Сомнительные отношения (рабочее)

Не нужно было и оглядываться, чтобы безошибочно заявить, что он всё ещё стоял в дверном проёме, слегка пригнувшись, и пристально, с ноткой горечи во взгляде смотрел на ссутулившегося за письменным столом друга. Тот не оборачивался, хотя и знал, что на него смотрят, буквально сверлят глазами; слишком сильно боялся очередного допроса с пристрастием, столкновения с чужим беспокойством и невозможности соврать. Майкл мог сидеть так часами, в тишине, в компании Эда, не поднимая глаз. Необязательно было делать что-то ещё, чтобы чувствовать себя комфортнее, чем когда-либо, где-либо или с кем-либо ещё. Однако со стороны Эда всё выглядело совсем иначе, и он не мог не побеспокоиться: - С тобой точно всё в порядке? Выглядишь не очень, - поворот головы в попытке заглянуть собеседнику в глаза. Главное – успокоить дрожь в руках, ему не стоит знать, что это стало естественной реакцией на такие вопросы. Как и не стоит знать, что пожар внутри, готовящийся сжечь все органы дотла, разгорается всё сильнее, чем ближе они друг к другу. - Да, всё хорошо, просто никак не могу заставить себя заняться делами. Знаешь, прокрастинация – та ещё сука, - голос максимально спокойный, Майклу никак нельзя выдать волнение, ведь любой намёк усилит беспокойство Эда, а это совершенно ни к чему. Но Эд слишком хорошо знает своего друга, чтобы отличить наигранное спокойствие. Проблема лишь в том, что из него и клещами не вытянешь правды о душевном состоянии. Это разъедало его изнутри – почему его лучший друг скрывает от него, что не так? Может, он бы смог ему помочь? Может, это он сам в чём-то виноват, но не знает в чём? Что могло произойти в последнее время, что так изменило Майкла? До прошедшей недели его поведение никогда не вызывало особых вопросов. Всегда активный, общительный, душа компании, без него не обходилась ни одна вечеринка, да ещё и Эда всегда таскал с собой, вводил в новые компании, знакомил с разными людьми. На одной такой вечеринке они познакомились с Лиззи, студенткой второго курса, будущей переводчицей, скромной, очень милой девушкой, за которой теперь понемногу пытался ухаживать Эд. Она буквально ворвалась в его жизнь и добавила в неё новых красок, ведь раньше он ни к кому особо не привязывался, кроме, разумеется, Майкла, с которым они с детства, как говорят, не разлей вода. Теперь они часто проводили время втроём, выбирались на те же вечеринки, знакомились с теми же людьми. Эд ещё не набрался смелости и не подобрал момент, чтобы позвать её на свидание, где были бы только они, без Майкла. Как раз об этом он хотел поговорить с другом на прошлой неделе, поделиться своими переживаниями и получить какой-нибудь совет, один из тех, которыми часто одаривал его Майк, будь то в любовных делах или учебных. Однако с прошлой недели всё пошло не так. Эд никак не мог вспомнить, что было на той вечеринке в воскресенье, предпраздничный день. Кажется, он выпил слишком много, или, точнее, ему слишком много подливали, или, возможно, опьянение подобралось так быстро, потому что он мало ел в тот день; всё это не так важно, как результат – отрывочные воспоминания и, впоследствии, странная перемена в поведении друга. Любые попытки узнать, что произошло в ту ночь, у Майкла сталкивались с односложными ответами, общими фразами или игнорированием. Эд не хотел напирать, думал, что, возможно, тогда случилось что-то, что пробудило болезненные воспоминания у друга, или что-то, что их породило, и, когда придёт время, тот сам обо всём расскажет, как бывало раньше. У друзей детства не было секретов друг от друга, даже самые неприятные вещи он обсуждали без неловкости и утайки. Всё, что помнил сам Эд с того вечера, плавно перетекающего в ночь, а затем – в утро, - это игра «в бутылочку», всеобщее веселье, какая-то потасовка на балконе, в которой он не участвовал, и то, что в неопределенный момент Майкл исчез из поля зрения до самого утра, хотя, когда все проснулись, он нашёлся в ванне, что Эд объяснил как «напился и захотел уснуть в отдаленном от людей месте». С тех пор прошло около десяти дней, и в каждый из них Майкл был сам не свой. Поникший, молчаливый, с тоской в глазах, он стал избегать людных мест, стал отказываться от прогулок вместе с Лиззи, что, с одной стороны, играло Эду на руку, а с другой – порождало всё большее беспокойство. - Может, я могу как-то помочь тебе? Поделим дела, а потом сходим на улицу? Ты как раз развеешься, а то в последние полторы недели тебя не видно и не слышно почти, - эта идея показалась Эду максимально правильной, и он даже позволил себе улыбнуться и, подойдя к другу поближе, хлопнуть его по плечу, но реакция оказалась немного не той, какую он ожидал. - А может ты дашь мне самому со всем разобраться? Слушай, не надо, хорошо? Не надо пытаться меня куда-то вытащить, хорошо? Оставь меня одного, - эта резкая вспыльчивость никогда не была характеристикой Майкла, и тем более, он никогда бы раньше не сбросил руку друга со своего плеча, однако этот «другой» Майкл так и поступил. - Эй, друг, да что с тобой такое? Я же по-дружески просто помочь хочу. С тобой что-то происходит, и я хочу понять что, - Эд сделал шаг назад, но всё также пристально наблюдал за реакцией собеседника, так сильно ошарашившей его. Никогда так сильно пламя внутри Майкла не разгоралось. К фактору физической близости Эда добавилось и то, что тот искренне не понимал и не помнил, что случилось, и всё это выглядело, как скетч из какой-то дешёвой юмористической передачи или сцена из сериала. Вот только накладного смеха не было, да и смеяться здесь было не над чем. - По-дружески, да?.. – шёпот был таким тихим, что даже движение губ сложно было уловить. – Я понимаю, что ты делаешь, Эд, и что ты хочешь сделать, и зачем ты это делаешь, только, прошу, не надо, - собравшись с силами, Майкл всё же взглянул на друга, резко встав. Изумруд его глаз стал действительно походить на камень, так холоден был его взгляд. – Всё, что мне сейчас нужно, - это чтобы ты перестал беспокоиться о том, что со мной, перестал спрашивать, как я, и просто продолжал жить так, как раньше. А ещё ушёл. Прямо сейчас. Без обид, - он выждал паузу и твёрдо оборвал, - друг. От Майкла будто и правда повеяло холодом, Эда даже пробрало что-то, похожее на дрожь, и, столкнувшись глазами, он растерял все слова, что подбирал последние минут десять. Такое нетипичное поведение выбивало из колеи. Не найдя, что сказать, он сухо попрощался и направился к выходу. Всё это время, что занял путь из комнаты в коридор, оттуда до входной двери и отпирание её, Майкл стоял так же, смотря в ту точку, где были глаза Эда, несколько выше, чем его собственные, и сел, вернее, рухнул на стул, только когда услышал, как в замочной скважине проворачивается ключ. Зарывшись головой в сложенные крестом руки, он ещё долго сидел так, жалея о том, что сказал. И сейчас, и в то проклятое воскресенье.