Дорогой Брат

      Дорогий Братик,       Рука Недзуко замерла над листком бумаги. Она даже не знала, что и написать. Сколько лет уже прошло с тех пор, как она в последний раз писала письма? Пятнадцать? Может даже и больше. В голове со временем всё смешивается.              «Сейчас две тысячи девятнадцатый год, и с тех пор, как я присоединилась к отряду убийц демонов, прошло уже больше сотни лет. Почти шестьдесят лет назад я вас видела. Здания теперь стали выше, и на другой конец света можно добраться меньше, чем за день. Если бы ты всё ещё был со мной, то, скорей всего, всё это возненавидел бы. Я же помню, как ты реагировал на Токио на нашей второй миссии».              Письма для Недзуко были своего рода механизмом преодоления сложностей. Способом дать волю чувствам, когда что-то начинало беспокоить. Она откинулась на спинку стула, невольно окидывая взглядом маленькую квартиру и отмечая то, насколько она пуста.              У неё было не так уж и много вещей. Она часто переезжала с места на место и потому брала только самое важное: одежду в сумке с разными мелочами, меч ничирин брата и его чёрно-зелёное клетчатое хаори. Отложив на мгновение ручку, Недзуко направилась на кухню (хоть ей это было и без надобности) и налила себе стакан воды. Ей не очень-то и хотелось пить, но прохладная жидкость, стекающая по горлу, освежала.              «Быть демоном в современном мире нелегко. Каждый раз, когда я выхожу в люди, мне приходится прятать свои когти, к тому же, много не поговоришь — люди могут увидеть клыки. Городские легенды, вращающиеся вокруг демонов, практически изжили себя, и, думаю, осталась лишь я одна. Последний демон, которого я нашла около семи лет назад, прятался в доме глубоко в лесу где-то в Китае, заманивая к себе людей. Я ничего от него не сумела добиться, а он на меня напал. Прости, что использовала твой клинок без разрешения, брат».              Корпус истребителей демонов распался около семидесяти лет назад, с началом Второй Мировой Войны. Но к тому моменту отряды уже исчерпали себя, выполнив свою цель — убить Музана, а затем выследив демонов почти на всей территории Японии. Так что имело смысл просто распустить организацию. Недзуко, однако, продолжила дело, воплотив в себе их духовное наследие. Она путешествовала повсюду, выискивая запрятавшихся демонов и даже выезжала за пределы Японии, чтобы отыскать их. У каждого находимого демона, неважно каким могущественным он был, она также брала образец крови, продолжая наследие Тамаё. То самое наследие, над которым Танджиро трудился до самой своей смерти.              Она продолжала искать лекарство от демонизма.              «Сейчас «век информации», и это название вполне себе уместно. Мир развил огромную сеть для обмена информацией доступной, буквально, на кончиках пальцев. Человек в Европе может поговорить с человеком из Японии одним нажатием кнопки. Можно получить ответ на любой интересующий вопрос, просто посмотрев на экран. Но как не иронично, отыскать там лекарство я не сумела. Думаю, из всех живых только лишь я знаю правду о демонах, и никакой толковой информации, кроме городских легенд, о нас нет».              Тамаё погибла в битве с Музаном, но лекарство, которое она изобрела, оказалось неполноценным. Проснувшись, Недзуко была по-прежнему похожа на демона, владела их способностями, но, тем не менее, могла появляться на солнце. Единственное различие состояло в том, что она буквально чувствовала, как изнутри, из сознания, испарилось облако, мешающее функционированию когнитивных способностей. У неё по-прежнему были когти и клыки, а также её искусство кровавого демона. Она могла находиться на солнце, раны мгновенно заживали, и от запаха человеческой крови текли слюнки… впрочем, голод она уже давно пересилила.              «Порой мне кажется, что всё это бессмысленно. Я не смогла воссоздать ничего эффективнее прототипа лекарства, которое Тамаё изложила в своих пометках. Я уже давно использовала все образцы крови Высших Лун, которые мы тогда добыли, и сейчас у меня осталось что-то около капли крови Музана. Я не решаюсь её изучать, пока не буду полностью готова. А до тех пор я изучаю современные науки и биологию, чтобы самой во всём разобраться и узнать, как правильно работает лекарство. Но это очень сложно. За все эти годы я сменила столько личностей… каждый раз меняла их, когда казалось, что на меня кто-то вышел. И каждый раз приходилось начинать всё сначала. Я так устала убегать».              Недзуко взяла листок и книжку, чтобы писать на ней, и вышла из квартиры. Ей нужно было глотнуть свежего воздуха, и ближайшим подходящим для этого местом была крыша. В качестве меры предосторожности она прихватила меч ничирин своего брата, спрятав его в своей клетчатой хаори. Квартира Недзуко находилась в центре Токио, в одном из небоскрёбов, так что подъём по лестнице был довольно долгим, но, к счастью, ей не нужно было беспокоиться об усталости.              На крыше было неспокойно, и, как только она открыла дверь, ветерок нежно пробежался по волосам. Недзуко глубоко вздохнула, позволяя свежему воздуху наполнить лёгкие. У неё не было такого мощного обоняния, как у её брата, но даже так она чувствовала запах озона. Подобного — из-за увеличения количества автомобилей и общественного транспорта — она за последние пару десятков лет почти что не чувствовала. Она подошла к краю крыши и села, свесив ноги вниз над улицей.              Ей было всё равно упадёт она или нет — будет больно, но она всё равно не умрет. В настоящее время убить её сможет только меч ничирин, и Недзуко была уверена, что у неё под хаори последний в мире экземпляр.              Всё же, возможность убивать других демонов, возможно выживших, была не единственной причиной, по которой меч всегда был при ней.              Положив перед собой письмо, она продолжила писать.              «Иногда я очень хочу сдаться. Мне одиноко. Все, кого я знала, уже покинули меня. В предыдущем я уже говорила об этом, но всё же… последним в тысяча девятьсот девяносто первом году ушел Зенитсу. Ушёл после того, как потерял всех вас. Я даже не могу заставить себя завести какие-то новые знакомства. В медицинском колледже есть люди, с которыми я время от времени общаюсь. Они добры ко мне, и я уверена, что они были бы хорошими друзьями, но я должна оттолкнуть их, иначе они поймут, кто я. Но даже если и не поймут, я не хочу больше вот так терять друзей».              Каждый раз в процессе написания писем Танджиро, Недзуко чувствовала нервозность. В первые годы она писала чаще, в основном, сразу после того, как он умер от старости, но потом стала возвращаться к этой привычке каждый раз, когда умирал кто-то из старых друзей. Сначала Танджиро, потом Иноске, потом Канао и, наконец, Зенитсу. Все эти смерти были для неё тяжелым ударом, а письма - способом излить своё одиночество, потому что больше не с кем было об этом поговорить. Она и сама не стала бы этого делать, но, покуда путаница в эмоциях не стала слишком большой, Недзуко продолжила писать.              «Каждый раз, когда хочу сдаться, я думаю о тебе. Всю жизнь, до самого последнего своего вздоха, ты искал лекарство. Даже когда не мог ходить, ограниченный возможностями своего тела, ты пытался помочь. А всё потому что хотел видеть, как я взрослею… и это меня поддерживает. Даже если тяжело… тяжелее, чем всё то, что пришлось пережить, пока ты был ещё жив, я продолжаю двигаться вперед, потому это было твоей мечтой. И теперь это моя мечта».              По щёчкам Недзуко покатились слёзы. Протянув когтистую руку, она утёрла их, стряхнула влагу на улицу и ухватилась за толстовку в попытке остановить себя и не разрыдаться. Вцепившись в ручку, она поднесла её к бумаге, чтобы закончить письмо.              «Я буду искать, пока не найду лекарство. Даже если это займет ещё сто лет, я буду двигаться вперёд, чтобы однажды состариться и воссоединиться с тобой. Ждите меня, Канао, Иноске, Зенитсу, мама, папа, Ханако, Рокута, Такео, Шигеру… и все остальные. Я надеюсь… что в ближайшее время мы увидимся.              С любовью,       Недзуко».              Отложив ручку, Недзуко какое-то время недвижимо сидела, упиваясь своими эмоциями. Она не позволяла себе так уж часто поддаваться эмоциям, так как обычно это напоминало ей о прошлом, на котором она не хотела зацикливаться. Кроме того, плакала она точно больше, чем когда-либо в жизни. Однако теперь она позволила всем чувствам идти своим чередом. Гнев, печаль, одиночество, безнадежность, сомнение — всё, что она раньше не позволяла себе ощущать. Недзуко глубоко вздохнула, и немного поплакала, давая волю чувствам. Когда слёзы, наконец, закончились, она вновь вздохнула, чтобы успокоиться.              Записка быстро оказалась в руке перед ней. Одной рукой Недзуко цапнула запястье острым когтем, и кровь успела оставить на бумаге лишь каплю, потому что рана вновь быстро, как и всегда, зажила. Активировав своё искусство кровавого демона, она залюбовалась распустившимся багрово-розовыми цветком, мгновенно поглотившим листок бумаги. Глядя на то, как письмо осыпается пеплом, она позволила всколыхнуться всем захороненным глубоко в памяти воспоминаниям о хорошем. Впервые за долгое время Недзуко почувствовала себя довольной и могла позволить себе улыбнуться.