Прости, Петя, но делать нечего...

1773 год, 21 июня Это лето в Белогорской крепости выдалось по-настоящему знатным. Было очень жарко, но от этого не менее хорошо. Складывалось какое-то ощущение лёгкости, несмотря на духоту и сухость. Озеленение всех растений кругом радовало глаз. Лес, окружавший крепость, наполнился звуками бурной жизнедеятельности животных. И хотя весна, предшествующая этому лету, была тоже тёплой и приятной, лето нравилось обитателям крепости намного больше. Пётр Гринёв служил здесь уже почти два месяца и совсем перестал о чём-либо печалиться. Компания из Савельича, членов семьи капитана Миронова, взаимоотношения с которыми были просто отличными, и остальных служащих абсолютно его устраивала, и в душе он даже был рад тому, что отец отправил его на службу именно сюда, а не в Петербург. Каких-то радикальных военных действий не происходило, а потому дела протекали спокойно и размеренно. Так же, хорошо складывались отношения у молодого прапорщика с Марьей Ивановной, капитанской дочкой. Уже с первых дней знакомства девушка понравилась ему, и он чувствовал ответную симпатию. Маша видела в Петре честного, надёжного и доброго человека, поэтому и пошла с ним на сближение, хотя прямо взаимностью пока не отвечала. Отрицать очевидное, конечно, было глупо... Всю эту прекрасную обстановку, сложившуюся вокруг Гринёва, нарушало только одно... Точнее, один. Образ Алексея Швабрина всегда навевал самые плохие мысли, а появления его во плоти ни к чему хорошему обычно не приводили. Чего только стоила их недавняя дуэль с Петром... Офицер, уже как пятый год переведённый в крепость за убийство сослуживца, не нравился ровным счётом никому. Он был умным и сообразительным, но его язва и бесстыдство полностью затмевали в нём эти качества. Сам Пётр окончательно отвернулся от Алексея после того, как тот наклеветал и оскорбил Машу Миронову, испытывая к ней на самом деле любовные чувства. Он попросту не мог понять такого отвратительного поведения. В общем, Гринёв старался минимально контактировать со Швабриным и оберегал Машу от этих контактов. Сегодня, в этот прекрасный летний денёк, Пётр остался в доме Мироновых один (если не считать прислугу, конечно). Ивану Кузьмичу вместе с женой и дочерью потребовалось срочно выехать в Оренбург по важным делам, буквально до завтрашнего утра, а Савельич, обыкновенно очень ответственный старик, где-то болтался. Это было странно, особенно учитывая то, что именно сейчас Пётр лежал в постели, сраженный простудой. От нечего делать Гринёв решил почитать какую-нибудь книгу. Всё-таки, никаких особых дел у заболевшего человека не было, а чтение - очень полезная штука для развития. Выбор юноши пал на небольшой сборник стихов Гаврилы Державина. Многие из них он знал наизусть, а потому, немного повторив, решил зачитывать их вслух для самого себя. – Хоть вся теперь природа дремлет, Одна моя любовь не спит; Твои движенья, вздохи внемлет И только на тебя глядит.. Приметь мои ты разговоры, Помысль о мне наедине; Брось на меня приятны взоры... – Опять ты о любви читаешь, Пётр Андреевич? – Прервал прапорщика неожиданно зашедший в комнату Швабрин. Он усмехнулся, заметив на себе удивлённый взгляд. – Что смотришь так? – Здравствуй, Алексей Иванович. – Пётр захлопнул свою небольшую книгу, отложил её на стол и настороженно обернулся к сослуживцу. – Да вот, не ожидал тебя увидеть. Чего ты здесь? Пётр, будучи человеком воспитанным, старался открыто не показывать своего презрения к Швабрину в их общении, чтобы не опуститься до его же уровня. – Проведать зашёл, вдруг у тебя беда случилась какая.. – Было ясно, что это очередная язвительная шутка, совершенно неудачная. – Полно язвить, рассказывай, зачем пришёл. – Гринёв слегка нахмурился, дабы показать, что с этими шутками нужно сразу завязывать. – И не начинал даже. – Алексей непринужденно пожал плечами. – Дело у меня к тебе есть. Не спрашивая разрешения, Швабрин уселся за письменный стол Гринёва и развернулся к тому лицом. – Объясняйся, раз дело. – Зная Швабрина, Пётр предположил, что его "дело" может быть какой-то мерзкой авантюрой или, по крайней мере, точно чем-то нехорошим. – Сам знаешь, девок у нас в крепости нет... Кроме Марьи Ивановны, да и та занята уж кое-кем... – Алексей вздохнул, с хитрым прищуром глядя на Петра. Гринёв сразу воспринял эту острую тему в штыки. – Знаешь что, если ты опять собрался на Марью Ивановну клеветать, то лучше сразу бери шпагу! – С этими словами Пётр живо поднялся со своей кровати, показывая готовность к дуэли. Последствия были ему известны, но он не мог оставить опороченную честь девушки. – Успокойся ты, я не к этому. – Швабрина слегка позабавила такая реакция юноши, но на уме у него было совершенно другое. – Окажи мне одну услугу... После этого ответа Пётр умерил свой так быстро возникнувший пыл. Он приблизился к Алексею. – Услугу? И какую же? – Отдайся... – Ты что несёшь, спя... Не успел Пётр договорить, как Алексей грубым движением свалил его обратно на постель и навис сверху. Он себя не контролировал. Его собственная честь в душе уже давным давно пропала, а до чести Гринёва, которой тот очень дорожил, ему дела не было. Швабрин начал думать об этом с того момента, как Петра перевели в Белогорскую крепость. Вид молодого красивого юноши не смог оставить равнодушным служащего, у которого целых пять лет не было совершенно никаких контактов (Алексей и с Машей-то свадьбы хотел, чтобы не быть больше одиноким). Желание было очень велико, даже несмотря на то, что сношения между мужчинами - позор и огромный грех... Хотя, в Бога Швабрин не веровал. Юноша не сразу сообразил, что происходит, но когда осознание всё-таки пришло, он начал предпринимать попытки дать отпор. Швабрин, который был старше и крепче Петра, уверенно и жестко блокировал все его движения своей силой. Он готовился к этому долго, а потому не мог уже отказаться от своей идеи. – Брось, Пётр, не противься, – Даже по голосу Швабрина чувствовались спешка и взволнованность, но на его действия они не влияли, он делал всё ровно так, как задумал. - тебе же хуже... Алексей, с трудом удерживая корпус Гринёва согнутыми в коленях ногами, начал расстёгивать пуговицы на рубашке того, но по итогу просто порвал их. – Мерзавец! - Вскрикнул Пётр, в который раз ударяя Швабрина. Он действовал активно, но чувствовал, что силы с каждой минутой его покидают. Простуда забирала их так же, как и сопротивления. Алексей выбрал очень "правильное" время для визита. – Неужели совсем стыда не осталось!? Швабрин чувствовал, как Гринёв ослабевает, и он не мог этим не воспользоваться. Во время секундной передышки юноши Алексей схватил его сначала за одну, потом за вторую руку, соединяя их и прижимая к поверхности кровати. Для успеха требовалось держать их постоянно, ведь именно руки были главным орудием сопротивления прапорщика. Мужчина несколькими движениями сорвал с Гринёва панталоны до уровня колен, оставляя того практически обнаженным. Швабрин не боялся своих действий, ведь знал, что Пётр, опасаясь позора и обсуждений, точно не станет никому рассказывать, и если захочет мстить, то сделает это лично. Потеряв надежду отбиться собственными силами, Гринёв просто начал громко кричать, чтобы привлечь внимание. Но и с этой проблемой Швабрин справился: он с силой затолкал глубоко в рот юноше кусок одеяла. И вот, обнаженный ослабший Пётр уже лежал под Алексеем. Последнему оставалось только раздеться самому, что он, в принципе, незамедлительно сделал. Откинув свои штаны вместе с панталонами в сторону, Швабрин устроился поудобнее и с поддельным сожалением посмотрел на сослуживца. – Прости, Петя, но делать нечего, сам понимаешь. – Обильно смочив пальцы слюной, Алексей пару раз провёл ими по заднему проходу Петра. Он посчитал, что так будет легче им обоим. Сжав ладонью свободной руки стройный таз Гринёва, Швабрин вошёл в него. Это действие сразу же вызвало бурную реакцию в виде беспомощного мычания и содроганий. Алексей не собирался как-то изощряться, он просто хотел удовлетворить свои естественные потребности. Пётр отличился особой узкостью, а потому движения Швабрина сначала были медленными и аккуратными. Только достаточно растянув под себя проход, он начал ускоряться. Мужчина не испытывал к сослуживцу никаких чувств и не хотел затягивать сношения надолго. Он двигался быстро и резко, желая скорее приблизиться к разрядке. Тот ужас, который чувствовал Гринёв, сложно было описать. Он чувствовал невероятную физическую боль, казалось, будто его медленно разрывают изнутри с каждым движением. Но ещё больнее юноше было морально: он никогда не думал, что его кто-то сможет так опорочить, смешать с грязью. Пётр не мог сопротивляться. У него не было никаких сил, плохое самочувствие только в разы усилилось, да и к тому же, он был просто душевно сломлен. Сделав ещё несколько толчков, Алексей финишировал с прерывистым стоном. Он покинул обессиленное тело Петра и поднялся с постели, после поднимая с пола свою одежду. Швабрин, надев свои панталоны и штаны назад, в последний раз бросил взгляд на Петра, который поджал ноги и закрыл лицо руками. После этого он покинул комнату, плотно закрывая за собой дверь. Пётр Гринёв так и остался лежать на кровати. Из последних сил он вытащил изо рта одеяло, которое было всё в слюне, и натянул нижнее бельё. Впервые за всё время пребывания в Белогорской крепости ему действительно хотелось умереть.