***
Мало что в этом мире может пробудить Герду от спокойного, безразличного сна: жар плавильни, вид раскаленного металла, скользящее по пергаменту перо – больше чертежей, чтобы позже в мастерской собрать новый убийственный механизм. Клинок или болт, пронзающий плоть: приятно смотреть, как человеческий организм иль принадлежащей нечисти с болот, разваливается на куски из-за одной поломанной детали. Алая жидкость, гонящая по венам жизнь, вытекает наружу, а глаза гаснут, подобно угольку в камине. И, конечно, музыка… Королева Ингрид сама учила ее играть, правда, на пианино: позже Герда открыла для себя орган сама. Руки Её Величества, твердо ведущие ее в правильном направлении во время занятий, прикосновения прохладных изящных пальцев, покрытых перстнями вызывали в ней непонятный, приятно покалывающий тело трепет. Но, даже когда королевы нет рядом, музыка выливается из нее наружу, как кровь из свежей раны. Капельки пота выступают на лбу, бледные щеки алеют, а ладони сами скользят по клавишам, пока мелодия струится по пустующей церкви. Музыка её души, сокрытой в плену вечной пустоты: печальная, мрачная, агрессивная и, в отличие от самой Герды, такая живая. Музыка подходит к концу, но тишину церкви нарушили одинокие аплодисменты. - Не знала, что ты настолько продвинулась во владении инструментом, Герда, - сказала королева, закончив хлопать. – Никогда не слышала эту мелодию… ты написала ее сама? Конечно, Герда не заметила, как вошла Ингрид: мысли ее были совсем в другом месте, ушли в полет, и мир вокруг перестал существовать – была лишь музыка. - Сама, Ваше Величество, - смущенно ответила девушка. Ни один человек, ни одна тварь не пробуждали в Герде никаких существенных эмоций. Будь то даже юный сопливый принц или мягкотелый король. Но королева Ингрид была иной – первой, кто заметил сокрытый в дочке инженера потенциал. Сделала из простолюдинки советницу. Ненависть, скрытая за пустыми улыбками и трухлявой лестью, пылает внутри Ее Величества огнем, способным расплавить тысячи клинков. И эта злоба к магическим тварям заразила и Герду. Худая ладонь коснулась ее щеки, мягко и властно в то же время. Герда застыла, как замороженная – каждое прикосновение, каждое ласковое слово королевы Ингрид значат для нее больше, чем жизни всех вокруг. Чем ее собственная. - Мне очень понравилось, - улыбнулась королева. Не так, как обычно она улыбается подданным или в ответ на глупые шутки своего супруга – фальшиво. По-настоящему: такое случается, как заметила Герда, крайне редко. Обычно уголки губ приподнимаются – а глаза остаются ледяными. - Спасибо, моя королева.***
Вечер прошел неважно: королевская чета не находит согласия в вопросах, связанных с Болотами и обитающими в них тварями. Король ушел спать, но королева глаз сомкнуть не могла: отогнала всех, включая собственного сына, прочь, чтобы уединиться и побыть со своими мыслями. Почти уединиться. Герда спокойно наливала вино в серебряный бокал, а королева Ингрид пылала гневом: ярость ее чувствовалась в скованности движений. Губы поджаты, светлые брови нахмурены, а раздражение сквозило в каждом слове. - Не послал отряд… подумать только. Взяв в руки бокал и сделав глоток, королева Ингрид кивнула, чтобы Герда налила и себе. Такое происходило нечасто. Хоть алкоголь и не вызывал у девушки особого восторга, она послушно наполнила второй бокал и присела рядом на расшитую золотыми нитями софу. - Конечно, эта кучка плебеев – всего лишь жадные отребья, сунувшиеся в лес за легкой наживой. Но они люди, Герда, понимаешь? Жалкие преступники, но все равно люди. А не грязные твари, живущие на болотах… Мы не должны позволять так обращаться с людьми. Нужно было послать солдат, чтобы отродья знали свое место. Королева тяжко вздохнула, а после осушила бокал до дна. Герда подлила еще. - Согласна, Ваше Величество. Вашему супругу не хватает внутреннего стержня, если позволите. Ваш разум и сила воли принесли бы куда больше пользы королевству – этим тварям нельзя давать спуску. Сначала жалкие бродяги, потом солдаты… так недолго добраться и до знати. Они – лишь животные, а что за король позволит себе поставить зверье выше подданных? – сказала Герда и, почувствовав на себе пристальный взгляд Ингрид, покраснела. – Извините, если я… Но она была единственной, при ком Ингрид могла позволить высказать мысли вслух. Филипп, ее драгоценный мальчик, с каждым годом становится все больше похожим на отца: добрый, до нелепого наивный, доверчивый ребенок, не способный понять истинную суть вещей. Сколько волка ни корми, а однажды он вонзит зубы тебе в глотку – и забывать об этом никак нельзя. Герда не льстила: она не такая, как окружающие ее придворные дамы, солдаты и прочая шелуха. Странная и пугающая для большинства обитателей замка, честная и бесстрастная. Вот только, когда она смотрит на свою королеву, когда направляет свой арбалет на цель по ее приказу, маска безразличия падает с ее лица. Ладонь Ингрид легла девушке на колено – и начала мягко его поглаживать, медленно подниматься выше. Герда вздрогнула. - Моя королева… - Ингрид, - с игривой ухмылкой сказала она, смотря прямо девушке в глаза. – Когда мы наедине, можешь называть меня просто Ингрид. Чем выше поднимались пальцы королевы, тем тяжелее становилось дыхание Герды. Она чуть не выронила свой почти полный бокал: дрожь усиливалась. По блеску в обычно пустых серых глазах Ингрид поняла, что дрожит ее советница совсем не от страха. - Хорошо, Ваше Велич… Ингрид, - покорно произнесла Герда. - Завтра мы отправимся с тобой на охоту, только вдвоем. После прошлого раза, когда Филипп расплакался, глядя, как ты разделываешься с оленем, брать его будет плохой идеей. - А стража? Ухмылка Ингрид стала хищной. Когда ее пальцы коснулись внутренней стороны бедра Герды, та тихо простонала. - Стражники будут нам только мешать…***
Супруг скован вечным сном, но постель королевы не пустеет. Пальцы у Герды огрубели от работы в кузне, но они изящны и длинны, как у прирожденной пианистки. К своей королеве она прикасается осторожно, с благоговением касаясь ключиц, груди, живота. Нежно, насколько умеет, целует шею, приникает к губам, постанывая, когда Ингрид прикусывает ее губы. Ладони королевы путаются в огненных волосах, направляя голову, находящуюся между ее ног. Властно, нетерпеливо, но все же не причиняя боли. Глаза её закатываются, а с губ слетают стоны – иногда приходится прикрывать себе рот ладонью, чтобы не привлечь внимание патрульных замка. Скоро милая и наивная Аврора станет женой ее милого и наивного сына – а милый и наивный король останется спящим до конца своих дней. Герда вытирает влагу с губ, с трепетом глядя на свою королеву, содрогающуюся от сладких спазмов. - Ближе, Герда… Горячее дыхание Ингрид почти обжигает ухо – она касается его языком и несильно прикусывает мочку. - Мне жаль, что я не услышу завтра твой похоронный марш для этих тварей… но их пепел передаст мне его красоту. Герда цепляется пальцами за шелковые простыни, на которых совсем недавно спал всеми любимый король. До того, как его сразило проклятье, она редко оставалась в королевской спальне на ночь – а еще реже засыпала в ней в обнимку с королевой. Ингрид бесстыдно сжимает ее грудь, требовательно раздвигает бледные худые ноги своей верной последовательницы – но Герде не нужно было приказывать, чтобы она выполняла волю своей королевы. Ведь воля ее совпадает с желаниями Герды. Пока Герда, прижавшись к ее плечу, пытается отдышаться, Ингрид целует ее ладонь, а после крепко сжимает ее в своей, переплетая их пальцы. - Завтра важный день… Мы должны быть готовы, Герда. - Да, Ингрид… но я бы хотела, чтобы эта ночь была вечностью. - Вечностью… - рассмеялась королева, оставив легкий поцелуй на ее губах. В бледном свете горящих свечей Ингрид смотрит в холодные глаза Герды – и видит в них свое отражение.