Пламя

      Ноги будто налиты свинцом, бинты под тяжёлой маской бараньего черепа врезались в кожу, стылая жирная грязь тракта кажется пуховой периной.       Она спотыкается, запутавшись в полах просторного балахона, но кто-то из одержимых — кажется, раньше его звали Юстин — хватает её за ворот:        — Не…отставай! Привал… скоро.       Она поднимает голову, встречая бессмысленный взгляд под криво вырезанной на лбу пентаграммой. Да, это Юстин — разбитной и смешливый сын мельника, только-только отрастивший бороду. Вроде бы он неплохо управлялся с копьём и даже готовился вступить в войско местного барона. Теперь не вступит.       — Неудобное тело, сложно двигаться, — лает бывший Юстин, и слова с хрипом вываливаются из его оскаленного рта. — Пошевеливайся, смертная!       Поспевать за широким шагом не-Юстина тяжело, хотя он идёт рвано, дёргано — демону нужно время, чтобы освоиться в новом теле. Рядом плетутся другие одержимые: зубы оскалены, на покрытых кровью и копотью серых лицах застыла ненависть. Нигель, Отон, Лотар… Нет, не они уже — всего лишь сосуды для низших демонов. Она чувствует, как по её лицу ползёт злая мстительная улыбка, тревожа запёкшуюся рану на щеке  — её мучителям повезло куда меньше, чем ей. У неё, по меньшей мере, был выбор. У других горожан его не было вовсе — они остались там, в Сагрхесе — разорванными на куски, распятыми, вздетыми на колья. Ренара среди них не было — он бежал из города сразу после её ареста. «Негодный мальчишка украл мою лошадь! А я думал, он только молниями швыряться умеет!» — ворчал седой рыцарь, привязывая её к столбу. «Оно и понятно — за свою шкуру испугался. А не надо было путаться с Бетрезеновым отродьем! Дал же Всевышний ученичка!» — вторил ему старый волшебник, поджигая хворост молниями. «Как тебе такое пламя, ведьма? Отправляйся в Преисподнюю!» Волшебник ошибся — мгновением позже Преисподняя сама пришла в Сагрхес.       Она мотает головой, отгоняя непрошеные воспоминания. В глазах становится мутно, кровь гулко стучит в висках, на щеку будто снова льётся раскалённое олово. Пусть! Пусть Ренар оставил её — в конце концов, что может один ученик волшебника против толпы разъярённых горожан? Его бы просто казнили вместе с нею. Зато сейчас он жив. Жив-жив-жив — как заклинание.       Едва успевшая затянуться рана трескается, и по подбородку стекает кровь, исчезая в грязи.       Отряд встаёт на привал посреди старого леса, всё ещё закутанного в редкие мятые листья. Где-то рядом шумит ручей. Одержимые, забыв про неё, набрасываются на трапезу, рвут сырое мясо зубами, подобно зверью. Она устраивается у замшелого камня, вглядывается в чащу. Если бежать, то сейчас — ещё несмышлёной девчонкой она бывала тут с отцом-следопытом. Она всё ещё помнит скупую улыбку на его пересечённом шрамами лице, шелест листьев, терпкий вкус лесных ягод. Дубовая кора — для зелий меткости, морошка — от сглаза, древесный гриб — от горячки. Отец не таил от неё своих премудростей, и ему было всё равно, что порой с её пальцев срывались огненные искры — зажжённый от них очаг грел не хуже обычного. Однако имперская Церковь считала иначе.       Неуверенный шаг к лесу. Под ногами предательски хрустит валежник, ветки цепляются за потяжелевший от грязи балахон. Кажется, раньше того оврага здесь не было. Сколько она не была тут — тринадцать лет? Да, точно — последний раз отец брал её сюда перед Первой войной. А потом ушёл, чтобы никогда не вернуться: «Храни тебя Всевышний, дочка!». Щеки опаляет стыд — её отец погиб, сражаясь за императора, а она надела баранью маску, испила из дьявольской чаши и взяла себе вражье имя!        — Эй, ты, Беленот или как тебя там! Я её по всему лагерю ищу — а она, нате вам, по кустам шарахается!       Вздрогнув, она оборачивается на глухой резкий голос, похожий на рык огромного зверя.       Командир отряда Загамон — кажется, демонов этой породы называли «извергами» — смотрит на неё пронзительными красными глазами, выставив козлиные рога-лезвия:        — Никак имя своё запомнить не можешь? Ничего, у вас, новобранцев, так часто бывает.       Его чёрная шкура испещрена боевыми шрамами, с острых когтей капает яд, ноздри на длинной морде хищно раздуваются. От такого не убежать — догонит в два прыжка. Она склоняет голову, придерживая баранью маску:        — Так точно, командир. Меня зовут Беленот.       Командир довольно щерит пасть, полную кривых жёлтых клыков:        — Так-то лучше. Пойдём, посмотрим, что у тебя с рожей.       «Отродье Бетрезена».       «Проклятое семя».       «Ведьма».       Красно-чёрно-опухшее почти скрывает собою левую щеку, сочится сукровицей, зудит от дурно пахнущей целебной мази. Неужели Ренар когда-то звал её красавицей? Мысли о бегстве теперь кажутся глупыми — куда она пойдёт с такими клеймами? Да её схватят в первом же людском поселении! Вот только во второй раз страшные спасители вряд ли явятся. Зачем вообще им понадобился крошечный Сагрхес, не имевший «никакой стратегической ценности»? Так, по меньшей мере, говорил комендант, успокаивая испуганных горожан.       — Нам нужен был не город, а Источник маны Преисподней в катакомбах под ним, — сыто скалится командир. Она что, задала свой вопрос вслух? — Имперцы и не знали, какое сокровище скрыто под землёй.       Так вот почему её всегда тянуло в катакомбы Сагрхеса — там её магия, отзываясь на огненнную силу Источника, пробегала по телу тёплыми волнами, плясала искрами на кончиках пальцев. Колдовать можно было только там, под тёмными скальными сводами: Церковь давала благословение лишь на целительство или — только мужчинам — на магию воздуха. Магия огня была противна Всевышнему, и творить её могли лишь Бетрезеновы отродья, проклятые с рождения. По меньшей мере, так учила Церковь.       Да, Империя определённо ничего не знала об Источнике — тогда бы она сделала всё, чтобы столь ценный ресурс не попал в лапы демонов. Сагрхес обнесли бы каменными стенами, вырыли бы ров, прислали бы больше рыцарей. Или даже защитников веры на белоснежных скакунах. А важные белые маги под строгим надзором инквизиторов превращали бы огонь дьявольский в огонь небесный, поражая врага его же оружием.        — Как вы узнали? — спрашивает она, втирая в щеку мазь. — В нашем… в гарнизоне Сагрхеса были маги, но даже они не чувствовали Источник.        — Ты задаёшь слишком много вопросов для новобранца! — рявкает командир. — Но я всё же отвечу: у Бетрезена много слуг и среди смертных. Кстати, о службе, — он стучит загнутым когтем по поваленному бревну. — Наши разведчики сообщают, что дальше в лесу видели нежить. Смекаешь?        — Так точно, командир, — кивает она, вновь надевая баранью маску. Ей ещё не доводилось видеть воинов мёртвой богини Мортис, но Ренар рассказывал, что многих из них может сразить магия и только магия. — Я буду начеку.        — Вот говорил же я герцогу, что нам бы второго мага надобно, да он разве послушает! — командир сердито мотает косматой рогатой головой. — Молод ещё да глуп. Мы выдвигаемся на рассвете. А теперь марш спать!       Едва устроившись у повозки с мясом, она проваливается в сон. Ей снятся холмы за Сагрхесом и грозовые тучи  — хмурые, тёмные, похожие на волны могучей реки. Молнии вспарывают небо и воду тысячей ослепительно белых клинков — не поймёшь, где начинается одно и кончается другое. Она распускает волосы и запрокидывает голову, улыбаясь бушующей стихии — не своей, но от того не менее прекрасной.        — Красиво, правда? — Ренар пытается перекричать грозу, и с его нервных тонких пальцев срывается ещё одна извилистая молния. — Ты только представь: однажды весь небесный огонь будет служить мне!       Плохие слова, опасные — разве должно говорить так благочестивому ученику имперского волшебника?        — Тебя может услышать наставник.        — А что такого? Да он сам говорил: «Плох тот ученик, какой не желает стать белым магом!»       Чёрные глаза полыхают радостным, почти безумным огнём, на круглом лице — мечтательная улыбка, ко лбу прилипла потемневшая соломенная прядь.       Она вздыхает и тянется к его губам:        — Будь осторожен.       Ладони касаются ладоней, магия ластится к магии, стучит в висках набатом, рвётся наружу вольным лесным зверем. Нет, нельзя, чтобы он узнал! Он проклянёт, отвернётся. Она отшатывается:        — Уже светает, мне пора открывать лавку. А тебя может хватиться наставник.       Успел заметить или нет? Она недоверчиво щурится, всматриваясь в тонкие правильные черты.        — Терпеть не могу этого старого дурака! Владей я магией разума — непременно бы превратил его в беса! — смеётся Ренар и стряхивает дождевые капли с рукавов своего лилового дублета. — Нет, лучше в толстого беса!        А вот это — уже откровенная крамола. Чародеям Империи даже помышлять нельзя о подобном! Если, конечно, они не хотят закончить свою жизнь на костре.        — А что не так? Я ж не какому-то там наставнику говорю, а тебе! Ты же отродье Бетрезена! — родные черты искажаются ненавистью, светлые волосы седеют, худощавую фигуру скрывает кроваво-алый плащ.        — Отправляйся к своему повелителю, нечестивая тварь! — рычит инквизитор, приближая к её лицу раскалённое железо.        Вздрогнув, она просыпается, жадно вдыхает ночной воздух. Трещит костёр, скрипят ветки, где-то ухает филин. Хорошо, что это только сон — её секрет раскрыл не Ренар, а проезжий инквизитор, заглянувший в её лавку за зельями. Когда её сквозь толпу тащили в темницу, она боялась поднять голову, боялась встретиться глазами с возлюбленным, прочитать в его лице презрение и ненависть.       Её размышления прерывает крик дозорного:       — Оборотни!       Пронзительный вой закладывает уши, блестят в темноте злые жёлтые глаза. Тварей Мортис не меньше дюжины — тощих, голодных, не знающих жалости. Неуязвимых для оружия, клыков и когтей.       Одержимые бестолково размахивают копьями, силясь отогнать оборотней к костру.        — Это не поможет, болваны! Защищайте девчонку! Без неё нам не выстоять! — командир, зарычав и выставив рога, прыгает наперерез шестерым тварям, а они тут же вгрызаются в его бока и морду.       С рук Беленот срываются жидкие струйки пламени, на мгновение осветив ночной лес. Клубок воющих и визжащих тел. Потроха на груде прелых листьев. Рядом клацают чьи-то зубы — но не-Юстин отталкивает её, подставляясь под страшные когти оборотня. Лапа второй твари ударяет по бараньему черепу, раскалывает маску — во рту становится солоно. Нет, здесь она не умрёт! Утробный, яростный рык заклинания — неужели это её голос? — и лохматая шкура оборотня вспыхивает. Тварь визжит и трясёт головой, силясь сбить огонь, но лишь раздувая его ещё больше. Беленот бросает в оборотня ещё одну пригоршню искр. Отправляйся к Мортис! Скулящая тварь исчезает во вспышке мёртвого зелёного света, умирая во второй раз — уже окончательно.        — Так держать, девочка! Задай им жару!       Коротко кивнув командиру, Беленот вновь выкрикивает проклятье. Кажется, сама Преисподняя ревёт и клокочет под её кожей, требуя больше зелёных вспышек.        — Их не становится меньше! Отступаем! — голос командира тонет в жарком мареве, сквозь пелену огня угадываются новые фигуры. Подволакивающий ногу мертвец. Скелет с двуручным мечом. Прозрачная печальная женщина в белом платье.        — Берегитесь призрака! Не смотрите ему в глаза!       Поздно. Тусклый взгляд умертвия сковывает разум невидимой паутиной, остужает бегущее по жилам пламя — ни пошевелиться, ни вздохнуть, ни закрыть глаз, горло будто сжала костлявая неумолимая рука. Победный вой оборотней сливается с хриплыми стонами умирающих одержимых. В глазах темнеет. Покойное безлунное небо рушится вбок — и вдруг взрывается белыми всполохами небесного огня.        — Во славу Бетрезена! В атаку!       Рыцари в чёрных доспехах врубаются в ряды нежити с тыла, их зачарованные мечи легко пронзают гниющую плоть. А за спинами демонических воинов сверкают тонкие белые молнии… имперского мага? Растрёпанные соломенные кудри, лиловый дублет, гневно поджатые губы… Нет, это не может быть он, это лишь наваждение призрака!       Хватка умертвия ослабевает, и тёмное пламя вновь закипает в крови, срывается с кончиков пальцев, сливаясь с небесным огнём.       Побеждённая нежить скрывается в чаще, уползает в норы, тает в предрассветной мгле, но Ренар не пропадает, лишь робко шагает навстречу Беленот. С его шеи свисает амулет Бетрезена — заключённый в пентаграмму багровый зверь.        — Значит, герцог всё же внял моим просьбам и прислал подкрепление, — говорит командир, стряхивая с когтей ошмётки плоти. — Стало быть, поступаете под моё командование. Ба, и ты здесь, человечишка! Бетрезену нужны маги воздуха!       Предводитель адских воинов, кажется, пытается спорить, но Беленот не слушает, лишь часто моргает, закрывая лицо рукавом балахона. Ренар не должен видеть её…такой.       Шелестят торопливые шаги, изуродованной щеки бережно касается тёплая ладонь. Беленот поднимает на него глаза, не веря.        — Прости, это я во всём виноват, я… я должен был решиться раньше, как только узнал об Источнике, как только понял, кто ты, — в родных глазах стоят слёзы, звонкий голос дрожит. — Я боялся бросить всё, вот так запросто пойти к адскому герцогу. Но теперь я никогда не оставлю тебя.        — Я тоже всегда буду с тобой, — отвечает она, склонив голову на плечо возлюбленного. — Даже в Преисподней.        — А ну встать в строй! — ревёт командир. — До столицы путь неблизкий, наболтаетесь по дороге.       Говорят, в столице Легионов лишь чёрные рогатые скалы и выжженная докрасна земля, с неба хлопьями падает пепел, а озёра бурлят пламенем Преисподней. Но отчего-то Беленот совсем не страшно.