Кругосветное путешествие по минувшему

— С-Сычжуй? Цзинъи?       Услышав, как по окрестностям раздаётся задорная мелодия и пение, завораживающее своим звонким, почти живым исполнением, Цзинь Лин никогда бы не догадался, что исполняющими окажутся близкие друзья из его далёкого детства. Прошло не более лет десяти с их последней встречи, и молодой путешественник ещё давно перестал безнадёжно желать увидеть их снова. Снова и снова он вспоминал лица мальчиков, со временем наблюдая в своём памятном альбоме с бессчётным количеством образов и людей, как черты эти размываются так, что становится трудно рассмотреть и цвет глаз. А когда он забыл окончательно, то понёсся по течению своей жизни гораздо быстрее, чем осознал это. Больше по его душу одиночество не сходило, ведь всегда, сколько себя помнит Цзинь Лин, его окружало огромное количество социума, людей. Каждый день он сталкивался с абсолютно разными. И дядя, что частенько любил навестить его или всунуть нос не в своё дело, тоже относился к тем, чьё лицо он не забудет и в помине.       Перед глазами пронеслись мимолётные видения, будто возвратившиеся к жизни. Пускай и Жулань был убеждён в том, что не хотел бы скрывать от себя нечто настолько ценное, эти воспоминания оказались самыми порывистыми из всех. Они вонзились безболезненно, но последующее… Цзинь Лин не уверен, как описать возникшее в нём чувство тяжести и вины, необъятно распространяющейся сухостью во рту. — Ты… — кажется, Лань Юань — простак с мягкой улыбкой, всем сердцем полюбивший музыку, — взглянул на него исподтишка. — Откуда знаешь наши имена?       Этот вопрос — первое, что услышал Цзинь Лин за последние десять лет. Для него это могло бы прозвучать выстрелом, если бы путешественник не схватился пальцами за собственное плечо, сжимая его изо всех сил. Словно сдерживал в себе оставшиеся эмоции, уже выгоревшие в течение трудного и насыщенного дня. Он выстоял давление так, как умел делать это всегда. А людям, которые внимали каждое слово уличных музыкантов, точно так же, как и пареньку справа от Сычжуя, в нелепой манере наклонили головы, уставившись на него пристально. Всего лишь глупцы. Жулань не спешил осуждать их, успокаивая себя тем, что, возможно, они всего лишь передразнивали второго, не больше. Однако…       Тот ещё чудак. Теперь Цзинь Лин боялся даже думать, что за его длинной чёлкой, прикрывающей левый глаз, прямо над бровью вырисовывалось имя. Имя того, кто на памяти Жуланя, разве что, отныне посещал его только в кошмарах, да и, несмотря на довольно терпимую компанию его с Сычжуем, думал мужчина, характер Цзинъи был просто невыносим. Особенно, когда им приходилось частенько оставаться наедине. Давно это было. — В-вы совсем спятили? — Цзинь Лин ошарашенно уставился на них, недоумевая. — У того на лбу написано, — он взмахнул пальцем на Цзинъи и повернулся на Сычжуя. — И у тебя тоже, только на лице, и без надписи! — Жулань чувствовал, что голос его становился охрипшим. О причине Цзинь Лин знать не знал, но, догадываясь, он позволял лицу полыхать от стыда, а сердце колотиться так, точно оно не знало, когда ему утихомирить свой пыл. И мысленно мужчина схватился за голову в попытке прекратить нескончаемый поток мыслей.       Он вспоминал то, что обещал им тогда. Однако повторить это для себя — нечто выше его сил, а опускаться перед теми, кто не заслужил видеть Жуланя таким, — тоже не в радость. У него не было выбора. — И что такого? Не нравится? — Цзинъи самодовольно хмыкнул, забавно щурясь, и ткнул локтем в бок Сычжуя. — С чего бы незнакомец так этим заинтересовался?       Цзинь Лин ответил напыщенное: — Включи мозги, карлик! Какой я тебе незнакомец? Ещё раз я услышу подобное от кого-либо из вас — и вы вылетите с этого мини-пьедестала обратно на бочку к моему дяде! Как будто я не помню все ваши позоры на ней!       Спустя мгновение уже и Цзинъи получил своё. Лань Юань мягко подстрекнул его не говорить лишнего, поэтому взгляд парня внезапно насторожился, а сам Цзинъи решил минуту другую помолчать. Это только потому, что Цзинь Лин находился около них достаточное время, чтобы быть распознанным. Путешественник даже не подозревал, насколько же быстро у Сычжуя получится вспомнить голос и тон, в котором Жулань возмутился. И, наблюдая за сменяющимися эмоциями на лице Цзинь Лина, музыкант почувствовал, как хочет, чтобы вокруг них всего на миг воцарилась мёртвая тишина. Всего на миг, и тогда пелена перед ним могла бы рассеяться без всяких преград. — И… И о чём ты говоришь? — спохватился Цзинъи. — Откуда?..       Но гам остальных слушателей был нескончаемым. Все старались перекричать друг друга, словно не видели больше перспектив, удобных в этой ситуации. Даже Цзинъи путался в том, когда хотел ответить мужчине перед ними очередным громким заявлением. По крайней мере, он был благодарен за черту Цзинь Лина — до сих пор не сдерживать себя в громких высказываниях. Да и не спешил, походу, из-за чего люди аж навострились и стали нервно шептаться друг с другом. О том, как он пугал их своим поведением, как слишком походил на городского сумасшедшего, приставшего к юношам с бестолковыми вопросами…       С другой стороны, Жулань не мог отбросить мысль, что ему надо быть гораздо сдержаннее, чем сейчас. Парни стояли на расстоянии аккурат в метре от него, возможностей много как-никогда, но вина сдавливала его в тисках сильнее и сильнее с каждой секундой, как начал он с ними разговаривать. Внутри Жуланя бушевал целый сносный ураган, и было только к лучшему, что парни ничего так и не заметили. Пока что не заметили. — У нас будет самая лучшая и известная группа в округе! Да, Цзинь Лин? Ну, правда же! Если… у тебя не получается на гитаре, то можно и на фортепиано. Подумаешь! Это не такой уж и лёгкий инструмент, я тебе скажу. — Цзинъи надул щёки и вальяжно сложил руки на груди. — Мы сможем втроём объездить мир, и ты исполнишь свою мечту. Почему же нет? А потом темнота.       Сычжуй затаил дыхание и, без замедлений развернувшись к Цзинъи лицом, прошептал несколько слов, от которых взор Цзинъи сейчас же растерянно пробежал по округе. Он изменился до неузнаваемости. Так как Жуланя то и дело окружали различные звуки и пересуды прохожих, ему не удалось разобрать ни единой фразы, как бы не хотелось. Даже если, присмотревшись, понять их было проще простого, Цзинь Лину всё ещё недостаточно обычных догадок.       Такое чувство, будто он всегда желал недосягаемого. Жулань не понимал, хочет ли быть одержимым сомнительными целями и сейчас, мужчина просто заметил, что именно с того момента времени на что-то почти не осталось. Теперь ему двадцать пять, как и его друзьям. Но кто из них использовал шедшие дни во благо и исполнил свои заветные желания, а кто потратил их на безрезультатные поиски. Почему же, чёрт возьми, Цзинь Лин чувствовал подкатывающую к горлу горечь и пасмурные облака, предвещающие ненавистный ему ливень?       Цзинъи чуть не уронил свой инструмент, Сычжуй нервно сглотнул. Было похоже на то, что они из последних сил держались, чтобы не закричать. Однако Жулань предпочёл сделать шаг назад. Он развернулся к ним спиной и прикрыл лицо руками. — Постой, так ты… Цзинь Лин? — аккуратно начал Лань Юань, отложив скрипку рядом с собой на миниатюрный столик. — Правда? Это ты?       Путешественник слышал в его голосе сожаление, но не понимал, о чём же сожалел этот простак, с самого детства влюбленный в музыку. — Н-не уходи, идиот! — воскликнул уже Цзинъи и схватил Жуланя за край весенней куртки. — Хотя бы сейчас не уходи, пожалуйста.       Цзинъи, как всегда, слишком заносчив, думал он. Зато черта эта могла лишь вызвать у Цзинь Лина улыбку, поэтому со стороны казалось, что взрослый мужчина стоял посреди улицы и рыдал навзрыд, точно малое дитя. Ему просто трудно скрыть безудержный смех, вырывающийся наружу жалкими всхлипами. — Не плачь! Э-эй, дубина! Повернись к нам!       Жулань позабыл, за чем всё же отправился тогда путешествовать по миру в столь юном возрасте. И пару минут для него стали целой вечностью перед тем, как он решился, зажав сразу обоих в объятиях, из которых они в ближайшее время и не захотят вылезать.        Цзинь Лин скучал.