Regret

Сколько прошло лет? Это было совсем недавно, а, может быть, прошло уже несколько долгих лет. Вспоминая события той осени, Мераб всегда встречает их с улыбкой. Должно быть, время меняет тебя, и когда-то причиняющие боль эпизоды, четко запечатлевшиеся в памяти, теперь становятся причиной широкой улыбки, иногда даже смеха. После некоторого времени, проведенного в Бельгии с самим собой, Мераб понял, что ему нравится здесь. Тут легко -- он может быть тем человеком, который многократно являлся к нему во сне, когда перед сном он мечтал о свободе, которую показывали в телевизоре или в отрывке фильма на Youtube. Быть далеко от дома, знакомых, друзей, семьи - все, о чем он мечтал с того самого дня проб, который подарил Мерабу новую мечту, вершину, на которую он поклялся подняться, чего бы это ни стоило. Новые ощущения, прикосновения, вкусы, люди и воздух вскружили этому молодому человеку голову на много месяцев вперед, - и вот он смотрит на свою жизнь, не веря, что когда-то боялся всего, что преподнесла ему загадочная судьба, когда он покинул Грузию… Но было бы ложью сказать, что он не хотел вернуться. Каждый Божий день он зажимал в ладони висящий на шее крестик, вспоминая каждое имя и лицо, скучая и моля Всевышнего сохранить их благополучие. Никто не знал, куда он уехал, кроме брата, который помог Мерабу совершить этот нелегкий поступок. Мать, по словам брата, горевала, но тот уверял женщину, что ее младший сын в целости и сохранности и все к лучшему. Так было нужно. Ничто не могло заставить его броситься назад, в старый Тбилиси, стоявший на горах, как грустный старик, с историей длиннее, чем у многих собратьев, окружавших его с разных сторон. Но как же он красив, родной и морщинистый, готовый простоять так же еще много лет. Возвратиться туда было выше сил юноши, но судьба решила отправить его в место куда более невыносимое, вызывающее страх. - Знаю, что ты строго решил не приезжать обратно, но, Мераб, я выхожу замуж! Этот голос, как голос совести, вызывал в нем лишь сострадательные и нежные эмоции, отвертеться от которых было сложнее всего. - Мари, любимая. Как я могу приехать туда? Не могла кого-нибудь из Кахети себе найти? - Мераб, прошу тебя! - умоляющий голос Мари, готовый вот-вот сломаться, звучал эхом. Мераб цокнул языком и тяжело выдохнул. - Твою мать, чтоб этот Батуми в воду утонул! Когда перед его глазами появилась сине-зеленая вода, Мераб тяжело вдохнул морской воздух. В детстве он всегда мечтал приехать в этот портовой город. Отец обещал много раз, но так и не сдержал слово. Однажды так нужный Батуми стал пунктом на карте, где Мераб хотел бы побывать меньше всего, сразу после столицы - его старого дома. Парень слишком сильно дорожил Мари, чтобы не приехать на такое большое событие в жизни его бывшей девушки. Она оставалась светлой точкой в воспоминаниях о былых временах, поддерживающая и оставшаяся ему другом до последнего. - Спасибо. - Если что-то нужно, вы мой номер знаете. Звоните, - подбородком указывая на телефон на столе, говорит владелица квартиры. Не нужно бояться. Всего два дня - и обратно, в любимую Бельгию. - Дато не знает, что ты тут? - Ты что, совсем? Если узнает, убьет! Дым бельгийских сигарет растворялся в раскаленном воздухе августа. Жара не спадала ни на секунду, влажность была на максимуме. Мераб и Мари потели, просто сидя на подоконнике и подглядывая за прохожими. - Он хороший. Два года за мной ухаживал, - улыбаясь, рассказывает она, - а я все не отвечала ему. Не знаю, как он меня терпел. Все время в Тбилиси приезжал. Увидишь, он тебе понравится. - Не могу тебя здесь представить. Небесные оттенки красного отличались от всех других, которые Мераб видел до этого. Батумская ночь наступала медленно и плавно, разливая по небосводу разноцветные краски, которые отражались на морской поверхности, как в зеркале. Вода была спокойной. Таким себя представлял Мераб, когда молился, - отстранённый и невозмутимый. - Тут хорошо. Но зимой, может быть поедем ко мне. Сыро уж слишком, ты же знаешь, - тушит сигарету темноволосая, потянувшись к телефону. В маленькой комнате она выглядела совсем молодой - такой, какой Мераб ее помнит. Целуя парня в щеку, она будто бы все еще пытается удостовериться - правда ли это, тут ли он, или все это сон? Искупавшись в прохладной воде, Мераб садится на каменный пляж и смотрит во тьму. Где-то далеко видна светящаяся точка, похожая на корабль. Небо цвета смолы затянуто до самого края, а только недавно видневшиеся горы Кавказа сейчас скрыты от любого взора. Слышится музыка, доносящаяся из разных ресторанов, расположенных на набережной - некоторые из мелодий грузинские, другие же - молодежные песни, русские, либо английские. Таким он себе Батуми и представлял: каждый найдет что-то свое. Зеленый свет фонариков, красиво падающий на зеленые пальмы, посаженные вдоль бульвара, выделяют деревья из темноты еще сильнее; отовсюду слышны разные языки - людей больше, чем может поместиться в таком маленьком городе. Ничто здесь не было похоже на того самого старика Тбилиси, и уж тем более на Бельгию, спокойную европейскую страну. - Гагимарджот, генацвале! Тост идет один за другим. Вот она - Аджарская свадьба, с кучей народа и еды, которой точно можно прокормить сотню голодающих людей за стенами этого свадебного зала. Включается “Картули”, и на танцпол выходит жених с невестой. Каждый мах нежной руки Мари, как и полагается достойной национальной грузинской танцовщице, наполнен легкостью, чего не скажешь о ее партнере - Мераб моментально замечает, что мужчина танцует лишь пару раз в год: на свадьбах и днях рождения. И все же, как прекрасно они выглядели вместе! Красивая, настоящая пара. Сложно было поверить, что эта повзрослевшая девушка когда-то каждый день танцевала с ними “Аджарули”. - Мы ждем тебя завтра, второй день, не забудь, брат! - перекрикивая музыку, предупреждает Мераба жених, крепко его обняв. Мари улыбается и целует друга в щеку, не сводя с него взгляда. Мераб машет им рукой и быстро спускается вниз, на первый этаж. Парень совсем забыл это чувство - быть в кругу своих людей, любящих пить и танцевать до самого утра. Как долго он не танцевал! Это не сравнить с клубной музыкой, под которую он сходил с ума в Бельгии. Кровь кипела в жилах, тело покрывалось мурашками, стоило только услышать первые нотки “Шалахо”. И вот, Мераб уже танцует, забывая все клятвы, дававшие самому себе. Эта ночь не могла закончиться только этим. К полуночи город должен был стать тише, но нет - людей, гуляющих и распевающих песен было столько же, сколько и в более ранние часы. Можно было подумать, что Батуми не спит. Несмотря на то, что было нечем дышать, Мераб, весь потный, продолжал бродить по маленьким улицам, рассматривая новостройки и старые домишки, построенные еще во время СССР, и всеми силами пытался их запомнить. Затуманенный вином разум уж вовсе забыл, почему ему так не хотелось сюда приезжать. Нужно было покурить. Поднеся бельгийскую сигарету к губам, Мераб присел на лавочку у неизвестного ресторана, трогая другой рукой карманы брюк и пиджака. Зажигалки как и не было. - Держи, брат, - щелкнув огоньком от черной зажигалки, говорит чей-то голос. Мераб затягивается и поднимает голову. Теперь он вспомнил причину. - Мераб? Лучше бы он не курил сейчас здесь, а был где-то далеко, у себя в квартире в Бельгии, с каким-то незнакомцем. - Иракли? Эмоции нахлынули, как внезапно возникшая в спокойном море волна. Те же глаза, тот же шрам на щеке, те же черные волосы, седина которых только-только давала о себе знать. Даже пурпурная (но уже другого фасона) сорочка, облегающая тело, по-прежнему выглядела бесстыдно идеально. Мераб был уверен, что со стороны он выглядел точно так же, как Иракли - шокированный и вспотевший - то ли от жары, то ли от волнения. - Что ты… Ты откуда тут? - слова давались ему сложно. Иракли будто увидел призрака прошлого, похороненного много лет назад. - Мари пригласила на свадьбу, - откуда взялся этот твердый голос, Мераб не понимал. Учитывая ситуацию, прямо в этот самый момент он должен был убегать подальше отсюда, но парень до сих пор сидел с сигаретой в руке, снизу вверх глядя на свое прошлое. - Иракли, ну что ты стоишь, пойдем уже! - Мераб не обращал внимания на голос, принадлежавший девушке, не прерывая зрительного контакта ни на секунду. Первым сделал Иракли. - Лика, ты поезжай… Я тут… Потом приеду! - О, только недолго, а то дети одни. Дверь машины хлопает, и он снова поворачивает голову, на этот раз разглядывая слишком спокойного на первый взгляд Мераба, одетого в черные брюки и сорочку, с ног до головы. Иракли же тяжело дышит и бледнеет, не зная куда себя деть. - Хочешь выпить? - Ты приглашаешь? Улыбка, которая заставляла Мераба дрожать в коленях, совсем не изменилась. - Я встретил Дато год назад. Он сказал, ты уехал недавно. Сказал, понятия не имеет, куда. - Научился, значит, врать, ублюдок, - делая глоток красного, заметил Мераб. - Ты молодец. - Да? - Сумел выбраться со дна. Я ценю это, - настороженно говорит Иракли, не отрывая глаз с кучерявых волос парня, стоящего напротив. - Я не хотел до последнего. Противился. Но Дато меня убедил. - Хорошо. - Кто у тебя? Сын или дочка? - Два сына, - с улыбкой отвечает Иракли. - Лео и Деметре. - Ва, Лео это в честь Месси? - Не знаю, жена так назвала, - отмахнулся черноволосый, отводя глаза впервые с начала их разговора. Врет. - Ясно. - Где ты теперь? - заинтересовано спросил Иракли, так и не притронувшийся к вину. Ему это было и не нужно: он опьянел в тот момент, когда встретился со своим прошлым, сидящим на лавочке. - Я пойду. - Подожди, - сжав руку Мераба, держащую купюру, резко остановил его парень, а потом так же резко отпустил, виновато отводя глаза. - Дай хотя бы тебя проводить? В три часа ночи Батуми устал и задремал всего на несколько минут, пока все не вернутся на переполненным загорелыми людьми улицы. С окраины слышался вой собак и чей-то истеричный смех. Улица, по которой они шли, пустовала и - о слава небесам - подул бриз, аккуратно целуя оголенную кожу, горячую и влажную. Остановившись у своего временного дома, Мераб бросил быстрый взгляд на открытое окно своей квартиры, улыбаясь собственной глупости. Он думал, что возможность встретиться с кем-то, кого не хочешь видеть, среди всех этих прохожих, так мала, что волноваться было незачем. Но всегда все происходит наоборот: идет дождь, когда на небе ни облачка весь день и его меньше всего ожидаешь; спрашивают урок именно у тебя в тот день, когда ты не подготовлен; подворачивается нога перед самыми важными пробами всей жизни; встречаешь свою первую любовь у ресторанчика в Батуми, втихаря надеясь на это всей душой. - Пожалуйста, не уходи, - тянется за его рукой Иракли, когда тот уже собирается уходить. И юноша соврал бы, если бы сказал, что недоволен таким развитием событий. Мераб хотел этого, посылая всяческие мысленные сигналы в космос или прямо в мысли Иракли. Попроси меня остаться. Попроси, и я останусь навсегда. Попроси, я полюблю Батуми заново. - Не забывай меня, пожалуйста. Когда уедешь обратно - не забудь меня. - Как твоя мама? - Она… Счастлива, - понимая и осознавая свою тогдашнюю ошибку, вспоминая те слова, отвечает Иракли - в голосе его боль и сожаление. Он готов был провалиться вглубь Ада, лишь бы не чувствовать эти давно забытые ощущения и сомнения. - Хоть кто-то счастлив. Целовать его было глупо, однако Мераб только и думал об этом с первой секунд их встречи. Но сочные, как спелый виноград “Одесса”, губы Иракли накрыли его собственные, и никакие застолья, еда и люди не могли сравниться с тем родным чувством, которое дарил этот поцелуй. Такого страстного Иракли он и помнил. Вот он задыхался перед ним, как мальчишка, как тогда, трогая Мераба за деревьями и камнями, далеко от осуждающих глаз. - Возьми это, - достав из кармана брюк коричневый кошелек, говорит Иракли утром, собираясь уходить. Он достает золотую маленькую сережку, пролежавшую в этом старом кошельке Бог знает сколько времени, и протягивает ее Мерабу. - Зачем? - Чтобы ты не забыл. - Я бы не смог, даже если бы очень захотел, и не нужна мне для этого чертова сережка, идиот. - Все равно возьми, - сунув Мерабу сережку через силу, настоял Иракли. Как же сверкали его глаза от наступающих слез. - Ты молодец, - напоследок сломлено повторяет Иракли и захлопывает за собой дверь.

ადამიანს ღუპავს არა დიდება, არა ცოდვათა სიუხვე, არამედ- მოუნანიებლობა და გასასტიკებული გული.