***
— Есть тут где-нибудь вода? Эйджиро, до этого умильно чистивший мордочку запястьем, поднимает на него глаза. — Тебе зачем? Бакуго хочет ответить в своем стиле, грубовато и резко, ибо а че, так не видно, но вовремя унимает гонор. В пещере жарища и пахнет потом и семенем, и больше всего ему охота сполоснуться где-нибудь на водопаде, да хоть в луже, лишь бы не липнуть к шкурам. Эйджиро почему-то ничуть не смущает вонизм его немытого тела. — Искупались бы после трапезы? Бакуго тянется, чтоб приобнять его, и Эйджиро льнет к нему пуще течной кошки. Он все еще в горячке, и его штормит слегка, как от болезни, и Бакуго послушно идет следом, пока его ведут куда-то вглубь пещеры, вниз по развилке и налево, где потолок задевает макушку и на стенах растет мох. И влага в воздухе. Где-то еще дальше Бакуго слышит тоненькую капель со сводов. Эйджиро выводит его на небольшую площадку с уступами, и в темноте Бакуго видит лишь его чешую. Потом глаза привыкают, и он различает слабое свечение по камням — мох проваливается под ногами мягче пуха, фосфоресцирует голубым и липнет к подошвам. И рядом плещет вода. Бакуго раздевается за три секунды и осторожно спускает ноги в прохладу. Наконец-то, блять. Эйджиро наотрез отказывается присоединяться. — Холодно же! — Он цокает языком, а сам взор не сводит с Бакуго, наблюдает в открытую. Бакуго ныряет еще раз, на самую глубину. Это ни с чем не сравнимое ощущение, и да, вода ледяная, как положено подземному источнику, и очень скоро Бакуго уплывает в центр. Потолок похож на ночное небо. Тут прям целое озеро, черное и чистое, и Эйджиро беспомощно мечется на берегу, высматривает его на поверхности, в конце концов усаживается на пятки. Вообще Бакуго мастер задерживать дыхание и плавать под водой, особенно если ситуация требует, но предпочитает не пугать его. Драконы, видать, купаться не любят. — Где ты? Бакуго выныривает у самого валуна, брызгает ему на хвост. Эйджиро фыркает и вяло машется на него, подобрав колени к груди. — Залазь ко мне? — Нет. Бакуго все равно лезет целоваться. Эйджиро весь как русалка, сверкает красноватым и переливается, и на белой коже его чешуйки похожи на капли крови, и Бакуго обнимает его за бедра, потихоньку стаскивает к себе в воду. Эйджиро, стало быть, зачарован им не меньше, раз позволяет ему столько всего. Он совсем не умеет плавать, просто держится за Бакугины плечи и трясется от холода. Бакуго не уводит его далеко, потому что по-быстрому подмыть причиндалы можно и на мели, и самый грязный здесь никак не Эйджиро. Так только, крылья подпылились да Бакугино семя присохло по бедрам. Ясное дело, Бакуго возбуждается от всей возни. С намокшими волосами по щекам у Эйджиро пиздец какая сладкая мордаха. Он становится смелый от поцелуев, нагловатый даже, теряет всякую боязнь воды. Бакуго по-хозяйски щупает его за передок, выталкивает на сушу и ставит раком. Эйджиро вздрагивает, стоит Бакуго легонько подуть ему под хвост. Замерз весь, а тут прям горячо, мокро. С одного прикосновения языка Эйджиро выгибает спину. — Мы что, прям тут будем? — И тут, и там. Не пизди. От грубости его Эйджиро роняет стон. Бакуго воспринимает это как зеленый свет. Это какое-то особое священное искусство — нализывать его широкими мазками, держать за бедра, чтоб не ерзал. Прежде Бакуго и не подозревал в себе такой аппетит к плотским утехам, воротил нос от проституток да на знатных невест не заглядывался, а тут как помешался. Готов с утра до ночи вот так его ублажать. Эйджиро ублажается с криками до потолка. Он пыхтит, классно выгибает спинку и падает на локти, и больше Бакуго не тянет — вылазит на берег и тут же протыкает его. Внутри у него все жидкое и ребристое, и Бакуго таранит головкой что-то плотное, мягенькое, очень скоро кончает от этого, с силой хватая его за плечи и заливая глубоко внутри. Эйджиро не то мяучит, не то хнычет с такого обращения, насаживается плотнее. До их укромного уголка в пещере Бакуго несет его на спине.***
— А я всегда стеснялся, что у меня там все так. — Шутишь, что ли? Охуенно же. От его грубовастого комплимента Эйджиро краснеет как по заказу и глупо лыбится. На ужин Бакуго удалось поймать целую змею, и до вечера они спорили, жрать ли ее сырую или жарить, потом Эйджиро все ж уступил. Хотя кожу просто так схавал. Бакуго помаленьку перестает коситься на его клыки. Вся напускная вежливость быстро аккумулируется в желание. Эйджиро стыдливо прикрывает срам ладошкой. — Ну мы же утром уже. — А щас вечер. Давай не ломайся. Бакуго в курсе, что давно б получил пиздюлей, если б действительно перегибал с приставаниями. Эйджиро недолго вытрепывается, не дается, зажимает бедра. Бакуго быстренько вклинивается туда рукой, разводит шире через слабое сопротивление. Там все красное, сочится смазкой, припухает. Эйджиро пялится на него сквозь пальцы. — Все равно меня хочешь? Бакуго молча достает стояк из штанов, выразительно шлепает его по лобку. Эйджиро аж дергается. — Очень. Разреши мне. Больше уговаривать не надо. Эйджиро устраивается под ним на меху, послушно раздвигает рогатку и ждет. Бакуго соскальзывает по щелке его вверх-вниз. — Нет, устно. Говори прям. «Катсуки из рода Бакуго, сделай меня своим драконом». Или как там у вас положено. Короче, чтоб официально все было. На это Эйджиро громко моргает и застывает на месте. Бакуго спохватывается, что ляпнул что-нибудь не то. — Как-как? Кацки? Твое имя? Бля, ну серьезно. Бакуго кивает и одним движением вводит по самые яйца, тут же роняет мат сквозь зубы. Чувство, будто сунул член в бадью с горячей водой. Эйджиро обхватывает его ногами и хвостом. Мокрый, скулит и коверкает его имя. Реально ящерица. — Скажи еще раз? Ка-а… Катски? Уже больше похоже, но Бакуго все равно становится смешно. Вообще-то трахнуть его собирался, а не человечьей речи обучать. — Катсуки. Кат-су-ки. Бакуго терпеливо произносит по слогам, пока у Эйджиро не получается повторить, и в пылу он сбивается, выдыхает резко и пускает огонь по спине Бакуго, только это не больно, это магия. Бакуго подтягивает его ближе к себе. К финалу Эйджиро вполне нормально орет его имя, а так-то в пещере нельзя орать, сам запретил буянить. Хорошенькое лицо его сияет таким восторгом, что Бакуго век не слезал б с него ради этого удовлетворенного выражения. Семя его завязывается внутри и по капельке вытекает на мех. — Варвар, — шепчет Эйджиро, обтирая слезы с щек. Кончил так сильно, что аж заплакал, дурачок. Бакуго усмехается ему в шею. — Да, я варвар. А ты мой дракон. Эйджиро так и не говорит этого вслух, не признает, не просит, но и не отпускает его от себя. Они целуются долго, крепко, еле отлипают друг от друга. Остаток вечера до сна Бакуго учит его писать.***
— Сколько тебе лет? — Мы не считаем. Бакуго оглядывает его с любопытством и прикидывает наверняка. Чешуя новенькая, блестит, твердая, весь подтянутый, румяный, любо-дорого глянуть. Даром что принц, да будь хоть самый простой и слабый из драконов. Бакуго все равно б его выбрал. Эйджиро, кажется, не замечает этого оценивающего взгляда. — Я родился, когда днем темно было, — поясняет он, сдвинувшись ближе к Бакуго. Бакуго хмыкает, перебирая его красные лохмы, и тут до него доходит — он говорит про затмение. Он считает на пальцах, для верности перепроверяет на бусах. Ему тогда был год. Двадцать минус один это девятнадцать. Он не упускает возможности похвастать перед Эйджиро, что умеет считать до ста. — Так ты меня младше. — Ну да. Про счет Эйджиро тоже никогда не слышал. Бакуго врубает из себя распиздатого грамотея, тащит его наружу пялиться на звезды, рассказывает, как считаются годы и меняются сезоны. Солнечные обороты, лунные фазы. Так-то Бакуго ученый, ибо тоже наследник. Эйджиро слушает, разинув рот, будто их братию науки вообще не колышат. Бакуго кумекает недолго, сделать ли ему еще какой комплимент невзначай, но передумывает, а то опять хуйню можно сморозить. Даже все звезды разом ни в какое сравнение не идут с его блестящей алой шкуркой. От избытка чувств он водит хвостом туда-сюда. — Вас этому не учат? — Не-а. Только охотиться и колдовать. Так Бакуго открывает ему целый мир людей.***
За три дня интерес его перерастает в настоящую любознательность. Бакуго выкладывает ему все что сам знает, чутка привирает, если забыл, много фантазирует. Эйджиро даже просит его рассказать сказку на ночь. Бакуго отнекивается, но после хорошего ужина и секса добреет и все ж сочиняет ему рассказ про драконьего принца, ушедшего жить к людям. Эйджиро со смехом выглядывает из-под его руки. — Это про меня, что ли? Он гораздо лучше разговаривает по-человечески, а в первый день лишь шипел да еле слова выплевывал. Нечасто его кин с людьми взаимодействует, особенно королевские особы. Бакуго вообще первый, с кем он провел столько времени, сам признался. Ну, Бакуго хотел шуткануть, что, по ходу, во всех дырках у него первый, но это грубо, а грубости с ним работают похуже ласки. Поэтому Бакуго нацеловывает ему шрам на веке и исполняет любой его каприз. Надо же, сообразил. А прикидывался ку-ку. — Слушай дальше. Пошел принц к людям да встретил другого принца, человечьего. — А это ты, да? — Цыц. И стали они биться, чтоб узнать, кто сильнее. Эйджиро снимает свой волосок с груди его, ведет когтем. Ну, Бакуго и впрямь бился о него — животом о задницу. Да только это ж разве битва, где заведомо победа и проигравших нет. А в схватке-то Эйджиро легко его одолеет. Меж ними такой мир, что Бакуго очень хочется вот так все навсегда оставить. — И кто был сильнее? — Спрашивает Эйджиро, все еще улыбаясь. Славный, даже наивный, что ли. Бакуго задерживает дыхание. — Никто. Человечий принц полюбил драконьего, и они заключили союз. Мир меж людьми и драконами. Эйджиро отстраняется от него, садится, чтоб глянуть прямо. С лица его сползает улыбка, глаза краснючие, ярко горят. О чем он думает, Бакуго не известно, но сказка явно ему зашла. Отжатые бусы из зубов свисают с его шеи. — Полюбил? — Мхм. Он колеблется секунду, хлопает ресницами. Выражение у него серьезное, торжественное, рога как корона и человечий принц у ног. Бакуго не двигается. Эйджиро наклоняется сам и целует его так осторожно, что аж щекотно становится. Бакуго терпит, потом отворачивается, чтоб чихнуть в мех. Его снова атакуют с поцелуями. — А потом что было? — Свадьба, чё еще. Пир горой. Приходится объяснять, что такое свадьба. Спать ложатся очень поздно.***
— Расскажи про свои земли. Бакуго миг смотрит на него, на цветные блики по его лицу. День солнечный, жара вроде на спад пошла, и они сидят у входа в пещеру, Бакуго свежует тушканов, а Эйджиро загорает. Красота. — В Юэй холодно. Снег большую часть года, лоси ходят. Йом нет, зато медведи водятся. И всюду магия. Прям везде. Тебе комфортно будет. Эйджиро молчит, колупает когтем пряжку на его сапоге. Никаких договоров пока меж ними не было, однако он и не отказывает прямо. Видать, все еще думает. Бакуго непреклонен в своем намерении забрать его с собой. — Снега знаешь какие на рассвете? Всеми цветами переливаются. — Как я? — Как ты. Довольное выражение его волнует Бакуго, делает сердце его глупым и заполошным, в штанах тоже все слегка напрягается. Эйджиро подкатывается ближе, и Бакуго чертыхается про себя, что руки в крови, а так бы обнял его, погладил где-нибудь. И правда весь как призма. Солнце селится в его чешуйках. — Тебе нравится? — Спрашивает Эйджиро, повернув руку так, чтоб по Бакуго тоже заплясали солнечные зайцы. Бакуго предпочитает настоящих и жареных, больно они тут вкусные да нешуганые, но это ж вроде романтика, а на романтику Эйджиро падкий. Бакуго кивает. Прям чует, как у него алеют щеки. Конечно, Бакуго нравится. Как такое чудо вообще может не нравиться, весь ладно сложенный и крепкий, с плавным изгибом бедер и пожаром за плечами. И не только потому что он принц. Бакуго все ж откладывает нож и запоздало понимает, что накаркал. Холодный человечий принц и впрямь вовсю влюбляется. Драконий хитро щурится, подставившись солнцу.***
Ему уже лучше, но сил все равно недостаточно, чтоб обратиться и взлететь. Или же давно восстановился и пиздит, бессовестный. Бакуго типа верит на слово и не торопит его. Это такие каникулы на юге с очень ленивой и соблазнительной ящеркой. — Катсуки, давай так попробуем? — Ты клыки свои видел? Во-во. Эйджиро цокает обиженно, но все ж залазит на него верхом, повиляв жопкой над лицом. Вот такая тема как раз по вкусу Бакуго, пизденку его ел бы и ел, а обратно не надо. Куснет ненароком, а евнухом становиться Бакуго не планировал. Эйджиро мнет ногтями его штаны, как кот. — Я потихоньку. Можно? — Ну валяй. Не кусайся только. Очень скоро Бакуго берет свои слова обратно, ибо Эйджиро медленно нализывает член его и проходится по стволу языком, а язык у него тоже кошачий, длинный, шершавый, с острым кончиком. Они вроде вот только что с озера, накупались и замерзли, а из него еще помаленьку сочится сперма. Бакуго тыкается лицом ему под хвост, впивается губами в плотный бугорок меж складок. По-умному эта штучка зовется клитор, Бакуго помнит картинки с книжек про женское устройство. Медицина у него вся сводится к прижиганию больного места головешкой из костра, а анатомию он знает неплохо. Да тут как ни назови, умничать шибко не надо. Лижи все подряд, чтоб Эйджиро стонал ему в член да терся в исступлении. Хороша поза, как ни крути. Бакуго все равно скидывает его и долго дразнит, прежде чем трахнуть нормально. От воплей его где-то далеко падает сталактит. Дальше прям идиллия, они вытаскивают самые изодранные шкуры в ночь и долго валяются под открытым небом, и у Бакуго дух захватывает от синей глубины над головой, и вокруг ни души, только звездная крошка да чистый красный цвет с радужек Эйджиро. И это с самого начала было понятно, вот прям с того момента, как Бакуго увидел его человеком, может, еще раньше, только он не понимал. Эйджиро залипает на него таким же влюбленным взглядом, то и дело хихикает, будто деревенская дурочка, широко раскрывает крылья, чтоб закутать Бакуго в них. Вдвоем они зависают в этом коконе, возятся, ржут на всю пустыню. Бакуго крепко жмет его к себе. — Я думал, ты сюда за мной не пойдешь, — сознается Эйджиро, царапнув клыком ему под челюстью. Бакуго лежит смирно, дает ему слизнуть немного крови. Так надо, наверное. Как там драконы любовь опознают. — Я б за тобой куда угодно пошел. Бакуго намеренно льстит и включает то, что Эйджиро называет сладкими песнями. Эйджиро фыркает, обнюхивает его шею, слабо урчит, разлизывая ранку и высасывая больше крови. У Бакуго слегка едет крыша. Эйджиро завершает свой ритуал.***
Так проходит еще десять дней — Бакуго каждое утро выходит из пещеры, спускается по горе, поднимается бегом, опять спускается, и так кругов двадцать, чтоб не потерять форму, охотится на местную живность, ходит за водой. Эйджиро из странного становится очень странным. Вместо лихорадки на него нападает какая-то истерика. — С тобой чё? Он огрызается, психует молча, бьет хвостом землю, отшвыривая недоеденного зайца в костер. Может, щеку прикусил, может, сыроватое место попалось. Реагирует он почему-то резко, тут же встает, уносится в пещеру. Бакуго настигает его почти сразу же. В другое время ему не хватило бы смелости вот так кидаться на самого опасного зверя в Мусутафу, но Эйджиро вдруг ослабевший, податливый. Бакуго придавливает его к земле всем весом и еле уворачивается от его когтей. По коже его танцуют огонечки, чешуйки светятся в темноте, но он ведь в человечьем обличье, и сила у него вполне человеческая. Поэтому Бакуго умело заламывает ему руки и загибает его раком. Эйджиро шипит на него, клацая зубами. — Пусти! — Не пущу, пока не успокоишься. — Я успокоился. Он торопливо облизывает свои блядские губы и, должно быть, всерьез полагает, что Бакуго схавает его пиздеж, и все это так нелепо, аж ржать охота. Бакуго перехватывает запястья его одной рукой, медленно соскальзывает ладонью по пояснице. — Чего заистерил-то? — Не знаю. И шмыгает носом, малахольный. Красивый, весь дрожит, а на ощупь еще лучше. Чешуя по его хребту меняет цвет под пальцами Бакуго, гладкая, горячая, и он дышит тяжело и пялится на Бакуго одним глазом. Бакуго пропускает хвост его сквозь кулак, приглаживая короткие колючки по росту, бережно ведет казанками по бедру. По телу его проходит мощная волна. — Пойдем полежим, поговорим? Пообнимаемся, — предлагает Бакуго, немного ослабляя захват. Эйджиро будто б остается недоволен, когда он прекращает ласку, но тут же перестает трепыхаться, стоит ему вжаться пахом и сменить тактику на пряничную. — Пойдем. Сегодня Бакуго не склоняет его к разврату, потому что и так утехам конца-края нет. Они правда спокойно падают на меха в обнимку и молчат, и Эйджиро сопит, обвивается хвостом о Бакугину ногу. Бакуго в курсе, что давно был бы уже мертв, если б не нравился ему на самом деле. В кончике хвоста у него спрятан острый ядовитый шип, Бакуго видел. Эйджиро невольно подается к нему, и он приземляет скромный поцелуй куда-то в его сияющую шею. — Лучше? — Мхм. Бакуго пробует интимно понизить голос. Как ни странно, Эйджиро от этого усмиряется. Утром происходит нечто совсем из ряда вон выходящее — он просыпается как обычно, в хорошем настроении, но вдруг срывается в слезы, стоит Бакуго забрать у него свой колчан со стрелами. Быстро затихает, но за завтраком просит сырое мясо, и тут же его рвет за камень. Бакуго пугается не на шутку. — Что с тобой? Эйджиро тяжело опирается на него, вытирает рот, принимая у него флягу с водой. У него самого такой удивленный вид, голова горячая, а руки-ноги ледяные. Бакуго вдвойне страшно от того, что лекарей-то в округе не сыщешь, а и вдруг у драконов лекарства свои, где их тут искать. Один он далеко не уйдет. Эйджиро всхлипывает, приваливается к нему с усталым видом. Решает выдать все как есть. — Я, кажись, брюхатый. Секунду Бакуго не догоняет, а потом тоже делает круглые глаза и в лоб себя готов бить. Ведь и правда, вдруг у них так все и бывает. Симптомы, вот это все. Бакуго успел оприходовать его столько раз, что этого логично было ожидать. От секса так-то дети бывают. У Эйджиро такое выражение, будто даже не задумывался. — Ты как понял? — Не знаю. Живот тянет и мышцы тут вот. Он показывает куда-то на всего себя, снова вздыхает. Бакуго ведет его в пещеру, поднимает на руки, как невесту. Хвост его безжизненно тянется следом, и у него и правда железы на груди будто б отекли. Соски налитые, красные, глаза блестят. Бакуго, если честно, не верил, что получится, особо не старался. Эйджиро ведь дракон, у них там как-то все сложно, замудренно. А тут если так и есть, если он верное чует, то правда союз. Полукровка будет. — Женюсь, — зачем-то говорит Бакуго ему на ухо, стоит им расположиться поудобнее в постели. Эйджиро отвечает что-то на драконьем, тут же спохватывается, но не знает, как это по-человечески. Что такое свадьба, Бакуго ему рассказал, только у драконов по-другому же. И они до сих пор ничего не решили. Если правда залет, Бакуго придется ответить перед драконьим королем. Эйджиро лежит тихо, слушает чего-то, приложив когтистые руки к животу. Он еще плоский, рельефный, внешне не изменился. Бакуго начинает нервничать в тишине. Никто не гарантировал, что Эйджиро захочет заключить с ним брак. Они ж не в сказке. — Пойдешь за меня замуж? — Еле слышно пробует он, стоит Эйджиро перевернуться и накрыть их мехами. Это сложный вопрос, самый главный сейчас. Эйджиро зыркает на него, гордо задрав нос. У Бакуго внутри опрокидывается целое море мурашек. — Пойду. Люб ты мне, Катсуки. Бакуго выдыхает, не скрывает облегчение. Эйджиро тыкается в него лбом и просит еще секса.***
За завтраком на следующее утро все приходит в относительную норму. Бакуго приносит ему жареное мясо в постель. — Ва-а! Спасибо. А сырого нет? — Есть. Эйджиро съедает зайца целиком, жадно облизывает кровь с рук. Это такое себе зрелище, не очень приятное, но Бакуго не возражает. Сам же подписался. Эйджиро предлагает ему обсосать косточку, и он соглашается. Надо привыкать к новому статусу. — Среди вас есть полукровки? Эйджиро усмехается, пробует посчитать на пальцах, но плюет на затею. Видать, больше, чем пальцев. — Да, много, — уклончиво отвечает он. Вообще он не особо распространяется про свой кин, а таких подробностей Бакуго узнать неоткуда. Он вот никогда не встречал полукровку, а путешествовал немало и всякой нечисти успел повидать. Значит, это возможно, чтоб дракон и человек зачали дитя. Бакуго лишь теперь в полной мере сознает, что скоро заделается батей. — Мой старший брат Тамаки живет с мужчиной. У них трое детей. О своей семье Эйджиро тоже не рассказывал, но Бакуго и не спрашивал. С мужчиной. Получается, такие браки среди драконьей аристократии тоже не запрещены. Бакуго все ж хочет официально сосватать его у короля. — Хочешь тоже троих? Эйджиро смеется и быстро-быстро мотает головой, будто прям все понимает. Бакуго помаленьку отпускает тревога. Даже интересно глянуть на его племянников, рогатые ли, с хвостами, или просто дети в чешуе. Умеют ли колдовать. Бакуго вот научился только к трем годам, а у этих поди магия в крови. Эйджиро ложится к нему на грудь и принимается болтать про остальных. Их и впрямь оказывается очень много. До полудня Бакуго слушает про его брата Тэтсутэтсу, и про брата Дэнки, и про сестер Мину и Рюко, про кузена Ханту, про кузину Неджире, столько всего, столько информации, что у него в голове все путается и мешается. Большой кин, и это только королевская семья. Надо записать, чтоб не забыть, кто есть кто. Эйджиро обещает, что в случае чего сам его представит. Параллельно до него докатывается, как же все удачно сложится, если браку быть. Они оба принцы, а таким союзом прославить род… Матушка в осадок выпадет, конечно. Уже порядком заебала его неудобными расспросами, типа когда невесту приведет, когда внуки, а если Эйджиро нарожает ему ящерок, это ж два зайца одним выстрелом. Ну, может, королеве не шибко понравится зубастое чадо, но ее ж никто и не спрашивает. Она всегда хотела в снохи какую-нибудь прекрасную деву из западного племени, так Эйджиро вполне себе прекрасный. Вон рога какие. Они отсыпаются и много едят, и Бакуго честно уже охота домой. Он все подбирает, как бы предложить ненавязчиво, и в конце концов говорит прямо. — Полетели со мной на север. — Хорошо, — так же просто отвечает Эйджиро, полируя когти о его точилку для кинжала. И все было так легко, как выяснилось. Он так и не признается вслух, что согласен, сучонок, но оставляет на нем свою метку. Бакуго интуитивно понимает, как много это значит у драконов. Мать говорила, что так они типа обозначают свою пару на всю жизнь. От одной этой мысли Бакуго исполняется таким трепетом, что аж внутри все жужжит и вибрирует. Короткий росчерк когтя Эйджиро тут же заживает, складывается в яркую красную руну. — Это знак нашего кина. Ты теперь мой варвар. Бакуго одновременно и возмущен, и польщен, и обрадован. Так дракон обзаводится личным варваром, хотя планировалось наоборот.***
Они собирают в котомку воды и мяса, развешивают меха просохнуть, немного прибираются и покидают пещеру, пока солнце высоко. Бакуго не терпится в большую дорогу. У подножия горы Эйджиро жарится на солнышке, тянется, разминает плечи, расправляет крылья. За один миг обращается собой настоящим. Бакуго не то чтоб успел забыть его драконий вид, но в изумлении отскакивает. Эйджиро топает лапой, тыкает в него сверкающую морду, присаживается, чтоб он залез по хвосту на загривок. Это страшно вообще-то, не за что держаться, кроме жестких чешуек на шее, но вроде договорились лететь низко. Бакуго на всякий случай привязывается к шипу веревкой. Они взлетают сразу же. Эйджиро старается лететь ровно, чтоб ни за что не уронить его, Бакуго пару раз скользит ногой по рубину его кожи, но все ж устраивается удобно, прячется от ветра. Далеко внизу остается гора, где два принца наткнулись друг на друга и решили остаться вместе, и пещера, повидавшая всякое, и подземное озеро. Мимо мелькает осточертевшая Бакуго желтая пустыня, барханы, мелкий камень. Эйджиро энергично машет крыльями, и тень от него простирается по ржавому песку. Такими темпами должны к вечеру оказаться на востоке, в обители колдунов. Там живет его брат. Оттуда планы лететь на север. Еще Бакуго воображает, как пройдет знакомство с королем. Он, конечно, встанет на колено, выразит свое почтение кину, частью которого его сделал Эйджиро. Может, заслужит неодобрение, что осеменил его вот так с лету, даже не спросив разрешения ухаживать. Ну, будет видно. Скоро у них вылупится детеныш. Бакуго больше ни о чем не может думать. Он ухитряется задремать прям на Эйджиро, видит во сне маленькую девочку с красными глазами. Она громко матерится и угрожает спалить всех к чертовой матери, если ей сейчас же не вернут меч. Бакуго довольно улыбается. Вот такие королевские манеры вполне в его стиле. Он приходит в себя резко, ощутив резкое снижение высоты. Сверху солнца уже нет — оно розовит горизонт, скатывается колобком за облака. Эйджиро будто б спотыкается на полном лету, потом ускоряется, взбесившись, теряет равновесие, дергает лапами в воздухе, делает финт, почти роняет Бакуго. Бакуго шлепает его по шее, уже собирается заорать в голос, как тут взор его падает в сторону холма, куда так торопится Эйджиро. Там в закатных лучах сидит огромный драконище, весь фиолетовый, с витыми черными рогами и надменным выражением морды. Мощные лапы, обвитые хвостом, как у кошки, два ряда шипов, целые аметистовые пластины на сложенных крыльях. И Эйджиро несется к нему на всех парах. Нетрудно догадаться, что это, стало быть, тот самый его старший брат. Бакуго готовится к столкновению и все равно кубарем сваливается со спины Эйджиро, благо приземляется в траву на жопу и ничего не ломает. Эйджиро врезается в фиолетового дракона с такой силой, что тот аж расправляет крылья, чтоб не перекувырнуться, и вместе они рычат и бодаются, вяло машут друг на друга лапами, трутся мордами и пускаются в какую-то причудливую игру. Большой дракон отскакивает, приседает, Эйджиро коротко рявкает и кидается за ним по склону холма. Они скатываются разноцветными клубками, сцепляются и щелкают челюстями, и Бакуго на всякий случай отползает подальше, чтоб не попасть под чей-нибудь хвост. Вот точно, как дети малые или раздурачившиеся собаки размером с крепость. Большой дракон встает на задние лапы, деловито облизывает Эйджиро морду. И тут они исчезают враз, будто их и не было. Бакуго не сразу прочухивает, что обратились в людей, и среди высокой травы на лугу их не видно. — Аники! — Пищит Эйджиро так громко, что отыскать их не составляет труда. Бакуго приближается медленно, по шажочку, почтительно склонив голову. Обнаруживает их под холмом в зарослях диких вьюнов. Эйджиро сидит верхом на старшем и горячо разлизывает ему шею. — Да уйди уже, слезь! Ну что за манеры, Эйджиро! Он смеется, отпихивает его как может, стыдливо закрывается, но все тщетно. Бакуго смотрит на него сверху вниз, на его черные волосы и заостренные кончики ушей, и не может поверить, что вот этот парень действительно приходится Эйджиро братом. Они разные настолько, насколько вообще могут быть разными сиблинги. Эйджиро ласково урчит, держит его крепко. В конце концов его опрокидывают на лопатки. — Приветствую, — начинает старший принц, поднимаясь и тут же закутывая свое обнаженное тело в крылья. Слабая улыбка его махом стекает с лица, стоит ему увидеть тату на плече Бакуго. Бакуго шустро падает на колено и ждет вердикт. — Ты хоть знаешь, кто это?! — Громко шепчет дракон, повернувшись к Эйджиро. Эйджиро тут же виснет на нем, масляно щерится. Бакуго мог бы и прикрыть руку, но шила ведь в мешке не утаишь. От него за милю несет севером. Дракон опасливо косится на него, тоже кланяется вежливо. У него серые человеческие глаза. — Мой партнер Катсуки! — Весело щебечет Эйджиро. Такой непосредственный. Брат его почти лишается чувств от слова «партнер». — О небо. Дракон первым протягивает Бакуго руку. Бакуго старается не пялиться на его длиннющие когти.***
— Я Тамаки, — просто представляется он, пока выводит их из травищи на опушку в лесу. — Добро пожаловать в семью. И все, Бакуго не надо ни представляться, ни оправдываться, что вообще-то северные варвары не дикие, а вполне цивилизованные и тоже могут влиться в драконий кин. Эйджиро берет его за руку, второй цепляется за Тамаки. Бакуго втихушку разглядывает его со спины. Он правда выглядит гораздо старше, не старее, а именно прям взрослым, по-человечьи зрелым — высокий, на голову выше Бакуго и Эйджиро, худой, слегка сутулый, с растрепанными от катаний по траве волосами. Тоже украшения в виде камней по коже, тоже длинный рептилий хвост. Он кажется куда более молчаливым и мудрым, нежели Эйджиро. Бакуго думает, что такой сдержанностью можно обрасти только за долгие годы жизни с людьми. Они с Эйджиро о чем-то болтают на драконьем, низко шипят и срываются в рычание, но быстро прекращают. Может, это невежливо в компании человека, Бакуго же их не понимает. Тамаки учтиво переключается на человеческий, и Эйджиро следует его примеру. — Аники, ты нас встречал? Как мило. Он весь светится, счастливый от встречи и усталый с дороги, и Бакуго тоже охота вот добраться до хаты, помыться в бане, пожрать и спать лечь. Можно сразу спать, а наутро пожрать. Тамаки ведет их широкой тропкой, вдруг останавливается на полпути. — Ну да. Я вообще Цубаки искал. Не попадалась? — Не-а. — Эйджиро пожимает плечами. Бакуго хочет спросить, что за Цубаки и зачем искать, как вдруг Тамаки резко оборачивается, тянет воздух носом и щурится куда-то глубже в лес. У него тонкие черты лица, изящные запястья, как у женщины. Внезапно Тамаки уводит их с тропы на открытое пространство. Видать, до дома все ж полетят. — Забирайтесь на меня, — предлагает он, отходит, чтоб обратиться. Эйджиро сразу хватается за его хвост. Бакуго тупит немного, залипнув на такую громадину, тут же вскарабкивается меж шипов на хребте. Вот на Тамаки как-то удобнее сидеть, то ли потому что он больше, то ли потому что умеет и привык возить людей. Тамаки поддевает его мордой, в шутку грозит Эйджиро, мол, в зубах его понесет, если от хвоста не отвяжется. Они взлетают так резко, что у Бакуго внутри кишки завораживаются. Эйджиро визжит в восторге, тоже расправляет крылья. На востоке Бакуго не был лет сто. Здесь всегда жили маги, всякие разные ведьмы да знахари, и Эйджиро шибко не пускался в подробности, как Тамаки занесло сюда. Просто сказал, что однажды Тамаки пропал и его долго искали, а он нашелся сам. Объявил, что вышел замуж за человека и навсегда уходит жить к людям. Король был в шоке. Вот так Эйджиро враз стал кронпринцем, а чуть позже дядей. Тамаки летит над лесом, медленно машет крыльями, высматривает что-то среди деревьев, раздвигая кроны когтями. Вдруг его привлекает какое-то движение в самой чаще. Оттуда к кромке луга выбегает девочка и тут же бросается наутек. Они резко пикируют к ней и в два взмаха ее настигают — Тамаки мягко садится, чтоб никого не уронить, проворно сует морду меж сосен и вытаскивает ее прям лапой. Девочка истошно вопит, брыкается, прижимая к груди небольшую торбу, болтает ногами в воздухе. Тамаки обдает ее таким рыком, что аж Бакуго пугается. Она перестает бултыхаться и смирно виснет в его хватке. Тамаки бесцеремонно встряхивает ее в когтях, закусывает край ее кимоно в зубы и несет, как кошки носят котят. Они снова взлетают и возвращаются тем же путем. Бакуго реально не завидует беглянке в Тамакиной пасти. Тамаки описывает плавный круг у следующего холма, снижается у деревянного двухэтажного дома возле леса. Эйджиро и Бакуго слезают сами, а девчонка беспомощно болтается в зубах. Так и не выпустила свою сумку. Тамаки снова оборачивается человеком. Крайне взбешенным, кстати. — Ты где была?! — Шипит он, дергая девчонку на себя за руку. Она шмыгает носом, порывается сбежать, но быстро бросает затею. Вся грязная, в хвое и мелких сучьях, светлые волосы распушились, точно такие же серые глаза. Бакуго догоняет, что это, должно быть, его дочь. Цубаки, которую он искал. Бакуго пялится на полукровку во все глаза. — Ну папа! Тамаки сухо поджимает губы, силой отбирает у нее торбу и вываливает оттуда целую кучу мертвых белок. Это лишь распаляет его гнев. Принцесса в его хватке тоненько скулит. — Я охотилась! — А я что велел делать? — Стирать. Бакуго еле сдерживается, чтоб не заржать. Это очень напоминает их с матерью перепалки, только старая карга на пиздюли не скупилась и вообще лишний раз могла и по башне ему съездить. Кастануть вдогонку магию. А Тамаки вроде не строжится особо. Подумаешь, в зубах ее нес. У Цубаки такой пожеванный вид, будто уже привычная. — Тебя куда понесло, бессовестная? А если йома? А ты одна! — Папочка-а. Она пытается ластиться, дует губы, но Тамаки не дает собрать белок. Невовремя вспоминает про Эйджиро и Бакуго. — Цубаки, привет, — машет ей Эйджиро. Тамаки слабо встряхивает ее и приглаживает ей волосы. Она таращится на Бакуго в ответ. — А ну, поклонись. Это принц Севера, Его Высочество Бакуго Катсуки. Твой дядя скоро станет его супругом. Таких новостей, наверное, слишком много для одной маленькой сбежавшей Цубаки. Глаза ее из просто больших становятся прям круглыми, и она неловко кланяется Бакуго, роняет распущенные пряди до земли. Бакуго тоже опускается перед ней на колено. — Принцесса. — Пойдемте в дом уже, — ноет Эйджиро. Тамаки еле уговаривает его прикрыть наготу крыльями. Так Бакуго попадает в смешанный кин.***
Во дворе на них прыгает большая черная собака, но Тамаки враз ее успокаивает. Со стороны дровеника выходит мальчик с топором. Он очень похож на Тамаки, и у него тоже блестящие рога. Он без слов кланяется Бакуго, едва углядев наколотый на его плече герб. Эйджиро тут же бежит обнимать его. За ужином Бакуго знакомится с остальными и параллельно ни в чем себе не отказывает — у драконов, стало быть, какая-то своя ментальная связь, ибо вот они улетели с юга сегодняшним утром, а стол ломится так, будто к их прилету готовились заранее. Ну, может, так и было, Бакуго не уточняет. Они с Эйджиро вдвоечка жрут так, что аж не до столовых приборов. Бакуго до смерти надоели зайцы. Он особенно налегает на острые блюда, картошку, курицу, яйца, все подряд. Не помереть бы на толчке потом после такого пира. — Будьте как дома, — добродушно басит хозяин дома, здоровенный мужик с маленьким мальчиком на руках. У них странноватые глаза — синие-синие, плоские, свет не отражают, не бликуют в пламени камина. Бакуго знает, что это за магия, однажды встречал колдуна с такими же. Они сквозь стены ходят, словно призраки, и вообще много чего умеют. Тамаки уходит одеваться и возвращается в столовую в черном халате до пола. Представляет все семейство. — Мирио, мой муж. И Мицуо, наш младший. Он подходит, чтоб поцеловать их носы-кнопки, громко жалуется на Цубаки, мол, опять сбежала и ничего по дому не сделала. Поднимается такой шум, что Бакуго теряет нить разговора — звуки драконьей и человечьей речи, собачий лай с улицы, нытье Цубаки, радостный лепет мелкого. Он улыбается Бакуго, хороший такой карапуз, может, годик ему или того меньше, тоже светленький, с длинным хвостом в блестящих чешуйках. И у него нормальные такие клыки торчат из-за соски. Бакуго становится немного не по себе. — Это Тацуми, — говорит Тамаки, обходя стол дальше по периметру и наклоняясь к рогатому мальчику. Тот сидит как-то отстраненно, прячет взор за черной челкой. С первого взгляда обычный пацан, лет двенадцать на вид, подумаешь, когти звериные да россыпь драгоценных камней по коже. Синие, фиолетовые, кусочки желтого и золотого. Красивые дети. Бакуго интересно, каким будет их с Эйджиро дитё. — Ну а с Цубаки вы уже знакомы. — Тамаки шагает к ней последней, скромненько сжавшейся на стуле напротив Эйджиро. У нее одной крылья за спиной, аккуратно сложены за плечами. Тамаки не скрывает, что все еще зол, но все ж гладит ее пушистую светлую макушку. Есть в ней что-то хитроватое, особо привлекательное, то ли магия так смешалась и наложилась на ее полукровое происхождение, то ли просто порода такая. Ей лет тринадцать, а уже грудь вовсю растет, женская фигура проклевывается. Нос кнопкой, улыбка тонкая, ехидная. Хороша девка будет. Эйджиро не затыкается, успевает есть за пятерых и болтает со всеми сразу, и шума становится больше, стоит Бакуго влиться в беседу. Мирио одновременно отчитывает Цубаки за непослушание и наказывает Тацуми завтра наколоть еще столько же дров, и пока Тамаки кормит малого, Эйджиро расспрашивает Тацуми, как охота, втихаря пихается с Цубаки лодыжками под столом и держит Тамаки за хвост. Он вообще почему-то нежно привязан к Тамакиному хвосту. Бакуго решает не расспрашивать, вдруг за этим какая-то личная история из их детства. После ужина их гонят в баню, и Бакуго век не видел мыла, пропотел и извозился на юге так, что быстро не отмыться, поэтому обмазывается всеми мыльными маслами, какие только видит на полке, и полчаса отмокает в чане с горячей водой. Эйджиро по-кошачьи намывает мордочку, мельком разглядывает свой плоский живот в зеркало. Можно бы и покуролесить с легким паром, но, наверное, в гостях неприлично. Эйджиро всегда так кричит, что в доме точно будет слышно. А может, даже в лесу. После помывки Тамаки выдает им свежую одежку и отправляет спать в гостевую комнату на втором этаже, но им чё-то не спится. Бакуго устал, да, с ног валится, Эйджиро тоже вялый, однако ж тут столько новых запахов, лиц, разговоров, смешанная речь на обоих языках, когти и человеческие улыбки, детские игрушки и ворох нестираного постельного в углу. Бакуго видел большие семьи, но такую никогда. Эйджиро пялит рубаху задом наперед и задувает свечку на тумбе. — Катсуки? — Мявкает он, потирая глаза ладонью. Бакуго зевает с закрытым ртом. — Чего? — Давай останемся ненадолго? А потом на север. Бакуго чует, что «ненадолго» в понимании Эйджиро это и неделя, и две. Он на полном серьезе считает, что они и в пещере немного времени провели, а Бакуго до смерти скучал по цивилизации. Простая кровать с периной кажется раем даже после лучших ирбисовых мехов. Бакуго все равно соглашается. Ему самому интересно пообщаться с новыми родственниками. — Ну давай. Они отрубаются, едва упав на подушки.***
Утром Эйджиро будит его, тыкаясь носом в лицо. По тому, как высоко стоит солнце, Бакуго понимает, что уже нихуя не утро. — Что написано? — Эйджиро показывает ему бумажечку, вертится, залазит к нему под одеяло босой и замерзший. Бакуго спросонья ничего не поймет, а потом приглядывается. Кажись, им записку оставили. — «Мы с Мирио в деревне. Завтракайте и собаку тоже покормите», — читает он с умным видом, даже не по слогам. Эйджиро кивает, случайно цепляется рогом за наволочку. Вот дикий, совсем к комфорту не приученный. С улицы доносится стук топора о поленья. — Ну что, пошли управляться? — Предлагает Эйджиро. Бакуго нехотя поворачивается, увлекает его в обьятия. Вроде дома одни. Если Эйджиро сбавит громкость, можно и почудить. Завтрак плавно перетекает в обед.***
Они спускаются за руку, выспавшиеся, отдохнувшие, и Эйджиро хозяйничает, как у себя дома, Бакуго подкидывает в камин дрова и угощает барбоса во дворе костью. От Эйджиро он узнает, что пес тоже полукровка — не то полуволк, не то дикий оборотень. Шутка это или нет, Эйджиро не сознается. Пес смотрит умными глазами, попусту не лает. И впрямь сильно большой для простой собаки. Бакуго думает, что у них тут все странное и колдунством пропитано. Дети во дворе — Тацуми колет дрова, взмахивая топором в половину себя величиной с легкостью заядлого дровосека, Цубаки стирает в корыте и уходит в баню полоскать. Наряженная сегодня, причесанная. Бакуго делает вид, что не заметил, как она строит глазки, сучка мелкая. — Доброе утро, мой принц! — Нараспев тянет она, прячась за вывешенной простынью. Дома Бакуго оттаскал бы такую племяшку за косу да велел бы выжимать получше, но он не дома. Эйджиро нашаривает корзинку где-то в сарае и задалбывает всех предложением вот прям щас срочно отправиться в ягодное место. Вот только что же ели. Бакуго вздыхает. — Дядя, мы еще не закончили. Мне отец сказал поленницу наколоть к вечеру, онэ-сан тоже не все постирала, папа ругаться будет, — терпеливо объясняет Тацуми. Цубаки повязала ему ленточку на рог, но от этого он не стал выглядеть менее серьезным. Эйджиро фыркает, но соглашается помочь Цубаки со стиркой. Бакуго берет колун и молча присоединяется к Тацуми с дровами. Он наблюдает за ними искоса и удивляется все сильнее — вроде никакую магию они не используют, а Цубаки одна поднимает тазы с бельем, какие бабы в Юэй тягают лишь втроем, Тацуми тоже одной левой перекидывает бревно, которoе Бакуго даже сдвинуть не смог. И оба совсем зеленые еще. Бакуго все никак не решается попросить научить его паре фраз на драконьем. — Вы правда скоро поженитесь? — Спрашивает Цубаки, наклонив голову. Бакуго не слышал, как она подкралась, и все раздражение в нем меняется на тихий ахуй. У нее даже веснушки на кончике носа сверкают, глаза как алмазы в оправе. Тамакино невыразительное лицо, короткие бровки. Так-то у них с Эйджиро тоже будет принцесса. Бакуго готов молить всех драконьих богов, чтоб хотя б вполовину такая же хорошенькая. — Правда. Они, должно быть, на своем уровне ощущают, что Эйджиро в положении, но больше не задают вопросов. Тацуми шугает сестру в дом, без единой эмоции берет следующее полено и раскалывает в щепки. Вдвоем заканчивают быстро. Весь день они проводят с детьми — управляются в доме, кормят скотину, ходят за водой к реке, все ж отправляются в лес по ягоды, а то Эйджиро заколебал ныть. Там какое-то его любимое место, заросшее малиной, и Цубаки ведет его сквозь самую чащу и вместе с ним с радостным гиканьем бросается к кустам. Едят прям руками, пачкают белые одежды. Тацуми вздыхает синхронно с Бакуго. Удается насобирать что они не доели, вместе получается полторы корзинки всего. Ну, на банку варенья хватит. Эйджиро с красным от сока лицом выглядит так, словно кого-нибудь убил. К закату хозяева возвращаются домой. Тамаки за знахаря в деревеньке неподалеку, и иногда ему приходится подрабатывать повитухой — он ступает во двор под руку с супругом, на крыльце рассказывает, что сегодня у дочки мельника родились близнецы. Черные когти его аккуратно пострижены, и он усталый весь, сутулит плечи и подбирает хвост, чтоб Эйджиро не напал. Они коротко мурлычут друг другу в шеи, договариваются провести немножко времени вместе перед сном. Малой в переноске за спиной у Мирио выкидывает соску и тоже сонно зевает. Цубаки прискакивает из леса верхом на псине. — Папулечка, я все постирала! — Умница дочь. Она ластится под руку Тамаки и вовсю сочиняет, как помогала Тацуми колоть дрова и еще сходила одна за ягодами, Эйджиро страстно возражает, Тацуми присоединяется, снова поднимается гвалт. Бакуго не замечает, что рожа у него вот-вот треснет с такой широкой улыбки. Вот драконы вроде, дикое племя, а ведут себя, как самые обычные люди, спорят, шумят. Любят друг друга. Пес садится на задние лапы, коротко гавкает, когда становится совсем уж шумно. Ужин накрывают на улице.***
Его наблюдение за полукровками не прекращается и после ужина. Пока Эйджиро секретничает с братом, Бакуго крадется к детям на крыльцо и вовсю подслушивает, как они общаются на драконьем. Что-то из их шипения и урчания он уже слышал от Эйджиро, что-то подхватил в моменты за столом. Нет-нет да и проскакивало, хотя в доме принято всегда на человечьем говорить, если гости драконий не разумеют. Мирио вот ловко шпарит с ними на их родном. Бакуго присматривается и в темноте различает, что они едят белок. — Что делаете, мелочь? Цубаки оборачивается к нему, хитровато улыбается. Глаза ее ярко светятся, в косу вплетены вьюны. Возраст такой, Бакуго понимает. Его тянет к этим прекрасным ненормальным детям. — Дядя, будешь белку? — Она кокетливо хихикает, предлагает Бакуго одну. Бакуго не отказывается. — Так вы все подряд едите? А что предпочитаете? — Человечину, — махом выдает она, откусывает белке голову, клацая клыками. Бакуго давится, Тацуми возмущенно бьет голой пяткой по ступеньке крыльца. Цубаки хохочет. Пошутила или нет, кто ее знает. — Цубаки! — Тут из дома выплывает Тамаки, и Цубаки моментально садится ровно, сдвигает коленки и плюет беличий хвост в траву. Вся сразу скромница, примерная дочка. Расправляет складки на своем льняном сарафанчике. Тамаки плотнее запахивает черный халат, взор с нее не сводит. — Что, папа? — Ничего. Спать пора. У Бакуго чувство, что к нему это тоже относится. Цубаки тут же послушно кивает, кланяется Бакуго на ночь, а только что зубы показывала ведь. Он рассеянно смотрит, как Тамаки целует Тацуми промеж рогов и отправляет в кровать, как хмурится и поджимает губы, утаскивая Цубаки с собой в дом. Вообще ему хочется очень многое спросить, многое узнать перед встречей с королем Фэтгамом, но теперь только завтра, ясно же. Он отдает белку собаке и уходит на второй этаж к Эйджиро. Милый встречает его каким-то загруженным и молчаливым, притихшим. Бакуго не в курсе, о чем они с Тамаки разговаривали, а выпытывать неудобно. Должны ж быть и у них секреты. Обычно Эйджиро сразу выпаливает все как на духу. — Аники сказал, у нас будет девочка, — тихо шепчет он, стоит Бакуго скинуть обутки и залезть в постель. Ну, у аники явно опыт и чуйка куда покруче Бакугиной. Девочка так девочка. Будет королева номер два. Он вспоминает, что теперь носит руну со знаком правящего кина, легко касается ее пальцами. Та же теплая пульсация расходится от живота Эйджиро. Он думает о чем-то еще, но не говорит. Бакуго сгребает его обниматься. — Знаешь, Эй, — начинает он тихо, убирая Эйджиро пряди за рога. — Матушка моя — женщина дикошарая и вообще крайне вспыльчивая. — Как ты? — Ерничает Эйджиро в ответ. Бакуго нашаривает под одеялом его хвост и по нему поднимается промеж его бедер, размазывает мокрое по ладони, чтоб он замолк и прильнул ближе. — Как я. Нет, даже хуже. Вообще мысль его не о том и не в ту степь, и Эйджиро зря млеет под лаской, потому что ему надо сказать нечто важное, чтоб он не сомневался больше и не сидел с таким задумчивым видом в полумраке спальни. В красивых словах Бакуго не мастер, но сердцу своему доверяет. На нем теперь драконья метка. Он сам себе сочинил такую сказку. — Я как-то спросил батю, когда совсем мелкий был, как он полюбил такую ведьму. Не смейся, она реально ведьма! Знаешь, какая огненная магия сильная? Да знаешь ты, кому рассказываю. Эйджиро все ж хихикает ему в грудь, и у Бакуго всплывает странная ассоциация с Цубаки. Она вот точно также кокетничает. Кровные узы, что поделаешь. — Так вот батя ответил мне. Хочешь, скажу что? «Сынок, да я для того и родился на свет божий, чтоб встретить ее и влюбиться». Понимаешь? Встретить и влюбиться. Драконий принц и человечий. Это тонко все, деликатно, но Эйджиро, кажется, его понимает. Простые слова глубоко его впечатляют, трогают самого Бакуго за душу. Эйджиро мелко моргает, смотрит на него снизу вверх, весь сжался, будто напуганный. До Бакуго тоже кое-что начинает докатываться. — Я думал, ты жестокий, вот и бегал от тебя повсюду, — тоже признается он, чтоб Бакуго поразился пуще прежнего. — А у тебя доброе сердце, Катсуки. На это доброе сердце Катсуки отзывается таким долбежом в ребра, что аж Эйджиро чует, как он разволновался. Да Бакуго всю жизнь люди по первому впечатлению судят, а прикидываться кем-то другим он не умеет. Ну, стало быть, Эйджиро тоже за ним наблюдал. Видел, как он с детьми трепался или еще что. Все ж они успели немножко пожить вдвоем. — Нихуя подобного, злой я и жестокий, — оправдывается Бакуго лишь бы скрыть смущение, но Эйджиро наверняка видит стыдный цвет на его щеках. Уже не скроешься. Он дотрагивается до руны на груди Бакуго, и она вдруг вспыхивает ярко, переливается фиолетовым, желтым, розовым, отзывается по телу его цветным свечением, будто он тоже весь в хрустальной чешуе. Было бы неплохо, кстати. Надо спросить у Тамаки, есть ли такое заклинание и что для этого надо. — Тоже хочу что-нибудь на тебе оставить. — Он касается Эйджиро в ответ, примеряет тату с фамильным гербом куда-нибудь на его предплечье, обручальное кольцо на пальце, роль второго короля Севера. Любовь, за которой перся аж на юг. — Ты уже оставил, — смеется Эйджиро, жестом показывая из своего живота живот побольше. У Бакуго вдруг слегка кружится голова и прочие признаки эйфории. И дитё ж еще, точно. Девчонка, принцесса. Интересно, какая будет, в Бакуго или в драконов. И назвать же еще как-то надо. — И чё ты ерепенился. — Я ж не знал, — просто говорит Эйджиро. В занавешенное окно к ним стучится ночь. На первом этаже тоже гаснут свечи. — Придурок ты. И волосы у тебя дурацкие. — У тебя такие же. На том очень взрослая и охуенно нужная перепалка сворачивается, и Эйджиро постепенно засыпает на его груди. Бакуго вспоминает проведенное время вместе и оценивает новые перспективы, вновь думает, какой же он все-таки везучий парень. Руна на груди его слабо светится красным в темноте. Дракон его громко сопит во сне.