Два сердца в Бродчёрче

Хлоя не намного старше Дэйзи, но уже зрелая и взрослая. Она многое пережила, многому научилась и умеет брать ответственность за свои решения. Какой бы она ни была. Хлоя настоящая альфа. Она — сильная, стойкая, упрямая. Она умеет ждать. Она сможет ждать. Когда Дэйзи говорит, что им нужно расстаться, она не плачет — зачем? Этого следовало ждать. Это должно было произойти. — Ты уверена? — спрашивает она и ласково гладит Дэйзи по щеке, когда та решительно кивает. — Я понимаю. И она действительно понимает — Дэйзи боится. Дэйзи, как бы это ни звучало, ещё маленькая в душе, она не готова, как готова Хлоя. Пойти против всех в городе и в мире, пойти против себя самой — той, навязанной природой, сути, — и поступать, как хочешь. Она боится этих чувств, как раньше боялась Хлоя, и хочет залить их рутиной, переездом, парнем-омегой… — Мы не можем, Хло, — говорит она, и Хлоя видит слёзы в её глазах. — Ты альфа, я альфа, так не должно быть. И Хлоя хочет закричать ей, что может быть всё — кому знать, как не ей: её младшего брата убил лучший друг семьи, которого признали невиновным и отпустили, а так тоже не может быть, не должно, но оно есть! И они с Дэйзи есть! Просто есть!.. Хочет, но молчит. — Ты простишь меня когда-нибудь? — спрашивает Дэйзи, и Хлоя улыбается. — Я уже простила, и… знаешь, если у тебя не получится, ты всегда можешь найти меня здесь. В отличие от тебя, я никуда не уеду — моё сердце в Бродчёрче. И Дэйзи улыбается робко в ответ, исчезая. Хлоя погружается в рутину — работа помощницей учителя в школе, вечера за работой в саду или просмотром сериалов, выходные с мамой и сестрой, иногда звонки папе. Дэйзи не звонит. Не пишет. Хлоя не то чтобы сильно надеется… но в какой-то момент перестаёт постоянно обновлять фейсбук и твиттер — фото Дэйзи кричат, что она счастлива в своём Эдинбурге, в своей маленькой квартирке, со своим очередным парнем. Без Хлои. Хлоя настоящая альфа, она сильная. Но от этого всё равно больно. Она учится улыбаться почти не фальшиво, встречая Алека или Элли в городе — они счастливы друг с другом, постоянно смеются, целуются и опять ждут ребёнка, — и не задавать лишних вопросов. «Как вы? Как здоровье?» «Том ещё учится или?..» «Как там Роза? Уже в школу, да?» «Уже знаете, мальчик будет? Девочка?» И никаких «Есть новости от Дэйзи?» — ни слова, ни намёка, когда Алек, гордо приосанившись, рассказывает о её учёбе в Эдинбурге, что ей хочется знать больше — впитать каждую крупицу, каждый обрывок фразы, только бы о ней. Счастлива ли она? Всё ещё любит сладкий ванильный раф и круассаны с клубникой? Всё ещё щурится, улыбаясь, когда солнце утром попадает в глаза? Любит дурацкий свой джаз? Надевает на Рождество старый растянутый свитер с настоящими лампочками на вязанной ёлке? Пахнет мокрым песком и прогретой на солнце галькой? Всё ещё… Хлоя сдерживает это внутри и продолжает улыбаться, каждый раз вдыхая солёный запах Алека Харди — Дэйзи пахнет морем, как и её отец, — с примесью хвойной свежести Элли. Она боится признаться себе самой, а может, сама не знает, что для неё было бы хуже, если бы Дэйзи приехала в Бродчёрч их навестить, — привези она с собой примесь чужого омежьего запаха или по-прежнему пахни чистой и свободной. Что было бы больнее — знать, что она не свободна, или думать обратное и питать напрасную надежду? Хлоя улыбается и прячет этот вопрос подальше в душе. Туда же, где она бережно хранит всё, что связано с Дэйзи — мягкость её волос, её нежную кожу с запахом нагретой солнцем гальки, её всегда тёплые руки, светлое лицо, улыбку, ямочки на щеках. Их первый поцелуй — мягкие тёплые губы. Как Дэйзи дрожала от страха, будто от холода, а Хлоя ловила эту дрожь губами и пальцами, легко поглаживая по щекам. Как они лежали после вдвоём у Хлои на кровати — абсолютно одетые и абсолютно счастливые — и смотрели в глаза друг другу, не отрываясь. Как Хлоя первой сказала тогда «я люблю». Как Дэйзи потёрлась носом о её щёку и шепнула в ответ «я тоже». Как их тянуло друг к другу. Как было вместе легко — дышать, целоваться, строить планы на будущее: уехать отсюда вместе — в Эдинбург, в Лондон, на другой конец света, какая разница, лишь бы вдвоём; или остаться и жить в домике на утёсе, как Джослин и Мэгги, любить друг друга и просто быть. Тогда всё было так легко, а потом… Потом в школе кто-то узнал — Дэйзи много плакала, плохо спала, едва не уехала к матери — даже взаимность их чувств не смогла её остановить. Остановил Алек, порвав билет на автобус, но было поздно. Наверное, именно тогда она испугалась. Взглядов осуждения, насмешек, внимания. Хлоя пыталась её убеждать, уговаривать, успокаивать — Хлоя обнимала её нежно-нежно, целовала покрасневшие мокрые глаза и говорила, наверное, то же, что говорил ей когда-то отец — что она за неё готова на всё, что она сильная альфа, она защитит, не даст в обиду. Никогда-никогда. Дэйзи улыбалась и говорила, что знает. Верит. И даже не попрощалась, когда случилась вся та история с беременностью Алека, и мать забрала её с собой. Позвонила уже от неё — плакала и извинялась, говорила, что больше не может так, что все смотрят, все говорят, ей нужно больше времени. Хлоя всё поняла и не сердилась. Хлоя обещала подождать. И когда Дэйзи вернулась — появилась на пороге вся будто бы воздушная и сияющая, принесла с собой робкую улыбку и запах моря и песка, Хлоя выдохнула с облегчением, думая, что теперь всё будет хорошо. Но Дэйзи вернулась, чтобы сказать, что уходит. Бежит, и Хлоя не сможет её догнать, потому что бежит Дэйзи не от неё — от себя. Сейчас Хлоя старается не вспоминать. Сейчас, глядя, как Элли Миллер целует и обнимает снова глубоко беременного Алека Харди, Хлоя пытается не представлять, что где-то там, в далёком Эдинбурге, её Дэйзи так же обнимает и целует своего омегу. Потому что Дэйзи больше не «её». А была ли когда-то вообще? В какой-то момент Хлоя едва не перестаёт ждать. Она уже не девочка-максималистка, ей почти тридцать. Мать не спрашивает, но в её глазах каждый раз Хлоя читает немой вопрос — неужели не надоело? И она рада, что мать молчит — Хлоя едва ли могла бы ответить сама. Алек и Элли иногда обедают вместе с ней и мамой на выходных, их девочки играются с Лиззи, а Хлоя всё так же боится спрашивать. Никакого «Как там Дэйзи?» — никакой надежды, только ослиное какое-то упрямство. Дэйзи где-то там счастлива, а Хлоя… Она настоящая альфа. Она сильная и стойкая. Она умеет ждать. Когда однажды утром раздаётся звонок в дверь, Хлоя работает в саду. Тёплый весенний ветер доносит откуда-то запах песка и моря, и Хлоя грустно улыбается — в этом городе, где пляж, кажется, повсюду, ей никогда не скрыться от воспоминаний, как бы далеко от моря она ни жила бы. — Да, да, уже иду, — кричит она с кухни, наскоро обмывая под краном заляпанные землёй руки, и неторопливо идёт в прихожую. Она ждёт кого угодно — маму, решившую забежать в гости, или сестру, или кого-то из девочек Харди-Миллер, или одного из своих учеников со школы, но… — Привет, — тихо улыбается ей Дэйзи Харди — ничуть не изменившаяся, ничуть не постаревшая, да и куда там, она ведь на пару лет Хлои младше. — Привет. Не выгонишь? И Хлоя, даже если бы хотела, не смогла бы. Не после стольких лет. Не тогда, когда почти потеряла надежду. И ей всё равно — приехала Дэйзи остаться навсегда или только разбередить старую рану. — Нет, ты же знаешь, — хрипло говорит она, распахивая дверь настежь, — я обещала ждать всегда. Дэйзи смотрит на неё долгое мгновение, за которое Хлоя успевает надумать себе сотню глупых причин, почему всё это неправда, не по-настоящему, и бросается к ней в объятия. В лицо Хлое лезут знакомые мягкие волосы, в нос — запах нагретой солнцем гальки. Запах Дэйзи, такой родной, долгожданной, и её всегда тёплые ладони у неё на спине. Она улыбается шире, трётся носом о щёку Хлои так знакомо невинно, и так же знакомо касается её губ нежным поцелуем, что Хлоя забывает обо всём. Она не знает — ничего не знает о том, что Дэйзи больше не бежит, ни от себя, ни от чувств; что в Эдинбурге было красиво и хорошо только на фото, а в квартирке-студии бесконечно одиноко, даже когда там жил милый парень-омега Брэндан; что с учёбой не очень-то ладилось, работа оказалась не такой интересной, а попытка устроить своё дело, открыв интернет-магазинчик, провалилась с треском. Что Дэйзи, если и не была несчастна все эти годы, счастлива точно не была, и этот жест, это «не выгонишь?» — её последний отчаянный шаг, после которого только в пропасть, в никуда. — Я никогда тебя не забывала, — шепчет Хлоя, изо всех сил стараясь не плакать. Она — альфа. Она — сильная. Она сможет. — Не забывала и ждала, потому что… — Потому что твоё сердце в Бродчёрче, знаю, — тихо отвечает ей Дэйзи, и голос её дрожит, как и она сама, знакомой дрожью, как в первый раз. — А я вернулась, потому что моё тоже. И Хлоя всё же плачет, громко и навзрыд, а потом хватает лицо Дэйзи в ладони, такое же мокрое от счастливых слёз, и целует любимые родные губы — жадно и откровенно, как целуют не подругу, а единственную любовь на всю жизнь. И ей наплевать, что на пороге и с открытой дверью их видно всем соседям, — пусть смотрят! Хлоя взрослая и зрелая, она многое пережила и умеет брать ответственность за свои решения. Какой бы она ни была. И её Дэйзи теперь тоже.