнимает за руку и тычется лбом в плечо. вону за спиной тяжело вздыхает. но молчит. * минхао ласково целует куда-то в шею, вызывая тучу мурашек по телу, и джун фыркает в подушку, умоляя его оставить его в мире снов еще недолго. - пойдем завтракать, я сварил кофе, - мурлычет он и снова целует, заставляя перевернуться на спину и обвить руками его шею. минхао по утрам невероятно теплый и напористый, он трогает пальцами оставленные в ночи засосы, кусает ключицы и лижется, как кот. а еще совсем бесстыдно сжимает чужие бедра. - бля, хао, - ворчит джун, пиная его в голень и вылезая из кровати. - я все-таки стар для такого. - ты всего на год старше, дедуля, - смеется минхао и встает с кровати следом, помогая завязать халат и целуя до отвращения нежно. джун хочет ему сказать - дело не в этом. просто я боюсь, что с каждой новой секундой я затеряюсь в тебе больше, и потом уже точно не выберусь. он уже и так слишком сильно и больно, и уже с каждым днем все сложнее врать, когда минхао с детским восторгом просит его показать черновики рукописей, или наброски сюжета, когда у джуна из всего отдаленно походящего на тексты - списки поставок и таблицы доходов. ему уже сынчоль говорит, что он идиот и пора уже заканчивать, но. - ты будешь блинчики или омлет? - слышится голос минхао уже с кухни, и джун тяжело сглатывает. - давай блины. в груди адски болит от понимания, что так не будет вечно. но хотя бы еще один день. пожалуйста. * сынчоль его просит помочь в баре, потому что рук не хватает, и джун соглашается, разливая по бокалам яркие коктейли и горький виски. - соджу, пожалуйст… джуни? - у минхао удивление плещется в глазах, и он чертовски сильно походит на олененка в свете фар. - секунду, - улыбается ему джун и протягивает теплую бутылку (он уже прекрасно запомнил, что тот не пьет ничего холодного). - я тут сынчолю помогаю. он хозяин клуба. - а, господи, я уж удивился, - смеется минхао и поправляет свои волосы. - потанцевать не хочешь? - прости, работа. у меня перерыв только через три часа. минхао улыбается и вдруг тянет за ворот, целуя прямо у всех на глазах. у джуна горят щеки, уши и кажется шея, но он только счастливо щурится, когда его отпускают и подмигивают, скрываясь в толпе. он вдруг думает - а сделал бы минхао также, если бы знал, что джун по сути никто? ну то есть. действительно бы он прикасался к нему также, зная, что его руки держат по вечерам не ручку и листы бумаги, а деньги за консервированную кукурузу и ментоловые сигареты? наливая очередной коктейль он ловит взглядом знакомую фигуру и яркую улыбку. и чужую руку на тонкой талии. джун думает - наверно так даже лучше. но легче от этого не становится. * - что с тобой сегодня? - вону отвлекается от своей ежедневной медитации на котлеты и смотрит внимательно и строго. джун тяжело вздыхает, ложиться щекой на прилавок и молчит, смотря на мигающий пропущенными вызовами смартфон. - и почему ты ему не отвечаешь? - потому что хватит, - ни разу не уверенно говорит он, и прикрывает глаза. - тем более, что лучше сейчас, чем когда он уйдет сам. - ты идиот? - сам дурак, - сил ругаться с вону у него нет. как и работать, думать и дышать. ему адски хочется лечь под одеяло с тазом мороженого, включить какой-нибудь чертовски драматичный фильм и жалеть себя, желательно пару недель. минхао ему пишет смски - “почему ты не отвечаешь?” и “что, блять, случилось?”, и джун еле давит в себе порыв написать - “ты, блять, случился”. твоя улыбка, смех и рассказы. твой мягкий вид по утрам, твои горячие поцелуи, твои руки на спине. джун так-то не идиот, и понимает - это все не для него. минхао вообще-то из тех, кого надо водить по музеям и барам, кормить во франции круассанами и отдаваться полностью на шелковых простынях. ему нужен такой же холеный, статный и импозантный, а не обычный продавец из круглосуточного. конечно, круассаны бы он ему достал. но точно не францию. колокольчик звенит, и джун отрывает от прилавка, сталкиваясь взглядом с тем, с кем бы точно не хотел видеться здесь. - джу… - о, у вас есть ментоловые сигареты? - на деле, вот такой вот минхао и нужен - с хриплым голосом, высокий, красивый и яркий. джун натянуто улыбается и говорит: - конечно, - пробивая ему пачку кента и спрашивая. - что-то еще? - а с зеленым чаем? - у минхао почему-то голос надломленный, словно ему больно говорить, и впрочем то джун его не винит. и так понятно, что не так. он бы, наверно, даже въебал бы за такое. - простите, - говорит ему джун, тяжело сглатывая и отворачиваясь. - закончились. он делает шаг назад. колокольчик звенит слишком оглушающе, и он все-таки не выдерживает. вообще, он еще со смерти мамы обещал себе не плакать. но и тут облажался. * хансоль кормит внезапно домашней едой, испуганно названивая сынквану, и джун думает - ну хоть кому-то его пиздострадания приносят пользу. потому что вону уже вторую неделю звонит и требует перестать страдать хуйней, а то в магазине сложно и работать, и заниматься искусством, когда главный по бумажкам днями лежит, уперевшись мордой в стенку. джун ему говорит: - увольняй, мне все равно, - хотя и знает, что последнее, что вону сделает - выкинет его к чертям. это орать и ругаться он может до посинения, но ни за что не оставит позади. - джун-хён, может кимчи? - сынкван заботливо укрывает одеялом, утыкается хансолю в плечо и шмыгает носом. джун слышит приглушенное “мы на кухне”, и комната погружается в тишину, разбавляемую только шумом проезжающих машин за окном. джун думает - это пиздец больно, - но номер минхао не выводит из черного списка, гипнотизируя их совместное фото на экране телефона. это как мазохизм, только вместо боли в теле - боль в сердце. - какой же я идиот, - тихо шепчет он, поворачиваясь на спину. бездушный серый потолок молчаливо с ним соглашается, а в груди ни разу не стихает, только сильнее и сильнее что-то сжимается. он надеется лишь, что минхао его не ненавидит. и быть может счастлив с кем-нибудь другим. * вону ему говорит: - ты, блять, заебал, - обнимая крепко, нежно, и дышит в ухо, добавляя. - чтобы больше такой херни не было, я тут без тебя вообще-то не справляюсь, - хотя на деле, конечно же, справляется, потому что магазин-то он вел и до того, как в его жизни появился джун. но в груди все равно теплеет. он не приходит в себя - так, играет в нормальность, здороваясь со старо-новыми покупателями (“наконец-то вы выздоровели, а то без вашей улыбки по утрам как-то грустно”) и принимает поставки. хансоль ему пишет: “хён, мы с сынкваном можем пожить у тебя?” - явно боясь оставить его одного. не то, чтобы он что-то с собой бы сделал. но как это объяснить испуганным и впечатлительным детям? “сколько хотите” - пишет он в ответ, крича вону, что выйдет на перерыв. на улице капает дождь, но в целом достаточно тепло, и он выскакивает под козырек магазина, вытаскивая из кармана сигареты со вкусом шоколада. на самом деле они адски ему не нравятся, но от минхао всегда пахло дымом и сладким, и это немного успокаивает что-то скребущее внутри. ему на секунду кажется, что это был бы идеальный момент, чтобы сзади раздался знакомый голос, чтобы знакомые пальцы прижались к спине, а в облегченном выдохе послышалось “я скучал”. но в реальности джун только докуривает сигарету. и уходит обратно в магазин. * вообще, они сталкиваются случайно, все в том же клубе, и джун не успевает быстро ретироваться, оказавшись прижатым к стене. - сколько ты еще будешь от меня бегать? - почти зло рычит минхао, крепко держа за руки. он весь какой-то взъерошенный, потускневший, но все такой же чертовски красивый, что джун где-то внутри себя скулит, невольно сжимаясь. за месяц он-то думал, что его немного попустило. но кажется, что нет. - я не бегаю. - ага, конечно. в чс бросил, в клубе не появляешься, а твой вону в меня разве что своими гребанными котлетами не кидается, когда я к магазину подхожу. и это “не бегаю”? - минхао срывается на крик, а потом весь расслабляется, цепляет пальцами чужую ладонь и тянет на выход, по пути расталкивая людей, что в пьяном забытье даже не осознают, где они. у джуна внутри феерверки вперемешку с агонией боли, потому что ему хочется надеяться, но получается только бояться. он так хочет снова поцеловать минхао, обнять его, уткнуться носом в плечо и почувствовать теплые пальцы на своей спине. но жизнь по сути жестока, и кажется его скорее будут бить, чем нежно касаться. минхао толкает его к стене соседнего здания, выбивая от неожиданности весь воздух из легких, и джун закрывает глаза, надеясь не видеть чужую ненависть. или еще хуже - разочарование. - посмотри на меня. - нет, - он сжимает зубы и жмурится сильнее, понимая, что выглядит скорее как маленький ребенок, чем взрослый человек, но ничего не может с собой поделать. ему просто страшно. он всегда знал, что любить - это больно. но не знал, что настолько. - джуни, пожалуйста, посмотри на меня, - тонкие пальцы касаются подбородка - аккуратно и нежно, а немного обветренные губы касаются щеки, отчего судорожный выдох кажется отчаянно-надрывным. джун касается дрожащими руками чужой груди, живота и тихо просит, почти скуля: - не надо, пожалуйста. - еще как надо, если ты такой идиот, - минхао вдруг обнимает крепко, больно и несмотря на то, что тоньше и меньше, почти прячет в своих руках от холодного ветра и ночного города. - ну почему ты у меня такой идиот? джун почти надломленно смеется и говорит: - я не хотел тебе врать, просто… - просто ты у меня взрослый долбанутый ребенок, который почему-то решил, что мне куда важнее твоей улыбки твой социальный статус. господи, да я готов тебе весь мир подарить, чтобы ты был счастлив, а ты из-за такой херни переживаешь. - херня, блять, - у джуна сводит челюсть, а к глазами подступают слезы. он выворачивается из объятий, вжимаясь в стену, и говорит. - что я могу тебе дать, а? котлеты со скидкой и хуевые посиделки в дешевых забегаловках? я не могу подарить тебе прогулки по улицам берлина, поцелуев на сенной площади или объятий посреди тайм-сквера. у меня холодная родительская квартира с серыми стенами и двумя детьми, что вообще-то всего ничего меня младше, но куда умнее. я не отличу рембрандта от вермеера, а вечерами я люблю лежать в кровати и смотреть тупые дорамы, а не гулять по музеям. и ты стоишь намного больше, чем вот эта вся чепуха. да я просто не имею права любить тебя, господи, я просто не имею… - ты просто мое все, ты знаешь? - минхао тянет его на себя, прижимаясь губами к щеке, подбородку, губам, целуя так трепетно-нежно, что болит сердце. его руки дрожат, цепляются за ремень джинс и сжимаются на талии. - мне не нужно все то, что ты для меня напридумывал, понимаешь? мне просто надо, чтобы я просыпался, а ты был рядом. чтобы мы целовались на балконе пока не замерзнут щеки, а потом грелись под одеялом, занимались нежным или грубым сексом, ели мороженное в три ночи и смотрели твои тупые дорамы. какой к черту берлин, париж, какие-то музеи и картины, когда я смотрю на тебя и чувствую себя самым счастливым человеком в мире? - джун закрывает глаза и почти плачет, когда минхао касается губами его шеи и жмет ближе, теплее и крепче. он нерешительно поднимает руки и обнимает чужие плечи, вздрагивая, дотронувшись до холодной кожи. - господи, хао, ты же так заболе… - не смей больше исчезать, слышишь? ты же мое все, дурачок. мое гребанное все. джун ему конечно же не очень верит. но целует до боли. * кажется у вону дергается глаз, хотя на его лице из всех эмоций - вселенская скука, но спрашивает он достаточно сурово: - и что дальше? - ну, мы как бы, снова вместе? - джун на самом деле не очень хочет звучать так, будто он облажавшийся подросток, но выходит именно так, и он почему-то тушуется, делает шаг назад и пытается прикрыться пачкой сырных чипсов. - почему ты снова злишься? - потому что не дай бог ты мне снова будешь выносить своим ебанным минхао мозг, я тебя прикончу, клянусь. мне что, твоих пряток от него не хватало? или может… - пряток? - голос минхао звучит как гром среди ясного неба, и джун дергается в сторону, снося локтем пачки рамена и вызывая этим тяжелый вздох вону, который, кажется, снова полвечера будет заниматься совсем не работой. - напугал. - так что за прятки? - минхао улыбается мило и невинно, и вону, кажется, немного тает, но вот джун-то знает, что эта улыбочка не предвещает ничего хорошего. как и нежные прикосновения к голой коже поясницы. он давит в себе стон, надеясь, что у него ничего не краснеет, и делает шаг вперед, бурча, что “еще три часа до закрытия”. - да он от тебя то за прилавком, то на складе ныкался, когда в окно замечал твой малет. сначала это было смешно, а потом начало утомлять. - так вот почему мы не столкнулись раньше, - минхао нечитаемым взглядом смотрит на джуна, и у того вдруг тяжелеет внизу живота, и он поднимает руки, фыркает и отходит к прилавку, позволяя им перемыть себе косточки. он закусывает губу, прикрывая глаза. господи, он что, теперь будет возбуждаться как школьник каждый раз, когда минхао так будет на него смотреть? - эй, джун же? - слышит сзади тихое, и джун, повернувшись, сталкивается взглядом с уже знакомым ему (эту дылду хер забудешь) человеком. тот почему-то крайне неловко теребит рукав пальто, оглядываясь на минхао и вону, и джуну кажется, что сейчас он скажет что-то вроде “надеюсь ты знаешь, что мы с ним уже давно вместе, спим, живем, помолвлены, и у нас трое детей”. не то, чтобы он не верил минхао. но он все еще не может откинуть мысль, что все пойдет по пизде. - да. - можешь дать номер своего друга? - он хватает джуна за руки, наклоняется ниже и шепчет почти неслышно, преданным взглядом смотря прямо в глаза. - пожалуйста. я просто на свидание его позову. ты не подумай ничего, ок, он просто реально офигенный. я мингю, кстати. у джуна явно переклинивает что-то в мозгах, он бессмысленно моргает пару раз и сипло выдыхает: - что? - охеревая от собственного красноречия. мингю поглаживает чужие запястья и его взгляд становится немного влажным, отчего джун вообще теряется и не знает, что ему делать - бежать за носовыми платками или обвязывать вону красной ленточкой, говоря ему что-то вроде “расслабься и думай о котлетах”. - или мне придется его караулить здесь каждый день, - не то угрожает, не то умоляет его мингю, и джун не сразу понимает, что тот слишком близко, а минхао оказывается за спиной и тянет на себя. - охерел? - просто знакомлюсь, - у мингю взгляд побитого щенка, и он резко поворачивается к вону, что со скептическим выражением лица смотрит на разыгравшуюся сцену и немного (два миллиметра, не заметно, но сердце то чувствует) приподнимает бровь. - иногда друзья такие злые, да? - согласен. джун чувствует чужие руки на своей талии, теплое дыхание на шее, и что-то скручивается у него в груди. он подмигивает мингю. и улыбается. * минхао вдруг шепчет: - я люблю тебя, - толкаясь внутрь сильнее и жарче, и джун почти кричит от ощущений, выгибаясь на постели и скребя пальцами по простыне. он хочет сказать ему - господи, я тебя, блять, тоже, - но может только скулить, подставляясь под чужие губы, руки, язык. минхао его почти мучает - трахает размеренно, медленно, не давая касаться себя, и ставит засосы по всему телу, словно показывая, кому джун принадлежит. и это немного бы пугало, если бы не чужая расцарапанная спина и фиолетовые синяки на бедрах. в комнате душно, жарко, и от сбитого дыхания кажется, что воздуха в комнате почти нет, и джун почти задыхается, когда минхао целует его. он тянется к чужим волосам, вплетая пальцы в слипшиеся от пота пряди, и стонет надрывно-отчаянно, когда его подхватывают под спину и прижимают ближе, так, словно хотят стать одним целым. он кончает громко, ярко, что перед глазами блестят мушки, почти хрипя имя минхао и ощущая в теле невероятную легкость. - джуни, - слышится немного задушенное на ухо, и внутри все растекается пламенем от этого голоса. он, кажется, приходит в себя, только в душе, когда минхао снова жмет к стенке, целуя нежно и мягко, гладя по спине скорее успокаивающе, чем возбужденно. - ты в норме? - не уверен, - смеется джун и целует в шею, пересчитывая пальцами чужие позвонки. минхао смеется, отфыркиваясь от воды, и жмурится как кот. уже потом, под теплым одеялом и на чистых простынях, когда ночь уже обволакивает своей тишиной, джун говорит: - я тоже очень сильно люблю тебя, - касаясь пальцами чужих скул и растрепанных волос. у минхао глаза светятся счастьем, а на губах появляется яркая улыбка. джун чувствует что-то очень болезненно-нежное в груди и тянется обнять, прижимаясь ухом к чужой груди. - я знаю. минхао целует в макушку и переплетает их пальцы. * хансоль смотрит долго, выжидательно, а потом все-таки говорит: - я тут сделал глупость и мне нужна помощь, - и почему-то переводит взгляд на минхао. - очень нужна. минхао поднимает глаза от книги, встает с дивана и кивает, по пути пихая джуна в бок и прося чай. тот цыкает под нос, но от телефона отрывается, и вопросительно смотрит на хансоля: - а чего не моя? - ну хён. ты и глупость - синонимы. а мне надо решить проблему, а не наоборот. джун оскорбленно фыркает и гордо уходит на кухню, слушая заливистый смех минхао. - отлично, то есть я теперь еще и синоним глупости, - он закатывает глаза, наливает всем троим чай и вдруг замирает. его бьет осознание, что в его некогда пустой и холодной квартире сейчас так тепло и ярко, что минхао - его минхао - так невероятно органично выглядит здесь, хотя казалось бы - он весь такой импозантный и яркий, и ему бы лучше у себя дома - среди шелка и позолоты. а не в дырявом пледе на скрипучем диване. - джуни, клянусь, он реально идиот, боже, надеюсь у нас есть попкорн, - и это банальное “у нас” так сильно греет изнутри, что хочется улыбаться и плакать от счастья. из комнаты слышится громкий голос хансоля, в коридоре хлопает дверь, и, вошедший в квартиру, сынкван орет: - ты больной? кто делает предложение по смс? минхао, кажется, умирает от смеха. а джун, кажется, наконец-то ощущает себя чертовски счастливым.