Ритуал

Она всегда чувствовала, когда подходил срок. Иногда от ритуала до ритуала проходил почти год, иногда — месяц с небольшим. Но она знала, когда пора. Алтарь всегда был тёплым. Тёплым, чуть шершавым и будто бы живым, словно шкура большого чёрного зверя. Падме вставала на него на колени, закрывала глаза и спускала с привязи свой новообретённый дар. Именно за этим она и приходила сюда. После испытания огнём, водой и славой — последнее искушение, соблазн всезнания, оказалось неодолимым. В Силе оба её любовника, муж и фаворит, ощущались по-разному. Анакин — огнём, багровым жарким мраком и опаляющим разрушительным маревом. Оби-Ван — ветром, прохладно-щекотной лаской, от которой по коже бежали мурашки и расцветал румянец. Падме порой спрашивала себя, а какой видят её они, одинаково ли их восприятие. Каждый ритуал был непохож на предыдущий, и, несмотря на хорошую дозу спайса, а может и благодаря ей, запоминался надолго. Странно, но наркотик не туманил голову, не вызывал ощущение нереальности происходящего — лишь чуть-чуть, самую малость, менял восприятие, смягчал чувства. В том числе и то, которое отвечало за Силу. Сегодня первым был Оби-Ван. Прижался к спине, убрал на плечо волосы и начал нежно целовать шею, от чувствительного местечка рядом с ухом до ключиц. Тёплые ладони мягко сжали пополневшую после родов грудь, ущипнули затвердевшие соски и принялись мять налитую плоть. То, что происходило на алтаре, не имело никакого отношения к любви — как любой ритуал. Лишь сочетание времени, места и нужных людей, а вот то, что творилось за закрытыми дверями императорской спальни… Вот там чувства хлестали через край. Горячая тяжёлая ярость, с которой брал её Анакин: жадно, сильно, прямо на полу, поставив на четвереньки. Жёсткая хватка его механической руки на шее, следы укусов, которые, кончая, оставляла на его плечах Падме. А ещё была томительная, невыносимая нежность, которая граничила с пыткой, когда Оби-Ван закидывал её ноги себе на плечи и утыкался лицом между разведённых бёдер. Анакин ревновал её. Это ведь именно он нашёл в хранилищах Ордена старый ритуал «Датомирского причастия» и сам предложил его использовать — ради Падме, конечно, а теперь не мог смириться, что Императрица, которая была его законной женой, порой отказывала ему в близости из-за другого. Впрочем, он наверняка понимал, чем грозило нарушение хрупкого равновесия: без Оби-Вана ритуал лишался силы, а Падме — своих новообретённых способностей. Отбери Анакин у жены дар предвидения — и под откос пойдёт всё, в том числе и личная жизнь. Оби-Ван прижал её крепче, потёрся о ягодицы вставшим членом. Падме с готовностью развела колени, чуть выгнулась, подставляясь, и закусила губы, когда он плавным толчком вошёл внутрь. Даже несмотря на то, что от спайса она обильно текла, было слишком туго. Падме прикрыла глаза, привыкая к ощущению, и тут спереди прижалось горячее жёсткое тело: Анакин. Он взял её лицо в ладони, поцеловал, опаляя жаром губы. Сильные руки скользнули по плечам, накрыли грудь, потёрли и сжали меж пальцев соски. Падме открыла глаза, поймала взгляд Анакина — янтарный и тёплый, а потом отголосок его ощущений в Силе, одуряющее марево похоти пополам с нежностью и малой толикой ревности. Он ещё помассировал грудь, поцеловал её, лаская языком набухшие кончики, а потом опустился ниже, обжёг жарким дыханием тут же поджавшийся живот. Развёл пальцами влажные припухшие губы и прильнул ртом, обхватил губами клитор. Падме всхлипнула, выгнулась, и тут начал двигаться Оби-Ван: медленно, глубоко, стараясь сдерживаться. Всё равно было слишком туго: член у него был толще, чем у Анакина, растягивал её, заставляя жалобно постанывать. Падме зажмурилась, зарылась пальцами мужу в волосы, а он жадно вылизывал и посасывал её. Когда ей наконец удалось поймать баланс между распирающим трением и удовольствием, толчки стали чаще: Оби-Ван стискивал её бёдра, рвано дышал в затылок, прижимался горячим ртом то к шее, то к плечу, а сама Падме подавалась ему навстречу, не сдерживая отрывистых стонов, насаживалась на пульсирующий крепкий член. Оргазм начал зарождаться в кончиках ступней, волной дрожи поднялся по телу, свернулся тугим узлом внизу живота и выгнул дугой, едва не довёл до крика. Бёдра ритмично задвигались сами собой, гася последние спазмы, принимая в себя горячую напряжённую плоть. Падме больно дёрнула Анакина за волосы, но тот не обратил внимания, ещё немного потёр языком чувствительный дрожащий бугорок и поднялся. Глядя прямо в глаза, облизнул мокрые красные губы, и она тут же потянула его к себе, заставила наклониться, поцеловала, чувствуя на языке собственный вкус. Он тесно прижался к ней, твёрдый, чуть влажный от смазки член уткнулся Падме в живот, а потом Анакин посмотрел поверх её плеча — на Оби-Вана — и хищно улыбнулся, блеснул в полумраке жёлтыми звериными глазами. Он снова, нежно и медленно, поцеловал её, а потом завёл член между её расставленных бёдер и начал тереться им о мокрые складки. Падме непроизвольно задвигалась, за спиной тихо застонал Оби-Ван, стиснул ей бёдра, всаживаясь глубже. Анакин тёрся об неё, целовал, поглаживал дрожащее, влажное от пота тело, а потом отодвинулся и непонятно как вдруг оказался за спиной Оби-Вана. Она этого не видела, но ощущала тем самым внутренним взором Силы. Руки на бёдрах напряглись, вжали её в жилистое горячее тело, Падме вскрикнула, когда Оби-Ван двинулся слишком резко и остановился, тяжело дыша. Сдавленно застонал ей в плечо и снова задвигался, толкаясь в неё медленно и глубоко. Иногда они брали её оба одновременно. Падме держалась за сильные плечи, а внутри двигались крепкие напряжённые копья пенисов, заставляли кричать от удовольствия, похожего на боль. А иногда бывало как сегодня: когда Оби-Ван оказывался зажат между ними, когда стонал, насаживая Падме на себя, и сам насаживаясь на чужой член. Похоже, так Анакин вымещал приступы ревности и обиды за проведённые в одиночестве, без жены, ночи, но Оби-Ван никогда не жаловался. Кажется, ему это даже нравилось. Дав им обоим немного привыкнуть, Анакин задал ритм: Падме слышала, как он низко урчит и самозабвенно вжимается в Оби-Вана. Тот стонал, до боли сжимал её бёдра и часто толкался внутрь, потом завёл руку между её расставленных ног и начал яростно тереть тугой ноющий клитор. Падме хныкала, обхватывала Оби-Вана за шею. Нещадно дрожали колени, очень хотелось встать на четвереньки, а то и вовсе лечь на живот. Анакин хрипло застонал, заливая ауру Силы тёплым ощущением удовольствия — чуть отдышался и снова устроился между разведённых ног Падме, прильнул к ней ртом. Она тонко вскрикнула, выгнулась и широко распахнула глаза: в тело вместе с приятной слабостью устремился мощный ток Силы. Она уже не обращала внимания, что Оби-Ван толкается в неё рвано и грубо, до синяков стискивает талию, а потом кончает с долгим низким стоном, пятная бёдра спермой. Всё это отошло в сторону: Падме видела. Видела токи Силы — сложную паутину, что пронизывала не только всё живое и неживое в галактике — её нити тянулись вдаль, сквозь время, в ещё несбывшееся. Перед внутренним взором разворачивались вероятности всех, даже самых, казалось бы, ничтожных поступков. Механизм причин и следствий, но самое главное — пути, которыми можно было этим механизмом управлять. В этот миг казались ничтожной мелочью и интриги в Сенате, и соперничество между Анакином и Оби-Ваном — важна была только Сила. Всеобъемлющая, милостивая, она ничего не требовала, и Падме отдавалась ей, как не отдавалась никому и никогда.