Триумвират

      Криштиану заметно нервничал всю дорогу - видеть Семерку в таком состоянии для Серхио было непривычно, тем более, что и особых причин для беспокойства он не видел - у них с Лео были какие-то совершенно идиллические отношения, к тому же, если бы Месси действительно хотел запереться подальше от своего благоверного, он бы выбрал дом Пике, а не Ракитича.       Жерар бы все нервы вымотал прежде чем на порог пустить, да и то, в итоге, вполне мог послать по известному адресу. А с Иваном - какие проблемы? Вот и Лукита так же думает, толкает Криша в бок, заявляя: - Не парься, малыш. Твоя принцесса просто хочет, чтобы её утешили.       Криштиану зыркает исподлобья совсем недобрым взглядом, но от едкого комментария, доставшегося бы кому угодно другому, воздерживается. - Любовь моя, нам нужно в продуктовый, - тут же продолжает Лука, залипнув в мобильник, когда не дожидается ответа от Роналду. - Давай направо на следующем повороте. - Думаешь, они там с голоду помирают? - фыркает Чехо, глянув на Луку в зеркало заднего вида, заодно ещё раз оценив сложное выражение на лице Криша и то, как он крутит в руках телефон - Лео на звонки не отвечал и это его изрядно беспокоило. Серхио его понимал: если бы Лука так слился после поражения сборной, он бы места себе не находил. - Думаю, что хочу паэлью, а не ту хрень из доставки, которую они там жрут, - бескомпромиссно поясняет Модрич, отрываясь от экрана, чтобы добавить, - здесь ещё раз направо.       Минуты три Серхио ищет, где припарковаться, но даже этого мизерного времени хватает Роналду, чтобы закипеть - Чехо хорошо чувствует своих ребят, так что тот факт, что Криштиану уже на грани того, чтобы зарычать, для него очевиден.       Для Лукиты тоже, он, повернувшись, одаривает Криша внимательным взглядом, в меру строго интересуясь: - Ты серьезно хочешь тратить время на разговоры с Иваном? - Нет, - Криштиану хмурится, явно не понимая, к чему тот ведет. Серхио тоже не вполне понимает, но он привык к тому, что милый, маленький, блондинистый мальчик-зайчик Лукита тото ещё интриган, и в разруливании каких-то эмоциональных дрязг на него всегда можно положиться. - Значит мы тащим его готовить паэлью, а ты идешь и разбираешься с Лео. Иначе, просто поверь мне, Иван его одного ни на минуту не оставит. - Потому что ты страшный и ужасный, - не выдержав, смешливо фыркает Чехо. - Я хотел сказать, что это из-за того, что Иван охуенный друг, но одно другому не мешает, - соглашается Лука.       Криштиану всё-таки рычит - тихо и даже незло, а Лука в ответ мило улыбается и наказывает ему оставаться в машине. Здесь Серхио с ним совершенно согласен - выдержка выдержкой, но откусить кому-нибудь голову, пока Лукита выбирает креветок, Роналду вполне бы мог.       Когда они наконец-то добираются до дома Ивана - не слишком большого, по своему уютного на вид, Серхио в очередной раз радуется про себя, что Лео поехал именно к нему, а не к Пике. Потому что Криш даже приветствием не удосужился - кивнул хозяину дома, открывшему дверь, повел носом и решительно ушел куда-то вглубь дома, не обращая ни малейшего внимания на Ивана, дернувшегося было за ним вслед. - Не советую, - Серхио качает головой, глядя в спину Семерке. - Он вообще уже не в адеквате. - Ну так тем более! - вскидывается Иван, но послушно затихает, стоит Луке положить ему руку на плечо. Между ними всегда сквозит такая печальная нежность - в каждом прикосновении и взгляде, - что Чехо никак не может отвести взгляда. Даже когда Лука тянется к Ивану, касаясь губами щеки в приветственном поцелуе, Серхио смотрит, зачарованный, привычно отмечая для себя, что снова не чувствует ни малейшего укола ревности. И это не странно - давно все обговорено с Лукой, решено, принято и понято, - странно то, что на немного обескураженном их появлением Иване его, Чехо, майка, которую Лука утащил где-то с месяц назад, где-то посеял и категорически отрицал даже сам факт кражи.       Теперь улика болталась на Ракитиче - она была ему великовата и, вообще, стайки ярких попугайчиков на черном фоне были не в его стиле, так что сложно было поверить, что он сам себе такую купил, - но Серхио пока решает никак это не комментировать - Иван и без того краснеет, заметив его взгляд.       Откуда-то из дома слышится проникновенное “Львёнок...” и Лука решительно тащит обоих - все ещё подтормаживающего Ивана и Серхио, нагруженного пакетами с продуктами, на кухню. - Лукит, но Лео просил… - слышит Серхио встревоженный голос Ивана. - Лео тебе не будет благодарен, если ты сейчас вмешаешься, - мягко увещевает Лукита и, втолкнув обоих в просторную кухню, довольно потягивается, задрав руки так, что футболка приподнимается, обнажая поджарый, тронутый золотистым загаром живот. Чехо, опустив пакеты на стол, откровенно наслаждается видом, краем глаза следя за Ракитичем - в нем чувствуется какая-то зажатость, скованность, даже в том, как он деловито разбирает пакеты, не поднимая головы и стараясь не смотреть ни на Луку, ни на Серхио. - И что это будет? - интересуется он, выложив все и покручивая в руках пачку риса. - Мы будем готовить паэлью, - заявляет Лукита, уже где-то раздобывший бутылку белого и бокал. - Мы будем готовить паэлью, - делая акцент на первом слове повторяет Чехо, выразительно глянув на вино в Лукитином бокале.       Лука, благодушно кивнув, садится на край стола, болтая ногами в воздухе. - С меня моральная поддержка, - смеётся он, делая глоток и довольно жмурясь. - Ну разумеется, - Серхио ловко шлепает его по голым икрам кухонным полотенцем, оставаясь вне зоны досягаемости. - Толку от тебя ровным счетом никакого, пока в рецепте не появляется хотя бы пары шотов коньяка.       Лукита ребячески показывает Чехо язык, и, когда тот отмахивается, доставая пакет с креветками, тянет к себе Ивана - Серхио видит их обоих краем глаза, даже не поворачивая головы. Иван немного упирается, неловко и нервно теребя край футболки - Серхио никак не может выкинуть из головы мысль о том, что Иван носит вещь, пропахшую им, - но все-таки подходит достаточно, чтобы Лука коснулся коленями его бедер, не сжимая, скорее обозначая прикосновение, и, протянув свободную руку, погладил его по шее длинным, пропитанным тоскливой нежностью движением. - Я помогу, наверное, - бормочет Иван, явно смущаясь - обычно неимоверно тактильный Лукита не выносил на публику действительно откровенных прикосновений. Мог погладить по руке, поцеловать в щеку, обнять, - но скорее в контексте дружеских отношений. - Тебе нужна помощь? - Иван словно ищет спасения у Серхио, надеясь хоть каплю усмирить Луку с его внезапно прорвавшейся чувственностью.       Глупо. Серхио точно знает, в чем причина, да и Иван знает - потому что Чехо спрашивал у Лукиты, предлагал ли он Ракитичу то же, что предлагает ему.       “Затащить вас обоих в постель было бы невероятно горячо”, - шептал иногда Лука, когда лежал разнеженный и затраханный рядом с Серхио в постели. Разговор об этом обычно происходил после того, как Лукита возвращался из Барселоны - немного грустный, но соскучившийся, ласковый и нежный. Он немного пах Иваном и, куда отчетливее, чужим гелем для душа - сладковатым и фруктовым, очень подходящим Ракитичу, но немного странно ощущавшимся на Луке. Серхио нравилось брать его, вдыхая отголоски чужого запаха. Должно было бесить, вызывать желание закрепить свое право на это своевольное хорватское чудовище - Серхио же подбешивала привычка Лукиты беззастенчиво виснуть на всех знакомых альфах с обнимашками, - но ничего этого не было. Иван был важен для Луки, был частью его жизни задолго до того, как они познакомились с Серхио, и Чехо принимал это с самого начала их отношений, просто и без поправок.       И поэтому, наверное, Лукита без малейшего стеснения говорил о том, что хочет их обоих, а Чехо никогда не был против. Но на вопрос, что об этом думает Иван, Лукита только пожимал плечами, да закатывал глаза - “Иво стесняется. Но я его уговорю”. Лукита умел добиваться своего - всеми правдами и неправдами. - Креветки и мидии, - Серхио великодушно решает спасти собрата-альфу, кивнув на морепродукты, которые уже разложил по отдельным мискам. - Знаешь, что с ними делать? - Я люблю испанскую кухню, - ворчит Иван, не без труда ускользнув из цепкой Лукитиной хватки. Лука особо расстроенным не выглядит, в основном потому, что беззастенчиво пялится на подошедшего к Чехо Ивана, откровенно облизывая взглядом обоих - Серхио думает, что Ивану и его умению смущаться очень везет, что он не видит этого взгляда. - Любить и уметь готовить - два совершенно не связанных понятия, - философски замечает Серхио. - Лука, вон, тоже любит… - Это да, - Иван скептично рассматривает крупных охлажденных креветок в глубокой миске, не поднимая взгляда на Чехо. - Порезать? - Порезать, - Серхио кивает. - Мидий сварить. У тебя есть фисташки? - Первый раз слышу, что в паэлью нужны фисташки, - удивленно фыркает Иван, прихватив миску с мидиями и перетащив обе на другой стол, этот оставляя в распоряжение Чехо. - В Модрича нужны фисташки, - веселится Серхио, поймав возмущенный взгляд Луки. - Не то он заскучает и покоя не даст. - Я вообще-то тебя слышу, - делано возмущается Лукита, но против блюдца с ореховой смесью действительно не возражает.       Но оставаться в стороне, когда все остальные заняты делом - со второго этажа так и вовсе доносятся отчетливые, становящиеся все громче постанывания - Лука просто не может.       Чехо как раз обжаривает в сливочном масле нарезанные Иваном креветки, когда Лука добирается до него - гладит по спине, пробираясь ловкими руками под футболку, прижимается теснее, и в одно мгновение его ладони уже оказываются у Чехо на животе, многообещающе лаская кожу у края джинс. А через пару минут он уже зарывается обеими руками Ивану в волосы, а тот смущается, ворчит что-то на причудливой смеси испанского и хорватского, и в один момент, наклонившись, прижимается губами к Лукитиной шее, явно забыв о том, что они не наедине - взгляд, который он бросает на Серхио, оторвавшись от совершенно разомлевшего, расхристанно-возбужденного Лукиты, полон тревоги.       Чехо просто не может удержаться - Луке явно нужна его поддержка в борьбе со смущающимся Иваном, - и подходит к ним, собираясь забрать со стола тарелку с нарезанными помидорами да, может, ободряюще похлопать Ивана по плечу, а лучше погладить по боку, но вместо этого, привлеченный знакомым запахом, останавливается, почти касаясь губами пшеничных волос. Слишком долгая пауза: Чехо и сам это чувствует, и Лука слишком провокационно облизывает мягкие порозовевшие губы, и Иван, кажется, напрягается ещё больше. Серхио хочется повторить его ласку - поцеловать в шею, распробовать фруктовый, сладкий вкус, угадать, какой это фрукт так чудесно сочетается с солоновато-ореховым запахом Луки, посмотреть, наконец, как эти двое целуются - наверняка нежно и мучительно сладко. Не гадать, не представлять, не угадывать, чувствуя ещё непривычную печальную мягкость в поцелуях вернувшегося из Барсы Лукиты.       Где-то в глубине души Серхио просто не хотел, чтобы Лука метался между ними - это не приносило маленькому неунывающему хорвату счастья, только легкий привкус вины перед обоими, а Чехо ужасно, до рвущихся в сердце струн, хотел, чтобы Лукита был счастлив. И Иван… раз уж он был частью счастья для Луки, Серхио нравился. Весь. - На стол накрыть не хочешь? - Серхио подмигивает Луке из-за плеча Ивана, и у Ракитича немного расслабляются плечи, хотя уши по-прежнему горят насыщенным алым цветом. - Вы тут два дылды, - непринужденно парирует Лука. - Доставайте тарелки, я поставлю. О, и инжир надо порезать. Покажешь Иво как? С мёдом. - Как ты любишь, - послушно кивает Серхио. - Тиран домашний.       Лука мягко, красиво улыбается - Чехо даже не представляет, как Иван, стоящий ближе, находит в себе силы сдержаться и не поцеловать его. Серхио бы не сдержался, но сейчас приходится хлопнуть Ивана по плечу и отстраниться, выпуская Ракитича из импровизированной ловушки.       До готовности паэльи остаётся минут пять-семь, когда стоны наверху наконец-то затихают, к большому облегчению всех на кухне, потому что Лука уже предлагал кидать жребий, кому идти и сообщать этой парочке, чтоб спускались на ужин.       Лука деловито расставлял тарелки и бокалы, которые Чехо под руководством Ивана доставал, а сам Иван после долгих поисков нашел-таки мёд и замер над вымытым инжиром с ножом, явно прикидывая, что с ним делать дальше.       Серхио успевает остановить его раньше, чем инжир окажется напластан на ломтики. - Не так. - Серхио мягко перехватывает широкие запястья, направляя пальцы Ивана своими, второй рукой направляя руку с ножом. - Сначала на четвертины, не до конца…       Острый нож легко вспарывает мягкий спелый фрукт, разливая по кухне знакомый запах - знакомый не только потому, что Лукита любил инжир. - Не надо, - тихо просит Иван, когда Чехо, стараясь не действовать агрессивно или слишком навязчиво, наклоняется к его шее. Серхио никогда специально не принюхивался к другим альфам, но знал, что как и у бет, запахи у них сложнее, чем у омег, менее сладкие - в основном горьковатые, либо цитрусовые, либо вовсе с привкусом химии. Лукита пах орехами, морской солью и лимонной цедрой. Иван - инжиром, молочной карамелью и сандалом. И, кажется, страшно смущался этого.       Чехо шепчет тихое “извини”, показывая, как надавить на фрукт, чтобы он раскрылся красивым цветком, который нужно полить жидким золотистым мёдом и добавить к этому немного кешью, чтобы Лука был совершенно доволен. - Иво, у тебя вода холодная есть? - раздается за спиной у Серхио знакомый голос, когда он как раз остается на кухне один - Иван с Лукой умотали в гостиную, а Серхио собирался выключить огонь под сковородой. - Криштиану, ты, блядь, что, весь Реал притащил? - Привет, Лео, - Серхио едва удерживается от того, чтобы не заржать при виде полуодетого, растрепанного Месси со следами засосов на ключицах и бог знает где ещё. Аргентину и так раскатали их на поле, не стоило обижать Блоху ещё больше. - Проголодались? - Ну, Львёнок… - непривычно мягко мурлычет “я самый самодовольный засранец на планете” Криштиану, появившись за спиной у своей пары, пребывающей где-то в пограничном состоянии между блаженством и бешенством. - Львёнок, - повторяет Рамос, подвигав бровями и тихонько рыкнув. Лео в ответ показывает средний палец, выразительно ругнувшись с каталонским колоритом. Криш, глянув на Чехо осуждающе, целует Лео в висок, потянув за собой, под тихое ворчание. Что-то вроде “иди ты нахрен, Криш, ты мог хотя бы сказать...”, на которое Криштиану реагирует совершенно умилительным успокаивающим мурлыканьем.       Кто бы что ни говорил, а Чехо изо всех сил благословлял этот союз: они оба выглядели страшно счастливыми, даже Криш, который обычно старался не светить настоящие свои эмоции на людях не всегда мог сдержаться и иногда пялился на Десятку совершенно влюбленным взглядом.       А уж так, в кругу более менее близких людей, и вовсе не сводил с Лео взгляда и только с рук не кормил, видимо, испытывая некоторую вину - не столько за три гола, сколько за свои победные выходки на поле.       День катится к вечеру как-то очень стремительно - Иван не успевает после ужина заикнуться о том, что пара гостевых спален свободна, выразительно глянув на Лео, как Криштиану уже утаскивает любовь своей жизни на крыльцо, попутно вызывая такси, потому что Серхио определенно не собирался никого никуда развозить.       Лео что-то успокаивающее шепнул Ивану, Луките достались обнимашки, а Серхио - благодарность за ужин; что и говорить, паэлья действительно удалась.       И не то чтобы Серхио мешала эта парочка, но оставшись в доме только втроем, ещё приятнее прижать Лукиту к ближайшей стене, поцеловав - как хотелось весь ужин, весь вечер да и, если честно, весь день.       Лука такой податливый и мягкий, такой отзывчивый, что если бы это был их первый поцелуй, Серхио точно принял его за омегу, несмотря на солоноватый запах и полную уверенность, что это не так. Чехо зарывается пальцами в длинные светлые волосы, обнимая Луку за затылок, оттягивая назад, чтобы посмотреть в его глаза. - Хочешь? - выдыхает Серхио в зацелованные улыбающиеся губы, хотя прекрасно знает ответ. - Хочу, - Лука гладит по вискам, щекам, шее, спуская ладони на грудь. - Иди в спальню, - Чехо касается губами тонкой кожи под ухом, в одном из мест, где запах отчетливее всего. - Я поговорю с Иваном.       Лука вмиг почти полностью теряет томную расслабленность, посерьезнев. - Может, лучше мне? Чехо, мы ведь… - Ты уже пытался, золотце, - Серхио перебирает пальцами длинные шелковистые пряди. - Теперь я попробую.       Кажется, желание сделать Лукиту счастливее - основополагающее в жизни Чехо, сильнее здравого смысла и вековых инстинктов.       Серхио даже не знает, что сказать Ивану, раз уж Лука, со всей этой их многолетней историей, с их бесконечной, грустной нежностью, ничего сделать не мог. Серхио, сколько ни приглядывался сегодня к Ивану, никак не мог уловить в нём ревности. Он скорее готов был отступить по первому… не требованию даже. Намеку. Отступить, отпуская человека, которого, несомненно, любил, только потому, что не смог сделать его счастливым настолько, насколько он заслуживал.       Но для начала Чехо помогает Ивану, двигающемуся с заторможенной болезненной задумчивостью, убрать со стола, загрузить посуду в посудомойку, а остатки еды в холодильник.       Иван накрывает крышкой контейнер с остатками инжира, ворчит что-то на немецком, что ли, вляпавшись в мёд и, убрав инжир в холодильник, отворачивается к раковине, собираясь вымыть руки, но Серхио, действуя по наитию, на чистых инстинктах, перехватывает его раньше, поднося длинные, фруктово-сладко пахнущие пальцы к губам. - Не стоит, - сдавленно бормочет Иван, отводя взгляд, когда Серхио проводит языком по указательному пальцу, собирая липкую сладость с кожи.       Наверное, если бы Иван сказал “не надо”, Чехо бы ещё обратил хоть какое-то внимание на его слова. Но “не стоит” - это даже не протест. Поэтому Серхио продолжает самозабвенно вылизывать чужие пальцы, постепенно переключаясь на поцелуи и лаская раскрытую ладонь и запястье. - Мне нравится инжир, - Серхио проводит влажную дорожку от запястья к сгибу локтя, поднимая голову и придерживая Ивана кончиками пальцев за пояс, скорее просто обозначая свое нежелание его отпускать, чем всерьез ограничивая. - Не только потому, что он нравится Луките, - продолжает он. - Но и поэтому, конечно, тоже.       Серхио никогда не приходилось соблазнять альфу, пусть даже такого… откровенно странного, как Иван, но кажется то, что он говорит, что делает - всё попадает в цель - отстраниться, уйти или всерьез протестовать Иван не собирается, только краснеет мучительно-ярко, отводя взгляд, когда Чехо обнимает его за лицо, попытавшись заглянуть в светлые глаза прежде, чем коснуться губами губ.       Иван расслабляется сразу, как это происходит, будто сдается, обещая больше не оказывать сопротивления - размыкает мягкие губы, не пытаясь перехватить у Серхио инициативу, несмело обнимает его за шею, шумно вздохнув, когда Серхио, ухватив его за задницу, приподнимает, усаживая на стол, втиснувшись между раздвинутых бёдер. - Хочу тебя, - честно признается Серхио. Кровь в венах вскипает и бурлит, как бывает, когда он после долгой разлуки прижимает к себе голодного до ласки, отзывчивого Лукиту.       Иван тоже отзывчивый, хоть и зажатый, и тоже голодный, хоть и смущённый. - Это, кстати, моя майка, - вскользь замечает Серхио, нырнув ладонями под черную ткань. - Я знаю, - Иван тихонько стонет, попытавшись отвернуться, когда Чехо накрывает его член ладонью сквозь мягкие домашние брюки, достаточно тонкие, чтобы можно было приласкать чужое, такое очевидное, возбуждение. - Знаю, Серхио.       В его голосе столько всего намешано - какая-то виноватая грусть, сладкие ноты возбуждения, обречённость, едва заметное нетерпение, - что Чехо, слишком хорошо и отчетливо вдруг понявшему, в чём ещё тут дело, помимо Лукиты, больше всего хочется уложить Ивана на постель - лучше всего головой Луките на колени, чтобы тот гладил его по волосам, успокаивая, и честно сказать - да нет ничего ужасного в том, чего ты хочешь. Не для меня. Не для Луки. Он тебя любит.       Говорить это сейчас - точно лишнее, может потом, с поддержкой в виде Лукиты, слова и сложатся в более стройную композицию, а сейчас Чехо кладет ладонь Ивану на затылок, потянув его к себе, к своей шее, одновременно оттягивая резинку штанов вместе с бельём под поджавшиеся яйца, оценивая взглядом влажно шлепнувшийся о живот член. Золотисто-розовая нежная кожа, едва заметный рельеф венок, блестящая капля смазки на головке, ставшая ещё больше, стоит Серхио обхватить ствол ладонью. Иван, потянувшись вперед, ведет губами по шее, слизывая испарину с кожи, прихватывает губами мочку уха, задышав ещё тяжелее и чаще, стоит Серхио сделать пару движений ладонью. При этом обеими руками он держится за край стола так, что белеют костяшки. - Обними меня, - подсказывает Чехо, невольно сглотнув от той сладкой покорности, с которой Иван подчиняется, скользнув руками по телу, позволяя Чехо прижаться ещё теснее, оставляя между ними ровно столько места, чтобы можно было неторопливо дрочить горячий, пульсирующий в ладони член, легко скользя по естественной смазке. - Сладкий… - невольно шепчет Чехо, чувствуя, как Иван сильнее зарывается пальцами в волосы, попытавшись прижаться теснее. - Горячий такой, сладкий, господи…       Серхио наконец-то ловит лёгкий, быстрый ритм, от которого Иван со вздохов срывается на постанывания, то и дело норовя скрестить ноги у Чехо за спиной, и даже ещё успевает поцеловать его в губы прежде, чем Иван, задрожав всем телом, выплеснется теплой спермой в ладонь, увернувшись от поцелуя и пряча лицо в изгибе шеи Чехо. - Иво… - нежно тянет Серхио, слизывая инжирный запах с привкусом соли с золотистой кожи на шее, небрежно вытирая ладонь о свою майку, прежде чем поправить одежду на Иване и подхватить его, охнувшего от неожиданности, под задницу.       Иван, конечно, потяжелее Луки и повыше, но особых препятствий, чтобы дотащить его, расхристанного, пахнущего оргазмом и податливого, до постели, уложив перед Лукитой, как самую настоящую добычу, Серхио не видит.       Иван тяжело, сбито дышит, уткнувшись носом в волосы Чехо, сильно, нервно впиваясь пальцами в затылок.       Серхио еле как удается разговорить его, чтобы выяснить, где спальня, хотя он бы, наверное, и без подсказок нашёл - за поднявшимся на второй этаж Лукой тянется густой шлейф солоноватого орехового запаха.       В спальне полумрак, разбавленный желтоватым светом одной единственной включенной лампы, и тишина, только в ванне слышится шум воды. Широкая кровать приходится Чехо по вкусу, втроем спать будет немного тесновато, но вполне возможно, если подгрести обоих хорватов себе под бок. Эта мысль нравится Чехо настолько, что опуская Ивана спиной на постель, он на мгновение прижимается раскрытым ртом к его шее, давя в себе желание укусить или хотя бы оставить засос. - Не надо, Чехо, - тихо просит Иван, вздрогнув то ли испуганно, то ли возбуждённо. - А ты точно альфа? - ухмыляется Серхио, легко приподняв покорного мужчину за поясницу, чтобы стащить с него майку. - Ты бы знал, как часто я это слышу, - кривится Иван так, что Серхио чувствует укол совести - обидел. - Тебе какой частью тела продемонстрировать? - Прости, - искренне извиняется Чехо, коснувшись губами подбородка, и легко соскользнув ниже, попутно раздеваясь догола. Иван, хоть и хмурится, поджав губы, наблюдает за ним, не отрывая взгляда. - Ты красивый, - продолжает Чехо, не особо задумываясь над тем, что говорит. - Как Лукита, - добавляет, немного подумав. Умеренно-хрупкое телосложение, светло-золотистая кожа, светлые волосы, красивый, проработанный рельеф мышц, только глаза у Ивана светлые - речная гладь под ковром тумана. Иван садится на постели - уже раздетый, стараниями Серхио, и смотрит на Чехо с каким-то надломом, словно обожжется, если протянет руку и потрогает. Серхио сам подается под его руки длинным, плавным движением, накрывая губами губы и только добирается ладонями до крепких, упругих ягодиц, как чувствует ещё одну руку в волосах. Лука наощупь переплетает свои пальцы с пальцами Ивана, обессиленно застонавшего в рот Чехо, прежде чем шутливо поинтересоваться: - А мне вы что-нибудь оставите? - Всё для тебя, любовь моя, - мурлычет Серхио едва оторвавшись от губ Ивана и потянув к себе Лукиту. Смешение вкусов на языке вызывает острый, яркий восторг, крошечные фейерверки в мозгу, это до того восхитительно, что Серхио всерьез раздумывает над перспективой уложить обоих на постель и целовать до изнеможения.       Но Лукиту попробуй уложи, он, оторвавшись от Серхио, наклоняется к Ивану, встав на колени и красиво прогнувшись в пояснице - как тут вообще можно сдержаться и не погладить кончиками пальцев подготовленную, влажную и мягкую дырку, поджавшуюся и расслабившуюся, стоило лишь немного надавить большим пальцем, проникая.       Иван скребёт пальцами по простыни, неожиданно широко, доверчиво раскинув длинные, красивые ноги. Просто-таки приглашающе, но Чехо не уверен, что это приглашение для него, потому и не пользуется, вместо этого наклонившись к паху и длинно лизнув снова начавший твердеть ровный член.       Ивана подбрасывает на постели, стоит Чехо обнять губами нежную розовую головку, он длинно стонет, сгребая ладонью распущенные, потемневшие от воды волосы Луки, и тянет его ближе к себе. Смотреть на них неудобно, но Чехо успевает заметить одобрительно-нежный взгляд Лукиты, прежде чем опустить голову, с нажимом проводя руками по вздрагивающим бёдрам Ивана.       Ракитич бормочет что-то на хорватском - Серхио слышит, но никак не может разобрать, что он говорит, позволяя длинным сильным пальцам сминать пряди на макушке, направляя немного слишком властно, но всё ещё приятно.       Лука ему отвечает, тоже на родном, но в отличие от заполошного бормотания Ивана, его интонации тягучи и мурлыкающи. Он то и дело замолкает, видимо, прерываясь на поцелуи, и, когда Серхио поднимает голову, выпуская изо рта твёрдый, подтекающий сладковато-пряной смазкой член, Иван выглядит совершенно зацелованным, безвольным и, наверное, согласным на всё. Чехо касается его сначала кончиками пальцев, изучающе, а потом всей ладонью, сам чувствуя, что прикосновения выходят всё более жадными и чувственными, а тёмный, жадный взгляд Лукиты никак не способствует прекращению этого сладостного безумия, которое лишь парой минут позже приводит к тому, что Иван, пряча лицо у лежащего на спине Луки в изгибе шеи, медленно, плавно опускается на его член, а Чехо придерживает его за бёдра, завороженно следя за тем, как тугая розовая дырка неохотно поддается давлению, растягиваясь.       Понятно, что для Ивана это не первый раз - он двигается, точно зная, какой угол ему нужен, как качнуть бёдрами, чтобы Лука впился пальцами в его ноги, какой ритм нужен им обоим - как и поцелуи, это что-то медленное, сладостно-нежное, нечто, за чем Серхио с удовольствием наблюдает, надрачивая твёрдый до болезненности, обтянутый тонким латексом презерватива член, прежде чем приставить головку к растянутой дырке, как только Лука потянет Ивана за бёдра, вынуждая приподняться.       Чехо добавляет смазки, прежде чем скользуть в растянутое, возбужденно пульсирующее нутро, ощущая дополнительное глубокое удовлетворение от того, что только что то же самое делал Лукита. Вбивался нежно в Ивана, шептал ему ласковое что-то на хорватском, так же как Чехо шепчет нежности на испанском, погладив выгнутую спину и спустив руки на подрагивающий напряжённый живот. Он не может держать того медленного и плавного ритма, который задает Лука - а может Иван, тут не разобрать, - он срывается почти сразу, чувствуя, что можно, привычно, неосознанно даже, следя за состоянием партнера. Иван жмётся к Луке, выгнувшись, вскинув крепкую задницу, так что Чехо, опустив взгляд, может видеть как его член двигается между до белизны светлых, незагорелых ягодиц.       Он уступает Луке, когда горячие волны, скатывающиеся в пах, становятся сильнее и настойчивее. Направляет всхлипнувшего Ивана, поцеловав в основание шеи, и уже не может оторваться - покрывает поцелуями спину, от плечей до ложбинки между ягодиц, раздвинув и приласкав языком край сжимающегося входа. Их с Лукитой руки то и дело сталкиваются, сплетаются, скользя по гладким, гармоничным перекатам мышц, притягивая их друг к другу, отчего Иван, совершенно одуревший, оказывается тесно зажат между ними. Он то оборачивается к Чехо, ловя губами губы, то вжимается в Луку с длинным обессиленным стоном, мечется между ними, дрожа от возбуждения и их обоих заставляя вздрагивать от каждого сладкого стона, сплетаться теснее - Серхио даже удается урвать поцелуй от Лукиты, глубоко, сильно вбиваясь в Ивана, уже слишком обессиленного удовольствием даже чтобы стонать. Удовольствие, становясь то сильнее, то приглушеннее, всё таки догоняет его, когда кончает Лукита - он никогда не мог отказать тому сладостному, долгому стону, который срывался с его губ. Серхио хватает нескольких движений ладонью по члену и губ Ивана на своих - смешение их с Лукитой вкусов, запахов, бьёт по нервам электрическими разрядами, ещё и ещё, пока их обоих, почти одновременно, не выносит за грань. - Хочу вас обоих, - шепчет Лука, едва Серхио, отпустив Ивана, ложится рядом с ним, ткнувшись носом в солёную шею, вылизывая кожу, как одуревший. - Блядь, какие же вы оба горячие…       Чехо бы сострил на тему того, что Лукита - ненасытное хорватское чудовище, но и сам чувствует, как член, едва ослабнув, твердеет вновь, а кровь вскипает, расходясь горячими волнами от паха к кончикам пальцев.       Серхио, приоткрыв глаза, любуется им, касаясь влажной от испарины, горячей кожи - Лука выглядит довольным, ласковым кошаком, ластящимся под руки - и не только под руки Серхио, но это даже приятно - видеть, как вздрагивают от удовольствия светлые ресницы, прикрывая потемневшие до черноты глаза, когда Иван, прижавшись грудью к Лукитиной спине, гладит его по боку, касаясь губами изгиба шеи.       Чехо мягко целует Луку, едва касаясь губами и языком его приоткрытых губ, позволяя возбуждению, затуманивающему разум, вести его, действуя на чистых инстинктах. Он гладит по волосам Ивана, чувствуя, как тот отзывается на ласку тихим стоном, прижимаясь сильнее и дотягиваясь до Чехо кончиками пальцев.       У Луки совершенно поплывший взгляд - Чехо никогда не видел его таким, даже не думал, что его Лукита, энергичный, напористый и упрямый даже в постели, может быть таким ласковым, страстным котёнком, подставляющим поцелуям шею и впивающимся ногтями в плечи. Голодным, как омега в течке, дурным и улыбчивым. Чехо легко списывает это на то, что Лука счастлив наконец-то получить то, что хотел, счастлив не чувствовать привкуса вины, проводя ночь с кем-то одним. Запахи смешиваются, сплетаются, делая воздух тяжёлым и душным; Серхио не чувствует своего, но Лука говорит, что он пахнет разнотравьем и нагретой на солнце морской галькой. Становится всё жарче, кожа плавится под прикосновениями и сложно уже разобрать, где чьи руки, где чьи губы, бёдра, плечи, волосы, всё сплетается в одно голодное, счастливое существо, мечущееся по постели.       Лука вдруг оказывается сверху - Серхио понятия не имеет как, но наверняка не без помощи Ивана, маячащего у него за плечом, обжигающего Серхио потемневшим серебром радужек, - наклоняется, щекоча волосами лицо, проезжаясь ладной задницей по члену, перехватывает руку Серхио, когда тот тянется к ленте презервативов, покачав головой и тягуче шепнув: - Нет. Хочу чувствовать вас двоих.       Серхио слышит, как за спиной Луки едва слышно стонет Иван, но это ни в какое сравнение не идет с тем, что происходит у Чехо внутри. Он так хотел это маленькое чудовище себе, целиком и полностью, пометить его если не меткой на шее, то хоть так - но Лука за полгода ни разу не позволил взять его без защиты, а Чехо, на первых порах пытаясь расспрашивать, потом отказался и от этой мысли, принимая и это решение строптивого, своевольного любовника.       Чехо послушно возвращает руку на место - на напряжённое бедро, любуясь тем, как Лука, выпрямившись, откидывается назад, на грудь Ивана, оборачиваясь достаточно, чтобы целовать его, постанывая и сладостно дрожа, пока головка раздвигает податливые мышцы. Иван ласкает его губы, неторопливо надрачивая твёрдый член - Чехо накрывает его ладонь своей, не стесняя движений, просто оттого, что ему хочется прикасаться к Ивану, сейчас, когда Лука замирает между ними двумя, наслаждаясь проникновением и поцелуем, особенно. - Давай, Иво, любовь моя, - шепчет Лукита на причудливой смеси хорватского и испанского, но Серхио разбирает сказанное не хуже Ивана, умом понимая, что “любовь моя”, обращенное не к нему, должно хотя бы резануть слух.       Должно бы, но на деле, их с Иваном пальцы сплетаются на пояснице Лукиты, когда Иво, едва дыша от возбуждения и волнения, мягко, медленно притирается членом к члену Чехо, тоже толкаясь в жаркое, тугое нутро.       У Лукиты прикрыты глаза и капля пота стекает по переносице к кончику носа, он такой красивый и такой беззащитно-сладкий, доверчивый, что Чехо не может удержаться, гладит его по щеке, внутренне обмирая от того, как Лука ластится к его ладони, шепчет все всплывающие в памяти нежности, второй рукой мягко, ободряюще сжимая пальцы Ивана, когда тот наконец-то входит полностью, прерывисто дыша, лаская губами подставленную шею. Втроем сложно поймать идеальный ритм, но даже от сбивчивых, неравномерных, неритмичных толчков, крышу рвёт у всех, особенно у Луки - Чехо чувствует, как у него дрожат пальцы, когда он тянется за поцелуем, зарываясь руками в его волосы. Сам Чехо не намного адекватнее - перед глазами плывёт всё, все звуки, запахи и ощущения спутываются в один огромный, пульсирующий в паху ком, и Иван выглядит совершенно поплывшим. Он и кончает первым, скользнув ладонью по груди Луки, потерев припухшие розовые соски, толкаясь глубоко, чётко, порыкивая в подрагивающее, украшенное россыпью засосов плечо.       Рычащий на пике оргазма Иван это, конечно, нечто - чуть позже Чехо подумает о том, что хочет трахнуть его так, чтобы тот метался и рычал под ним, с ума сходя от наслаждения, - лучше только прерывисто задышавший Лукита, выгнувшийся в их руках, вздрогнувший всем телом и кончивший Серхио на грудь, даже не прикоснувшись к члену.       От этого и от того, как Лука туго сжимает их обоих внутри, Чехо следует за ним, с головой окунаясь в густое, обездвиживающее удовольствие.       Эта ночь наверное самая длинная на памяти Чехо, и уж точно самая насыщенная, наполненная удовольствием, ласками, одуряюще жарким сексом. Он сам только глубокой ночью ответственно вспоминает, что при таких нагрузках неплохо бы восстанавливать водный баланс, а Лука с Иваном только удивленно хмурятся, когда Чехо, вернувшись из кухни, всовывает каждому в руки по здоровенному стакану с водой. - Ох, блядь, - выдает Лука, выхлебав свой до дна и попытавшись поставить пустой куда-то в недра кровати. Иво вторит ему каким-то невнятным мычанием, выглядывая из вороха смятых простыней. С его лица наконец-то стерся слой тревоги и неуверенности, и таким он нравился Серхио еще больше. Глядя на него сейчас - немного застенчивого, улыбчивого и дурного от удовольствия, легко было понять, что Лука нашел в нём, почему любил так, что не мог отказаться, несмотря ни на что. - Герой и спаситель, - заявляет Иво, уронив свой стакан на пол. - Дураки, - фыркает Серхио, скользнув к нему, выдохнувшему что-то нецензурное, когда Чехо, подхватив его под колени, подтащил к себе.       Утро, тем не менее, наступает слишком быстро, хотя сил уже не остается ни на что - только на то, чтобы подтащить к себе мокрого после душа, но уже снова покрытого солоноватой испариной Лукиту, сыто облизывающего блестящие от спермы губы, и дотянуться до Ивана, с готовностью подавшегося ближе, и даже помогшего натянуть на них всех одно одеяло. Было тесно, жарко и просто охуенно хорошо. Лучше всего от того, что от Лукиты удовольствие расходилось осязаемыми волнами, так что Чехо бы так и лежал с ними двоими в обнимку до скончания времен, если б мог.       Но такой роскоши у них, конечно, не было. Максимум, который они могли себе позволить - пообедать вчерашней паэльей (или позавтракать, потому что проснулись все трое ближе к часу дня) и вернуться в постель, не выходя из спальни до глубокого вечера. Утром Чехо нужно было быть в Мадриде, да и Луките не стоило отлынивать от тренировки, даже несмотря на то, что он просто прекрасно смотрелся распластанным на широкой постели, зазывно приоткрывающим розовые припухшие губы, пока Иван тягуче двигался между его бёдер, целуясь с Чехо так же тягуче и сладко.

***

      Это всё было просто невероятно, осело в памяти золотистой пыльцой, хотелось повторить - Чехо не смущается говорить об этом, когда Лука спрашивает.       Лука почти сразу после того, как они стали встречаться, переехал к Чехо, так что теперь беспрепятственно можно было наслаждаться закатами, сидя в обнимку на террасе. Чехо всегда любил касаться Лукиты, но с тех пор, как вернулись из Барселоны вообще с трудом заставлял себя выпускать его из рук, это было ощущение какого-то изматывающего тактильного голода, пропадавшее только когда Лука оказывался в зоне досягаемости и Чехо мог хотя бы по плечу его хлопнуть или по волосам потрепать. - Предлагаешь съездить на выходные в Барселону? - немного сонно интересуется Чехо, обнимая болтающего в бокале розовое, сладко пахнущее цветами вино, Луку.       Лукита молчит, словно подбирает слова, чтобы рассказать о чем-то Серхио. Почти десять дней прошло с тех пор, как они вернулись в Мадрид. Реал провел ещё один - не такой сокрушительный, как с Барсой, но вполне удачный - матч. Серхио пришлось посветить улыбкой на одном мероприятии, а Лука куда-то мотался по делам своей сборной, в целом неделя выдалась насыщенной, и у Серхио иногда просто не было времени расспросить Лукиту об Иване, а сам Лука о нём не заговаривал, хотя что-то в нём точно изменилось после тех выходных. Он стал нежнее в постели, таким он бывал, когда возвращался из Барселоны или со сборов, но Серхио не сказал бы, что имеет что-то против. Ему нравилась появившаяся едва заметная мягкая податливость в Луките, он с ума сходил от возможности нежить его поцелуями по утрам, прежде чем переходить к привычному обоим жаркому, страстному соитию. - Иво опять смущается, - сердито заявляет Лукита, заставляя Серхио удивиться до глубины души. - Что, прости?       Чехо казалось, что уж это дурацкое смущение и попытки закрыться от него, остались где-то на пороге ивановой спальни, где развеялись дымкой за ночь проведенную вместе. - Он же влюблен в тебя, - вздыхает Лука, оглянувшись на Серхио - на его совершенно неканонично красивом лице читается легкое смятение. - И от этого он в ужасе. Ну, немного. - Немного в ужасе? - Чехо хоть и знает, что момент для смеха неподходящий, удержаться не может, за что получает от Луки локтем по рёбрам. - Да я понял, золотко, понял. То есть он… он что? - Иво не хочет разговаривать, - признается Лука. - Ну, то есть он разговаривает со мной, но… не о тебе, не о том, что было, не о том, что могло бы быть, понимаешь? - Считает ошибкой? - огорчается Серхио. - Серьезно? Это была охуенная ночь. И день… - И вечер, и могло бы повториться ещё сколько угодно раз, потому что ты, я так понимаю, ничего не имеешь против... - Не имею, - подтверждает Серхио, перебивая сердито засопевшего Луку. - Хочешь, я к нему съезжу, поговорю?       Лука молчит недолго, обдумывая предложение. Видимо, припоминает, кому вообще удалось спровоцировать Ивана на все произошедшее между ними. По всему выходит, что Чехо и должен разгребать. - Да, наверное да… Только давай на следующей неделе, ладно? - Ладно, - Чехо чуть крепче обнимает Луку и тянет его поближе к себе, чтобы уткнуться в солоно пахнущую макушку носом, поглядывая на скатывающееся за горизонт солнце.       Серхио не знает, конечно, о чем думает Лукита, но подозревает, что об Иване. О том что у них было - прошло серебристой нитью сквозь почти всю жизнь, истончившись, но так и не оборвавшись с появлением Серхио. О том, чего Лука хотел с ним - семьи, детей, спокойствия. Между ними так искрило, было такое притяжение, что Чехо никак не мог понять, почему ничего так и не получилось, почему природа только посмеялась жестоко, оставив Лукиту без надежды на исполнение сокровенных желаний. Во всяком случае, с Иваном. Да и с Чехо тоже - несмотря на то, что Серхио иногда ощущал потребность сердце из груди выдрать, сложить его к ногам Луки, если он только пожелает, если это его порадует или успокоит.       Чехо помнил, как Лукита выл в подушку, заперевшись в гостевой спальне, когда Криш с Лео объявили о своей связи. Острая, сжирающая изнутри зависть обрушилась и на Серхио, но он всё равно перенес это проще Лукиты. Наверное, дело было в том, что Чехо ни к кому не испытывал такой привязанности и нежности, как к Луке, а для него это было пронесенной через годы болью. Серхио тогда сидел рядом с дверью, прижавшись затылком к стене, и сам готов был взвыть от бессилия. И был реально близок к этому, но Лукита всё-таки вышел, прикрыв аккуратно дверь, и сел рядом, прижавшись к боку, поднырнув под руку Чехо.       “Я рад за них, - сказал он тогда, уткнувшись носом Чехо в грудь. - Они оба мне нравятся и я рад за них. Просто зависть - это больно.”       И зависть, и бессилие - всё это болезненно и разъедает душу. Чехо понимал, почему Иван смотрит на Лукиту с неизменной тоской, но сам предпочитал делать Лукиту счастливее так, как мог, всеми доступными ему способами, потому что именно это делало счастливым его самого.

***

      Утро вторника было вполне обычным. Чехо проснулся как обычно раньше - поспать они любили оба, но переплюнуть Лукиту в любви к подушке не мог бы, наверное, никто, разве что коала под седативным, - побродил по дому, умывшись и засыпав кофе в кофе-машину, заодно проверив наличие молока. У Серхио сегодня была тренировка, Лукита собирался на плановый медосмотр, но даже при том, что Серхио собирался подбросить его до медцентра, до выхода оставалось еще два с лишним часа. Вполне достаточно, чтобы вернуться в постель, стянуть с Луки одеяло и, перевернув его, ворчащего, но уже не спящего на спину, опуститься сверху, целуя.       Лукита вспыхивает мгновенно. Сжимает коленями бедра, запустив руки в волосы Серхио, тягуче-плавно выгибается под ним, прижимаясь всем телом, которое срочно необходимо избавить от одежды - Серхио справляется с этим за несколько секунд, - и зацеловать. На это уходит намного больше времени, потому что начинает Чехо с выпирающих косточках на лодыжках, неторопливо поднимаясь выше, выглаживая раскрытыми ладонями и целуя крепкие икры, почти трогательные коленки, нежную внутреннюю сторону бёдер, тазовые косточки, впадинку пупка, твердые розовые соски, прежде чем доберется наконец-то до подставленной шеи, трепетно прикасаясь губами к золотистой, вкусной коже.       Лука благосклонно принимает неторопливую ласку, не подгоняет, не задает свой темп, даже не провоцирует - только руками в ответ скользит по плечам, шее и затылку, и отзывается негромкими, чувственными стонами.       Внутри он шелковистый, горячий и тугой, сжимает пальцы Чехо, прикусывая нижнюю губу от удовольствия, когда Серхио мягко потирает простату. Длинные пальцы впиваются в простынь, Лука вздрагивает и стонет так, словно вот-вот кончит, а Серхио словно по щелчку окатывает таким ярким, до дрожи доводящим возбуждением, что впору задуматься о том, что у него на Лукитины стоны рефлекс выработался, как у собаки. - Хочешь, я тебя вылижу? - предлагает Серхио, кружа пальцами по кромке расслабленного входа, едва проникая внутрь податливого, горячего тела. - Трахни сначала, - невнятно предлагает Лукита, двинув бёдрами в попытке насадиться на ускользающие пальцы. Его член оставляет на коже блестящие капли естественной смазки и выглядит таким твёрдым, словно Лука действительно собрался кончить прямо сейчас. - Я всё равно долго не вытерплю…       Презервативы, кстати, переехали в дальнюю “на всякий случай” полку. Это тоже добавляло каждой близости остроты и сладости, Серхио, каждый раз, приставляя головку члена к расслабленному кольцу мышц, внутренне сдыхал от восторга, чувствуя отчетливо и ярко, как Лука принимает его, сжимая внутри. - Тебе что, непристойные сны снились, золотко? - мурлычет Чехо, медленно толкаясь в Лукиту, слегка пережимая его член у основания. - Не более, чем обычно, - почти слитно выдыхает Лука, с блаженным стоном скрестив лодыжки у Чехо на спине, и оба пропадают на какое-то время, сливаясь в каждом движении, стоне и поцелуе.       После того, как обоих укроет истомой, вязкой и сладкой, сил шевелиться совсем не остается - Серхио гладит прильнувшего Лукиту по спине, целует в макушку, сжимает крепкую круглую задницу, перебарывая желание потрогать пальцами влажную от его спермы ложбинку между ягодицами - так утро могло бы слишком затянуться.       Но всё идет по плану - завтрак, в котором Лука участия не принимает, потому как собирался сдавать кровь, торопливые поцелуи в прихожей, а потом - короткие, привычно-нежные в машине, когда Чехо высаживает Лукиту у нужного здания.       Лука клятвенно обещает написать, как закончит, хотя вероятность, что тренировка закончится раньше и Серхио успеет забрать его, ничтожно мала.       Чехо ещё по пути до медцентра думает поговорить об Иване - в основном потому, что ехать в Барселону не очень хочется, но, судя по предыдущему разговору, приехать в Мадрид Иво откажется. Телефонные переговоры как способ решения проблем Серхио вообще не признавал.       Но как-то не складывается, да и разговор этот вполне может подождать до вечера. После тренировки, торопливо вымывшись и переодевшись, Чехо проглядывает сообщения на мобильнике, убеждаясь, что Лука как обычно забыл ему написать. Уточняет у Семерки, всё ли у него в порядке - всё ли у них в порядке, - потому что Криштиану выглядит… Чехо не может точно сказать, счастливым или расстроенным, но он определенно пиздецки не собран уже почти неделю. Криш снова говорит, что всё хорошо - у него всегда всё хорошо, он в этих отношениях непробиваемая каменная стена, и Серхио начинает подумывать, что спросить у Ивана, всё ли нормально с Лео - неплохой предлог, чтобы завязать разговор. И вовсе не из праздного любопытства, Чехо нужно знать, что ожидать от своих парней и то, что Криштиану уходит в глухую несознанку, ни капли не облегчает ему жизнь.       От мыслей об этом, и вообще о том, как и о чем говорить с Иваном, Чехо отвлекает сообщение от Лукиты - непривычно лаконичное, даже без полутора десятков смайликов. “Заедь за мной”.       У Серхио сердце обваливается в пятки, а следом за ним и вся нервная система, во первых, из-за отсутствия этих долбанных смайлов, которые Лукита вечно пихал к месту и не к месту (ладно, Чехо делал точно так же), а во-вторых, из-за того, что реально времени прошло уже дохренища, и по всем прикидкам Чехо Лукита уже должен был освободиться и упорхнуть по своим делам.       Серхио заруливает на парковку через дюжину минут, остановившись на первом попавшемся месте, достает телефон, собираясь позвонить Луките, но уже через пару гудков тот сбрасывает вызов, а дверь с пассажирской стороны открывается - Лука садится на переднее сиденье, сначала дернувшись к ремню безопасности, но тут же обессиленно опустив ладони на колени. У Чехо сердце колотится в глотке и ему реально страшно смотреть на такого Луку - бледного, испуганного, сжимающего и разжимающего кулаки и явно избегающего смотреть на Серхио. - Любовь моя… - тихо зовет Чехо, наклоняясь поближе, касаясь губами плеча через футболку. - Расскажи.       Лука дергает уголком рта, хмурится, и наконец-то поворачивается к Серхио, выпаливая на одном дыхании: - У меня будет ребенок!       Серхио не переспрашивает и не уточняет, уверены ли Лукитины врачи в этом, в конце концов Лука провел там полдня, уж наверняка не просто так. Значит точно. В голове вообще становится гулко и пусто - ни одной толковой мысли, вообще не единой, кроме: - Лукита, любовь моя, а только у тебя или у меня тоже? - Или у тебя, или у Ивана, - вдруг говорит Лука, снова отвернувшись и откинувшись на спинку автомобильного кресла. - Я… Я вообще не знаю, какого хрена происходит. То есть, мне, конечно объяснили, но... - Ты хоть ел? - осторожно уточняет Чехо, рациональным уголком сознания понимая, что его мозг, кажется, просто решил переключиться с новости, которую никак не мог усвоить, на дела насущные. И очень кстати, потому что Лука мотает головой, не сводя взгляда с лобового стекла. - Поехали домой. Я не очень шарю, но думаю, что тебе надо нормально есть и не волноваться. Правда у нас только замороженная пицца, кажется. - Да похуй, - вздыхает Лукита, передернув плечами и глубже вжавшись в спинку кресла. Чехо не сказал бы, что у него большая машина, но Лука сейчас выглядит очень маленьким и беззащитным. Серхио снова наклоняется к нему, потеревшись носом о висок и легонько приобняв. - А шоколадку хочешь?       Лука кивает, и Чехо дотягивается до бардачка, выуживая оттуда припасенный на всякий случай шоколадный батончик с орехами. - Охуеть просто, - наконец-то отмирает Серхио, вполне переварив обрушившуюся информацию к тому времени, как Лука второй раз откусывает от батончика. - Лукит, это ж просто охуеть! - Не матерись при ребёнке, - Лука, улыбнувшись, оттаивает, фыркнув, когда Чехо запускает ладонь ему под футболку, укладывая на плоский живот. - Про триумвираты слышал?       Чехо задумывается на несколько секунд, прежде чем неуверенно протянуть: - Ну, вроде была какая-то сопливая херня в школьной программе… Романчик там какой-то в выпускных классах на литературе…       Лука смотрит на него с таким непередаваемым изумлением, что Чехо мысленно щелкает себя по носу - опять забыл, что школьные программы у них неслабо отличались. - Короче, я примерно в курсе. Два альфы вместо одного в идеальном бетацентричном союзе… - всплывает откуда-то из недр памяти. - Блядь, я, кажется, писал какое-то сочинение по этому роману…       Из района плеча, куда уткнулся носом Лукита, раздаётся сдавленное хихиканье, а Серхио думает - пускай ржёт, лишь бы не было на его лице больше такого испуга и такой тревоги. - Подожди. То есть, ты хочешь сказать, что у нас с тобои и Иво вот так? Втроем? - новостей на сегодня многовато, и от этой почти выбивает пробки - Серхио кажется, что он перестает уже хоть что либо понимать. Одна константа - у Луки будет ребенок, и это просто охуенно.

***

      Дома Чехо закидывает в духовку пиццу и выгребает из нижнего ящика холодильника все имеющиеся там фрукты - за продуктами он планировал заехать после тренировки, но даже не слишком хорошо помнил, как они добрались домой - Лукита сидел рядом притихший и сосредоточенный, а мысли у Серхио в голове метались как ополоумевшие разноцветные мыши, он никак не мог сосредоточиться на чем-то одном, но и осмыслить всё сразу тоже не получалось.       Лука, переодевшийся в домашнее и зачесавший волосы в хвост, спускается на первый этаж, шлепая босыми ногами по полу, и устраивается на одном из высоких барных стульев, задумчиво разглядывая Серхио. - Ты не рад? - осторожно уточняет Чехо, насыпая глянцево блестящую черешню в глубокую миску и передавая Луките. - Я пока… не могу. Не могу поверить, осмыслить, реагировать. Просто не получается. - Тогда расскажи про триумвираты. И почему… почему никто ничего не заметил? - предлагает Серхио, садясь напротив Луки и протягивая ему блюдце для косточек, а себе очищая банан. - Тебе же наверняка что-нибудь объяснили.       Лучше бы Чехо, конечно, не Лукиту спрашивал, а в интернете посмотрел, потому что Лука объясняет путано и непонятно - сам видимо, слушал вполуха, - да ещё поминутно сбивается то на родной язык, то вообще на английский, заменяя то слова, то целые фразы.       В целом, Серхио и так, конечно, понимал - он, Лука, Иво, вроде бы всё складывалось в правильную картину и объясняло вообще все странности в их отношениях. Больше Лука всё равно ничего толкового не сказал. - А насчет того, что никто ничего не заметил… Да хрен знает, ну вот везучий я, - Лукита, уронив ягоду на столешницу, перекатывает её пальцами, упрямо отказываясь поднимать взгляд на Серхио. - Да и что замечать? Я же постоянно с кем-то из вас, не в Реале, так со сборной, я так понял, мне постоянное присутствие вас обоих не нужно. В смысле, в физическом плане не нужно, - неловко исправляется Лукита, уронив ягоду на пол и ругнувшись по-хорватски. - Чехо, что мы теперь будем делать?       Серхио, пережевывая банан, с удивлением смотрит на Луку. - Закажем что-нибудь на ужин. Уберем все вино под замок. Закажем два билета в Барселону. Дом, наверное, надо побольше присмотреть… - Серхио невольно оглядывается по сторонам, пожимая плечами. - Лукит, любовь моя, ну что ты ржёшь-то?       Лука и правда сначала хмыкает, потом улыбается, а к концу фразы уже хохочет, запрокинув голову - Серхио гладит его по ноге, соскальзывая со стула и подходя ближе - Лука наконец-то смотрит прямо на него, мягко зарываясь пальцами в волосы и притягивая ещё ближе.       Чехо длинно скользит ладонями по крепким бёдрам до тех пор, пока обе руки не устраиваются удобно на ладной Лукитиной заднице. - У тебя всегда всё так просто и понятно, любовь моя, - с мягкой укоризной улыбается Лука, немного наклонившись, чтобы прижаться лбом ко лбу Серхио. - У нас будет ребёнок, - смакует Серхио. Ему определенно нравится, как это звучит, как чувствуется на языке, но Лукита отчего-то снова грустнеет, прикрыв глаза. - Тут все понятно. Не просто, но люди же как-то справляются. - В подавляющем большинстве случаев люди знают, кто отец их ребенка, - вдруг вздыхает Лукита. - Ну, может и не в большинстве, но… - Это тебя беспокоит? - удивляется Серхио. - То есть, если ребёнок не от меня, ты соберешь вещи, бросишь Реал и умотаешь в Барселону? - С чего ты взял? - Лука удивлённо таращится большими тёмными глазами, и отвешивает подзатыльник, когда замечает, что Серхио, пусть и не очень успешно, но пытается сдержать смех. - Тогда не вижу проблем, золотой мой, - Чехо потирает ушибленную макушку и отходит на безопасное расстояние, предварительно чмокнув Луку в уголок губ. - Я тогда просто за Иваном очередь займу.       Ругающийся на хорватском и ржущий Лукита - именно то зрелище, которое Чехо любит наблюдать на своей - их общей - кухне.